Противоположности

      Орихиме вздрогнула от прикосновения чужих пальцев. Она оказалась лишена одежды и одеяла, пальцы были холодными и настырными, снаружи стояла непроглядная ночь, у кровати вырисовывался мужской силуэт, в спальне можно было различить лишь тяжелое дыхание. Его. Ее.       — Ха… — На девичьи губы тут же легла ладонь, не давая ей промолвить ни слова. Чужие пальцы ускорили бег и натиск, теперь ощутимо задевая каждую клеточку ее тела, усердно, с видимым упоением очерчивая ее крутой изгиб, выходивший из-под ребер на соблазнительно округлое, упругое бедро.       Настойчивая рука стянула полог одеяла до конца и внезапно уступила свою очередь остро чувственных прикосновений губам. Орихиме взвизгнула сквозь закрытый рот: губы также отличались холодом, словно бы ее грудь целовал мертвец, и он же своими длинными ледяными костлявыми пальцами продолжил подъем по ее ноге, оглаживая каждую выточенную тренировками мышцу, словно бы довольствуясь такими результатами, но на деле стремясь к одной-единственной цели все выше, выше…       — Ха-ах! — Орихиме широко распахнула глаза и снова задрожала всем телом. На коже проступил такой же холодный пот, какими были на ощупь чужие пальцы — пальцы приснившегося ей Ичимару Гина.       Понадобилось некоторое время, пока кошмар оставил сознание девушки. Орихиме никак не могла унять сумасшедший стук своего сердца, то и дело воровато оглядывалась по спальне, боясь наткнуться на того, кто ей привиделся и с ужасом открыть, что то не было сном.       «Жуть какая…» — Шиба укуталась поплотнее в одеяло и попыталась согреться. Из приоткрытых седзи заметно струилась прохлада: сетка от комаров мелькала безостановочно, точно хаори самого беспокойного капитана, которого только знала десятый офицер Четвертого отряда.       Она немного приподняла голову и робко покосилась на него. Ичиго лежал на другой стороне кровати, так же, что и она, — спиной к своей половине, а в затесавшееся расстояние меж ними на супружеском ложе могли поместиться еще пара-тройка душ. Орихиме вздохнула: вовсе не так она представляла себе замужество. Впрочем, и муж ей достался совсем не такой, каким рисовали того ее мечты.       Рыжие тонкие брови болезненно изогнулись, когда пробежались по фигуре спящего. Юката за ночь расслабило объятья и сползло с его плеч и лопаток, обнажая под ребрами новый розовый след, новый рубец, новый шрам. Капитан Шиба заявился домой поздно и весь в крови. На вопрос: «Что с ним стряслось?» от жены, которая всё же дождалась его, он привычно отмолчался и просто попросил ее приказать слугам нагреть ему воды для купания. Пока баня готовилась, Орихиме настояла, чтобы ей позволили осмотреть рану. Ей пришлось даже вспылить и повздорить с гордым аристократом, который в итоге, просто буркнул что-то нечленораздельное и подставил бок для исцеляющего кидо…       «Он совершенно не бережет себя», — Орихиме поджала губы, созерцая в свете догоравшей лучины боевые отметины командира наемников. Она насчитала восемь старых шрамов и два тех недавних, которые остались после ее лечения. Надежда на то, что они рассосутся окончательно, была велика: Орихиме не собиралась оставлять попытки подлечивать мужа, вот только… сколько еще впереди будет таких ран и новых, грозящих шрамами, рубцов? Если бы она могла, то не дала бы ни одному из них задеть его красивую бронзовую кожу и ладное тело грациозного воина. В свету полуобнаженный Ичиго волновал ее фантазии не меньше, чем ее собственное тело — приснившегося Ичимару. Вот только разница меж ними была огромна: Орихиме стоило лишь руку протянуть и понять, что все видимое ею — не сон. Хотя такая холодная на брачном одре действительность выглядела хуже любого кошмара.       Молодая леди Шиба повернулась назад и уставилась на энгава. Очертания той проступали серыми абрисами: рассвет стоял не за горами, а вторая ночь молодоженов вновь закончилась ничем.       — Не спишь? — отозвались внезапно с другого конца кровати.       У Орихиме дернулись зеницы. Она судорожно подхватила одеяло и подобрала к себе, точно сейчас она тоже лежала нагая, а Ичиго каким-то образом подслушал все подуманное ею.       — Нет. — И все же она собрала нервы в кулак и попыталась ответить как можно спокойнее. Однако медик в Орихиме победил и она поспешила обеспокоиться: — У вас что-то болит, Ичиго-сама?       Он промолчал. Как-то грустно вздохнул и чуть слышно поворочался.       — Вчера ты сказала, — начал он будто бы с неохотой. По крайней мере, голос у него был бесцветным. — Ты сказала, что иногда боишься Ичимару. У меня в этой связи два вопроса: почему «иногда» и этот ли страх парализует тебя, что ты не можешь дать ему в морду?       