Противоположности

      Орихиме забилась в самый дальний уголок Центрального парка Сейрейтея, чтобы никто-никто не смог отыскать ее и разглядеть ее горьких слез. Обидно, неопытной целительнице было до боли обидно оттого, что поступок, вселивший ей в сердце невиданное поднесение духа, был проигнорирован самым возмутительным образом.       «Почему, почему Шиба-сан так зло на меня смотрел? Разве я сделала ему что-то дурное?»       Бедняжка Орихиме вновь уткнулась лицом в коленки и зарыдала, с трудом пытаясь заглушить в складках хакама свой гортанный крик и спазматические стенания. Обидно, нет, чудовищно обидно сделалось той, кто не требовал себе ни благодарностей, ни вознаграждения, но хоть капельку учтивости к себе она рассчитывала получить от сына спасенного ею капитана.       «Неужели все аристократы таковы? Или все дело в суровом нраве всех синигами, что служили во Втором отряде, давеча совмещенным с Омницукидо? Хладнокровные убийцы, верно, я забыла…»        По ее щечкам побежали крупные градины, которые уже не могла впитать ткань шихакухо, прилипшая солью намертво к коленкам. Уложив боком лицо на эту импровизированную, мокрую, подушку, Орихиме стала бездумно глядеть в ночную темень, притаившуюся в густом лесу. Она успокаивала ее, но не навевала снов. Она обволакивала прохладой, но не остужала горевшую от плача кожу. Она не предвещала в такую пору ничего доброго столь привлекательной девушке, однако той уже было как-то все равно на свою жизнь. Спустя шесть лет учебы в Академии, даже став двадцатым офицером Готэя, Орихиме не хотела ничего, кроме как умереть: от стыда за свою беспомощность и от испытываемой к себе жалости.       Шмыгнув носом, когда слезы были выплаканы без остатка, она невольно задумалась о том, как пали прахом ее мечты стать другой, в корне измениться и стереть из памяти всех даже само воспоминание о ней как неудачнице.       Иноуэ до сих пор с горечью поминала тех ребят, девушек, в особенности, кому повезло стать лидерами ее курса, на которых она смотрела, без преувеличения, как на далеких недосягаемых звезд. Красивые, умные, быстрые, отважные, гордые. Они чем-то смахивали на ту госпожу, что ворвалась давеча в лазарет и едва не разрушила тот до основания, требуя подробностей случившейся беды с ее мужем-капитаном, а также немедленного визита к нему.       — Какая волевая женщина! — вздохнула Орихиме, подумав неизменное: что ей такой никогда не стать.       Леди Шиба выглядела невероятно воинственной, и не такой, как Унохана-сан, с ее припрятанным внутренним стержнем, а наоборот — чрезвычайно яркой, эффектной синигами, по одному взгляду на которую можно было понять: ее не страшили ни высокие стены, ни глубокие овраги, ни самые свирепые синигами, одним из которых являлся ее родной сын.       Орихиме поежилась опять от воспоминаний о том парне. Такой же рыжий, как она, он был отнюдь не солнечный. Взгляд карих глаз глубокий, осмысленный, но не имел ни чуточки участливости. Гордый и надменный — как молодой глава клана Кучики, которого Орихиме однажды, совершенно случайно, встретила в библиотеке, помогая там с уборкой от числа членов Четвертого отряда. Даже мощная духовная сила, заставляющая невольно согнуть головы перед Кучики, не унижала так мааахонького ничтожного синигами-руконгайца, как режущий, полный презрения, взгляд. У младшего Шиба был почти такой же, холодный и пронзающий, точно острое лезвие катаны. Всей разницы — что грустный немного.       Лицо у заплаканной медсестрички внезапно просветлело: точно, наемник получил какую-то неприятную весть от лекаря, очевидно, о смерти кого-то важного для него товарища, а она просто попала ему под горячую руку, зачем-то постучавшись в его поникшую душу еще более шокирующим известием.       Орихиме живо вытерла глаза тыльной стороной ладошек и по-детски закусила губу. Да-да, она сама виновата, что на нее осерчали, а Шиба-сан непременно хороший. Просто серьезный слишком. И смелый. И занятой. И вообще… Румянец мигом пропек щеки Орихиме изнутри: она соврала бы, если бы сказала, что за те несколько минут, что видела Шиба-сана, не успела проникнуться им. Тот являлся привлекательным парнем, под стать своим родителям, словно бы взял от них самые красивые черты. Одни волосы чего стоили: яркие и непокорные, как языки пламени, которые и обжигали зрение, но и не обратить на себя все взгляды не могли.       