Саалзир и смертные

      Страх. Это чувство, как и многие другие, Саалзир познал через смертных. Стоило только его учуять, увидеть в широко раскрытых глазах, как кровь закипала, а жажда убийства распалялась до такой степени, что её практически невозможно было сдержать. Он дразнит, кружит голову, и чем сильнее ужас жертвы, тем полнее наслаждение. Но то Саалзир смотрел со стороны. Свой собственный страх дремора не находит хоть сколько-нибудь приятным. Стоя лицом к лицу к тысячам остервенелых керлов и кайтифов, и понимая, что они вот-вот сорвутся с цепи, маркиназ впервые испытал его сам. Он холодом вгрызся в самое сердце, украл силу из рук и ясность из мыслей, заставил чувствовать постыдную немощь пред неизбежностью того, что он потеряет свой статус, власть и достоинство, столь же ценные для него, как для смертных их жизни. Привести человека в качестве гостя и позволить ему испить из Фонтана Крови — поступок крайне небрежный по отношению к нравам и устоям их общества. Такое поведение недопустимо, это понимает он, понимают и остальные. Тем не менее, они расступились.       У каждого народа есть что-то, на чём держится его целостность. Для Кин это не ненависть и стремление к вселенскому разрушению, как может показаться стороннему взгляду, а, в первую очередь, беспрекословное подчинение жесткой иерархии. В противном случае, они не смогли бы сосуществовать даже друг с другом. Они бы были неуправляемы. Как бы силен ни был их голод, какое бы презрение они не испытывали в тот миг к своему маркиназу, они не могли пойти против главы клана. Этот город пока что принадлежит ему. Закон здесь — его слово.       Казалось, их ряды никогда не кончатся. Казалось, сейчас кто-то один не выдержит, а за ним последуют и остальные, но, за исключением того, что положение Саалзира дало опасную трещину, всё разрешилось хорошо. Обозленные вассалы остаются позади, а целый и невредимый смертный всё ещё шагает рядом. Идет самостоятельно, вровень с ним, соответственно, и раздражает меньше. Вот только держится он неуютно близко. — Всё кончилось. Можешь отойти. — Что?       Колдун откликается с некоторым запозданием, словно думая о чём-то другом. После случившегося дремора и сам немного не в себе. Заметил ли смертный его слабость, или не разглядел за поволокой собственного ужаса? Второе скорее. До сих пор, вон, с перепуга ничего не соображает. Прежний Саалзир за подобную бесцеремонность без промедления отправил бы болвана искупаться в жидком пламени, но нынешний куда более терпелив. — Будешь и дальше ко мне жаться, я окуну тебя головой в лаву. — Чт?.. О… прошу прошения. — Осознав, наконец, что опасность миновала, а он всё ещё льнет к дреморе, словно детеныш к собственной мамке, Желтолицый отходит на подобающее расстояние, растерянно оглядывается, и усилием воли сгоняет ступор со своего разума. — Куда мы идем, позволь поинтересоваться? — Вперед.       Смертный смахнул влагу со лба и что-то коротко прошептал, похоже, выругался, не разобрать точно. Вода ручьями стекает с его лица и волос, капая на землю, а с земли поднимается уже паром. Так происходит с каждым уроженцем Мундуса, что попал на Мертвые земли. Даже если их не трогать, а просто оставить в клетке, они теряют воду, начинают задыхаться и вскоре умирают. Многие из них не доживали до казней, чем сильно огорчали своих палачей. Но Желтолицый всё равно выглядит лучше, его хотя бы снова можно так называть, раньше он по цвету больше походил на неживого. — Извини, больше так продолжаться не может. Не хочу нарываться, но мне нужно знать, что происходит и чего ждать дальше, а главное, сколько мы ещё здесь пробудем — колдун делает паузу, когда она затягивается, заговаривает вновь — Я серьёзно, мне здесь и в полном здравии долго не протянуть, кстати говоря, прими за это мою благодарность. — Снова молчит, дожидаясь ответа. Не дожидается. Продолжает нести чушь. — Понимаю, у нас с тобой с самого начала как-то не заладилось, и должен признать, в большей степени по моей вине. Но я уверен, мы можем забыть старые обиды и начать всё с чист….       Слишком разболтался, за то и получил. Совсем несильно, смог даже удержаться на ногах. Саалзир отметил, с какой осторожностью человек выбирает свои слова и мысленно похвалил его за учтивость, но их чрезмерно много. Ещё пара свежих шрамов да несколько сломанных костей пойдут ему на пользу, научат должному поведению. Однако, ранее безотказный метод воспитания даёт прямо противоположный результат. Потерпев дипломатическое фиаско и убедившись, что все его зубы после этого остались на месте, смертный в очередной раз решается проявить характер. Он обгоняет дремору, разворачивается и резко останавливается, преграждая дорогу. — Сделаешь так ещё раз, и наше с тобой сотрудничество можешь считать оконченным.       