***
Дождь так и не пошёл, поэтому домой я вернулась в сухой одежде. И с грузом на сердце. Эта тяжесть так изнурила меня, пока я шла домой, что единственное желание, которое у меня сейчас есть — лечь и проспать хотя бы десять часов, погрузиться в приятный омут подсознания, забыться и ничего не чувствовать… Но сейчас ещё не ночь, чтобы ложиться спать, а поэтому мои мучения будут ещё очень долго продолжаться. Возможно, до самого утра следующего дня. Сняв туфли, я прошла в свою комнату. Она не слишком большая, но довольно уютная, как по мне. У левой стены стоит рабочий стол, на нём книги, компьютер и огромный ночник в виде вазы с цветами. Над ним висят полки, также с книжками, ракушками и статуэтками. У правой стены стоит белоснежная кровать, над ней — пока пустующие полки, а неподалёку — шкаф. Огромное окно от потолка и чуть ли не до самого пола, закрытое белоснежной прозрачной шторой, пропускает не так много света, как я ожидала. Ну, по крайней мере, это пока. Сейчас, когда солнце спряталось за тучи, серость и холод в комнате словно отражают моё душевное состояние. Я положила сумку на стул, стоящий около стола, и прошла к окну. Штора буквально в паре сантиметров от меня. Так тихо… Ничего не слышно, ни единого шороха. Эта тишина давит на ушные перепонки, от чего в ушах начинает неприятно звенеть. Что-то тихо ударило в окно. Снова. И снова. Больше. Всё же пошёл дождь. Надеюсь, Метта уже дошла до своего дома и не промокнет, а иначе так и заболеть можно. У неё, вроде бы, не было с собой зонта, а сумка — не самый лучший вариант, чтобы скрыться от дождя… Метта… Из моих лёгких через рот вышел воздух, от чего прозрачная ткань колыхнулась, отдалилась от меня и вскоре, вернувшись в исходное положение, задела кончик моего носа. Противное же у меня сейчас состояние. От гортани до самого живота скребёт, и это ощущение уже просто невыносимо! Я очень сильно задела Метту… Чувствую себя виноватой, и не только по этому поводу: мне всё ещё хочется узнать, что оставило в ней такой огромный шрам. Я считаю её своей лучшей подругой, рассказала ей о том происшествии в средней школе, о смерти моего отца, об операции, а она умолчала о своей ране. Или… её рана куда сильнее, чем моя? И после этого она так держится, веселится с подругами, бросает без всяких колебаний вызов Эрике, болтает о парнях. А я… А я слабачка. Не способна веселиться, не способна улыбаться… По моей коже пробежался холодок. Странное ощущение. Все окна вроде закрыты, но меня всё равно морозит. Заболела, что ли? Не понятно с какой целью я, повернув голову назад, оглядела всю комнату, будто в поисках источника холода, но так и не нашла его… Что это за непонятный запах? Ах, ну точно — засохшая тушь. Совсем уже забыла про неё. Что ж, нужно принять душ.***
И на коже под блузкой остались чернила. Я еле как смыла их, а теперь всё правое плечо красное от мочалки и такое чувствительное, что улавливает любое мельчайшее прикосновение к нему. Влажные чёрные волосы, с которых периодически капает вода, падают на мои плечи, спину и полотенце, которое я надела на себя, белого цвета с синими узорами по краям. Я, глубоко погрузившись в себя, не думая особо ни о чём, смотрю на своё лицо в зеркало, рассматривая ресницы, брови, губы и радужки глаз. В их лазури отражается свет от лампы слегка мерцающими точками. Это единственное, что я нашла милым в своём отражении; на меня смотрит суровым взглядом молодая девушка, и вся её красота сводится на нет из-за сморщенного лба от боли в груди и опущенных уголков губ вдобавок с побледневшей кожей. Щиплет. Я приоткрываю ткань полотенца на том месте, где на моём теле находится шов. Разрез ещё не успел