Противоположности

      Орихиме неторопливо, почти прогулочным шагом, шла знакомой дорогой меж улочек центра столицы, разглядывая закрывавшиеся лавки мастеров и встречая открывавшиеся на склоне дня харчевни и питейные заведения, предлагавшие синигами перекусить ужином или расслабиться за чашечкой саке. Светлый вечер благоволил любознательной барышне; Общество Душ по-прежнему цвело ярким душистым летом, грело мягким, чуть волнующимся воздухом, красило дома и прохожих в теплые пастельные тона.       — Глянь-глянь, какая крошка! Может, пригласим ее с нами выпить?       — Не кричи, не видишь пятикратный камон? Перед тобой знатная дама, тупица! Пошли, пока целы!       Девушка стыдливо прикрыла лицо сандаловым сэнсу, а глаза пряча за веерами ресниц. Подобное за свою дорогу она уже слышала неоднократно, но собирать комплименты, словно бы она есть урожденная аристократка, было так же волнительно, что и в первый раз. Орихиме даже пожалела, что отказалась от паланкина, которым ей для прогулки настоятельно советовала воспользоваться Мияко-сан.       «Я привыкла гулять пешком», — так пояснила свой отказ сконфузившаяся на пороге поместья молодая Шиба, которая забежала домой облачиться в платье для визита. Лиловое хёмонги, по ткани которого плелся узор из ветвей сакуры, что нежно-розовыми цветами обнимал ее со спины и спускался по плечам на рукава, а также тянулся к фиолетовому оби с густо украшенного подола, не только привлекал глаз своим богатством материала и убранства, но также напоминал прохожим об имени того, кто его носил. Крест с загнутыми по кругу концами, символ солнца, считался отличительным монатом клана Шиба, и даже, если какой невежа не знал, кому принадлежат эти гербы, само их наличие свидетельствовало о знатности носившего их. Орихиме густо покраснела: никак не могла привыкнуть к подобной красноречивой роскоши. Выйдя из нищеты, она, конечно, мечтала, как и любая девушка, о красивых нарядах, но о маленькой славе, узнаваемости, она ведать не ведала.       — Орихиме-доно, Орихиме-доно! — догнало девушку на полпути, а вместе со словами и гулкий топот чьих-то сильных, грузных, явно опаздывающих ног.       — Абарай-сан, — она поклонилась запыхавшемуся синигами, которого поджидала за своим неспешным шагом. Он же, к слову, выступал сегодня за ее охрану. От стражи и слуг смущенная до нельзя молодая Шиба отказалась так же категорично, как и от паланкина.       — Виноват, — ответил парень на поклон, — задержался, получая форму.       Теперь Ренджи был в стандартном шихакушо. Он тоже успел переодеться, хотя еще давеча Орихиме видела его в маскировочном костюме ниндзя. Ренджи оказался новым подчиненным ее мужа, но, как ей успели пояснить, об этом факте не должен был знать никто из Готэя. Орихиме неожиданно стала частью сговора наемников, которые что-то задумали. «Ничего существенного», — отмахнулся Ичиго на ее обеспокоенный взгляд, и Орихиме кивнула, делая видимость, что поверила. Знала, сей обман шел ей во благо.       — Что же, пойдемте? — кивнула она своего не то попутчику, не то напарнику, не то телохранителю. Рыжая усмехнулась на сторону, пряча лицо от прыткого и все подмечавшего наемника. По легенде, он должен был выдавать себя за неотесанного прямолинейного руконгайца, хоть явно же таким не являлся. Несмотря на его стать, — а он был еще больше и шире в плечах чем ее муж, — Абарай не выглядел грубым, скорее — неуклюжим, и, видимо, это служило бичом для всех простолюдинов. Это казалось всего: и их манер, и речи, и проявления эмоций, и вольнодумия, и даже ношения одежды. Сейчас этот парень так размашисто шагал, так браво размахивая руками, точно и не покидал стен Академии и той строевой, которой муштровали студентов курсе этак на третьем.       — Вы нервничаете, Абарай-сан? — догадалась Орихиме о причине его шумности.       — Кто? Я? — удивленно моргнул тот. — Нисколечко! — выпалил с ходу, но, заметив легкую улыбку на лице жены капитана, сдался: — Разве что чуть-чуть. Не люблю я этого Ичимару…       — Тише, — попросили его, — тише, Абарай-сан. — Орихиме вовремя завидела вынырнувшие из густой листвы врата Третьего отряда, куда лежал их путь. — Подчас и у стен есть уши.       