Пока Саалзир обдумывает, как реагировать на столь изумительное скудоумие, его рука уже приняла решение и сама собой легла на рукоять клейморы — старые привычки, никуда от них не деться. Но это не заставляет Желтолицего стушеваться. К последнему вернулась способность к боевой магии, а с ней и возможность совершить какую-нибудь глупость. С мерцанием и треском зажигается молния. Решительно настроен. Так они и застыли — дремора с наполовину выдвинутым из спинных ножен оружием, колдун с заклинанием на изготовке. — Давай не будем до этого доводить. Просто ответь мне, пожалуйста. Я настаиваю. Почему мы все ещё здесь? Ты вроде спешил? Да и мне не терпится поскорее отсюда убраться. Не сочти за грубость, у вас тут очень уютно, хозяин ты радушный и родня у тебя приятная, но для меня здесь, как ты, возможно, заметил, немного жарковато. — Потерял страх? — Терпение. Я тебе не раб, не слуга и не пленник. И я с места не сдвинуть пока не получу ответ на свой вопрос. — Не глупи, человек. При любом исходе нашей схватки тебя ждет смерть, если не хуже. Допустим, ты сможешь меня одолеть. Один. На чужой земле. Окружён Кин. Что ты собираешься делать дальше? — Уж точно не стоять, как баран на закланье, будь уверен. А если для меня всё закончится здесь и сейчас, что ж, удачи тебе в твоём «деле» и в поисках другого идиота, который согласиться полезть в пасть Обливиону.       Саалзир видел Желтолицего в битве. Не только сильный колдун, но и воин, и боевой маг. Он вполне мог бы выступить против маркиназа, если бы был в своей обычной форме. Если бы… Сейчас он просто уставший, однорукий человечек, застрявший в мире, где и дышит-то через силу. Понимает, ведь, что ему не тягаться с дреморой-лордом. Даже на расстоянии слышно, как колотится его сердце, но он не собирается сдаваться, пока оно не остановится. Прежнего Саалзира устроил бы такой исход, он бы не увидел других вариантов, он бы их и не искал. Нынешний же принимает во внимание, что насилие не всегда является лучшим способом общения со смертными. Бесспорно, самым удобным, но не лучшим. Особенно когда речь идет о упрямых, неоправданно горделивых смертных. Нынешний Саалзир не пожалеет пары слов, чтобы не пустить прахом все свои старания. Второго такого идиота ему, действительно, искать негде и некогда. Желтолицый сделал ставку на то, что дремора пойдет на уступки ради своей цели. Всё на это поставил… Да будет вознаграждена его храбрость.  — Так и быть, колдун, гаси заклинание. Сделаешь это немедля, сможешь сохранить свои оставшиеся пальцы — клеймора с лязгом входит обратно в ножны, колдун немедля развеивает магию — Ты немного просишь. Я отвечу тебе. На этот раз.       И он говорит. Говорит всё, как есть, без утайки. Дело в том, что Саалзир и сам был бы рад отправиться без промедления, но он не может это устроить. Отослать колдуна обратно в Мундус — легко. Вопрос, как пройти вместе с ним и не оказаться связанным его колдовством. Стоит человеку уйти из-под его власти, и он сбежит. Данное им слово ничего не стоит. Все они лжецы. Желтолицый даже оспорить это не попытался. Стоит тихий и задумчивый, слушает молча. Всегда бы вел себя так.       Саалзир — воин, не маг. За вечность волей-неволей почерпнёшь знаний и умений, к которым не стремишься и парой приёмов он все же овладел, в частности тем, которому научил колдуна для перехода в Обливион, но он никогда особо не углублялся в понимание магии, особенно той, что взаимодействует с планом смертных. Единственный известный Саалзиру способ добиться, чего он желает — открыть врата. Но даже будь граница между мирами по-прежнему тонка, для этого потребовалось бы провести сюда ещё с дюжину таких же «желтолицых». Каким бы способным колдуном он ни был, сотворить подобное в одиночку невозможно. Маркиназ ведет колдуна к магу, что был кинривом, а стал изгоем. Если кто-то и знает, как получить полную свободу в Мундусе менее вызывающим образом, так это Лейэда.       Объяснение не прибавило смертному душевного покоя, но открыто свое недовольство он никак не выказал, а по всему вышесказанному отпустил только одно мрачное замечание. — Надеюсь, твой маг будет поспокойнее остальных. — Он не пожелает причинить тебе вред, он... — Саалзир задумался, выбирая более подходящее определение -… странный.

