Противоположности

      День, к которому его готовили с самого рождения, наконец наступил, но испортил торжество внезапно разразившимся над Сейрейтеем ливнем. Небо сделалось черным, молнии частыми, взбесившимися, будто одна небезызвестная богиня решила опрокинуть свой гнев и сюнко на рискового ученика. Сорванные бурей цветы нещадно несло не к победителю, а на могилы проигравших. Казалось, что с концом эры Шибы Кайена пал мир, и настигшее столицу запоздалое ненастье будто докатилось до нее с отдаленных краев, дабы окончательно похоронить всех. Или утопить в карающем потоке прощавшейся Неджибаны.       В душе племянник Кайена, наследник рода, в скорости — его новый князь, был сам мрачнее тучи, однако внешне держал лицо каменным, эмоции — в узде, а секреты — подальше от глаз, в которые родные лезли добром.       — Ичиго, солнышко, ты бы хоть всплакнул для приличия. Родного дядю потерял как никак.       — Ма-а-ам, прошу, оставь, — устало откликнулся Ичиго, покорно вверяя себя в руки обхаживавших его со всех сторон слуг.       Церемония возложения на наследника обязанностей главы обещала быть пышной даже в условиях траура, поэтому требовала самых тщательных приготовлений. Первое, что бросалось в глаза — многослойность и дороговизна одежд в сравнении с лаконичной маскировочной униформой ниндзя. Синее монцуки из шелка наивысшего качества и с пятью гербами клана Шиба, сверхдлинные светлые хакама для неторопливого хода, печать и нэцке дракона как символы власти, прикрепленные к оби. Огненно-красной гаммой в сложном костюме перекликались обильно вышитый эпичными сказаниями нагадзюбан, узорчатый воротник и разрисованная оберегами подкладка церемониального хаори — такой, жгучий, цвет избрал для себя новый глава, словно в пику спокойному морскому, что был в почете у предыдущего. Шибу Кайена сравнивали с водяным драконом, покровительственным и спокойным, однако племянник никогда не скрывал и не стеснялся того, что шел в контрасте с ним. Яркий, видный, горячий, как внешностью, так и душой, — в роду Шиба наступала эра красного дракона: буйного, рьяного, категоричного, гордого, безжалостного ко всем своим врагам, а ради семьи и друзей готового сжигать целые города; этот молодой «дракон» имел четко определенные ценности и не собирался пресмыкаться, договариваться, добродушничать с теми, кто представлял угрозу или навлекал позор на клан. Кровожадный ниндзя, да, молва не преувеличивала: Ичиго уже многим внушал страх, а не благоговение, которое вызывал в сердцах Кайен.       — Не понимаю. — Ишшин также хмурился, беспокойно расхаживал по кабинету покойного брата — ныне собственности сына. Наблюдая за противоестественным смирением обстоятельствам того, отец и сам вел себя непривычно раздраженно, даже негодующе. — Не понимаю, ты же никогда не хотел этого. Откуда такое рвение? Мы могли подождать с церемонией посвящения полгода. Пир во время траура, это знаешь ли…       — Дядя тоже не хотел умирать, — оборвал Ичиго родителя резким тоном, — но судьба редко дает нам выбор и время на обдумывание. Я стану главой! — На него надели яшмовые подвески — также символ достатка и влияния одного из Великих Домов, и вручили ритуальный сэнсу — черный веер с изображением изогнутого креста в кругу — герба Шибы, теперь выкрашенного в кроваво-алый цвет под стать адскому небу, существовавшему во внутреннем мире Ичиго-убийцы, а не миротворца. — Я приму эту ответственность на себя, я знаю, что делаю! — развернул он веер и взмахнул им вперед как военные генералы. Ичиго и впрямь практически отправлялся на войну.       Слуги расступились при виде столь грозного хозяина, и тот с горделиво поднятой головой прошел в пустынный коридор, в котором нынче было запрещено хоть кому сновать без лишней надобности, ведь приемная и церемониальный зал сегодня были полны высокочтимого народа. Наследнику все эти напыщенные аристократы жутко не нравились, однако допустить неприятный инцидент в день своего же почетного избрания он не мог; репутация клана отныне становилась превыше личных предпочтений.       