Саалзир и смертные

      Кричит птица. Воет ветер, прогоняя тонкий слой сыпкого снега по поверхности нетронутой белой насыпи. Легонько постукивают друг о друга пластины даэдрического доспеха, каждый раз, как их владелец делает какое-либо движение. — Да, то самое место — осматриваясь по сторонам, заключает Саалзир. — Но нужно спуститься ниже, под землю.       Голос демона и все остальные звуки окружающего мира кажутся Ильдарису приглушенными, будто доносятся сквозь толщу воды, зато свет, наоборот, нещадно режет глаза. Когда он, сияющий и слепящий, прорвал полумрак Обливиона, заполонив собой всё, мер решил, что стоит у порога Этериуса и, признаться, уже всерьез был согласен его переступить. Но то оказалось всего лишь солнце, высокое полуденное солнце над заснеженными землями Скайрима. Белого берега, если быть точнее, его-то он ни с чем не перепутает — насмотрелся. Представление родины расширяется до целого мира после того, как побываешь в другом. Так что, можно считать, он дома, однако, особого восторга по этому поводу он не испытывает. Ильдарис понятия не имеет, что с ним сотворили и как это исправлять, он даже до сих пор не решился на это посмотреть. Собравшись с духом, мер опускает голову.       Сигильский камень оказался совершенно не похож на своё зловещее изображение в том старом учебнике, который когда-то давно, несколько жизней тому назад, подсовывал эльфу его наставник, но ничем другим это быть просто не может. Камень, как камень — черный, круглый. Был бы совершенно непримечателен, если бы только не застрял в его груди наполовину своего размера. Альтмер мало что знает об этих артефактах, учебник-то он так и не прочитал. Даэдрология никогда его особо не увлекала, о чем сейчас он горько сожалеет, как чуть ранее сокрушался, что в своё время обошел вниманием школу восстановления.       Клубы густого пара, исходящие в морозный воздух от даэдрического артефакта, означают, что тот по-прежнему раскален. В общем, об этом же свидетельствует и ленивое биение оранжевого света в глубине его трещин. Но жара больше нет, боли тоже. Бесследно исчезли и скопившаяся усталость и последствия лютого перегрева. Одет эльф явно не по погоде. Кожаная кираса была брошена в Мертвых землях, задыхающийся от духоты, он избавился от неё сразу, как представилась такая возможность, оставшись в насквозь мокрой хлопковой рубашке, но даже здешний мороз не доставляет ему ни малейших неудобств. Он прекрасно себя чувствует, говоря о физическом состоянии, о моральном же лучше умолчать. Если он сейчас же не остановится, чтобы перевести дух; если хоть ненадолго не почувствует себя в безопасности; если в ближайшее время с ним случится что угодно ещё... он свихнётся. Эльф аккуратно дотрагивается до камня — гладкий, не обжигает, крепко сидит. — Не пытайся достать. Лучше вообще не трогай. Давит сильнее — в груди разливается ноющее чувство, не болезненное, но какое-то до отвращения неправильное. — Сказано было не трогать! — резкое движение заставляет Ильдариса отшатнуться в ожидании удара, но руку дремора вскинул не в замахе, а чтобы указать на что-то находящееся за спиной мера. — Вход должно быть там, мне знаком этот… Как это называется? Узор? Рисунок?       Ильдарис и не думает оборачиваться, ему больше не интересно, что привело падомаевого выродка в смертный мир. Страх и желание положить конец затянувшемуся кошмару растопчут любое любопытство. Демон был прав — смертные лжецы, пускай эта мысль послужит ему утешением, когда он будет вышвырнут обратно в родное пекло, оставшись ни с чем.       Черно-фиолетовая стрела стремительно прорезает пространство, но, не достигнув цели, замедляется и тает в воздухе, словно льдинка, упавшая в теплую воду. Альтмер не понимает, где совершил ошибку и пробует ещё. «Высылка даэдра» достаточно сложное заклятие, но не до такой степени, чтобы запороть его дважды к ряду. Третья попытка — ничто иное, как жест отчаянья, после чего у него опускаются руки. — Ты впустил Обливион в свой мир, он здесь, вокруг тебя, точно так же, как был разверзнут вокруг Врат… Теперь скажи, куда ты пытаешься меня изгнать? — Значит, вот что со мной сделал ваш местный сумасшедший? Врата? — Проводника. Эта магия нечто среднее