Парень не мог не согласиться. Понимающе кивнув, он пропустил леди вперед, и в то же время оградил ее от взглядов офицеров на проходной, которые уронили челюсти от вида таких визитеров. Благородные к ним не приходили, барышни в отряде не водились, а тот громила, что шел за ней, вообще вселял невольный трепет в щуплых и утонченных синигами, воспитанных прежним капитаном Оторибаши на всем изящном, красивом, воздушном. Яркий же, с дерзким взглядом и повадками, здоровяк заметно отличался от них, равно как и от сопровождаемой им особы.       — Если здесь повсюду уши, то не правильнее ли обращаться по именам? — шепнул меж тем Ренджи.       Орихиме кивнула. По той же легенде, сложенной командиром Омницукидо, она признала в новобранце, которого не приняли на службу во Второй, своего давнего знакомого по Рукону. Якобы следуя известному всем добродушию, она вызвалась подсобить «другу» с местом в ином отряде и решила его пристроить сразу же на пост лейтенанта. Третий отряд «уважаемого Ичимару-тайчо» оказался в числе первых, и так далее, далее… В общем, Орихиме, за которой Гин увивался еще до помолвки, должна была любым способом уговорить того оставить у себя Ренджи. Таков был план. Такое задание ей определил муж, чем, признаться, и поощрил ее самостоятельность, а с другой стороны — вызвал полное недоумение. Орихиме до сих пор не могла поверить в то, что Ичиго, так люто ненавидевший Гина и опекавший ее от его посягательств, так запросто отправил ее к Лису. Это обстоятельство смазывало весь эффект радости за возможность хоть на чуток побыть в шкуре шпиона. Впрочем, Орихиме не спешила накручивать себя. Ее муж знал теперь, что она сможет постоять за себя, да и защита Ренджи внушала ей доверие. Этот парень мог вполне заменить ей Цубаки на вечер.       — Кажется, пришли? — Орихиме покосилась на Ренджи, неуверенно мотнув в сторону домика, показавшегося в конце затененной, поросшей густыми деревьями хурмы, аллеи. На пропускном пункте гостям сказали, что капитан у себя на веранде, а поскольку других жилищ по близости не наблюдалось, Ренджи уверенно кивнул попутчице.       Они обошли всю энгава. Ичимару нашелся с западной стороны, которую сейчас заливало сплошь мягким оранжевым цветом закатного солнца. В размеренно покачивавшемся на ленивом ветру гамаке, капитан явно спал, раз не разобрал реяцу посторонних. Последние дружно переглянулись и робко подступили ближе. Ичимару не шевелился; блаженно щурясь и скалясь водопаду лучей, что омывали его лицо, он походил на сытую змею, выползшую на камень погреться на солнышке.       Орихиме передернуло от таких ассоциаций в ее голове. Хитрый Гин больше походил на осторожного, брехливого лиса, хотя, когда он опускался до подлостей, то, действительно, напоминал беспощадного удава, вот-вот готового заглотнуть свою жертву целиком. Это наводило жути на впечатлительную особу, но отступать ей было некуда. За спиной стоял Ренджи, на совесть давило данное мужу обещание попробовать справиться. Как же она могла сбежать, если еще ничего не сделала?       — Ичимару-тайчо-о? — она потянулась к нему. — Ичимару-сан, вы спите?       Нынче этот мужчина выглядел совершенно безобидным, невинным даже. Судя по хмыканью Абарая, это внушало подозрение. Он молча кивнул на зажатую в руке у капитана фигурку оригами и закатил глаза. Не то журавль, не то дракон, потенциальный лейтенант не удивился бы, найдя те сделанными из страниц отчетов. Абарай знавал лень и беззаботность Ичимару по практике в Академии, и не тешил себя иллюзиями: с таким тайчо у него будет забот полон рот. Он недовольно скрестил руки.       Орихиме усмехнулась. Гин, конечно, тот еще пакостник и притворщик, но разве мог он быть таким искусным? Она слегка коснулась челки спящего, что так мерцала на свету серебром. Просто не удержалась.       — Ичимару-са-ан, — прошептала она совсем близко к нему, — Ичимару-са-ан, просни… О-ой! — Близкая дистанция оказалась критической: Орихиме вдруг резко схватили за плечи и, не в силах сориентироваться, она завалилась на гамак, вернее, прямо на капитана. На что, видимо, и был расчет.       — Яре-яре, и что за бабочка попала в мою паутинку? — рассмеялся звонко Гин, крепко прижимая к себе забарахтавшуюся, утратившую опору девицу. Он захихикал над ее беспомощностью: — Ой-йой, да это же Ори-ча-а-ан…       — Орихиме!!! — Не успел Гин и глаз раскрыть, как приятный ему груз сгребли в охапку, и, выхватив из его объятий, поставили обратно наземь. Такого подвоха даже он не ожидал.       — Эй, тебя не было в моем сне, — снисходительно махнул он кистью, — так что проваливай, синигами.       — Ой, Ичимару-сан, — быстро сориентировалась Орихиме, — да, ха-ха, знаете? — Она хотела привычно почесать макушку, да только ту сейчас венчал пучок с красивым гребнем и шпильками опять-таки с гербовой символикой клана. — Это Ренджи-кун. Я пришла просить вас за него. Он очень ловкий боец, хорошо закончил Академию, и к тому же он мой старый друг. Помнится, вы искали себе лейтенанта? Так вот я подумала, что он мог бы у вас… Ну, то есть… Я ручаюсь за него. И потом…       — Лейтенантом? — переспросил Гин, перебивая ее. Он до невозможности сощурил глаза, долгим кивком окидывая незнакомца с головы до пят. — Да без проблем, — расплылся в ухмылке Ичимару.       — Чё? — ошарашенно моргнул Абарай и переглянулся с женой командира. Они не ожидали так быстро втереться в доверие столь осторожного и скользкого типа как этот.       — Ну чего замер-то? Приветствую в отряде и всё такое. Место выбирай себе, какое хочешь, только на гамак мой не заглядывайся. Местечка тут на одного, самого трудолюбивого меня, хотя… — Гин приоткрыл глаза и прикинул сколько роста и веса в целительнице из Четвертого. Он облизался. — Лан, проваливай, как тебя там… Не видишь, у твоего капитана — разговор со знатной дамой намечается.       Абарай недовольно свел брови и бросил резкий взгляд на Шиба. Та сделала незаметный знак рукой, что он должен уйти. Если он сейчас начнет вмешиваться, то дело потерпит крах, а терпеть трясущиеся поджилки ради провала она не собиралась.       — Нам бы… бумагу… какую-нибудь… — спохватилась впрочем Орихиме. — А то вдруг вы передумаете.       Оба шпиона и опомниться не успели, как им под нос сунули приказ с печатью, по всем правилам, правда, начертанном на бумаге из-под того самого оригами. Гин что, знал, когда и за чем они придут???       — Еще какие просьбы, моя госпожа? — сверкнул капитан узкими зрачками и растянул улыбку еще шире, походя теперь на кота, в лапах которого тщетно сопротивлялась махонькая глупенькая мышка. — Сгинь! — шикнул он на только что принятого лейтенанта, и тот через силу послушался. Если бы не заверение Шибы кивком, что она сладит со всем сама, Абарай тут же приложил бы хама.       Когда реяцу третьего лишнего исчезла, Гин, не долго думая и особо не стесняясь, прижал Орихиме собой к стене дома, прямо здесь, на энгаве, на виду у любого, кто мог здесь пройти. Правда, интуиция подсказывала девушке, что мимо этого хищника даже комар побоится пролететь.       — Ну и, какую благодарность я заслужил? — легло практически на девичьи губы. У рыжей полезли на лоб глаза, когда вдоль ее бедра скользнула костлявая рука капитана Ичимару и потянула ее кимоно наверх. — Я не щепетилен, — хихикнул он уже на ухо, — первая ночь не за мной, ну и не надо…       — Ичимару-сан, что вы?.. — Орихиме влипла спиной в стену, стараясь отстраниться от неприятных ей рук; янтарные глаза, покрывшиеся влагой, стали судорожно рыскать по лесу вокруг. Ее муж. Нет, он не мог допустить подобного! Не мог отослать ее к своему сопернику, чтобы лишь уладить нужное для него дело. — Ичимару-сан! — Орихиме вскрикнула, ощущая прикосновения ледяных пальцев к коленке.       — Тш-ш, Ори-чан, — другой ладонью ей плотно закрыли рот, — тебе понравится. В отличие от нашего Ичиго-чана я хочу быть с тобой безо всяких надуманных поводов.       — Да неужели? — постучали Ичимару по темечку, как в дверь. Шиба по-прежнему подкрадывался под стать ему — тихо, а отношения выяснял по-прежнему — громко: ударом нечестивцу в живот и с хрипом того, согнувшегося пополам. — А по его роже ты так и не съездила… — задумчиво выдохнул парень на сторону. Дернув жену за руку, он потащил ее домой. Дело сделано, больше ее здесь ничто и никто не держал.