И всё-таки молодой Шиба не собирался меняться. Вопреки деланной важности и внешней непоколебимости, в душе его клокотал вулкан; родители волновались не зря — знали, что от спокойствия и скрытности их сына жди бед больше чем от ярости и молний из его глаз. Мать выпытывала у него, что мучило «дорогую кровинушку» — сердцем чуяла, что черное нутро постепенно переедало врожденное солнце в нем. Отец вторил ей: проводил нравоучительные беседы, по крайней мере, пытался — они занимали ровно столько времени, сколько Ичиго отмерял шагами энгаву от своих покоев до крыльца, чтобы сорваться с места в сюнпо и оставить беспокоившегося старика с кучей открытых вопросов. Ему нельзя было узнать и половины ответов на них, ибо тогда выдавать из себя равнодушие сыну далось бы сложнее. Слишком эмоциональные родители могли бы не выдержать — сами сунуться на рожон с опасным противником, а подвергать риску еще и их, и девочек, и Гандзю, который оставался отныне на их попечении, любящий старший сын не мог. Ему ведь не зря дали такое имя при рождении? Ичиго не собирался его менять и сейчас. Он — защитник, а значит, он поступал верно: все задуманные ходы, рокировки, подставы, секреты были нужны для блага семьи, теперь просто в разы выросшей до размеров огромного, в десять семейств, клана.       Будущий глава не знал их лично и половину, хотя связи и историю семей вассалов он досконально изучил. Сегодняшняя церемония предполагала как раз знакомство с подопечными домами; особой военной мощи те не представляли, чтобы сделаться союзниками в борьбе против предающих идеалы Готэя и синигами Айзена, однако вассалы Дома Шихоин, в котором Ичиго сделался также номинальным главой, представляли куда большую ценность. Если в первое же заседание старейшин и собрание глав домов будет налажено тесное сотрудничество меж «хозяйственниками» клана Шиба и «бойцами» клана Шихоин, то прочный тыл Готэю был бы обеспечен; командир Омницукидо на данный момент не располагал информацией, кто мог примкнуть еще к малочисленной клике Айзена, готовящих заговор, однако задобренный рисом и монетой воин представлял больше гарантий на верность, чем философская муть речей предателя. А против применения навязываемой верности посредством Кёки Суйгецу у Шиб теперь имелось про запас тоже действенное средство. Орихиме по-прежнему оставалась самым верным соратником Ичиго — он ни на миг не сомневался в жене, доверял как себе.       Ее общества сейчас не хватало — чудодейственным образом эта целительница и без техник кидо, и без банкая Цубаки могла унять тревоги в его душе, убрать ершистость, нервозность, запальчивость, порой мешавшую капитану Второго отряда, хоть и достаточно прославившегося своими холодностью, циничностью да снисходительностью, приобретенными за годы обучения и службы в рядах наемников. Однако именно это обстоятельство обещало стать камнем преткновения на близившейся церемонии — наследник не питал иллюзий, знал, что многим аристократам его переход в касту убийц - как кость поперек горла. Прежде, в роду уважаемых землевладельцев никогда не случалось подобного выверта, видимо, «руконгайская кровь», кровь извечных борцов за выживание, и впрямь превращала почтенных консерваторов в революционеров. Впрочем, Ичиго даже гордился этим — заставлять мир жить по должным, подходившим реалиям, правилам, а не сухим сводам, написанным века назад. Так что да, клан при его главенствовании ожидали значительные перемены.       Наконец молодой Шиба повернул за угол и оказался в приемной части дома. Короткий коридор отделявший его от фусума зала церемоний показался длиннее обычного, возможно, из-за громоздкости наряда, возможно, из-за постных лиц главы старейшин, первого советника, священника и казначея, стоявших тут же, но отражавших общую картину настроений, ожидавшую наследника прямо за дверью. Шиба, безусловно, чихать хотел на это, однако легкости водружаемого ныне на его и без того обремененные плечи груза ответственности такое отношение не прибавляло. Надеяться на поддержку там, внутри, он мог только со стороны брата, которого клан знал как воспитанника Шиб, и отца, легкомыслие которого не прибавило ему веса в глазах напыщенных вельмож.       — Милости просим, господин наследник, — в лживом раболепии склонился советник предыдущего главы, та еще мразь и пиявка, которую дядя предпочитал кормить с руки, нежели дозволять тявкать за вратами. У будущего главы для этого низменного синигами имелись иные планы, впрочем, всё должно было следовать чин по чину.       