Орихиме невольно провела рукой по своим спутавшимся от бега и потемневшим от ночи тонким прядкам. До леди Шибы, с ее невероятно богатой гривой, ей было очень далеко, ведь еще шесть лет назад, в ту пору, как сиротой она скиталась по Рукону, Орихиме коротко остригла волосы, дабы избежать насмешек со стороны женщин и привлечения ненужного внимания со стороны мужчин…       — Иноуэ-сан? Иноуэ-сан, вы тут?       Похорошевшая с возрастом синигами вздрогнула, услыхав прежде оклика ее имени хруст веток вдали и уловив меж тех приближавшийся к ней огонек. Она запоздало припомнила. в каком месте находилась, притом одна, как вдруг разобрала знакомое лицо.       — Ямада-кун? Ты? — У нее отлегло от сердца, когда на опушку, где она сидела на каком-то неудобном пне, под светом лампадки в руке ступил ее друг. — Фууух, я думала, что это…       Зрачки у Орихиме дернулись и она заглянула за спину Ханатаро, откуда донесся гул новых голосов. Мужских, не мальчишеских даже.       — Так-так-так, кто это тут у нас? Трусливые зайцы?       На громкий бас, прозвучавшего откуда-то с высокого верху, офицеры Четвертого отряда, не сговариваясь, сбились в кучку. В две пары испуганных глаз они осмотрели вышедшего на них синигами, мощного и мускулистого, в два, а то и в три раза выше и шире их самих. Вида он был не грозного, а жуткого: с кривым шрамом через все лицо, колючими волосами торчавшими в разные стороны, с повязкой на одно око и с дичайшим оскалом. Гулко рассмеявшись, сотрясая окружающий воздух и свою грудь раскатами громогласной забавы, он скрестил руки на груди и с подчеркнутым пренебрежением уставился на парочку детишек перед собой, точно те были малюсенькими муравьями.       — Ну и? Что делают тут два дезертира?!       — Де… Дезертира? — пискнула испуганно Орихиме, но оправдываться вместо нее взялся Ханатаро:       — Мы… Мы, Зараки-тайчо, не дезертиры… Мы, это, солдаты Четвертого отряда и… — Парень опустил глаза пытаясь найти вразумительное объяснение в некой мере той компрометирующей ситуации, в которой он оказался со своей подругой. — Мы… сегодня… патрулируем тут…       — Патрулируют они, ха-ха! — Чужой капитан снова рассмеялся на всю округу. — Во, заливают, да? — бросил он кому-то у себя за спиной, и ребята из Четвертого узрели за сим мощным мужчиной еще несколько синигами — поменьше великана Зараки, но тоже заметно накаченных и вооруженных.       Наперед капитана вышли двое: один лысый, ловивший блики луны своим гладко выбритым черепом, второй — более изящного вида, красотой не уступавший девушкам, но державшим в руке катану не менее воинственно, чем его гораздо мужественный друг.       — Тьфу, так это ж тот слабак из Четвертого, что вечно попадает в переделки, — хохотнул лысый и расслабленно закинул на плечо свой меч.       — Вечер перестает быть томным, — игриво пролепетал его напарник и тоже убрал катану, в ножны.       Ямада рефлекторно сжался весь сам и невольно влип задрожавшим телом в свою подругу. По идее, он, как парень, должен был ее защищать, и, признаться, как-то оно само так получилось, что своей щуплой фигурой Ямада и впрямь прикрывал Иноуэ, однако, на деле, защита явно требовалась ему, уже не раз знававшему «прелести» травли снабженцев офицерами иных, более сильных, отрядов.       — А ну-ка, — шагнул на мальца капитан, не так всерьез пугая его, но порядком развлекаясь от разительной разницы в их росте и весовых категориях. — Расскажи-ка нам, как вы патрулируете здешний периметр? Может, ха-ха, вы нам еще и подсобите?       Ямада звучно сглотнул, чувствуя, как к его пересохшему горлу мигом приклеились все должные слова. Он попятился назад, заставляя поддаться обратному ходу и Иноуэ, а сам, заблеяв что-то уж совсем нечленораздельное, стал «развлекать» офицеров Одиннадцатого бессвязной жестикуляцией.       Мужчины гоготали, наступая на слабого стройной колонной и давя на того своим, и без того неоспоримым, авторитетом. Похоже, удальцы из отряда главных забияк Готэя, и не приметили вовсе за спиной хрупкого Ямады не менее тоненькую, как тростинку, девушку, которая, ухватившись за плечики друга, боялась и голос подать, хоть умом понимала, что ответить надо было. Ситуация закручивалась хуже пружины, вот-вот готовой рвануть вверх, как самый громкий фейерверк.       