между призывом и созданием портала. Я думал, ты лучше разбираешься в подобных вещах. — Плевать мне, что ты думал! — эльф срывается на крик. Последние минуты, проведенные в падающей башне дреморы-барахольщика, фатально сказались на крепости его нервной системы. — О таком мы не договаривались, Саалзир! Я на это не соглашался! — Согласие ты дал в тот момент, когда пошел на сделку со мной. У тебя не было другого пути исполнить её условия. — Я бы мог тебя призвать! — Но не стал бы. Мы оба это знаем. — Демон медленно потирает лоб, точь в точь, как человек, страдающий сильной мигренью. — Всё что я сделал — не позволил тебе нарушить своё слово.       Что-то странное случилось с их колдовской связью — гораздо прозрачнее, чем обычно, гораздо теснее, чем когда-либо. Ильдарис подметил, что треволнения из смертного сознания причиняют дреморе почти физическую боль. Сам эльф тоже испытывает из-за неё некоторые трудности, но сейчас это меньшая из его забот. — Премного благодарен, что позаботился о моей чести! Это хотя бы обратимо?! — Смертный, угомонись… — не приказ, не угроза - почти просьба. — ЭТО ОБРАТИМО?!       С ближайшего дерева, щебеча и хлопая крыльями, взлетает стайка мелких птиц. Ближайшее дерево, стоит заметить, находится от них в метрах двухстах. — Нет, — тихо отвечает демон.       Пока Ильдарис переваривает новые подробности сложившихся обстоятельств, его разбитый рассудок неспешно прогуливается по самому краю здравого смысла, задумчиво заглядывает в пучину иступленного буйства, затем робко топчется возле пропасти беспросветного отчаянья, но, так и не определившись, куда ему мягче будет падать, остается стоять на твердой почве, правда, на не очень твердых ногах. Для Саалзира эти полминуты стали настоящим испытанием. — Отлично. — Голос снова звучит абсолютно ровно, хоть что-то он ещё способен контролировать. — Просто отлично. — Ты будешь таким до конца своей жизни. — Я понял. — Ты умрешь, если его вытащить. — Кто бы сомневался. — Твои внутренности выжжены, а кости смяты и обуглены.       Мер вовремя себя останавливает, считает до пяти и говорит совсем не то, что собирался.  — Достаточно. Мне-всё-предельно-ясно. — Если так, почему продолжаешь его тормошить?! — демон скорее возмущен, нежели сердит. — Какими словами мне донести до твоего неуёмного сознания, что этого делать нельзя? Лишь благодаря Потоку ты всё ещё жив!       Ильдарис замечает, что всё это время непроизвольно ощупывал, подковыривал и раскачивал камень в бессознательной попытке свыкнуться с его присутствием. Опасения дреморы нелепы, чтобы извлечь эту штуковину понадобится нечто большее, чем семь дрожащих пальцев — набор хирургических инструментов, или на худой конец хотя бы крепкие клещи. От этой мысли меру вновь подурнело. Вопреки всем уверениям, он не оставил надежду вернуться к прежнему состоянию. Тамриэль полнится магами, среди них обязательно найдется хотя бы один достаточно башковитый, чтобы решить эту маленькую проблему. Должен найтись. Хочется в это верить.       Когда артефакт словно утвердился в его теле, врос, прижился, в него хлынула сила — огромная и чужая. Она всё ещё ощущается. Это Поток? Тот самый Поток Обливиона? — Поток разве не то место, куда вы попадаете после смерти? — спрашивает альтмер. Эмоции более-менее улеглись, уступая место привычному прагматизму. — По крайней мере, это одна из теорий, о которых я слышал. — Ты говоришь ерунду. Для нас не существует смерти в том значении, в котором принимаете её вы, а Поток — это не место. — Поподробнее, пожалуйста. Мне с этим ещё жить… Ведь жить же, верно?       Дремора переминается с ноги на ногу, скрипит зубами, снова переминается, но переступает через себя, не хочет, чтобы смертный снова разнервничался. — Это и есть Обливион, его всевечная душа. Каждый, кого вы зовете даэдра - часть Потока, заключенная в оболочку. Все, от Принцев до примитивной харрады, соединяются с ним, при потере своего тела до тех пор, пока Обливион не воссоздаст то, что было им утрачено.       