Принц вплыл в зал чрез раздвинутые фусума, точно определившая поле охоты акула. Его колкие и пронзительные взгляды за короткий час успели прошить, будто сюрикенами, всех присутствующих, не скрывая своего ответного пренебрежительного к ним ко всем отношения. Сложно было забыть их гнусавые сетования и горячие высказывания в пику наследнику, который не поддался бы влиянию со стороны; разумеется, большинство из клана устроила бы кандидатура Гандзю, малодушного и не блиставшего талантами, который бы не только слова поперек старшим не сказал бы, но и не отбился бы в случае бунта. О роптаниях внутри мелкой аристократии в провинции Шиб Ичиго также был наслышан, более того не одного сына подвластных клану семей он лично задерживал по подозрению в измене, тех же, кто прибегал к более жестким мерам — карал нещадно. В памяти Ичиго хорошо отпечатался последний инцидент с нападением на его новоиспеченную жену — когда вельможи чего-то алчно желали, то шли на любые меры. Однако в этом Ичиго точно им не уступал.       — Мы собрались здесь, чтобы почтить память нашего безвременно почившего, горячо любимого и глубоко уважаемого Кайена-сама, а также чтобы избрать…       Скучные речи не заставили себя ждать — потянулись льстивой патокой, унесли время неторопливой рекой, стоило только наследнику занять почетное место близ видоизменившейся токонома — теперь там висела отцовская гравюра с изображением красного огнедышащего дракона, — под стать в сжатые сроки переоборудованному залу. Отныне в просторном помещении казалось гораздо меньше света, ведь стены покрыли закатными горными пейзажами, фиолетово-розовыми с акцентами на рыжие солнечные блики клонившегося к горизонту солнца. Несведущий человек истолковал бы это как дурное знамение, однако «солнце», венчавшее гору на каждой из стен, отнюдь не собиралось кануть в небытие. Наоборот, оно торжествовало на пике, созерцая с высоты погруженную в сумерки землю — лучшее время для творения лихих дел, но и в тот же час борьбы с теми, кто благоволил такому лиху. Высшие аристократы всегда отличались изощренным умом и тонким вкусом, чтобы создавать подобные наглядные противоречия, понятные только узкому кругу их поверенных. Но и без этого обязательного символизма, Ичиго приветствовал подобные тона: они напоминали ему свой мир, вселяли в душу наемника комфорт, а еще напоминали о трех важных в его жизни женщинах, с которыми он ассоциировал данные цвета.       — …с этого момента Шиба Мичио Кейтаро Ичиго принимает на себя полное и единоличное управление Великим Домом Шиба, начало которому положил, о, незабвенный властитель пяти стихий, третий сын самого Короля Душ…       Если бы Ичиго смел, то непременно закатил бы глаза, но обязательства и возросший статус требовали терпения даже тогда, когда древнему роду воспевали бесконечные хвалебные оды, а вставшему у бразд семьи главе неприкрыто лизали зад. А ведь прежде Ичиго предпочитал сваливать сразу, когда на заседаниях начиналась подобная театральщина. Прежде, Ичиго дозволялось всё, когда дядя был рядом с ним и мог всегда прикрыть, выгородить, оправдать его. Однако вслед за уходом Кайена, Ичиго окончательно лишился своего ребячества, которое теперь было просто недопустимо. Не заимев собственного сына, Ичиго в одночасье обзавелся целой оравой «детей», которые нуждались не только в защите и заботе, но и в здравом, зрелом "отце".       Наконец после велеречий об основателе клана и двадцати пяти предшественниках Ичиго, ему, как новоявленному главе, вручили ритуальную пару мечей божественного родственника и пять каменьев-артефактов, олицетворявших собой каждую из основоположных стихий: огонь, воду, землю, дерево и металл. По преданию, Король Душ возложил на клан Шиба долг оберегать всё сущее в их мире, ведь именно они стали теми, кто сотворили Общество Душ как край, и именно в их власти было право разрушить всё по его велению, если этот мир изживет себя. Вот почему возглавлять род со столь важной и сверхсложной миссией должен был действительно здравомыслящий и уравновешенный лидер, в противном случае их мир могла постичь катастрофа.       — Я хочу сразу сообщить о некоторых изменениях, — прервал Ичиго надоевшего ему говорившего и обвел зал придирчивым взором на наличие немедля скуксившихся. Он отдавал отчет возложенной на него ответственности за сохранность этого мира, однако именно потому, что дядя верил в него, Ичиго не собирался давать слабину и юлить, приноравливаться к не устраивавшим его обстоятельствам, терпеть людей, на которых он не мог бы положиться.       — Простите? — старший советник, Шиба Куродэ, с непониманием воззрился на своего главу.       — Окончательно вступив в свои права, перво-наперво я хочу огласить о предстоящих переменах, касающихся управления кланом. Для начала, я бы хотел назначить своим помощником, непосредственным заместителем, а, следовательно, и новым первым советником... Хицугаю Тоширо.       — Что? — округлил и вовсе глаза Куродэ, а миг спустя впился гневными зенками в только хмыкнувшего соперника, которого, судя по всему, данное распоряжение знатно позабавило; Тоширо усмехался уголками губ, что было высшей степенью его довольства и веселья. — Вы… Вы не имеете права! — возмутилось второе по важности лицо в клане. — М-мой господин! Этот пост может занимать только гражданский, а капитан Хицугая военный человек!       — Правда? — Ичиго, похоже, стал тоже получать удовольствие от скучного собрания. — Покажите мне, где написано это правило, чтобы я мог тотчас его изменить. Насколько мне известно, подобное как раз находится в моей сфере деятельности, не так ли… господин новый первый советник? — повернул он голову к Тоширо, и тот со знанием дела кивнул — историю и особенности рода Шиба он лучше усвоил на домашних уроках.       Ичиго злокозненно оскалился, бросив взгляд на запыхтевшего Куродэ. Когда-то давно, именно он высказывался против принятия Тоширо на правах воспитанника, заботясь о чистоте крови и репутации своего клана, а еще пытался рассорить Дом Шиба с Домом Шихоин, опять-таки спекулируя на благородстве одних и обвиняя в дурном промысле других… Настало время платить этому позорящему честь клана смутьяну по счетам — с новым главой мало кому бы из неприятелей свезло: Ичиго был злопамятен.       — Н-но… Но, мой господин! Испокон веков пост первого советника занимали только члены семьи! При всём уважении, но капитан Хицугая…       — …довольно! — пресекли его поспешные доводы категоричной рукой. Хитрые, что-то уже хорошо обдумавшие, карие глаза посмеялись над недотепой втихомолку, когда следующая весть должна была повергнуть в шок не только Куродэ, но и всех собравшихся, включая отца Ичиго, явно ни слухом, ни духом не знавшего о сговоре его мальчишек. — Я понимаю ваше негодование и могу разделить вашу боль, "дорогой" Куродэ-сан: вы — глава одной из боковых ветвей Шиба, и много лет послужили моему дяде, убедив того в своей незаменимости, однако я иное дело — я не нуждаюсь больше в ваших услугах, поскольку с этого же мига Хицугая Тоширо объявляется мною хранителем Пяти Стихий и полноправным членом клана, поскольку... является первым сыном моей матери, то есть моим единокровным братом.       — Что? Что? Что? — рокотом волн прокатилось по заседавшим.       «Прости меня, мам, за твою немного запятнавшуюся честь, но…»       — Рангику убьет тебя, как пить дать, — шепнул Тоширо, мельком склонившись к рисковому главе.       Ичиго хулигански улыбнулся и с любопытством взглянул на сочинившийся бедлам в зале. Весть о таком преображении одного из безродных капитанов вскоре должна была утопить Готэй в сплетнях и домыслах, что полностью совпадало с ожиданиями нового главы. Беспокойная атмосфера всегда подмывала решительность, она же способна была порушить даже самые гениально спланированные ходы. Айзену придется мириться с появлением на сцене нового действующего лица, которое отныне упрочнило свой статус, когда он столько раз норовил втоптать его имя в грязь, очевидно, прекрасно зная о родственных связях меж Тоширо и своим главным приспешником. Айзен был бы дураком, не держи Ичимару на коротком поводке, шантажируя того сыном. Хоть лис, хоть змей, но все, даже самые беспощадные твари инстинктивно заботились о своем потомстве. Специфическая опека Ичимару свидетельствовало о том более чем.       — Это неправда! — даже с места вскочил Куродэ. — У вас нет никаких доказательств!       — Хм? Вчера мои родители официально его усыновили.       — Да-а? — Ишшин в изумлении воззрился на сына, но тот убийственным взором пояснил папаше, что от него ожидалась совсем иная реакция. — Да-а-а, — мгновенно сменил тот вопросительные интонации на утвердительные и покивал головой.       — Бумага вот, — извлек Ичиго из рукава необходимый свиток, — всё по закону.       Пока Куродэ придирался к каждому иероглифу, глава насмешливо поглядывал на него и принимал от брата немые вопросы всё о том же: «Когда он и это провернуть успел?» Ответ для столь гениального синигами, как Тоширо, вообще-то лежал на поверхности — для наемников подделать любое письмо, печать, стиль, даже характерные бумагу с тушью, не составляло никакого труда — их обучали диверсионному делу в том числе касательно и такой сферы, причем настолько хорошо, что и комар бы носа не подточил.       — Полагаю, на этом конфликт исчерпан? — испытывающе он посмотрел на опустившего руки бывшего советника и на лица других гостей, когда бумага пошла по кругу и вызвала оторопь практически у всех. Не дождавшись ответа или хотя бы кивка, и оставшись всё ж тем доволен, Ичиго снисходительно махнул: — Я больше не задерживаю вас, Куродэ-сан. Отныне вы больше не член Совета старейшин, поэтому покиньте помещение.       У опального аристократа звучно хрустнули кулаки, скрипнули зубы, перекосилось лицо. С легко читавшимся гневом в очах он процедил, отступая назад:       — Не думайте, что я всё так оставлю, господин глава. Вы обесчестили меня, и я клянусь, что еще отомщу…       — Чудесно, — дерзко улыбнулся командир Омницукидо и дважды хлопнул в ладони — дверь фусума пятившемуся советнику отворили не слуги, а члены группы задержания. — Я ждал этого, — пояснил недоумевающему подчиненному, тотчас схваченному под руки. — Пойдем тогда по списку обвинений. Обряд кровной мести упразднен Советом шестьдесят три года назад, так? Угроза вассала своему дайме должна пресекаться во избежания бунта, так? Оскорбление членов Великой семьи, разбазаривание общей казны, подстрекательство на мятеж внутри клана — за долгие годы правления, Куродэ-сан, вы успели много где отличиться, но, с высоты вашего изворотливого ума было наивно полагать, будто завязавший дружбу с кланом Шихоин, вошедший в состав отряд Омницукидо, сделавшийся наконец капитаном Второго отряда, наследник клана Шиба, которому с пеленок втирали, насколько важно оборонять свою семью, не позаботился бы о шпионах в вашем окружении… Куродэ-са-а-ан… — Ичиго оскалился ядовитой ухмылкой своего занпакто. — Вы заслужили на такой конец, не правда ли, господа старейшины? — обратился он к вершителям дел и судьбы клана. — Или есть у кого возражения?       Мелкие аристократы захлопали глазами, старейшины Шиба только позевали ртом и немо попереглядывались меж собой. Отец, кажется, выглядел довольным. И даже Тоширо, не любитель радикальных мер, с пренебрежением глядел на заведшуюся «крысу» в Доме, который стал ему родным.       — Н-нет возражений. Нет возражений, — стало раздаваться поочередно от всех присутствующих; так единогласным решением нечестивца было поручено препроводить в одну из камер Башни Раскаяния — Ичиго не сомневался, что на заключение в тюрьму Куродэ Совет выдаст нужный документ; Ичиго по-прежнему был дружен с новым председателем судей того.       В зале воцарилась тишь да благодать. Должный эффект показного выступления под названием «Торжество авторитета нового главы» превзошел все ожидания последнего, сказочно удовлетворив охочего до наказания несправедливости Ичиго. Посему, добить старейшин решением о назначении отца своим преемником в случае внезапной смерти и о возведении руконгайки-жены в статус «благородной леди», хозяйки клана, не составило для наемника труда. Если бы он был повальяжней, то даже позволил бы себе расхохотаться под конец церемонии, как сделала бы на его месте Йоруичи, однако и стены поместья ныне требовали траурного немногословья, да и ликовать Ичиго всегда предпочитал в душе.       — За сим оставлю вас, господа, разбирать менее значительные хозяйственные и организаторские вопросы. Как выразился несчастный Куродэ-сан, мы с капитаном Хицугая — всё-таки военные люди, и долг службы Готэю нас обязывает быть в другом месте. Отец, ты побудешь до конца?       