Противоположности

      Орихиме клевала носом за столом, над пиалой с рисом, которую упросила дежурных в столовой взять с собой в комнату. Ей нужно было доесть. Аппетита не было, а вот желания поспать — с лихвой: она трое суток не спала, то есть все то время, пока Шибу-младшего пытались поставить на ноги.       — Надо поесть, а то я тоже свалюсь без сил, — попыталась хоть так заставить себя девушка. Однако поддев хаси пару зернышек, рука так и застыла навесу, а сама Орихиме легла щекой на столешницу: в мысли не лезла никакая еда, даже о сладостях она напрочь забыла. Пред глазами стоял только он. Вернее, не стоял, а лежал — распластанный, бездыханный, до жути померкший, мертвый.       Оставив палочки, Орихиме скрестила руки на столе и заплакала в них. По-глупому, конечно: все ведь обошлось более или менее, даже более, если учитывать их скомканную помолвку, если учитывать, что у нее будет еще предостаточно времени насмотреться на него — такого яркого, живого.       В животе у расстроенной невесты жалобно заурчало: желудок подыграл плачу, но его никто не расслышал. Орихиме с опаской прислушивалась к себе, к тому ноющему ощущению в середке, к тому ухающему чувству в сердце, и тяжести в груди, и тянущей за все жилы боли… Она снова расплакалась. Она не знала, что происходило с ней. Раны после жуткого экзамена быстро заросли стараниями Уноханы-тайчо. Ко всему, Орихиме впервые попыталась залечить саму себя: это тоже, через неудобства, но удалось сделать. Так что тогда не так? Что за шрам засел внутри, сшитый суровыми нитками? Девушка в который раз оттянула ворот своего косодэ и осмотрела себя на предмет не заживающих ран, но все, как и прежде, было в порядке. То, что беспокоило ее, мучило из глубины, а медсестра не знала от этой странной хвори нужного лекарства.       В дверь громко постучали, явно не женским кулачком. Двадцатый офицер подпрыгнула с перепугу и опрометью бросилась открывать. Вдруг что-то опять случилось?       — Орихиме.       — Шиба-сама???       Нывшее сердечко трепетного офицера так и рухнуло в самые пятки.       — О-о-ой, — схватилась она ладошкой за рот. — А почему вы… А зачем… А как вы… — тысячи вопросов полезли из него, хорошо, что еще больший поток ненужностей она все-таки прикрыла.       — У тебя уплотнилась реяцу, — не спрашивая, уточнял он. Бесцеремонно сунув нос поверх головы хозяйки, аристократ осмотрел ее крохотную комнатушку в два татами с минимум удобств для жилья и пренебрежительно хмыкнул. Не давая оценки условий проживания в бараках для низшего состава офицеров, он покосился на девушку, что была на целых две головы ниже него. — Я нашел тебя по ней, — будто и не прерывал он беседу. — Собирайся. Нас Унохана-сан ждет, в чайном домике, для официального закрепления помолвки. Я попросил у нее твоей руки.       У Орихиме невольно полезли глаза на лоб, но стоило Ичиго только запыхтеть от затянувшегося ожидания, как она тут же поспешила закивать ему и попросила время, чтобы переодеться: на чайную церемонию не принято заявляться в рабочей одежде, хотя капитану Второго, видимо, эти обременяющие его свободу правила были ни к чему. Он был в шихакушо, при хаори, с мечом. Ну, хоть без маскировки.       Иноуэ быстро бросилась к стенному шкафу. Выбор платья у нее до сих пор был не велик, и поскольку одно парадное, фурисодэ, она надевала уже на прием к Шиба, то иного выходного, кроме как кимоно, выданного ей в знак посвящения в куноичи, у нее все равно не было. К тому же, оно выглядело не менее восхитительно и торжественно.       