***

— Будто вот-вот рухнет.       Именно так она и выглядит. При строительстве с самого начала была допущена ошибка, и башня пошла под уклон. Самое подходящее место для Лейэды, ни на что, кроме как быть пристанищем изгою, она не годна. — Не рухнет — отстранённо отвечает Саалзир, пребывая в своих беспокойных мыслях — не должна.       У маркиназа нет ни малейшего желания встречаться с бывшим вассалом, они плохо расстались, но без его знаний не обойтись. Когда-то Лейэда был в почете у нижестоящих кин, а также ценим Саалзиром и лично Мерунесем Дагоном. Кинрив посвятил себя изучению Нирна и его перекрестий с Обливином, проведя множество опытов над смертными и тесно работая с Мифическим Рассветом. Врата — его заслуга, его изобретение. Пускай открыть их можно только при содействии смертных магов, без Лейэды у них ничего бы не получилось. Они бы никогда даже не узнали о существовании Сигильских камней, не говоря уже о том, что в них заключена сила способная смешать и слить воедино такие непохожие, настолько несовместимые Обливион и Мундус.       А затем он исчез. Никто этому не удивился. Застрял в Потоке, выплывет когда-нибудь, посчитали все. Но когда кинрив вернулся, полный позорных смертных замашек и повадок, стало понятно, где в действительности он находился. В нём не осталось ничего от того дреморы, которого Саалзир знал и уважал. В нем вообще не осталось ничего от дреморы, лишь пара рогов, торчащих изо лба. Он стал настолько омерзителен, что его стоило бы изгнать не только из клана, а прочь с Мертвых земель. Саалзир позволил ему остаться только в счет его прежних заслуг, спрятав подальше от глаз Дагона и своих собственных.       Предельно заведенный дремора и очень уставший смертный поднимаются по пандусу, который, цепляясь по внутренней стене, спиралью уходит к вершине. Пол завален из-за крена и местами коварно скользок. Идти приходится медленно, иначе рискуешь разбиться.       Кинрив-изгой загодя услышал их приближение и вышел встретить гостей. Они не виделись с того самого момента, как Саалзир сослал его сюда и запретил покидать это место. Внешне всё кажется нормальным, и не подумаешь, что с ним что-то не так, тяжесть его состояния выдаёт вид его обители. Он превратил её в маленький Мундус. Всё свободное пространство завалено вещями из мира смертных. В основном оружие и доспехи, но есть и совсем бесполезное барахло: хрупкие сосуды с засохшими растениями, дощечки, вымазанные разноцветными пятнами, статуэтки изображающие непонятно что или кого. На стенах висят карты Нирна, бойницы завешаны цветастыми тряпками, пол устелен ворсистой пёстрой тканью. Зеркала, книги, сундуки и прочий хлам, которому маркиназ не знает ни названия, ни применения. Саалзир не задается вопросом «зачем?», он уже оставил попытки понять безумного кинрива, его интересует — «откуда?». Откуда всё это здесь взялось? Застарелая злоба на некогда самого надежного из его приближенных вспыхивает с новой силой, но он больше не в праве его судить. Не теперь.       Маркиназ проходит внутрь, а колдун так и застревает в проходе, он в полной мере осознал, что подразумевалось под словом «странный». Замешательство смертного не укрывается от взгляда изгоя и он нарочито его усиливает, простодушно помахав человеку рукой в чисто-мундосовском приветствии. Желтолицый с недоверчивым видом делает тоже самое, только вяло и коротко.       