полностью затянуться, что очень странно, однако кровь от резких движений или высокого давления больше не идёт. От вида ниток на плоти у меня бегут по коже мурашки — всегда старалась не смотреть на них, потому что их вид заставляет меня по непонятной причине волноваться. Я до сих пор ощущаю на коже холодок. Если в комнате и могло быть прохладно, то это — только в комнате, а в ванной всегда тепло, особенно, когда кто-то принял горячий душ. Так что же это? Голова не болит, горло тоже. Как-то странно… В моей груди что-то ёкнуло, и на глаза начали быстро набегать слёзы от испуга — мои волосы как-то подозрительно сдвинуты в сторону, парят в воздухе. Что за?.. Я перевожу взгляд в это место и… громко вскрикиваю. Это не мои волосы. За мной стоит миловидная девочка ростом мне примерно по ключицы. У неё короткая тёмная стрижка чуть выше плеч, пухлые розовые губы и румяные щёки. На ней жёлтое платье длиной по колени, открывающее руки до самых плеч. Она смотрит на меня в зеркало, и на её лице отображается любопытство, однако… в квартире я абсолютно одна. Я резко оборачиваюсь, хватаясь за раковину и отходя как можно дальше от неё, в угол. Сердце колотится, будто вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, ноги подкашивает… Её здесь нет. Но ведь… Я же только что видела её в зеркале! Она ведь только что была здесь! Снова смотрю в зеркало — там никого, кроме меня, нет. Никакой девочки в платье. И что это было? Галлюцинации?! Шов ещё больше щиплется. Я опускаю взгляд, только больше шокируясь при виде… крови, которая проступает через разрез! Она окрасила белоснежное полотенце в тёмно-красный цвет, оставив пятно размером с мой указательный палец. Но этого не должно было произойти, прошло уже полтора месяца со дня операции! Почему, почему же из разреза пошла кровь?! Дрожащими от страха руками я схватила лежащие на полке таблетки, которые прописал мне доктор на подобный случай, и проглотила одну. Кровь всё льётся и льётся, медленно, и дальше окрашивая махровую поверхность полотенца; это кровавое пятно я отчётливо вижу, даже прижав полотенце к своему телу. Мои уши… Как же звенит в ушах! Это настолько противно, что так и хочется свернуть себе голову. Сквозь этот звон я вдруг услышала какое-то хриплое невнятное бормотание. Его еле как слышно. И оно звучит не где-то извне, а прямо в моей голове. Мир за одну лишь секунду перестал существовать для меня. Я мычу от страха и с ужасом хватаюсь за виски, со всей силы давлю на них, но этот кошмар не прекращается! Таблетки падают из моих рук на пол и с шумом рассыпаются по стеклянному мутному покрытию и маленькому ковру около душевой кабинки. Что происходит?! Что это за голос?! Я в безумии выбегаю из ванной комнаты. Всхлип. Мне страшно. Очень страшно. Ноги еле как передвигаются. Сердце не угомонится, бьётся всё сильнее и сильнее, быстрее и быстрее. Всё тело трясёт, будто от удара током… Из бормотания различаю слово. «Спасите». Оно повторяется, повторяется и повторяется, с каждым разом нарастая в чёткости звучания — бормотание медленно перерастает в крик. Я кричу почти в унисон от страха и больно падаю на колени, не осознавая, куда меня унесли ноги, нагибаюсь так, что моё лицо задевает голень ног. «Спасите! Пожалуйста, спасите!» — Н-нет, хватит. Хватит, п-пожалуйста, — тихо произношу я, заикаясь на каждом слове. Голова раскалывается, хоть долби её об пол. А крик в голове только нарастает. Теперь это визг. Из-за него я больше не слышу собственных всхлипов, и только ощущаю, как вибрируют мои голосовые связки и сушится горло. «Спасите!!! Спасите меня!!! Умоляю, спасите!!!». Больно, как же болит голова! Не ори! — Заткнись!!! — кричу я во