Не зная, как (Without Knowing How)

Джон Ватсон любил Шерлока Холмса сколько себя помнил. На самом деле, чувство существовало так давно, что он даже не мог припомнить, была ли это любовь с первого взгляда, или же это упоительное помешательство завладевало им постепенно. Быть может, интерес зародился, едва только его мать прочитала вслух название книги. Или же, он осознал это, просто взглянув на обложку. На неискушённый взгляд Джона, она обещала приключенческую историю о детективе с забавным именем и в не менее забавной шляпе. Или, хотя Джон и сомневался в этом, возможно, ему потребовалось услышать несколько первых строк — открывающую сцену, создавшую основу для того, что приходило (и оставалось) с каждым новым рассказом, пока не превратилось в многолетнюю любовь к этим историям. Гарри любила их почти с той же силой и в детстве потакала ему в этом интересе. Они провели вместе множество дней, играя в детективов, но мало-помалу увлечённость Гарри этими играми сошла на нет. То, что Гарри перестала интересоваться загадками, дало начало чему-то гораздо более захватывающему – теперь он мог расследовать их с самим Шерлоком Холмсом. Джон считал это фантастическим повышением, и ему пришло в голову омолодить своего любимого персонажа, воспользовавшись определённым воспоминанием Холмса, упомянутым в одном из рассказов: Шерлок был ещё подростком, полиция отмахнулась от него, когда он пытался убедить их, что простое убийство было намного более гнусным, чем казалось. Эта несправедливость невероятно раздражала Джона, и ему нравилось думать, что, будь он там, всё могло бы пойти по-другому. В результате, в его фантазиях они с Шерлоком открывали детективное агентство, и это стало отправной точкой для многих грёз. В представлении Джона, молодой Шерлок мало чем отличался от своей взрослой версии, которая, по общему признанию, во многих отношениях вела себя как ребенок. На момент раскрытия своего первого убийства, Шерлок был моложе реального Джона на несколько лет. Таким образом, как более взрослый член их команды, Джон знал о мире больше Шерлока, и взрослые были более склонны прислушиваться к нему, что очень нравилось Джону. По мере взросления Джона, его воображаемый Шерлок Холмс взрослел вместе с ним, и разница в возрасте между ними оставалась неизменной. Джон рос, чувствуя себя защитником этого молодого Шерлока, несмотря на то, что настоящий Шерлок был на много лет его старше. Даже когда у него появились друзья его возраста, Джон так и не смог отпустить своего первого лучшего друга. Джон хорошо знал, что был уже слишком взрослым для воображаемых друзей, но готов был поспорить, что с литературным персонажем всё по-другому. Сказать по правде, это вероятно было первым из многих оправданий перед самим собой, сделанных в защиту своей личной непоколебимой одержимости. Джону нравилось думать, что Шерлок понимал бы его. Скорее всего, у него не было бы друзей, он был бы несколько странным и возможно, немного печальным. Несмотря на то что, читая книги вслух, мама Джона всегда обходила моменты, в которых содержались намёки на то, что в прошлом у Шерлока были плохие привычки, Джон не был идиотом. Он был достаточно взрослым, чтобы знать о наркотиках, и о том, что подобные скелеты в шкафу могут означать. Джон также знал, что, несмотря на пороки Шерлока и его неуверенность в себе, тот всё равно будет захватывающим и никогда не будет скучным. Возможно неудачный побочный эффект заключался в том, что не зависимо от того, сколько лет было Джону, он все равно больше всего на свете хотел быть другом Шерлока Холмса. Его единственным доверенным лицом, вдохновителем его гения и его опорой во всём - и (очевидно) быть рядом, чтобы дать ему знать, когда Шерлок был болваном. В результате его никогда не покидала идея стать тем человеком, который мог бы быть полезен Шерлоку Холмсу. Джон всегда знал, что пойдёт по стопам своего отца и отправится в армию. По большей части он был не способен восстать против желаний своего отца, но всё же, он решил стать армейским доктором, а не пехотинцем. И если он представлял, что Шерлоку мог понадобиться кто-то, привыкший к опасности и обладающий познаниями в медицине, - ну, Джон решил, что это оказалось приятным совпадением. Книги были широко