Веселится. Развлекается. Лейэда в полном восторге от происходящего, будто ни капли не удивлен, с самодовольной полуулыбкой и торжествующим взглядом он ждет, когда Саалзир заговорит. А Саалзир даже не знает, как начать. Язык словно окаменел. Почему произнести это настолько сложно? — Я пришел просить об услуге. — Верно ты нуждаешься в ней очень сильно, раз готов уронить своё достоинство, обратившись к изгою. — Не смотря на то, что маркиназ заговорил с кинривом на даэдрическом, последний предпочел воспользоваться языком Мундуса. — А этот бедолага? Хочешь вручить его в качестве платы? Право, не стоит, оставь себе, развлекись, как ты любишь. — Прекрати… Он здесь не для этого. И изъясняйся нормально, прояви толику уважения, хотя бы к самому себе. — Не хотел тебя оскорбить. — Лейэда чуть склоняет голову в жесте подчинения. Хоть немного удалось его осадить. — О плате я не подумал. Говори, что хочешь взамен. — Мне ничего не нужно. — Я должен расценивать это как отказ? — Не торопись, Саалзир. Для начала назови причину своего внезапного визита, да ещё в такой интересной компании, а там посмотрим.       К ужасу Желтолицего, далее их разговор продолжается на даэдрическом, но и на родном языке изгой умудряется говорить в человеческой манере. Нет ничего отвратительнее, чем дремора, который так себя ведёт. Саалзир отдает себе отчет, что таким Лейэду сделало не что иное, как близость к смертному миру, но с ним самим такого же не случится, он же не падет настолько низко? Он отправляется туда за тем, чтобы дать выход навязчивой идее и только. Иначе она будет вечность терзать его разум. — Этот колдун здесь для того, чтобы открыть мне дорогу в Мундус. От тебя требуется показать ему как. — Смертные колдуны сами прекрасно знают, как призвать кин в свой мир. И, насколько мне известно, делать это оттуда у них получается гораздо лучше, чем из Обливиона. — Призыв не подходит, мне нужна там полная свобода и больше времени. — Планируешь разгромить Нирн в одиночку?— изгой смеётся. Смеётся, значит, шутит, наверное — Принц знает, чем занят его генерал? —  Принца это не касается. — Я думаю, он с тобой не согласится. — Ему ни до чего нет дела! Ты изолирован и не можешь этого знать. Дагон покинул своё царство, даже валкиназам не известно, где его носит. Без предупреждения, без объяснений, просто исчез. Бросил всё и вся. Его неодобрение волнует меня меньше всего. Ни Лейэда, ни смертные — ничто не способно вызвать в Саалзире столько негодования, сколько в нём рождает одна лишь мысль о Мерунесе. Губы кинрива чуть растягивает изумленная улыбка, но поводом ей послужила не новость о Принце. — Видел бы ты сейчас своё обиженное лицо… — Мы отошли от темы. Я всё ещё жду от тебя внятного ответа. — Мне нечего предложить тебе, увы. Дыр в пространстве, как раньше, наделать уже не получится. Акатош об этом позаботился. Невозможны даже самые мелкие и нестабильные порталы, это всем известно. — Но тебе они не понадобились  — кинрив пойман если не на лжи, то на утаивании — Я прав? Или, хочешь сказать, всё то время ты находился в призыве под верховодством смертного?       Пауза между вопросом и ответом несколько затянулась. Изгой отводит глаза. Насмешка без следа исчезает из взгляда, из голоса. — Нет, не находился. — Значит, есть другой известный тебе способ. — Значит, есть. — Покажи этому человеку, что делать. Он сильный колдун и быстро учится. У него с первого раза получилось пройти за мной в Мертвые земли. — Это не важно… не важно, насколько он умел  — всё ещё глядя куда-то в сторону, рассеяно отвечает Лейэда. Именно таким — затравленным и потерянным, он выглядел сразу после возвращения из Мундуса. — Достаточно просто его принадлежности к смертному миру, но… — Что «но»? — Не