Дикий шелк приятно зашуршал в руках. Хоть и попроще качеством, он переливался не менее ярко, а в местах видимого алого фона прямо так и пылал маковым цветом; украшали же кимоно черно-багровые пионы. Они съедали крупными цветками весь подол, а наверх ползли все меньшими и меньше, отрываясь из бутонов лепестками, заполонившими ворохом весь край запаха и левое плечо. Орихиме покраснела в тон наряду, припоминая, что Унохана-сан выбирала именно такие узоры и этот цвет своим ученицам, потому как все они слыли роковыми красавицами, призванными отбирать взгляды и мысли своих жертв только на себя, на свою убийственную красоту.       За дверью послышалась новая возня, давая негласный сигнал девушке поторопиться. Уже стоя в нагадзюбане, она поспешила накинуть на плечи кимоно, и стала истово и скоро подгонять то по фигуре. Кимоно было без шлейфа, что не могло не радовать и не облегчать его вес. Однако ширина ткани тоже приносила сложности. Пытаясь закрепить одеяние хоть как-нибудь, Орихиме уже несколько раз подвязывала его на талии лентой, но как только бралась за остальные элементы пояса, то у нее тут же кимоно разъезжалось. Начинать доводить наряд до полного порядка приходилось снова.       — Да, черт возьми, сколько можно?! — выругались за дверью и, не постучав, едва не отправили седзи в полет до самого крыльца.       Иноуэ живо обернулась на звук и вновь застыла перед Шибой, у которого только что звучно разлепились уста, а следом отъехала челюсть. Он смотрел откровенно, во все глаза, которые перебегали взглядом с ее румяного лица на такое же пылающее краской кимоно. Судя по вмиг разгладившейся морщинке меж бровями и вспыхнувшим огонькам в зрачках, что-то из этих двух ему точно понравилось.       — Ты чего это так долго? — насмешливо поинтересовался он.       — Во-от, — дрогнули губы Орихиме, и она развела руки, в которых все еще был не повязанный оби.       Шиба закатил глаза: явно не о такой бесполезной жене он мечтал, однако нескладной невесте прямых упреков не перепало. Вместо них Шиба взял у нее оби, закинул на плечо его, и шнурок, и шарф, затем развязал вокруг кимоно ленту, преспокойно и туго запахнул то на девушке, игнорируя, как часто и мешая всей конструкции завздымалась ее грудь.       — Ленту, — скомандовал он, зажимая кимоно вокруг узкой девичьей фигуры. Она потянула с его плеча. — Теперь шарф, — повязал и его поверх. — Оби давай. — Он походил на проводившего операцию лекаря, Иноуэ — на его помощницу, хоть это ею он и занимался, возился с длинными краями пояса, вязал туда-сюда, что-то ворчал при этом бессвязное. — И шнурок наконец, — щелкнул пальцами.       Ему подали и тот, но шелковая удавка под конец больно сжала ребра.       — Шиба-сама, ой! — вскрикнула девица. — Нельзя чуточку ниже?       — Нет, нельзя, — довольно оскалился он и забрался пальцами ей за оби, чтобы вытянуть наружу края шарфа. — Ты же у нас девственница, та-а-ак? — упоенно протянул он столь щепетильное уточнение и с наслаждением пронаблюдал рождение нового жара в волнительно близко находившихся щеках. Он даже сглотнул, но поспешил отодвинуть невесту от себя. — Вот, поэтому так и будешь повязывать оби до замужества.       Орихиме хлопнула ресницами, превозмогая пожар в себе, она поддалась своей непосредственности:       — А откуда Шиба-сама знает, умеет повязывать женские пояса?       Ичиго хулиганисто рассмеялся:       — Я их не только повязывать, но и развязывать мастер: у куртизанок-то они куда посложнее. — У Орихиме ресницы совсем заметались как переполошенные бабочки. Ичиго снова прыснул от смеха: — Но вообще-то у меня старшая сестра есть, если ты помнишь, и мать — та еще модница. Нужно быть полным идиотом, чтобы не запомнить элементарных вещей: что, за чем и куда.       