всё горло, и даже так еле слышу саму себя. Крик в моей голове резко утихает, и я с напряжением в груди замираю. Первые секунды молчания эхом слышу этот визг, но только потом осознаю, что он уже давно прекратился, во что мне трудно верится. Всё тело трясёт от страха и никак не успокаивается; даже если я обхватываю одну руку другой, ни одна не успокаивается и обе так и продолжают дрожать. Подсознательно я ожидаю нового порыва крика. Вслушиваюсь в пространство, но ничего не слышу. Неужто и правда закончилось?.. Стоило мне опустить волосы на висках, как по корням прошлась колющая боль. Слишком сильно сжимала. Каждый вдох и выдох совершаю ртом, издавая дрожащим голосом всхлипы, которые разносятся по всей квартире эхом. Я слышу это, но как-то не чётко, приглушённо. Глаза на мокром месте. Ощущаю чувство отдаления, словно моя душа углубилась в чёрную пелену подсознания, и из-за этого не могу толком понять, что случилось, где нахожусь. «Что это за чертовщина?!» — с ужасом думаю я. По щеке бежит первая слеза. Затем другая. Я руками закрываю лицо. Ложусь на пол, сворачиваясь калачиком. Всхлипы льются из горла без остановки. Больно. Холодно. Страшно.***
— Это неудивительно, после всего того, что ты пережила, — заявил с грустью и состраданием психиатр. Сразу после галлюцинаций я прибежала сюда. Или не совсем сразу… Знаю только, что долго лежала на полу коридора квартиры и рыдала. Но, в какой-то момент, взяла себя в руки. Туго замотала шов на грудной клетке бинтом, надела на себя то, что первое попалось под руки: джинсы, лёгкую майку, белую толстовку и чёрные ботинки со шнурками. С волос капает вода; они ещё не успели высохнуть после душа, да и дождь их слегка намочил. Я вся дрожу, от холода и шока, и еле как осознаю, что со мной произошло. Не знала… и сейчас не знаю, что мне делать. Я не расскажу о том, что со мной случилось, маме, ведь ей и так до сих пор тяжело. Однако и молчать не могу, это слишком тяжело для меня. Я рассказала психиатру о девочке, недавнем крике в голове, смерти папы, о том, как меня пытались убить в средней школе, и что в моей жизни не всё идёт гладко. Я сижу с опущенной головой в жёлтом кресле, сложив сжатые в один кулак руки на ногах. Почему у меня были галлюцинации? В чём причина?.. Или же… Может, не было их?.. Нет, не приснилось же мне это. Но хотелось бы так думать. Что-то накрыло мои плечи. Я так глубоко ушла в себя и свои мысли, что не заметила, как врач подошёл ко мне и укрыл пледом. Чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, и сжимаю со всей силы руки, чтобы не заплакать. Мне как раз сейчас не хватает поддержки, искренней, душевной. Я приподнимаю голову и смотрю на психиатра. У него морщинки вокруг узких как щели глаз и рта, доброе лицо и заботливый взгляд. По выражению лица заметно, как ему меня жалко. — Держи. Психиатр протянул мне чашку с чаем, из которой поднимается выше к потолку бледный, как утренний туман, пар. Я приняла её трясущимися руками, тут же почувствовав, как она приятно согревает ледяную кожу ладоней. — Аккуратно, он горячий. Не уделив особого внимания этим словам из-за уймы мешающихся мыслей, подношу чашку ко рту. Чай обжигает мои губы, и голова резко дёргается назад. Однако, не взирая больше на боль, я вновь пью напиток маленькими глоточками. Чувствую, как чай льётся в желудок по пищеводу противной струйкой, обжигает его клетки, от чего наворачиваются слёзы. Жжение заставляет меня хоть как-то отвлечься от тех кошмарных воспоминаний, похожих теперь на сон. Я хватаюсь за такую возможность, как попавший в реку муравей за тростинку. — Всё, не надо больше. Подождём немного, пока он не остынет. — Мужчина поспешно забрал