Последнее уточнение вырвалось у Шибы с недюжинным раздражением, что заставило его жену приоткрыть рот в немом возгласе. Он не спал всю ночь по этому поводу?! Он, пострадав в какой-то потасовке, всю ночь думал не о том, чтобы набраться сил и выздороветь, а о том, нравится ли ей Гин??? Зачем? Почему? Его терзала неясность намерений Гина в отношении ее, или его по-прежнему волновало ее поведение как нового члена клана Шиба, или же Ичиго мучила… У Орихиме истово заколотила кровь по вискам. Существовала ли хоть какая доля вероятности, что ее равнодушный супруг мог быть вовсе не таким и равнодушным, что мог мучиться элементарной ревностью?       — Он пугает меня своей непредсказуемостью, — проронила барышня, невольно усугубившая и без того сложные отношения между Шибой и Ичимару. Ах, как бы она хотела узнать первопричину их ссоры! Но, увы, в этой комнате рассказывать секреты могла лишь она одна. Наемники отличались скрытностью. — Ичимару-сан говорит мне такие слова, которые никто и никогда мне не говорил, — доверилась Орихиме подушке, зная, что ее все равно услышат. — Они заставляют меня столбенеть и в то же время страшно пугаться того, что окажутся самой обыкновенной ложью.       Ичиго фыркнул в свою подушку.       — Любопытно, и что же это за слова такие? — Интерес его окрасился скепсисом.       Орихиме скривилась от его едкости.       — Ичимару-сан говорит, что любит меня. А вы мне еще ни разу этого не сказали.       — Поня-атно, — протянул Шиба, — всё дело в словах? Что за пошлость кричать о своих чувствах на каждом углу? По-моему, я сказал, что ты нравишься мне, когда еще предложение делал.       — Любить и нравиться — это совершенно разные понятия, — попеняла ему жена. — Я не выпрашиваю у вас признания, мне было бы достаточно, если бы вы хотя бы на немного стали внимательнее ко мне.       Меж супругами снова нависла тишина. Плотная, точно одеяло, сотканное из их противоборствующих мыслей и противоположных взглядов на жизнь, события, чувства. Шиба раздосадованно потер вспотевший ежик на затылке; он все чаще задумывался о том, что из опрометчивой женитьбы не выходило никакого толка. С женой они были слишком разные и за два дня совместной жизни наговорили столько претензий, которые некоторые пары и за сотню лет не наскребут.       Орихиме ощущала спиной его недовольство, сердцем читала его сомнения в том импульсивном поступке, который вылился в их поспешную свадьбу. Она не кривила душой, говоря, что слова любви Гина заставляют ее деревенеть. Когда он ведет себя по-хамски, она может постоять за себя и ответить. Такое уже бывало. Однако стоило тому только облачить свои речи в сладкий яд или соблазняющую ложь, тело переставало ее слушаться. С Ичиго в этом плане всё обстояло куда запутанней. Он то орет, то целует ее, то гонит прочь, то закрывает собой от любой, даже малейшей угрозы. Какая выдержка сможет терпеть его перемены в настроении? Какое доброе сердце сподобится жить так долго без ответного участия?..       Девушка всхлипнула и поспешно утерла ладонью скатившуюся слезу. Она тоже жалела, что согласилась на этот брак, который вряд ли принесет ей счастье. Уж лучше бы она осталась жить в скудных условиях бараков, уж лучше бы терпела сальные комментарии от посторонних мужчин, уж лучше бы приняла ухаживания капитана Ичимару и… была обманута им. Ошибки и тяготы, они бы закалили ее, а разнеженная призрачным благополучием, она, потенциальная Кенпачи, становилась еще слабее чем была.       — Добиваться извинений от мужчины слезами это бесчестно, — порушил густую тишь его голос. Не резкий, не сердитый, чем-то уловимо расстроенный, и все же такой же надменный как и прежде.       — А спокойно наблюдать за женой, которую лапает другой, — низко, — тихо пожурили его. Ее уставший голос пролился с привычными извиняющимися нотками, но в них прокралось отчаяние.       — Ты влюблена в него, скажи правду?       — Я давно люблю другого мужчину.       — Вот как? — воздуха коснулась ухмылка возгордившегося Шибы. — А он тебя любит?       — Очевидно, нет. — С другой стороны на пол упали капли грусти. — Вы что, позволили бы ему меня…       — Ты впрямь считаешь, что я отвечу: «Да» на этот лишенный смысла и чести вопрос? — перебили ее.       Черед улыбнуться настал для Орихиме. От сердца немного отлегло. Она рефлекторно сжала подушку в руках, боясь напрашиваться в объятия своенравного мужа, и все же находиться рядом с ним, таким, было в стократ желаннее, чем быть с не то любившим ее, не то обманывавшим хитроумным лисом.       — Хорошо, — блаженно закрыла глаза молодая леди Шиба, успокоившись, — мне бы не хотелось, чтобы моим первой мужчиной был кто-либо кроме Ичиго-сама.       — Значит, и не будет!       