Противоположности

      Орихиме завороженным взглядом то спускалась вниз, то вновь поднималась вверх, но все равно не могла оторваться от длинного черного лезвия своего образовавшегося из асаучи занпакто. Красивая катана приятной тяжестью давила на руки, радовала глаз серебром, что лентами перемежился с кожаной рукоятью оружия, а дальше пролился на гарду, застыв на той в виде красивого полного цветка, камелии.       ― Цубаки, ― ласково произнес нараспев девичий голос, а вслед за ним и рука Орихиме приласкала самый красивый на свете занпакто. Самый-самый, потому что он ее, собственный.       В душе у юной синигами не преминули зароптать: дух ее меча оказался отнюдь не приветливым существом, к тому же воинственно настроенным против хозяйки. Орихиме густо покраснела, припомнив тот ворох упреков, которые высыпали ей на голову, едва она ступила в свой внутренний мир. Последний выглядел бы невероятно мило со всем его всевозможным обилием самых разнообразных по красоте и запаху цветов, если бы не та «камелия», что занимала главенствующее место в том парке.       ― Еще раз сравнишь меня с цветком ― отрежу уши! ― попенял высокий парень, из отличительных черт которого можно было назвать только жгуче черные глаза и колючую челку им в тон. Остальное же ― всё сплошь, вплоть до самого носа, было сокрыто под одеждами, которые обычно носят ниндзя. ― Я не дурацкая камелия! Камелия дурной знак для воина, а я же не просто воин, я превосходный, я просто демон в бою*, дурья твоя башка! Будешь умалять мою силу и предаваться прежней трусости ― пеняй на себя!       Даже сидя вне своего внутреннего мира, Орихиме съежилась, по тысячному кругу слыша в голове ругательства Цубаки, а еще то и дело проверяя свои маленькие аккуратные ушки на предмет их наличия. Уж больно убедительной показалась угроза ее персонального наемника, хоть и непосредственно служившего ей.       Во всем этом крылась некая ирония: Орихиме столько лет восхищалась бесстрашием бойцов Омницукидо, с замиранием сердца встречала всякий раз каждого из них, более того, ей повезло в буквальном смысле дотронуться до величайшей из них, заполучив на хранение занпакто самой капитана Шихоин… Ранее девушке и в голову не могла бы прийти идея стать, в некотором роде, приближенной к этой касте, а тут тебе раз ― и в душе у нее поселился такой же угрюмый и грубый воин, как молодой Шиба. Да.       Иноуэ глубоко вздохнула. Она не раз вспоминала того парня, что так незаслуженно сорвался на нее в лазарете. Встреться они при других обстоятельствах ― кто знает, возможно, Иноуэ бы восхищалась им так же беззаветно, как и теми, о которых тайком читала в историческом зале библиотеки Сейрейтея. Знай она его раньше, по Рукону или по Академии, ― возможно, и не испугалась бы так сильно ни его полыхающих гневом очей, ни его колких слов, ни всей той манеры поведения, в которой он к ней обращался. Иноуэ снова вздохнула, понимая, что сетовала зря: видимо, таковым было отношение к руконгайцам и слабакам у всех аристократов. И с этой правдой жизни нужно было только смириться; изменить веками сложившиеся традиции и устои бедной девушке не стоило даже мечтать.       И все же нет. Орихиме мотнула головой, снова выпрямилась, сидя в обнимку с Цубаки, ссутулившись до этого под грузом своей задумчивости: ей бы хоть капельку быть посмелее, и отстоять свой голос тогда… Пояснить, что медперсонал лазарета ― те же души со своими проблемами и бедами, и что бросаться из-за дурного настроения на других было бы не только невежливо, но и несправедливо даже…       ― Иноуэ-сан? ― тихо позвали ее, вмиг развивая невольно вспыхнувшие в душе протесты.       Нет, она не революционер, она ― спасительница больше. И эта роль ее вполне устраивала, как и общее положение вещей. Отодвинув того хамовитого Шибу на задворки своей памяти, Иноуэ прильнула к лежавшему в палате Ямаде. Собственно, ради его пробуждения она и заглядывала сюда по сто раз на дню.       ― Ямада-кун, ты как?       ― Хорошо, ― смело кивнул ее перевязанный по всему торсу и рукам товарищ. Раны его, на диво, не болели, однако чувство у Ханатаро было такое, что проспал он не одни сутки. ― Иноуэ-сан, как долго я…       ― …почти четыре дня, ― тепло улыбнулась ему подруга, ― а если сказать «три, с маленьких хвостиком» ― то получится еще меньше, так?       ― Так, ― кивнул Ханатаро и зацепился взглядом за серебряную рукоять незнакомого ему доселе занпакто. Тот, как раз, блеснул ярко в солнечных лучах, что падали на кровати пациентов левого крыла лазарета в послеполуденную пору. ― Камелия, как красиво, ― пробормотал парень, но маленькая ладошка его подруги поспешила лечь ему на рот.       ― Не нужно, Ямада-кун, он не очень любит, когда его ассоциируют с цветком. Цубаки настаивает, что у него в имени иные кандзи, что он ― воин, а не «роза».       Орихиме смущенно пожала плечом и уставилась на друга в ожидании ответа.       ― Ну, если считать то, что он отразил самого капитана Зараки, то, безусловно, твой меч прав.       Щечки у Орихиме заалели теперь. И не столько из-за смущения от похвалы своему занпакто, как от поворота в разговоре к тем событиям, что произошли в саду Уноханы-тайчо.       ― Ты прости, Ямада-кун, ― прошептала ученица последней и виновато склонила голову, ― оказалось, это была идея Уноханы-сан свести тебя вновь с Одиннадцатым отрядом, чтобы я бросилась тебя защищать и не просто от офицеров, а от их капитана, тем самым высвободив наконец свой занпакто. Прости, Ямада-кун, ― Иноуэ поклонилась еще ниже, ― я прошу у тебя прощения за всех, кто был частью этого сговора, в том числе и за себя, ведь пусть ненамеренно, но ты пострадал из-за меня.       Ханатаро смутился, казалось, еще больше: долгое время он не мог и слова выдавить из себя, но потом таки выдал:       ― Я догадывался об этом. Уж больно поверхностными ударами были все атаки Одиннадцатого. ― Ханатаро сглотнул. ― Но это ничего. Я рад, что пускай и в такой способ, но тоже помог тебе.       ― Очень сильно, ― закивала подруга и коснулась краешка рукава его больничной одежды. ― Спасибо.       Орихиме рассеянно почесала макушку, порушив тем самым скрученный пучок, который, к слову, не прикрывала шапочка медсестры. Да и одета была девушка, несмотря на еще ранний час для окончания работы, в стандартное шихакушо синигами, а не в униформу работницы лазарета. Орихиме рассмеялась:       ― А я могу признаться, Ямада-кун, что я даже немножко уже отомстила за тебя. Да, хе-хе, ― сорвалась она на истеричный смешок и судорожно спрятала за спину задрожавшие руки, ― Унохана-тайчо приказала выделять по два часа из моей смены на тренировки в Одиннадцатом отряде, чтобы отточить отражающую силу Цубаки на самых мощных солдатах. Так вот вчера досталось Мадараме-сану. Я так и сказала, что это ему за тот грех, когда он посмел ранить более слабого синигами. На что он стал возражать мне, мол, действовал он исключительно по приказу капитана Зараки. А капитан Зараки, услышав это, вызвал его на поединок, чтобы «укоротить кое-кому длинный язык». Да-да, так он и сказал, а мы с Аясегавой-саном долго смеялись над этим, смотря как эти двое стали рубиться не на шутку…       Ханатаро усмехнулся лишь уголками губ: затараторившая Орихиме выглядела еще краше обычного. В порыве увлекательного пересказа пережитого ее глаза блестели точно звезды, а всегда алый от стеснений румянец ныне был нежно-розового цвета: девушку окрашивала восторженность.       ― Тебе там понравилось, Иноуэ-сан? Тебя никто не обижает там? ― полюбопытствовал парень, хоть и понимал, что на эти вопросы ему не нужны были ответы. Выражение сияющего лица двадцатого офицера, прежде затюканного всеми и вся, а ныне заметно расправившего плечи, говорило само за себя.       ― Они не такие уж плохие, ― кивнула рыженькая, но, приложив пальчик к губам на мгновение, подмигнула своему товарищу: ― Однако в нашем Четвертом все-все намного лучше! Потому я быстро вернусь.       Простившись с Ханатаро, Орихиме с Цубаки за спиной, быстро побежала через главные ворота родного отряда на центральную, зацикленную по кругу, улицу Готэя: подчас так было быстрее всего добираться до некоторых отрядов, ведь в сюнпо девушка по-прежнему не блистала. Впрочем, воодушевленная догнавшими ее после Академии успехами по кэндо, Орихиме, пускай и немного дерзко, но позволила себе подумать, что когда-то сумеет догнаться и в поступи. С приобретенной уверенностью, шедшей словно бы в пару к занпакто, двадцатый офицер во многом чувствовала себя более оптимистически настроенной чем прежде. Единственный минус для ее роста как воина заключался в ее работе в медотряде, однако как уже заявила Орихиме: она любила свой Четвертый отряд. Многие члены из него прочно повлияли на ее судьбу и, признаться, она уже не представляла ни жизни без них, ни той черной неблагодарности, с которой она могла бы бросить своих товарищей ради чужого отряда, ради чужой семьи, ради чуждых ей душ. Как например, в Одиннадцатом.       ― А вот и Орихиме-чан!       Иноуэ приходила сюда на тренировку уже четвертый день подряд, а ее появление по-прежнему вызывало фурор среди тамошних бойцов. Это было неудивительно, ведь практически весь этот отряд состоял из мужчин, а средь мужчин такая пышногрудая красавица, как Иноуэ, не могла не пользоваться популярностью.       ― А ну хлебала все позакрывали быстро! ― заткнул улюлюкающей братии рот появившийся на горизонте третий офицер Мадараме.       Поговаривали, его негласно назначили телохранителем гостьи из Четвертого, и по количеству сломанных новоявленным ухажерам носов в первый же день, можно было сказать, что с заданием Мадараме справлялся на отлично.       ― Ну че, цветочек, что сегодня будем отрабатывать? ― уточнил Иккаку у девушки, вызвавшись быть для нее еще и учителем по зандзюцу, поскольку капитан не тратил свое время на не окученных бойцов, предпочитая разминать кости с кем-то поматёрее, вроде Ичиго из Второго.       Орихиме, как всегда, жутко смущаясь пристального мужского внимания, а также придуманного ей сим старшим офицером прозвища, что-то муркнула нечленораздельное.       ― Ась? ― лысый закинул на плечо синай и сдвинул брови. ― Каши мало ела, что ль? Докладывай, как бойцу положено ― громко и внятно!       ― Брось, Иккаку, наша красавица сказала, что хочет попробовать снизить отталкивающую силу меча. Что непонятного?       ― Тоже мне переводчик, ― буркнул Мадараме, скосив око на своего закадычного приятеля. ― Раз такой ушастый ― вперед, первый удар за тобой.       Юмичика хвастливо вздернул нос, улыбнулся самодовольно и, отбросив мешающие прядки с лица, вытащил свой занпакто из ножен. Толпа, собравшаяся на отшибе полигона, оживленно загудела, предвкушая новое представление, а то полеты Иккаку, которого отбрасывал меч рыжей красотки, уже порядком приелись. Иное дело ― пятый офицер: вроде бы с виду барышня барышней, но фехтовал он так же ловко, как и его друг да капитан, правда, действовал более тонко, не сгоряча. Более того, Юмичика отличался хитростью, поскольку считался отличным аналитиком. К тому же, эстет до кончиков ногтей, он пытался даже из самой банальной драки сделать зрелище, причем зрелище в главной роли с собой. На памяти отряда, пятый офицер Аясегава пока еще ни разу не проиграл.       ― Ну что, принцесса, приступим? ― сделал он пригласительный жест для Орихиме, но та, вместо того, чтобы обнажить свою катану, попятилась вдруг назад.       ― Может не надо, а, Аясегава-сан?       Юмичика невольно взметнул брови. Видя изумленное лицо друга, Иккаку, опиравшийся локтем на синай звучно хрюкнул от смеха, на что Юмичика недовольно поджал губы. Он и так был расстроен внезапным отказом девушки.       ― Хех, меня ей не жалко значит, ― пояснил ему Иккаку, ― а тебя значит боится потолочь…       ― Ах вот оно что, ― расцвел Юмичика и приободрил Орихиме: ― Не бойся, я смогу отразить удар.       Мадараме лишь глаза закатил, но более изящный противник играл на руку всей методике обучения внезапной мечницы: не желая того ранить, она могла поймать ту самую грань контроля своего меча и обуздать отражающий эффект, чтобы позволить лезвию вдоволь насладиться и звуками боя. Именно этого желала сама Иноуэ. Именно этого, как призналась сама хозяйка Цубаки, требовал от нее и ее дух занпакто. Именно этого требовали от третьего офицера оба Кенпачи ― первая и последний: им чрезвычайно важно было получить мастера фехтования из этой девчонки, а не уникального синигами, способного отразить абсолютно любой удар, включая неистовую атаку истинной силы Зараки.       ― Уоооооооо… ― мимо Иккаку пролетел аки чайка и его верный товарищ.       Лысый сплюнул на сторону. Краем уха слушая смех отряда за спиной, вполглаза наблюдая за закудахтавшей над Юмичикой рыжей медсестрицей, в голове у Мадараме, воспитавшего не одно поколение мечников, тупой иглой заколола лишь одна досадная мысль: эксперимент не удался, а значит, ему нужно было искать новый способ, который помог бы направить строптивую силу этого цветочка в верное русло и принести большую пользу. Готэю не нужны были щиты, он испокон веков нуждался в мечах, а в мощных мечах ― особенно.       ― Что-то шумно у вас сегодня, ― на плечо третьему офицеру Одиннадцатого легла крепкая ладонь, и в глазах того через миг стало невыносимо ярко от жгуче-рыжего цвета чужих волос. ― Что-то интересное придумали?       ― Ичиго! ― Иккаку, на которого буквально пало с небес мгновенное озарение, закинул руку на плечо старому приятелю. ― Слушай, хочешь потягаться с тем, кто во много раз тебя превосходит?       ― А че, Зараки тут? ― Шиба воровато оглянулся: не то чтобы Кенпачи он побаивался, но заявляться с разукрашенной рожей на экзамен не очень-то хотелось даже такому драчуну, как он.       ― Да нет, ― в глазах Иккаку заплескалось лукавство, ― с кем-то намно-о-ого интереснее.