Противоположности

      Как задержать того, которого глаза желали бы вовек не видать? Как следить за тем, с кем любое пересечение взглядов — мука, а невольно затеянный разговор — прямой путь в пропасть, выстланную тайнами прошлого? Как находиться в одной комнате, как дышать одним воздухом, как слушать один и тот же шорох страниц с тем, кого хочется выдворить наружу, прочь из кабинета и вон из сердца? Ка-ак, кто бы ответил? Было некому. Вот Орихиме и сидела дальше за рабочим столом, вся, как на иголках. Продолжала мучиться, украдкой наблюдала за объектом слежки из-под ресниц и боялась лишний раз вздохнуть, дабы ненароком не выдать дрожь, что покрывала ей середку, дабы самой не попасться и не подвести Ичиго-сама, что отдал ей такой нелегкий приказ — любой ценой удержать Ичимару-сана в расположении отряда. Значит, ради нового задания нужно было продержаться до самого вечера во что бы то ни стало.       Лейтенант Третьего набрала побольше воздуха в грудь, незаметно выдохнула, привела дыхание в лад, а одеревеневшим пальцам вернула самообладание. Отчеты под ее руками никак не хотели заполняться быстро и правильно, кисть то и дело повисала в воздухе, не доходя до васи и рискуя пустить жирную кляксу на какой-нибудь важный документ. Разные мысли струились подобно дымке над чашкой еще не остывшего чая и заполняли общий кабинет первых лиц отряда… Впрочем, Шибе везло — она опоминалась аккурат вовремя, чтобы подхватить провисшую каплю туши и сделать в бумагах нужный росчерк, а после — вновь замереть, покосившись на капитана, также неохотно занимавшегося делами, которыми его сегодня снабжали сверх меры вовсе не нарочно.       Орихиме еще по пути на службу прикинула, что удержать подле себя начальство, впавшее у нее в опалу, сможет разве что работой. Говорить с Ичимару-саном ей давалось с трудом — каждая вторая фраза упиралась в недосказанные им подробности их темного прошлого, отчего Орихиме непременно расстраивалась. Затевать же совместные тренировки не хотелось — в прошлый раз капитан намеревался поцеловать ее, а еще что-то намекал касательно помощи с банкаем, тогда как тренировать последний обязался господин муж и Орихиме тому ничуть не возражала. Методом исключения оставались для «отвлечения внимания» только пресловутые отчеты, но и здесь девушку поджидала та еще закавыка: заставить Ичимару-сана засесть за свой письменный стол оказалось так же сложно, как упросить Ичиго-сама не рисковать собой зря… Впрочем, и молящим янтарным глазам порой удавалось добиться чуда: капитан таки остался в кабинете, правда, игнорируя собравшуюся стопу листов на подпись, он занялся совсем иным — сооружал чернильную бомбу для подчиненных, чтобы «скрасить» им будничные тренировки, как он сам выразился.       Наблюдая, с какой пакостной миной и с какой увлеченной быстротой пальцев Ичимару-сан справлялся с припасенной для личного состава каверзой, Шиба невольно расслабилась и с новым воодушевлением принялась за письмо: в ближайшее время покой был ей обеспечен, ведь подобных «подарочков» предполагался целый десяток. Она приосанилась и потянулась за новым рапортом офицеров отряда, чтобы свести данные в общий отчет, втайне журя себя за то, что потакала капитану в его мелких шалостях. Однако с воспитанным в себе хладнокровием и каким-никаким опытом Шиба сознательно выбрала из двух зол меньшее: бойцы отряда сумели бы отмыться от краски, а вот отделались бы Ичиго-сама и Хицугая-тайчо от скверны, которую и им Лис мог учинить, было еще под вопросом. Отношения меж этими тремя оставались, мягко говоря, натянутыми.       