из моих рук кружку и подал полотенце. — Вот, вытри голову. Я так и поступила. Полотенце ворошит мои волосы, прижимает их к голове, от чего сильнее чувствуется холод дождевых капель, никак не желающих полностью впитаться в мягкую поверхность. Чувствуется адская боль во рту и в пищеводе; от пары глоточков горячего чая мне не стало легче, совсем. Хочется убежать, рыдать во всё горло, бить себя об стены, чтобы мои страдания наконец прекратились, но я лишь сижу в кресле, пытаясь успокоить себя глубокими вдохами, сдерживаюсь. Мучаюсь молча. В это время психиатр сел обратно в своё кресло, не сводя с меня жалостливый взгляд. Противно, когда на меня так смотрят. Но не сейчас. Подсознательно хочется, чтобы в данный момент меня пожалели, или чтобы напичкали снотворным до состояния комы, от чего мне точно станет лучше. Я не смотрю больше на врача. Мой взгляд устремился в сторону, не на что-то именно. В пустое пространство, в воздух, не останавливаясь ни на одном из предметов в этой просторной, стильной комнате. — Как тебя зовут? — М-м… Мешика. Изе… ми. Мой голос дрожит, а каждое слово даётся с трудом от недостатка воздуха в лёгких. — Мешика, теперь всё хорошо. Издеваешься, старик?! Хорошо? Уж точно не мне; не ты ведь сидишь сейчас в таком состоянии, когда хочется убить себя, тебе легко говорить, что всё хорошо. — Посмотри на меня. Я перевожу взгляд с ничего на него. Его выражение лица больше не жалостливое, оно лучится желанием помощь мне, как ни странно, неподдельно. — Всё это было иллюзией. Это был сон наяву, творение превосходной, хоть и пугающей тебя, фантазии, не более. Слышишь меня? Мне не остаётся ничего, кроме как кивать головой. На какой-то миг я опускаю взгляд, но вскоре поднимаю его обратно, рассматривая добродушное лицо врача и то, как двигаются его губы, что-то мне сообщая. — Тебе не стоит зацикливаться на этом, иначе число галлюцинаций будет расти. Неужели ты хочешь, чтобы они продолжились, м? Это ведь не так. Ты в силах их остановить. Я вижу, в тебе очень много силы. Ты сильна, Мешика. Ты справишься. Его ровный, уверенный голос на какое-то мгновение отвлёк меня от воспоминания того ужаса. А не гипноз ли это случаем? — Ты знаешь эту девочку? Мотаю головой. — Может, ты где-то её видела? Снова мотаю головой. — Вот как… Я не знаю, как ты относишься к таким учреждениям, но раз ты пришла сюда по своей воле, то, думаю, у нас не возникнет проблем с этим вопросом. Так вот, что думаешь насчёт того, чтобы тебе помогли в специальном месте?.. — Я не собираюсь сидеть в психушке, — грубо отрезала я дрожащим голосом, догадавшись, о чём идёт речь. — А что, если число галлюцинаций… — Вы сами сказали: я справлюсь. Или Вы лгали? Психиатр на мгновение умолк. — Это только от тебя зависит, а так же от тебя зависит, смогут ли тебе помочь или нет. В больнице настоящие профессионалы, некоторые из них — мои хорошие знакомые, замечательные и одарённые люди, и они… — Плевала я на них! Моей маме и так плохо, а ещё меня тут посадят в психушку. Если в ней такие умные-разумные профессионалы, на кой тогда чёрт вы, психиатры, нужны?! Чтобы отправлять таких, как я, в это чёртово место?! Скрипнула дверная ручка, и в комнату вбежала испуганная девушка постарше меня лет так на пять с аккуратным пучком на голове. Она придерживает дверь одной рукой и переводит взгляд с меня на врача, а тот в свою очередь спокойно смотрит на неё, слегка приподняв брови. Девушка резко вздохнула, будто очнувшись от обморока, извинилась и поспешно вышла из кабинета. Похоже, она подумала, что я накинулась на психиатра, и побежала ему на помощь, но, ничего подобного не увидев, смутилась от своего неловкого появления. Еще