известны и любимы, так что Джон был не единственным поклонником Шерлока Холмса. Его друг однажды попытался сблизиться с ним через их общий интерес к книжной серии, но всё закончилось тем, что друг был понижен в статусе до случайного приятеля. Друг поклонялся Шерлоку как герою, но как считал Джон, по совершенно неправильным причинам. Он восхищался холодным разумом и отстранённостью Шерлока, его интересом к игре и загадкам больше чем ко всему остальному на свете и особенно - его презрением к другим людям. И, разумеется, это погладило Джона против шерсти. Джон яростно спорил, что Шерлок не был чертовым умником, разгадывающим загадки, он просто любил драму и был немного одиноким. Его друг посмеялся над бурной реакцией Джона. - Приятель, ты не проецируешь немного? И у тебя даже нет гениальности в качестве оправдания. Джон посмеялся шутке на свой счёт, мало отличавшейся от их обычных подколок. Кроме того, это было правдой, он был одиночкой – всегда с краю группы, никогда ни с кем не заводил близких отношений. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Этот комментарий Джон мог бы и простить. Что действительно положило конец их дружбе, так это обвинение его друга в том, что Джон влюблён в Шерлока Холмса. Эта маленькая догадка была слишком близка к правде и закрепила позднейшую отчуждённость Джона. С отцом-военным, поддерживающим политику Тэтчер, и угрюмой сестрой-лесбиянкой, он поначалу отрицал свой интерес к мужчинам. После этого случая он просто решил не воплощать его в жизнь. Проходного замечания от приятеля было более чем достаточно, чтобы привлечь внимание к некоторым аспектам интереса Джона, приводящим к мокрым снам и чему-то, что Джон ещё не принял в себе. В его снах и фантазиях присутствовали как женщины, так и мужчины – годы, пришедшиеся на Бонда в исполнении Тимоти Далтона, были особенно вдохновляющими. Но, возможно, из-за того, что воображение Джона всегда было зафиксировано на Шерлоке, его подсознание всегда возвращалось к воображаемому другу. Внешность, описанная в книгах, воплощалась в жизнь в смутной форме. Орлиный нос, острые как бритва скулы, и тёмные кудрявые волосы – различные иллюстраторы изображали его по-разному, но часто преувеличивали суровые и резкие черты лица. Джон считал, что обычное описание его внешности было немного кричащим. Он предпочитал представлять эти черты лица мягче, нежнее, такими же, как и предпочитаемая им версия самого Шерлока. Джон встречался с женщинами и влюблялся в мужчин, но все они появлялись и быстро пропадали из фантазий, с помощью которых он ублажал себя рукой, в отличие от посещавшего его видения Шерлока, который с годами продолжал расти и развиваться. Его разум продолжал возвращаться к Шерлоку по низменным причинам. Это воображаемое тело – длинное и худое, и очертания этого лица – умные глаза над усмехающимися губами, и острый, озорной язык между ними. Больше всего Джон любил, когда глаза Шерлока внезапно широко распахивались, рот открывался, язык утрачивал обычное красноречие, а губы пытались произнести его имя. Он хотел того Шерлока Холмса, на которого лишь слабо намекали на страницах, такого, каким его никто не видел – уязвимого, домашнего и только для него. Если бы Джон действительно задумался над этим, он был бы смертельно смущён, особенно с учетом того, что большинство фанатов предпочитали излишне подчёркивать темные стороны Шерлока. Но, в конце концов, фантазия может быть фантазией. И останется таковой. В отношениях с реальными людьми Джон неизбежно терпел неудачу, и он прекрасно осознавал, что причина была в его же незаинтересованности. Его по-прежнему беспокоило, что на протяжении всей своей жизни он умудрялся сохранять одержимость человеком, которого никогда не существовало, но при этом не мог даже подделать интерес к живому человеку дольше чем на несколько месяцев. Он всё ещё представлял, что в отдалённой перспективе траектория его жизни закончится браком и стабильной жизнью, чем-то напоминающей ту, в которой прошло его детство и воспитание. И если тихий голос всё ещё нашёптывал о погонях за преступниками, об изучении трупов и о вечернем отдыхе под звуки скрипки, он считал, что может позволить себе немного простых удовольствий в уединении собственного разума.