Ишшин кивнул. Сегодня в отряде его подменяла жена, оставив дочек на нянек и на поправившуюся Куукаку, однако Ичиго и Тоширо, располагая лейтенантами даже более надежными чем их мать, должны были найти достойный повод, чтобы покинуть дом. Дел вне клана и отряда у них по-прежнему оставалось невпроворот.       26-й глава клана Шиба повернул восвояси другой дорогой — через фусума, ведущие в жилую часть дома, где его заждались сестры и жена — те, кому не дозволялось присутствовать на собраниях мужчин, но поддержка их ощущалась и сквозь десяток стен. Впрочем, для Орихиме внезапное повышение в статусе являлось тем еще испытанием для самой — со вчерашнего дня, прознав о наспех созванной церемонии, она ходила как в воду опущенная, отводила глаза на мокром месте, что-то порывалась сказать, но у Ичиго, увы, не осталось времени на ее мнимые страхи. Им обоим предстояло собраться и снести всё во имя клана, ведь именно от них теперь и зависела судьба того.       Однако не успел довольный собой глава и шагу ступить в коридоре, как напоролся взглядом на распластанную на татами перед фусума «бабочку». Пестрое праздничное учикаке жены и впрямь играло всеми красками, переливами напоминая крылья летних полевых прелестниц, а в почтенном поклоне преданной жены пред вознесшимся мужем она и вовсе напоминала огромную совку с этими красиво расстеленными по татами широкими рукавами, размашистыми полами, длинным и разрисованным шлейфом. Торжественная прическа, будто еще один огромный бант выходного парчового оби. Целый арсенал кандзаси и прочих украшений, распустившиеся хризантемой поверх медного тяжелого узла волос. Тоненькие кисти. Аккуратные ножки. И две ярко-одетые служанки, как продолжение крыльев, теперь положенные ей, его госпоже.       Как высокородному и гордому аристократу, Ичиго польстило такое преклонение, но как заскорузлому воину и не очень чувственному мужчине, подобное приносило только дискомфорт.       — Орихиме, твоя радость за супруга отныне не может быть настолько очевидной. Поднимись.       — Слушаюсь, Ичиго-сама, — по всем правилам отвечала покорная и робкая жена, несмело опираясь на протянутую ладонь, несмело так же косясь на его смешливое лицо.       — Ты теперь леди Великого Дома, госпожа этого поместья, хозяйка дома, — скользнули по ее горевшей скуле контрастно холодные пальцы, заставляя-таки посмотреть Орихиме прямо перед собой, глаза в глаза. Ичиго кивнул приободряюще: — Что волнует тебя в этой связи? Мама всегда подскажет тебе по хозяйству, слуги не посмеют ослушаться и даже Унохана-сан даст тебе дельный совет, если тот тебе потребуется. Что касается завистников и клеветников, не бойся… я уничтожу их всех! — Ичиго, позабыв о присутствии брата за спиной, заключил в ладони лицо жены и поцеловал ту со всей признательностью, на которую только был способен. Однако даже это не избавило ее вид от явной печали. — Что не так? Доверься мне. Мы же напарники, помнишь?       — Ичиго-сама… В такой день… Я не могу… молчать больше. — Две крупные слезы искорежили маску грима поперек женских щек и разом смыли всю проявленную к ней мужнину нежность. Он медленно отпустил ее и невесело повторил вопрос, что же случилось? — Я так виновата, Ичиго-сама, так виновата, — помотала она головой. — Я нарушила ваш приказ и готова просить разрешения лишить себя жизни от позора.       Шиба нахмурился и выругался, но внезапно появившиеся в конце коридора фигуры матери и Ичимару-чтоб-его-Гина заставили его насторожиться и в момент подобраться, как и Тоширо рядом.       — Яре-яре, какие грозные детки… Прямо соскучился по этим гримасам! — пролепетал Лис, бесстрашно подбираясь к ним и скаля морду, словно он действительно рад был их видеть.       — Орихиме? — единственное что с нажимом произнес Ичиго, намекая на конец своего терпения.       — Я исцелила Ичимару-сана, простите меня, — обронили ее скривившиеся уста, тогда как лисья ухмылка приблизившись на опасное расстояние пропустила певучее, совсем не сожалеющее:       — Как насчет новых союзников, Ичиго-чан? У меня как раз имеется к вам одно занятное предложеньице.