пару-тройку секунд были слышны удаляющиеся шаги за дверью, и снова воцарилась тишина. — Галлюцинации — это очень серьёзное дело, — продолжил говорить психиатр. — Я впервые встречаю человека, у которого проявились в такой тяжёлой форме сразу два вида галлюцинаций. Если они вот так появились сразу с первого раза, что будет потом? Раз не хочешь совсем думать о себе, подумай о маме глобально. Ей будет намного хуже, когда она узнает, что ты скрываешь от неё такое, нежели если ты ляжешь в больницу, и тебе там будут помогать справляться в избавлении от этой проблемы. Да, ей будет тяжело, но зато у неё будет хоть какая-то надежда, что твои галлюцинации прекратятся. И, задевая ещё одну тему: ты справишься, и быстрее, если тебе помогут. Просто знай, что без врачебного наблюдения тут не обойтись, иначе всё может стать только хуже. Я с сильной душевной болью выслушала это, как прогноз ракового заболевания. — Теперь скажи: станет ли твоей маме лучше, если она случайно увидит, как ты сгибаешься на полу и кричишь, чтобы кто-то там заткнулся, возможно — убирался вон? Ты не представляешь, какой шок она испытает, и это ещё мягко сказано. Отнесись к этому серьёзно и подумай ещё раз над моими словами о лечении. Я невольно представила, как та девочка из моих галлюцинаций вечно преследует меня, кричит, чтобы её спасли, из-за чего мою голову продирает невыносимая боль, как будто кто-то невидимый залез мне в череп и сжимает со всей силы извилины головного мозга, как я корчусь на полу с криками от ужаса, забывая, что в квартире помимо меня есть мама. И она видит происходящее… Позже меня увозят в психушку, а мама сидит на стуле, как тогда, после похорон моего отца, её любимого человека. О ней некому позаботится. Она сидит так часами, не шевелится, по её щекам текут слёзы, но лицо остаётся стеклянным, даже холодным, сильно противореча чувствам, окутавших ее всю. «Вот, держи, Иземи», — пробежало в памяти изображение мамы, подавшей мне сегодня бенто. Лицо любящего человека, скрывающее некую печаль. Она не показала мне свою слабость, она не сказала мне, из-за чего снова грустит. Сильная женщина, моя мама. Помню, как она сидела на стуле с каменным взглядом. Я подносила прямо к её губам стакан воды. Ноль реакции. Поставив стакан на пол, я вставала на корточки так, чтобы её взгляд падал на меня. Но её глаза смотрели насквозь. Разве я хочу, чтобы это повторилось снова? Если меня посадят в психушку, она ведь снова будет так убиваться. Я не могу допустить этого. Справлюсь сама. Не позволю, чтобы она опять так сидела. — Скажите, доктор… Скажите, что я должна сделать, чтобы хотя бы ослабить галлюцинации? Какие таблетки мне купить? В каком количестве в день их употреблять? — Мешика, ты… — Если мне станет хуже, обещаю, я всё расскажу маме. Она узнает о галлюцинациях. Мне хочется, чтобы она успокоилась после всего, что с ней случилось, а затем я расскажу ей всё. Умоляю, скажите, как мне ослабить галлюцинации, и отпустите. Она скоро вернётся домой, будет переживать, почему меня нет дома, почему таблетки рассыпались, почему всё полотенце в крови… — В крови?.. — Мне… Я резко перестала говорить, прикусив язык от неловкости. Чуть не сказала, что мне делали пересадку сердца: после пересадки сердца нельзя волноваться вообще. Мне не поверят, что разрез не затянулся за полтора месяца, посчитают, что операция была проведена недавно, и точно упекут в психбольницу. — Нечаянно порезалась. — Хм, ясно. А что за таблетки? — От головной боли. Переутомилась в школе. — Ты зачем врёшь? Я, шокированная этой проницательностью, уставилась на врача. Он строго на меня смотрит, от чего у меня в душе нарастает чувство вины