Рыжая вспыхнула: на сей раз — в сердцах, ведь невозможно было не уловить намек в сомнении насчет именно ее умственных способностей. Она обиженно поджала губы. Слабой, трусливой, наивной, неуклюжей, нескладной, невезучей — она могла назвать себя кем угодно, но недалекой себя точно не считала.       — Ладно, пошли уж, — щелкнули ее легонько по носу. — Шучу я. Не дуйся.       Шиба в два шага скрылся в коридоре. Иноуэ засеменила за ним позже, опомнившись, и едва не позабыв надеть на таби дзори. Маленькие, торопливые, они причудливо часто стучали резиновыми каблучками по дощатому полу крыла, совершенно не гармонируя со звуком размашистых, уверенных, вальяжных шагов капитана Второго отряда.       На него оборачивались все. И вослед смотрели. И выбегали из комнат абсолютно все-все девушки: парни-офицеры — редкие гости на женской половине, в особенности такие парни и такие офицеры. Ярковолосый, широкоплечий, дерзко-красивый, Орихиме понимала, что чувствовали девочки при одном взгляде на него и на ту игривую усмешку, с которой он оборачивался время от времени к ней, проверяя, насколько еще она отстала, чтобы вновь закатить глаза и вернуться к сбору восхищавшихся им чужих улыбок.       Иноуэ, где и взяла силы, но поднажала в беге. Насколько это было возможно в кимоно и без владения сюнпо. А то стало немного неприятно, да и ревностью кольнуло, чего уж тут: болтаться в хвосте своего почти что мужа, пока он так нахально заглядывался на других было обидно.       — Шиба-сама! — ее выдержка лопнула где-то на половине пути, едва они покинули женский барак и оказались на залитой сумерками поляне. — Вы меня, конечно, извините, но… — Девушка усиленно зажестикулировала в сторону домика, из окон которого до сих пор выглядывали любопытные.       — Куда дальше? Унохана-сан сказала, ты знаешь. — Ее завуалированные претензии были начисто проигнорированы; Шиба зарыскал взглядом по пролеску Четвертого отряда. — Туда или сюда…       Орихиме, едва сдерживая слезы, с грустью выдохнула и повернула на нужную тропу. Шагов за ней не послышалось, но спиной она чувствовала присутствие реяцу Шибы. Видимо, на улице природа ниндзя брала свое, и этот самоуверенный аристократ уподоблялся крадущемуся лису. Орихиме скривилась: лисов она уже не любила, живописные красоты начавшегося сада перестали радовать око как раньше, застрекотавшие под вечер сверчки не веселили слух, мягкий покров травы, размытое сиреневым закатом небо над головой, теплый воздух, легкий ветер — все стало вдруг поникшим и пресным.       — Ага! Вот! — прокричали ей прямо на ухо, точно нарочно желая оглушить, а может… Девушка наконец смекнула, припомнив «чьи-то» смешливые слова о том, как же ему нравилась она, дерзкая, деятельная.       — Шиба-сама! — Орихиме резко развернулась на пятках и поймала лицо подтрунившего над нею парня аккурат пышной грудью. Тот вмиг отпрянул, расфыркался, что кто-то ведет себя как его мать, но все же усмехнулся примирительно. Ичиго кивнул на чайный домик, показавшийся в глубине раскидистых слив, и убрал улыбку, только представ пред капитаном Уноханой.       Обменявшись многократными поклонами с мастером сегодняшней церемонии, молодые синигами прошли внутрь небольшого помещения, оставив у входа обувь, а Ичиго еще и хаори вместе с мечом. На чаепитии все должно было зиждиться на умиротворении, некой отстраненности даже, неторопливости. Они расселись на мягких подушках. Унохана-сан же вошла последней, как и положено хозяйке, дождавшись пока гости ее осмотрели убранство домика, старинные приборы на столе, оценили прекрасный вид на реку из раздвинутой одной из боковых стен.       