Противоположности

      Совмещать работу и обучение трудно, но сделавшейся леди знатного клана отныне не приличествовало жаловаться или роптать на судьбу; с упорством, достойным уважения, снося тяготы и лишения, она продолжала упрямо двигаться к своей цели. К какой? Цубаки где-то на задворках души презрительно хмыкнул… Какую цель преследовала, Орихиме и сама не знала.       Конечно, раньше всё было по-другому. Она отчетливо понимала, что делала и для чего. Дала себе зарок, что продолжит дело Соры — стала совершенствоваться в целительских практиках. Пообещала брату, что проживет свою жизнь лучше — поступила в Академию. И хоть стать ниндзя ее мечтам не судилось, то стремление стать воином отчасти тоже сбылось.       Она — потенциальная Кенпачи. Сказал бы ей кто подобное на первом курсе, Орихиме бы непременно расплакалась, справедливо посчитав, что над ней поглумились. Однако сей парадокс оказался правдой, и подводить Унохану-сан, ставшую в одночасье и командиром, и учителем, никому неизвестная девушка тоже не смела: сцепляла зубы, держала жестокие удары, умирала и воскресала неоднократно, но продолжала делать всё возможное, чтобы не посрамиться.       — Отлично, Орихиме-сан! А теперь попробуй перевести пойманный удар в запас его реяцу. Сосредоточь её вокруг рукояти занпакто, сконцентрируйся.       — Хай! — бессменно улыбнулась десятый офицер, превозмогая волнение и благоговейный трепет перед еще одним легендарным капитаном, обучавшим ее.       Безусловно, не оправдать надежд внимательного и добросердечного Укитаке-сана она также не могла. Потому, внемля совету, она, хоть и порядком разжарившись, лишь сдула челку и взялась за требуемое. Это было странно — осязать реяцу тактильно. Как плотное, давившее облако, она была знакома каждому руконгайцу или студенту, которые встречали истинного синигами. Несмотря на то, что проводники душ контролировали силы, а случалось — запечатывали их, исходящее от них густое марево чувствовалось даже на расстоянии. Однако пробовать реяцу на ощупь? У Орихиме в тихом изумлении взметнулись брови, когда она ухватилась за что-то пластичное, упругое, тягучее, что разительно отличалось от чувства своей энергии при создании кидо. Там в руках млело тепло, сгусток его в виде шара; здесь — струился расслоенный на нити поток. Как струны кото, определенно. Судьба вновь не давала Орихиме случайных уроков.       «Давай, рыжая, еще немного!» — подзадоривал хозяйку заметно ободрившийся Цубаки.       «Эт-то немного… тяжело-о», — поморщилась от усердия та. Рейши выстрела Согьё, но Котовари грели пальцы не-агрессией, но отчаянно скрипели, не желая прятаться в цветочную гарду чужого меча.       «Не прибедняйся! Ты справишься! Эти-то струны куда интереснее, чем те, что ты мучаешь по вечерам!» — Цубаки не унимался. Более того, он ослабил собственную реяцу, упрощая синигами задачу стянуть с клинка пойманный в отражение удар и тот самый барьер, что не допускал результативности чужих атак.       Орихиме нервно закусила губу от напряженности момента. Издали она походила на лучницу, которая натягивала неподдающуюся тетиву. Усердно скручивала рейши так, точно хотела переплести их в искусные кумихимо, что издревле выступали креплением для самурайского меча, нодати, огромного — почти вровень с ее неказистым ростом.       В голову мечницы полезли неуместные воспоминания о том, как Ичиго-сама при первой встрече высмеял рожденный ее душой занпакто. Он посчитал такое явление недостойным, несправедливым, и горечь от его едких речей Орихиме ощущала до сих пор, особенно, когда, как сейчас, стояла в шаге от поражения.       «Не-не-не-не-не!!! — взбунтовался Цубаки. — Я не дозволяю тебе проигрывать, слышишь?! Только попробуй мне сда…»       — Нет! — отрезала девушка и с невероятной гордостью оглядела свой клинок со всех сторон. С виду тот ничем не изменился, но его хозяйка-то чувствовала, как пульсирует двойная доза силы в рукояти, зажатой меж взопревшими от испарины ладонями. — Я не сдамся, — твердо досказала истинная жена своего мужа и бросила дерзкий взгляд на последнего: он наблюдал за ней с энгавы Угендо. Подвести выбор Ичиго-сама виделось Орихиме худшим позором, и соответствовать супругу во всём вылилось для нее в новую цель само собой.       — Я же говорил, что Орихиме умница, — пробормотал Кайен, пряча в чашке довольную ухмылку. Правда, свои смешливые глаза утопить на дне ему не удалось — он испытующе сверлил ими деланно равнодушную моську племянника. — Надо было давно показать ее капитану.       — Я бы и сейчас ее не привёл, если бы кто-то не разболтал Укитаке-сану о шикае Орихиме. Дядя, у тебя язык как помело! Верно тетя говорит.       Кайен только рассмеялся на такой слабый укор и зыркнул на затаившуюся девушку с мечом. Та в свой черед глаз не сводила с них, только вряд ли ее занимал кто-то менее яркий.       — Она явно вызывает тебя на бой, — промурлыкал прозорливый Шиба, — да и для капитана лишний поединок — здоровью помеха. Поди, поди смени его, Ичиго, — похлопал он парня по плечу и лукаво подмигнул.       — Ну разве что ради сенсея, — хитрой улыбкой отозвался тот.       — Само собой, — подыграл ему Кайен и махнул «привет» золовке.       Аристократ скептически хмыкнул на подобную фамильярность и с напускной неохотой принялся приближаться, петляя по извилистой тропе. Встреча в конце ее походила на разбирательство хищников, окруживших невидимую добычу, — самоуверенных, безапелляционных, опасных, словно бы они значились равными по силе. Но разве это было так?       Ичиго остановился напротив Орихиме. Высокий, статный, гордый и независимый, как лев, представший во всей своей красе. Его окинули игривым взглядом, начисто позабыв о врожденном смущении. Чуть приподнявшись на носочках, приосанившись, невольно прогнувшись в спине и выставив грудь, молодая леди чуть опустила подбородок, но не более. Познавшая себе цену, обретшая свое место, такая же гордая, рыжая — она выглядела львицей под стать ему, а не чьей-то лисицей.       — Кажется, Ичиго-сама хотел скрестить наши мечи? Что ж, я счастлива наконец ему услужить. — В словах ее — уважение, а в расширенных зрачках — сплошная дерзость.       — Рано задираешь нос, Кенпачи, — хмыкнул беззлобно капитан, — спроси у Зараки: я таких, как вы, на завтрак ем. — Нахальства и ему не занимать.       Наемник в резком движении обнажил меч; правда, смерив придирчивым взглядом размер усеченной катаны против длиннющего полевого меча, ехидно зацокал:       — Маловата будет. Не возражаешь? — Вопрос остался без ответа и волеизъявления супруги: Ичиго тотчас высвободил банкай и хвастливо провел рукой от гарды до кончика своего танто, почти поравнявшегося с нодати напротив.       Орихиме прыснула смехом в сторону.       — При всем уважении, но не кажется ли господину мужу, что он несколько торопит события?       — Я еще и безбожно их замедляю, — хихикнул он и бесенятами в очах попугал воительницу, — не спешу поранить твое миленькое личико.       Она фыркнула и, сдавив горевшую рукоять меча сильнее, метнулась вперед: долго упрашивать Кенпачи на бой не стоило. Тем более, вызванный банкай вселил в сердце Орихиме опрометчивую уверенность, что ее сила заставила противника собраться, поднатужиться. Однако ее мнимое превосходство пошатнулось с первой же подсечкой, с которой леди клана вовсе не изящно растянулась на земле. Подставлять ей руки и останавливать падение никто не собирался.       — Трава в Тринадцатом что футон, но долго лежать на ней не советую, — прозвучало почти что равнодушно над головой неуклюжей девицы, если бы не суть самого предостережения. Из уст хладнокровного убийцы — это больше чем забота, хоть осознание ее мало поднимало дух.       Орихиме резко обернулась на мужа, давшего ей упасть. Щеки пропекло его откровенное веселье, но она смолчала, поджав губы. Наверное, стоило обидеться на такое отношение, если бы Кенпачи не помнила их недавний бой, в котором ей отлично дали понять, что жалеть ее не станут: уж коли сама выбрала путь воина — то и на ноги изволь подводиться сама.       — Что не так? — съехидничал ниндзя. — Неужто ушиблась?       Его «половина» только мотнула головой и тут же покрепче сжала меч. Длинный хвостовик позволял без труда держаться за него обеими руками, тем самым увеличивая шансы к лавированию, к размашистым и сокрушительным ударам по самоуверенному, хоть и любимому наглецу.       Ичиго полоснули серебром стали в прежде мягком взоре. Он присвистнул, видимо заводясь, а заодно доводя и жену до белого каления. Орихиме немедля ринулась вперед, заведя руки набок и взяв размах, но ее атаку вновь постигла неудача: Ичиго и без банкая был невероятно быстр, но при Тенса Зангецу становился неуловимым. Лезвия противников отстрочили первый лязг своей встречи вновь, зато у уха девушки брякнул иной звук — дребезг черной цепи, которую сорвали с мускулистого плеча и опоясали ею нежные девичьи ладони поверх меча.       — Твои движения так изящны, — жарко шепнули Орихиме в шею и чувственно потерлись, — я даже хочу забыть, что меж нами — бой. Это больше напоминает танцы…       — Ичиго-сама?!. — вспыхнула ученица Первой Кенпачи, но ее руки, дернувшие меч для нового удара в адрес смущающих слов, перехватили поверх цепи крекие пальцы.       — Может, и впрямь преподать тебе урок танцев, м? — захихикал рыжий нахал и вздернул обездвиженные руки жены наверх, разом с мечом и обвитой цепью, что соединяла теперь двух танцоров и оповещала каждое па в их стихийном танце. — Кагура, как тебе? — Ичиго в открытую веселился. — Самому плясать церемониальный танец не доводилось, уж прости, но видеть — видел. — Он снова дернул сплетенные с рукоятью Цубаки ладони в сторону. Цепь брякнула, точно ритуальный колокольчик. — Вот так, сюда, — хохотнул молодой Шиба, — а теперь — покружились…       Не то нежничавшие супруги, не то сцепившиеся бойцы, двое рыжих, сплетаясь вынужденно, описали дугу по мягкому шелковистому травяному ковру и снова замерли у кромки искрящегося пруда.       — Чудесно! — с деланным восторгом воскликнул Ичиго. — Теперь сюда. Замри. Поворот, и руки — влево, над головой. Ножку сюда… Э, нет, не брыкайся! А кимоно, конечно, было бы кстати — не давало бы тебе вообще никаких шансов на сопротивление мне.       Юная Кенпачи аж взвизгнула от негодования! Ее крутили точно куклу в каком-то непонятном ей спектакле, дергая руки-ноги как за ниточки, заставляя плясать под чужую дудку.       «Врежь этой рыжей морде, иначе я сам до него доберусь!» — вопил о должном наказании Цубаки, у которого от всех этих танцев порядком загудела голова.       «Не могу… Никак не могу дотянуться до клинка! — пожаловалась хозяйка. — Не получается! Даже, чтобы проучить. Не говоря о том, чтобы сразиться с Ичиго-сама!..»       А доморощенный кукловод только заливисто смеялся, наращивая децибелы и всё больше отводя нодати от себя, отрезая тому любую возможность задеть даже невзначай чужую плоть.       — Танцуй, танцуй для меня, госпожа жена, — лепетал разошедшийся в игре Ичиго и самозабвенно радовался, совершенно позабыв об осторожности.       «Если я ударю его локтем в бок, будет, верно, нехорошо?..» — смущенно закусила губу Кенпачи.       «Будет то, что надо!!! — затараторил Цубаки. — Я б ему еще и меж ног зарядил! Чтобы не зазнавался, аристократ чертов!»       Орихиме, борясь с двумя своими сущностями — воспитанной и дикой, зажмурилась наконец и… врезала под дых сковывающему ее со спины синигами. Ичиго крякнул от неожиданности, но, к сожалению, хватки не ослабил — наоборот, раздражился. Его полыхнувший взгляд Орихиме уловила в черном зеркале Тенсы Зангецу, которую приставили к горлу. Кенпачи в Орихиме живо среагировала на подвернувшийся момент и, перехватив нодати в одну руку, отпустила силу для одного-единого удара. Больше — не нужно было.       — Отражай… — Серебряное лезвие легло поперек Зангецу. — …Цубаки. — И вся скопленная энергия в гарде камелии вырвалась. — Получа-а-ай!!! — прокричал занпакто губами хозяйки, правда возглас его утонул во взрыве реяцу.       — Ч-ч-чёрт…а с два! — процедил сквозь зубы Ичиго и еще плотнее сжал рвущуюся прочь от него в эффекте отражения Тенсу Зангецу, а вместе с ней и жену.       Орихиме пораженно округлила глаза, но активация Кенпачи в крови уже набрала обороты. Она с негодованием задергалась в обременяющих ее мощь и свободу объятиях, а когда ее попытки не увенчались успехом — прибегла к последнему, действенному, способу.       — Посмотрите, что творя-ат… — Кайен едва успел подхватить свою чашку, норовившую вылить содержимое. Он был поражен. Сначала серебристая реяцу охватила столбом его золовку, затем боевым безумием вспыхнула духовная сила племянника в виде жуткого черепа за спиной. Казалось, силами мерились теперь не синигами, а их внутренние сущности. И это не просто впечатляло, это заставляло главу клана истово волноваться за молодое поколение.       — Очень любопытно. — Капитан Укитаке выглядел менее встревоженным. Быть может, ему приходилось уже повидать такое на своем долгом веку. Он преспокойно пригубил чай. — Очень пылко.       — Весьма, — рефлекторно согласился Кайен и так же инстинктивно потянулся за катаной. Боюсь черед остудить эти пылкие головы пора Неджибане.       — Погоди, — остановил его жестом Укитаке, — дурное это дело мешаться меж супругов… Уверен, они сами поладят.       Кайен свел брови к переносице: возня рыжих мало напоминала примирение, но диалог меж ними, действительно, шел, полнился угрозами, а об уступке умнейшего или более выдержанного речи не вел.       Однако вопреки неистовым крикам Цубаки Кенпачи даже в приливе безумия понимала, что для ее мужа-аристократа выигрыш — дело чести, а для нее, набиравшейся опыта, проигрыш — еще не позор. Унохана-сан не зря говорила о счастье сражаться с достойным.       — Простите меня. Ичиго-сама. — В разрезе долей мгновения Орихиме успела блаженно улыбнуться, опустить веки, встать на кончики пальцев и вспомнить о… танцах. Подобравшись, она грациозно извернулась в тесных объятиях, напрочь игнорируя тот кровавый ободок на своей шее, что стала оставлять Тенса Зангецу. Лекарь в Орихиме усмехнулась: это была всего лишь царапина, но Цубаки, ощутив вкус поражения, дернул в рефлексе руки и отомстил — следом кровавой перевязи через всю спину наемника.       — Х-ха… — задохнулись оба Шибы от растекшегося в воздухе запаха пущенной крови и от болезненного удовольствия соприкосновения горячего тела с холодной сталью.       Ресницы Орихиме дрогнули, целуясь с чужими. Как и губы, вкусившие любимый жар дыхания. Орихиме улыбнулась, заслышав долгожданный звучный лязг обеих катан, выпавших из рук. Освободившимися ими она обвила мужа за шею, жадно вжимая его еще живого в себя… Счастье, да, сражаться с ним, убивая за шаг до зыбкой границы смерти.