Противостояние и впрямь дошло апогея, когда парк вдруг резко оборвался на крайнем частоколе кленов и уступил место широкому лугу, еще дремавшему глазами полевых цветов. Рассвет только зажигался, отчего открывшиеся взору просторы украсила прямо сказочная дымка. Порушить ее было бы грешно: хоть звуком, хоть шагом, даже дыханием…       — А ну гони его, гони!!! — прозвучала команда со стороны Одиннадцатого отряда, и Ханатаро, бросив подруге глухое: «Бежим!», уже схватил было ее за руку, как синигами, бросившиеся на них стаей волков, в одночасье ударилась разом о какую-то невидимую стену.       — Как вам не стыдно, обижать Ямада-куна?!       Ханатаро и глазом не успел моргнуть, как рыжие волосы Иноуэ мелькнули у него пред лицом, и защищаемая им девушка заняла место защищающей. Это было и неожиданно, и приятно, и страшно. Похожие чувства испытывала и Орихиме, пораженная эффектом своего спонтанного и, несомненно, глупого, решения, ведь против толпы мужчин ей и противопоставить-то было нечего: асаучи свой она перестала таскать с собой сразу же после зачисления в медотряд. Теперь же, когда на нее уставилось с десяток вооруженных до зубов мужчин, девчушка лишь хлопала ресницами, не зная, что и прибавить к защите себя и своего сослуживца, однако напирать на них прекратили и так, как и гнать с улюлюканьем, как и насмешками сыпать…       — Доброе утро, господа офицеры.       С первой же ноты мелодичного голоса, раздавшегося у Иноуэ за спиной, произошедшее на рассвете «чудо» начало обретать вразумительные черты. Они сами собой сложились в четкий иероглиф цифры «4» на белом полотне капитанского хаори, развивающиеся полы которого подобно крыльям укрыли двадцатого и девятнадцатого офицеров от нападавших.       — Капитан Унохана, — цокнул, не скрывая огорчения, Зараки и вынужденно понизил градус своего шального оскала.       Та ответила ему кивком, но тут же попеняла остальным синигами, пялившимся на нее во все глаза:       — Я, кажется, пожелала доброго утра господам офицерам?..       При содействии скорых увесистых подзатыльников от своего капитана, те дружно ответили на приветствие и испуганно покосились на парня и девушку, находившихся в подчинении Уноханы. Последняя, уловив тревожный блеск в глазах отчаяннейших из воинов Готэя, довольно усмехнулась и ненавязчиво пригладила рукоять занпакто, который носила поверх своего традиционного наряда.       Целительница, будто и не замечая прикованных к ней взглядов, грациозно присела на корточки, изящно откинув край кимоно на поблескивавшую в росе траву и сорвала пару космей, еще не успевших по раннему утру полноценно распуститься.       — Говорят, средь этих нежных розовых цветов встречается одна на тысячу кроваво-красная, стойкая, с обманчиво сладким ароматом и смертоносной сердцевиной… — Безмятежно-голубые глаза медленно подняли взгляд на толпу притихших бойцов, а после резко посмотрели в противоположную сторону от них, на приоткрывшую рот Орихиме, которая, даже забыв как дышать, ловила каждое слово и каждое движение своего капитана.       Зараки хмыкнул в улыбке и, не попрощавшись даже, повернул к себе восвояси. Большинство из его отряда беспрекословно последовали за своим командиром, и только двое из них, видимо, особо приближенные, пристально, сантиметр за сантиметром, исследовали дерзнувшую выступить против них медсестру. С виду — ни рыба, ни мясо, но с симпатичной мордашкой, сейчас она не выделялась абсолютно ничем, но идти поперек истины мудрой Уноханы посмел бы только идиот, а эти двое таковыми не являлись.       — Что ж, поживем-увидим, каким распустится этот цветок, — процедил лысый и повернул тоже назад. Его напарник лишь усмехнулся, вторя высказанной товарищем заинтригованности, и засеменил следом.       Ханаторо и Орихиме в не меньшем изумлении уставились на своего капитана, продолжившую собирать цветы под растекшееся по полю розовое зарево.       — Грядут тяжелые времена, отряду нужны новые действенные отвары, — как бы невзначай проронила Унохана тут же спохватившимся и присоединившимся к ее занятию помощникам, — а Готэю нужны новые сильные синигами. Запомните это, Иноуэ Орихиме и Ямада Ханатаро.       — Хай! — в один голос выкрикнули офицеры и не забыли поклониться учтиво.       О том, что за нелегкие времена ждут их впереди, обоим не хватило духу спросить, однако что-то теплое зажглось в их сердцах с сегодняшним рассветом, и кто-кто, а Орихиме не хотела терять это стойкое тепло впредь.