Ее настолько резко повернули и уложили на спину, что Орихиме не успела даже испугаться. А когда ее удивленное лицо принялись ласкать слишком страстными руками, слишком жаркими губами, то девушка и вовсе забыла как дышать, как мыслить, как говорить. Все, что могла она теперь, — только чувствовать, ловить обжигающие прикосновения к своей коже. Ладони у Ичиго были горячими-прегорячими, а еще трепетно нежничавшими с ее юката, вовсе не торопясь обнажать ее, вовсе не накидываясь на ее тело изголодавшимся по плоти жадно-ползущим змеем. Он был совсем другой, чем… Нет. Орихиме закрыла глаза, с наслаждением вбирая тепло полыхавших огнем губ. Нет. Она совершенно не хотела вспоминать о том своем кошмаре, холодном и противном ей.       — Ты чего? — усмехнулся он, целуя ее улыбку.       — Ничего, — помотала страшная фантазерка головой: ее воображение забежало далеко вперед, ведь начало описанного ей Рангику-сан процесса ей понравилось. — Ой! — спохватилась Орихиме и дернулась вперед, но Ичиго рефлекторно уложил ее обратно, в россыпь подушек. — Ичиго-сама, я же должна вас…       Он цокнул и закатил глаза.       — Лежи уже. «Должна» она. Сегодня я сделаю все сам? Поухаживаю за тобой, позволишь?       Неискушенная жена жутко покраснела. Даже в померкнувшем свете свечей и ламп, боровшимися по ясности со светлой полосой проступившего меж деревьями сада рассвета, ее румянец не просто ярко полыхал, он обжигал лицо Ичиго, склонившегося над ней.       — Но? Как же? — стыдливо отвело взгляд это неопытное дитя. — Рангику-сан говорила, что вам обязательно должно понравиться, как я…       Ичиго запечатал губы Орихиме, несшие просто несусветную чушь, новым долгим поцелуем. Захихикав озорно под конец, не в силах побороть измывательства над происходившей ситуацией, он попенял изумленной жене:       — Больше слушай мою мать, ты, копуша. Знает она, как же, как и что я люблю!       В Орихиме вопреки стыду вдруг взыграло чисто женское лукавство:       — А что вы любите, Ичиго-сама?       Он умилился ее игривому выражению лица. Погорячился. Лекции матери кое-где пошли ей на пользу.       — Потом расскажу и покажу, — шепнул он заманчиво ей на ушко и скользнул невесомой ладонью вниз, чтобы развязать совсем бесхитростный тоненький оби на юката жены.       Сам Ичиго, давно расхристанный, с легкостью кошки выполз из своего одеяния, и обнаженным торсом прижался к заголившемуся животу жены. Орихиме взволнованно охнула, ощущая, как от обычного трения тел, по коже побежали-побежали шальные мурашки, все как одна устремляясь, углубляясь меж бедер, оставляя после себя щекотные следы в паху, а внизу живота — немного навязчивую, сладко тянувшую тяжесть.       — Ичиго-сама, Ичиго-сама, — совершенно внезапно и кардинально противоположно девушку охватил страх, озноб и барабанная дрожь в сердце, стоило мужу стянуть с ног сасоёкэ — последнюю часть, что прикрывала ее наготу. Орихиме истово забила истерика. Если вчера она была подготовлена морально. настроена к сближению, то сегодня… Как-то всё подзабыла она и стала разом паниковать!       — Успокойся! — Ичиго попробовал расцепить пальцы, вцепившиеся ему в плечи. Ногти у Орихиме были хоть и не как у кошки, но все равно оставили неприятные десять вмятин в мякише мышц. — Успокойся, всё будет хорошо. — Ичиго накрыл перепуганную девицу собой и снова принялся ее целовать в губы, настойчиво, отвлекая внимание от того, куда пробирались, чем занимались тем временем его руки.       — Ичиго-сама, постойте! — она дернулась назад, поспешно собирая ноги, усиленно отталкивая мужа от себя, извиваясь как уж на сковородке и подменяя растерянность в глазах на глубинный гнев с отблесками серебра и жажды крови.       — Стой! Тихо! Послушай, послушай меня! — Ичиго схватил эту бешеную дикарку за лицо и посмотрел в упор. — Всё. Будет. Нормально. Просто дыши… — Он призвал ее повторять за ним, сам тоже, уже порядком вспотевший и заведенный, переводя дух. — Просто расслабься, хорошо? — кивнул он ей, когда она пришла в себя. Ткнувшись лбом в ее чело, он снова, порывисто, стал срывать с уст поцелуи.       Такое успокоительное средство возымело результат. Орихиме заметно обмякла под ним, покрылась сладострастной дрожью, стала мимо воли льнуть к нему ближе, жаждать тепла и контакта, вторя зову собственного тела, занывшему в изнеможении точно воин, переборщивший с отдыхом.       Ей улыбнулись, одобрительно кивнув. Окончательно сроднившись, Ичиго прошептал жене:       — Возможно, я и не стану кричать о своих чувствах на весь Сейрейтей, но ты можешь быть уверена во мне до конца: я не предам тебя. — Так крепко обняв ее, он буквально поклялся: — Я никогда не оставлю мать моего ребенка. Вспоминай это всегда, когда будешь сравнивать меня с Гином.       Орихиме бездумно кивнула. Она была слишком потрясена и приятно шокирована, чтобы разбирать истинный смысл поведанных ей слов.