перед ним за то, что солгала. Но что, мне надо было сказать правду, серьёзно, что ли? И как мне на это ответить? Как так сыграть, чтобы он мне поверил? Не могу найти нужных слов. Сижу молча, мой взгляд падает вниз и надолго так задерживается на сероватом полу. Проходит несколько секунд, и психиатр начинает говорить: — Я дам тебе совет, как ты можешь справляться с галлюцинациями: постарайся как можно меньше волноваться и не думай о плохом. Отвлеки себя чем-нибудь приятным. Смотри с мамой по вечерам комедии, гуляй чаще с подругой, не пренебрегай сном. А самое главное — постарайся успокаивать себя во время галлюцинаций. Ты говорила, что эта девочка выглядела любопытной, и прекратила кричать, как только ты закричала на неё. Постарайся с ней поладить. Не понимаю. Это что, он идёт мне навстречу? Психиатр взял с кофейного столика карандаш и небольшой лист бумаги, оторвал от него половинку и начал что-то писать. Я, в ожидании, наблюдаю за каждым его движением. Вскоре он заканчивает писать и кладёт на стол листок, двумя руками пододвигая его ко мне. Пару секунд я смотрю на врача, затем беру записку и читаю. Это, видимо, название таблеток от галлюцинаций. И адрес. — Купи их в этой аптеке, адрес которой я указал. Они должны подействовать. Принимай по одной, когда галлюцинации начинают проявляться. Если не помогло — пей ещё одну, но не более. Помни: это очень сильный препарат, его нельзя употреблять часто; в противном случае это может пагубно повлиять на твой организм. Я очень надеюсь, что не зря тебе доверился, и что ты девочка взрослая и не будешь творить глупостей. По одной таблетке в день, не больше, и только тогда, когда начинаются галлюцинации. — Вы отпускаете меня? — всё ещё не могу поверить я. — Конечно же нет. На обратной стороне написан мой номер, так что звони в крайнем случае. У тебя есть деньги на таблетки? Я осознаю, что все деньги находятся у мамы, а моих карманных денег будет недостаточно, и чешу рукой затылок. Но и ответить положительно я не могу — психиатр сразу же поймёт, что мои слова лживы. Он встаёт и проходит к вешалке, к своему портфелю. Задерживается рядом с ним ненадолго, после чего возвращается и кладёт мне в руку купюру. — Что?.. Мне этого не надо. — Бери. Ты всё равно знаешь, где меня найти, так что отдашь долг позже. Но это не обязательно. Я медлю, переводя взгляд с врача на деньги, с денег на врача. Это чужое, нельзя брать, но… Возможность скрыть от мамы правду ради её же спокойствия сама появилась в моих руках, так что нужно ей воспользоваться. — Как ты себя чувствуешь? — Подавленно. Не знаю… Как бы лучше скрыть от мамы факт моих галлюцинаций. Как бы себя так повести, чтоб она ни о чём не догадалась. — Я позвоню своему сыну и попрошу его проводить тебя до дома. — Нет-нет, не надо, я дойду сама. — Я не могу отпустить тебя в таком состоянии одну. К сожалению, сам я сейчас занят, поэтому не могу отвезти. Пойми меня, я переживаю: с тобой может произойти что угодно, тем более — сейчас уже поздно. Я покорно умолкаю. Пусть мне помогут. И мне даже любопытно посмотреть на сына этого человека: кого он собой представляет, как выглядит. Это странно, что мне сейчас что-то интересно, учитывая, что недавно у меня были галлюцинации и единственное, что меня волновало, так это то, почему они появились у меня из неоткуда. Мне стало легче после общения с этим врачом, что не может не радовать. У меня появились надежда на лучшее и стремление перебороть свои страхи. Врач достаёт из кармана сотовый и быстро набирает номер. Подносит телефон к уху. Абсолютная тишина, ничего не слышно, ни единого звука. Но вдруг… — Аричи, ты занят?.. Вот и хорошо. У меня к тебе просьба…