День тихо и плавно перевалил далеко за полдень, когда каверза Ичимару оказалась успешно подготовленной, а веер из отчетов подписан одной длиннющей, как жало Шинсо, подписью. В крайне преподнесенном, предвкушаемом знатное веселье, настроении Ичимару сгреб в охапку «бомбы» и только собрался выйти из-за стола, как на этот самый стол перед ним тяжело бухнула новая кипа бумаг.       — М-м-м-м… — Вечно загнутую до самых ушей улыбку теперь намеренно выгнули уголками вниз. Ичимару скорчил из себя плаксу и для убедительности даже слезу пустил. — Орихиме-саааан, давай завтра, а? Разве не видишь, — он перетряхнул коробками в прижатой к груди корзине, — какое неотлагательной важности дело образовалось у меня…       Рыжая нервно потерла пальцами переносицу:       — Ваше безотлагательное дело сможет подождать, а вот Ямамото-сотайчо — нет. Эти отчеты нужно успеть сдать до вечера и всенепременно.       Гин обиженно выпятил губу, затем и вовсе театрально разрыдался, упав на стол и что-то нечленораздельное запричитав по поводу своей «несчастной доли пребедного капитана Третьего отряда».       Уже попривыкшую к подобным спектаклям Орихиме прошибить не удалось, и тогда против ее строгости в ход пошла более массированная атака. Он заговорил скороговоркой:       — Что же ты так жестока ко мне, Орихиме-саааан? Да я же ради нашего отряда дни и ночи работаю в поте лица, не жалею ни рук, ни ног, ни прочих немаловажных частей моего тела, и если кто успел смутиться, то это — мозг… — Прервавшись на миг лишь для того, чтобы смачно высморкаться в верхний из отчетов и краем глаза отметить, как помощницу передернуло, Гин заломил руки и взмолился к потолку: — О, за что небо покарало меня таким ответственным лейтенантом, о, за что же она так не любит своего восхитительного капитана, о, подскажите кто-нибудь старику Ямамото о пустой трате бумаги и времени на никому не нужные отчеты, о, сделайте декольте очаровательной Орихиме-сан поглуб… оии, это не отсюда, — хихикнул, враз меняясь в лице, хитрец, и перегнувшись через стол, под видом секрета признался: — Эт уже из моей еженощной молитвы. — И подмигнул, наглец.       Покрасневшая до самых кончиков ушей Шиба потуже запахнула на груди полочки косодэ и молча пододвинула отчеты начальству, всей категоричностью этого движения и злостными огоньками в зажегшихся очах показывая: если кто рыпнется из-за стола, не закончив работу, — наружу выйдет по кусочкам.       Ичимару ничуть не испугался столь грозного вида, но за кистью всё-таки потянулся…       — И ставьте разборчивую подпись на каждом отчете, пожалуйста. — Не просящим, а предупреждающим тоном добавили ему.       — Какие мы строгие стали, уж и пошутить нельзя… — взялся-таки капитан за отчеты отряда. Поставив закорючку, не глядя, на первом же листе, он перевернул страницу — отметился на второй, третьей, где надо и не надо, и так далее. Суженные глаза хищника тем временем провожали фигурку лейтенанта до ее стола, усадили за него, облизали лицо девушки, остановились, естественно, на ее волнительной, теперь часто вздымавшейся высокой груди. — Зря, зря-а-а Орихиме-сан выходила замуж за представителя Шиб — вон, теперь как все они тоже шуток не понимаешь и чуть что за меч хватаешься. Эх, испортили такое милое хохочущее создание…       Орихиме сделала вид, что пропустила этот выпад, задевающий ее семью, мимо ушей. Мысленно она даже приказала себе не вестись на провокации язвительного командира и прикинула, сколько часов страж ей осталось вытерпеть рядом с ним до окончания рабочего дня. Завтра бы она с превеликим удовольствием отпустила бы его на все четыре стороны, но сегодня нельзя, нельзя было терять его из поля зрения. Тем паче, зная, каким хитрым и скользким, готовым на любые уловки был лис-Ичимару.       — Да и вообще, дикие, невоспитанные люди эти Шиба…       А натиск продолжался. Однако молодая леди клана сцепляла зубы до скрипа и лишь резче выводила значки.       — К тому ж, ни стыда, ни совести не имеют, — бормотал тем часом Гин дальше и громче, с упоением поглядывая из-под челки на лейтенанта, даже не заботясь о потере прищура, припасенного у него на все случаи жизни. — Верно-верно, старшим дерзят, начальства не слушают, чужих возлюбленных уво-о-одят…       «Да Рангику-сан сама ушла от Вас!!!» — захотелось прокричать Орихиме что есть духу и резануть правду, что друг детства этой замечательной женщины — настоящий негодяй, но вновь нельзя, нельзя было срываться, как нельзя было показывать, насколько же сильно доставал ее весь его треп.       Девушке в одночасье сделалось жарко и, сдув выбившийся из прически локон, она нервно покусала губы, краем уха отмечая тихий смешок напротив. Смотреть на капитана она по-прежнему не желала, поэтому оставив всякую осанку, аристократка склонилась ниже над столом и отгородилась от вида на кабинет ниспадающими нитями волос. Пыхтя про себя, игнорируя подливавшего своими комментариями масла в огонь Цубаки, Орихиме сосредоточила всё свое внимание на письме и… из-за этого чуть не пропустила попытку капитана улизнуть.       — Ич… Ичимару-тайчо! — Лейтенант рванула в сюнпо на выход и выросла аккурат меж седзи и крадущимся сбежать. — Куда это Вы собрались?!       — Оу… — состроил тот изумленную моську, но тут же придирчиво сузил глаза и с намеком на проницательность протянул: — Погоди-ка-а-а, дай-ка догадаться… Что, за тайчо любимого так переживаешь, раз целый день меня караулишь?       У незатейливой шпионки непроизвольно округлился рот, но, поперхнувшись от изумления, она заставила выдавить из себя:       — Что? — Она недоумевала, как можно было так перекрутить происходящее, да еще и в свою пользу!       Ичимару-сан уперся одной рукой в створки двери аккурат рядом с головой Орихиме, второй — с беспардонной чувственностью обжег ее щеку.       — Нууу, мой румяный фукутайчо, признавайся, я прав или абсолютно прав?       Шибе понадобилось еще каких-то пара мгновений, чтобы прийти в себя и ловко избежать в который раз соприкосновения с тонкими бледными губами, что так походили на пасть змеи. Словно мышь, которой дозволили побегать перед смертью, Шиба, на диво, без препятствий и в сторону улизнула, скользнув у капитана под развевавшимся от волнений воздуха рукавом, и к столу своему успела спокойно перебраться, и даже дыхание перевести, чтобы, собравшись с силами, обернуться и возразить:       — Я не…       А он оказался тут, прямо за ее спиной — будто еще одна тень.       — Ну давай, Орихиме-сан, — ухмыльнулся он во всё свое ехидство, — соври мне, как наплевательски ты относишься к своему командиру и что ни разу не переживаешь за его… репутацию или жизнь?       Янтарные глаза беспомощно заметались по выделявшейся на лице хитрой ухмылке — та приковывала к себе разом всё: взгляд, мысли, желание коснуться ее острых краешков и заставить силой привести в норму. Но как нельзя было сегодня отпускать Ичимару-сана от себя ни на шаг, так нельзя было впасть во власть его магнетизму. Шиба большим усилием воли заставила себя отвести взгляд и глухо таки соврать:       — Конечно, я пекусь о Вашем авторитете, о хорошей славе Третьего отряда в целом. Глупо было бы поступать иначе, если я являюсь лейтенантом при нем… — Она собралась было обогнуть стол и сесть на свое место, но ее настойчиво удержали за локоть.       — Ты — лейтенант, прежде всего, при Мне, Орихиме-сан, — уточнил Ичимару, — и знаешь, какая первая заповедь хорошего лейтенанта? — Он сжал пальцы на ее локте крепче: — Выполнять беспрекословно все приказы своего капитана. Ты же будешь послушной девочкой, да? — Он рывком дернул ее на себя и следом прокричал: — Сэнтан Хакуджа!       