нужно тебе это, Саалзир, держись подальше от смертных и их плана. Он не для таких, как мы, и им здесь делать нечего. Что бы тебя туда не влекло, оно того не стоит. Прими мой совет, я знаю, о чем говорю. Ему было многое спущено: насмешки, кривляние, попытка солгать, но это для Саалзира становится последней каплей. — Пускай ты находишься в моих владениях, я отрекся от тебя как от вассала. Я более не могу тебе приказывать, а принуждать не стану. Ты в праве отказать, моё слово, тебе за это ничего не будет. Но не смей. Слышишь? Не смей давать мне советы. Решай, и закончим этот разговор. Лейэда обдумывает сказанное. Обдумывает хорошо. Долго. Саалзир не мешает и не торопит его. —  Я исполню твою просьбу, мой друг. Слово «друг» кинрив заимствует из языка смертных, в наречии кин нет такого понятия. Как и «прости», вместо этого говорят: «не хотел тебя оскорбить». Как и «спасибо», вместо этого говорят: «буду должен». — Буду должен  — кивает Саалзир в знак признательности.       Приходится задержаться ещё немного. Сначала Лейэда мечется туда-сюда, от одной кучи мусора к другой, после начинает вываливать всё содержимое из своих сундуков. В четвертом по счету, наконец, находится, что нужно — небольшой Сигильский Камень, всего в четверть размера того, что требуется для открытия Врат. Находится среди кронциркулей, пряжи, мотков ткани, ножниц… У смертных есть отличное понятие, как раз для такого случая — «Кощунство».       Кинрив возвращается к маркиназу с мощнейшим магическим предметом и парой сухих инструкций. Ничего особо нового Саалзир не услышал. Принцип действия знаком и понятен, удивительно, насколько всё просто. От Саалзира понадобилось несколько капель крови, чтобы зачаровать и настроить камень именно на него, и всё, можно сказать, было почти готово. Былые эксперименты Лейэды оказались полезнее, чем ожидалось и нашли себе применение. — Ещё пара вещей, которые тебе следует знать — в завершение говорит изгой — Слияние сознаний будет сильнее, чем при призыве, неприятно поначалу, потом свыкаешься — это первое. И второе — если у тебя есть дальнейшие планы на этого смертного, придется от них отказаться. — Человек умрёт? — Это мер, но да, он умрет. Сразу, как оборвется его связь с Потоком, но если этого не сделать, ты не сможешь вернуться… Что-то не так? — Нет. — Тогда пусть идет сюда. — Колдун! Подойди.       В какой-то момент Саалзиру показалось, что он не отреагирует. Уже давно притих, устроившись в углу, но нет, зашевелился. Придерживаясь за стену, смертный поднимается. Было видно, у него не сразу получилось сориентироваться, что где находится и в какую сторону нужно идти. Это хорошо, что ему поплохело настолько, что он не вслушивался в их разговор. По крайней мере, последней его части точно не уловил. Знал бы, что его ждет, не был бы таким послушным, снова что-нибудь бы выкинул, даже в таком состоянии. О, да! Этот может. Этот на многое способен. Саалзиру неприятно делать это вот так, исподтишка. Желтолицый заслуживает честной смерти. — Привязываешься к ним, да?— шепчет кинрив из-за левого плеча. — Да… Что?! Не пори дичь. Быстрее, смертный! Шевелись! — Иду. Чего орать-то? Не видишь, два грёбанных шага осталось... — речь колдуна звучит отрывисто, с придыханием. Грудная клетка раздувается и опадает едва заметно, но очень часто. Водой он больше не обливается. Глаза налиты кровью — Ну? И что мне делать? — Ничего, мой хороший, — с улыбкой отвечает Лейэда, ласковый убийца — я сам всё сделаю. Повернись немного ко мне. Вот так. Какой умница. Саалзир, держи его. Крепче.