Очаг в глубине домика радушно поприветствовал гостей треском и искорками, что затанцевали по домику причудливыми тенями. Унохана зачерпнула большой ложкой кипяток из закипевшего на очаге котелка и прополоснула чашку, вылив остатки воды на жаровню. В воздухе еще и зашипело, и запахло приятно, когда мастер извлекла первые листки чая и растерла их в ступке вместе еще с какими-то травами.       Чайная церемония — это искусство, и за плавными движениями изящной женщины смотрели, раскрыв рты, и Орихиме, и Ичиго, который, в принципе, был знаком с этим красивым действом с детства. Унохана, в свою очередь, усмехалась, поглядывая на притихшую парочку: любопытство их красило, как и румянец вызванный теплом уюта. Атмосфера вокруг них, заявившихся напряженными, смягчалась, полнилась нотками душевного равновесия, не-суеты, сверх-гармонии с самим собой, с другими, с целым миром, что в данный момент будто бы остановился…       Домик внезапно задрожал, затрещал, и в дверь полез огромный, черный, как медведь, Зараки Кенпачи.       — Че вылупился??? — мигом огрызнулся он, поймав оторопелый взгляд Ичиго, садясь рядом с ним же.       — Я позволила себе пригласить на чаепитие еще одного участника, — пролепетала Рецу и невинно улыбнулась: — Вы же не возражаете, Шиба-сан?       — Да я ему, если что, глаза на жо… — Унохане стоило только бровь приподнять, чтобы Зараки заткнулся.       Шиба хлопнул себя по лицу ладонью: о какой серьезности дела теперь могла идти речь? Весь настрой был смазан. Капитану Одиннадцатого не хватало только затянуть старую песню про «давай поборемся».       — А может ну эти плюшки, — тот брезгливо оглядел махонькие угощения к чаю, — и зададим махач?       Шиба мысленно сполз под стол. Унохана глубоко выдохнула. Иноуэ прыснула со смеху. Отношения меж тремя капитанами ее забавляли, но только сейчас она осознала, какой же чести удостоилась сидеть с ними за одним столом и распивать вместе первую чашку крепкого чая, пущенную по кругу. Знатный аристократ и два легендарных воина! Девушка счастливо усмехнулась. Раздражение на подколки Ичиго ушло, хлопоты ее капитана над разливанием чая уже порционно отобрали на себя внимание, и мир вокруг Орихиме стал действительно теплее: не то от паров душистого чая, не то от неподдельного интереса к ней, установившегося в глазах напротив.       — Так что вы хотели прояснить, Шиба-сан? — первой после традиционного философского отступления завела беседу Унохана. Как и полагалось мастеру церемонии, пригласившему всех на вечерний чай.       — Кхм, — прокашлялся Ичиго в кулак и важно выдул грудь колесом. — Унохана-сан, я хотел бы попросить у вас дозволения взять в жены вашего офицера, Иноуэ Орихиме, — повторил он прежнее, но уже при самой претендентке, да еще и при неожиданном свидетеле.       — Кхе, — крякнул тот, — так девчонка выходит замуж? За кого? За Ичиго? — пробасил Кенпачи, словно бы очнувшись. Что было близко к истине: на томном размеренном чаепитии он едва не уснул.       — Зараки-сан… — у Уноханы задергался глаз. — Я же говорила вам, — прошипела она угрожающе.       — Да помню я! — сразу возразил капитан. — Но ты сказала, она выходит за достойного синигами. А кто тут достойный? Хех! — Зараки оскалился и впился в Ичиго вызовом: — Только тот — кто меня одолеет!       Рыжий ответил на «тонкий намек» не менее хищной усмешкой и тут же поднялся на ноги.       — Какой же славный вечер не заканчивается отменной дракой? — И подмигнул невесте. — Я готов.