Орихиме и охнуть не успела, как невесть откуда взявшаяся белая лента выстрелила в потолок из руки капитана и тут же рьяно обвила их обоих в нечто схожее на кокон. Дощатый пол тотчас убежал из-под ног, а вместо него в мгновение ока пружинистой землей откликнулся травяной «настил» наружного мира. «Что за чудеса?!» — поразилась девушка, но картина, открывшаяся глазам после того, как белый плен отпустил ее, и вовсе заставил ее замереть. Они с капитаном самым удивительным образом переместились из кабинета через всю территорию отяда на учебный полигон.       — Кидо запрещенного уровня?! — ахнула Шиба, чутко различавшая любые проявления магии — видимо, о том толковала в ней высшая кровь. — Это… это недопустимо!       — Что? Недопустимо? — полоснули по ее по лицу острым взором; хитрые очи Лиса преисполнились зла и теперь он походил на тех демонов, екаев-кицунэ, что сулили смерть всякому, кого поймают в свои сети. В то же время, змеиное естество в этом скользком синигами также показало себя, угрожающе зашипело, когда новый кокон — теперь упругий и прозрачный — утаил их от всех в этом мире: — Недопустимо коней менять на переправе, так и передай своей наставнице!       Орихиме изумленно моргнула, а после и вовсе судорожно захлопала ресницами — она не играла, вправду умом не понимала загадочного послания, хотя сердце ее уже неприятно жгло; оно уже, хоть и тоном выругавшегося Цубаки, прокричало, что мужчине напротив, некогда заказанной ей жертве, по какой-то причине было известно всё. Всё.       — Что Вы… — Она свела брови, стараясь скрыть прозрение. — Что Вы имеете в виду? — Опустила голову. — Я не понима…       — На меня смотри, Орихиме! — Нещадными узловатыми пальцами ее заставили подставить обратно лицо под вызов ядовитых глаз. — Скажешь Унохане-тайчо, что дурное дело подсылать ко мне второго убийцу, если в отряде уже успешно прижилась одна.       Девушка не могла контролировать себя — в момент сделалась пунцовой, а еще страстно возжелала, чтобы всё услышанное ныне обернулась каким-то дурным сном. И правда о ее назначении в Третий, и правда о ее промысле куноичи, и правда о том, что приказ на ликвидацию Ичимару Гина отдали другой девушке, и, главное, правда о том, что ее капитан знал обо всём об этом и продолжал спокойно сосуществовать бок о бок с ней, со своим будущим палачом.       Что это знание давало ему? Что он хотел доказать и зачем всё рассказал ей?       У юной Кенпачи вспыхнули нехорошими огнями очи. Серебро расплавленной струей покатилось по венам, реяцу накалялась…       — Что Вам нужжжно? — прошипела она, опасная. словно пойманная за хвост кобра, готовая ужалить тотчас же.       Ичимару дернул грозную воительницу на себя вновь и процедил не менее свирепо:       — Чтобы ты угомонилась и продолжала дальше разыгрывать свой фарс! Когда настанет время, я сам покажу тебе под каким углом лучше вогнать меч в мое сердце! Вот такой я отдам тебе приказ и ты его выполнишь безоговорочно. А пока… прекрати высовываться, Ори-чан.       Шиба взметнула брови; заслышав то забытое-памятное имя, она даже брыкаться позабыла. Что говорить о недюжинной силе ее шока, если она таки упустила момент, когда лицо Ичимару оказалось к ней впритык.       — Задушшшу собственными руками, — с леденящим кровь спокойствием шепнул он, пробравшись носом к ее уху, а после скользнув им в каком-то ластящемся жесте по виску. — Если еще раз повторишь свой фокус с полным исцелением — убью! — Холодный поцелуй оставил след на ее челе. — Глупая Ори-чан, не понимаешь, что сама себе роешь яму, из который даже я тебя достать не смогу, не то, что твой герой…       Занавес маскирующего кидо дрогнул тут по всему периметру и очень быстро растворился маревом по округе. Сцену внезапных откровений ощутимо пропекло солнцем, ветер пахнул участникам какого-то стихийного, вовсе незапланированного действа в лицо, заставляя невольно встряхнуться от остатков небывальщины… Всё озвученное прежде и впрямь показалось Орихиме сном, от которого невозможно было очнуться, как бы она ни пыталась проморгаться.       — Ну что ты хлопаешь ресницами? — знакомым насмешливым тоном обволокло ее.       Гин стоял всё так же — перед ней, в шаге от, — и без какой-либо нежности пригладил разлохматившиеся медные волосы, проведя по тем жесткими ладонями от макушки до плеч; спутанные концы, уронившие фамильные кандзаси в траву, беспорядочно рассыпались по спине Орихиме, которой точно не было никакого дела ни до первых, ни до вторых. Она оторопело смотрела, мимо Гина, и не понимала проявленной к ней недозаботы: он только что пообещал убить ее, а перед этим огорошил признанием, что позволит расправиться ей с ним, так зачем и кому нужно это фиктивное беспокойство?       — Твой ненаглядный уже на территории отряда, разве не чуешь? — словно подслушали ее вопрос.       — Ичиго-сама? — не на шутку встрепенулась Шиба и принялась судорожно приводить себя в порядок.       — Поменьше суеты, побольше отличной игры, — снова вмешался своими советами капитан и рассек воздух извлеченным из ножен Шинсо. — Доставай свой занпакто, живо, — кивнул ей на пояс Лис, собаку съевший на запутывании следов и пускании пыли в глаза.       Его слова звучали твердо, как будто он в бою раздавал распоряжения, и почему-то воспротивиться приказу не возникло сомнений — Орихиме выставила клинок перед собой резво.       — Делай вид, что мы тренируемся, — скомандовали далее, пугая девушку серьезностью в лице и поразительным умением просчитывать ситуацию наперед. Чтобы обставленный обман выглядел правдоподобнее, Ичимару решительно рубанул с плеча, не заботясь, смогут ли среагировать на столь скорый и неожиданный удар — с ним ведь сражалась Кенпачи; эта тайна также давно была ему известна. — И улыбайся, улыбаааайся, Ори-чан, — расплылся сам он в притворном оскале прежде и снова провел серию виртуозных ударов, орудуя своим не высвобожденным вакидзаси не менее ловко, как большинство синигами — традиционными катанами. Хотя истинным его оружием являлся отнюдь не меч, а потрясающее чувство самоконтроля — оно читалось в этом пройдохе во всём, начиная от лица и заканчивая каждым взвешенным, продуманным на сотни ходы вперед движении.       Орихиме невольно ойкнула, отражая последний удар, ведь изворотливое лезвие чужого клинка едва не задело ей сонную артерию — похоже, ее капитан вознамерился сломать обещание и пришить ее сейчас, однако вышколенная Уноханой, Орихиме не так увернулась, как в последний миг отвела удар, пустив в ответ еще и колкие молнии из глаз. Затронутое самомнение и опасность вызывали в ней азарт к битве, но сердце взорвалось желанием проявить себя еще лучше и еще достойней, когда вдали, на линии жилых бараков, замаячил рыжий всполох.       Он приближался. Неторопливо двигался по тропе, ведущей к тренировочному полигону Третьего отряда. Он наблюдал за ней, абсолютно точно — Орихиме на расстоянии ощущала цепкий взор супруга и до малейшей черты могла представить, каким было сейчас его лицо. Чуть надменное, слегка удивленное, с неизменно гордо поднятым подбородок, глубокой складкой меж насупившихся бровей, и, меж тем, с потеплевшими глазами, в которых должно было заплескаться удовольствие, когда в пылу поединка Орихиме задела своего противника — оставила на память царапину на щеке.       — Уху-у! — присвистнул нервозно Ичимару и бегло размазал по коже проступившие капли крови.       Ярко-алое пятно на алебастровой коже заставило разошедшуюся Кенпачи поежиться и одернуть себя, бешеную, но извиниться за свою несдержанность она не успела. Да и вряд ли бы стала: ни теперь, когда к месту тренировки подошел ее супруг, ни, в принципе, никогда — она несла особую гордость за могучую кровь, текшую в ее жилах.       — Ичиго-сама! — Его появление и одобрение в довольных очах и вовсе вознесло девушку до небес, отчего она резво всадила Цубаки обратно в ножны и в два порхающих шага оказалась пред мужем. Поклонившись учтиво и спрятав собственную радость, она поспешила выяснить, что привело его в Третий отряд.       Шиба озорно усмехнулся — вряд ли он собирался называть истинные цели своего визита, а потому лишь резко прижал к себе супружницу, безо всякого стыда, с расчетом на совершенно определенную публику, запечатлел долгий поцелуй на ее губах и во всеуслышание заявил:       — Мне захотелось провести вечер с любимой женой, что здесь неожиданного?       Не удосужив хозяина территории даже полувзглядом, Ичиго крепко стиснул руку Орихиме и увлек за собой обратной дорогой от полигона к входным вратам.       — Ты так запросто распоряжаешься во вверенном мне отряде? — ударилось практически сразу в цифру «два» на белом хаори.       Орихиме, опомнившись, воровато оглянулась назад, словно совсем позабыла о существовании своего капитана и истории, рассказанной ей им. Ичиго же нехотя только взгляд бросил через плечо.       Гин не преминул затеять новую пьеску и, картинно приложив ладонь к глазам, всмотрелся в еще полное персикового цвета солнце:       — Это я стал подслеповат или в Готэе наконец приняли указ заканчивать службу еще до полдника?       Лейтенант Третьего устыдилась, залившись краской, своей слабости перед чарами и власти любимого, однако высвободить руку из его цепких пальцев ей не дозволили; роптавшему же Ичиго, повернувшийся всё ж всем корпусом, ответил категорично:       — Орихиме — прежде всего, моя жена, а уже потом — твой лейтенант. Если тебя что-то не устраивает в ее вольном графике, то я могу быстренько обустроить всё так, что Орихиме будет только «женой».       Ичимару цокнул языком и с деланным разочарованием покачал головой.       — Аканна, Ичиго-чан, аканна… Тебя не учили, что негоже хамить тем, кто старше? Я бы не хотел разочаровать твою матушку из-за этого.       — По счастью, я уже вырос из того возраста, когда меня ругали за недостойное поведение, — пренебрежительно бросил Ичиго ненавидимому субъекту и только собрался снова исчезнуть с женой, как новая реплика от обидчика матери не заставила его ждать:       — А кто говорил о поведении? Вдруг с Ичиго-чаном по пути случиться что может? — с самым равнодушным видом Лис намекнул о своем желании убить наглеца. — Ран-чан вряд ли обрадуется вестям о смерти…       Шиба вспыхнул, сжав рефлекторно руку жены до боли, из-за чего та с замешательством в очах заметалась взглядом меж обоих мужчин. Чтобы Ичимару-сан так открыто угрожал расправой? На ее осторожного и хитроумного капитана это было вовсе не похоже: в извечных перепалках с ее супругом он не заходил дальше провокаций. Откуда взялась тогда в нем столь опрометчивая прямота?       — Уверен, что по смерти некоторых она даже не всплакнет, — холодно ответил Шиба, всадив в другого капитана взор по мощи уничтожения не уступавший смертоносному банкаю Зангецу. — Уходим, Орихиме!       — Хорошо, Ичиго-сама, — поспешно кивнула девушка и подчинилась той упрямой силе, что дернула ее за собой прямо в свистящий по скорости коридор сюнпо.       Рыжая только и успела, что обернуться своему капитану на прощание — тот улыбался с едва уловимой тенью грусти, легшей на его широкую усмешку. «Как знать, — твердила она, — как знать». И Орихиме тоже не ведала, чем обернется смерть Ичимару-тайчо для кого-то из близких ему людей, но в одном была уверена точно: тогда с ее глаз скатится пара таких же крупных слез, что и сейчас украдкой…