Вот так легко и просто Ильдарис из первых уст узнал то, о чем столетиями спорили тысячи ученых даэдрологов, выдвигая одну голословную теорию за другой. Только плевать он хотел на науку, главного в ответе так и не прозвучало. — И? — Поток неиссякаем… — По сознанию Саалзира делает виток некое невнятное, не вполне человеческое чувство. Толковать его как-либо однозначно мер не берется. Никакой пользы от этой связи, только с мысли сбивает. — Он будет поддерживать тебя столько, сколько это потребуется. — Кому потребуется? — Как же с вами сложно!       Не удивительно, что дремора начал заводиться. Не стоит так наседать, если хочешь вытянуть из собеседника как можно больше информации. Ильдарис задался целью уничтожить эту тварь, а чтобы это сделать сначала нужно её разговорить, прощупать почву, найти слабое место. У всех оно есть и Саалзир не должен стать исключением.       Тон разговора меняется с требовательного на непринужденный, а тема направляется в более нейтральное русло. — Если не секрет, сколько времени уходит на воссоздание ваших оболочек? — Как, по-твоему, я должен ответить на этот вопрос? — Как есть, так и … А… — запоздало доходит до эльфа, тема была выбрана крайне неудачно. — Мне известно, что вы меряете свои жизни множеством мер: дни, часы, минуты, недели, месяцы, леты… — Годы. — …годы, но я понятия не имею сколько все это длится и как вам удается не сбиться со счета, ведь тех, кто дал ему начало, уже нет среди вас. — Демон переводит взгляд на солнце, но, ослепленный, тут же отводит его в сторону, необычайно ясный день для этого края метелей и снежных буранов. Ильдарис не ждал услышать что-либо ещё, однако разговор неожиданно получает продолжение. — Всегда по-разному. Бывает, возвращаешься сразу, но есть и те, кого мы ждем ещё с бойни в Морнхолде, что в Моровинде. Никто из нас не знает, почему так происходит и от чего это зависит. — Морнхолда уже давно не существует, как, впрочем, и самого Моровинда. А ту бойню вы учинили ещё в начале второй эры… или в конце первой… — засомневался альтмер, чувствуя себя неучем, история также не является его сильной стороной — сейчас четвертая, просто, к сведению. — Все равно. Для меня это не имеет никакого значения.       У них определенно начал складываться диалог, обменялись более чем десятью предложениями, а от Саалзира так и не прозвучало ни единой угрозы об очередной невообразимо ужасной расправе. Может же не быть придурком, когда захочет. Их тесная связь тяжела, неприятна, неправильна для них обоих, но надо отдать ей должное, служит эльфу своеобразным щитом. Дремора не тронет его, пока их сознания находятся настолько близко. — Пора двигаться дальше. Я закрою глаза на ту жалкую попытку изгнания, но выкинешь что-нибудь ещё, нападешь или попытаешься удрать, мне придется переломать тебе конечности и волоком тащить за собой. Вперед, если считаешь, что тебе не хватило унижений, только не вздумай потом опять расстрадаться, твои истерики невыносимы. Считай, я тебя предупредил. — Ага — холодно отзывается Ильдарис, разочарованный своими поспешными выводами. Честно говоря, он и не планировал предпринимать ничего из вышеперечисленного. С местью придется подождать, хотя бы просто потому, что для начала нужно придумать, как её реализовывать. Расстроить дремору рядовым перерождением будет явно недостаточно. Всему свое время и место. В конце концов, он может призвать его, когда захочет. В настоящий момент безопаснее подчиниться. Куда бы они не пошли дальше, вряд ли им встретится кто-нибудь страшнее Саалзира. Кстати, об этом.       Ильдарис оглядывается. Глазам до сих пор не удалось полностью привыкнуть к свету и сперва он не видит ничего, но затем на фоне снега и серых камней прорисовывается арка, прорубленная в скале, резные столпы, дверь. — Это же … Ты уверен, что нам туда? — Да. — Всё же подумай. — Уверен. Эти завитушки на камне, я их узнаю. — Завитушки? На камне? Маркиназ невозмутимо кивает.       У Ильдариса есть все основания для сомнений. Тому, кто не в состоянии отличить мера от человека, не составит труда перепутать топорный нордский орнамент, допустим, с альдмерской настенной росписью.  — Это древнее нордское захоронение. Там ничего нет. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать: золото, драгоценные камни, оружие — неплохое, но не идущее ни в какое сравнение с тем, что делаете вы. В редких случаях можно наткнуться на слабенько зачарованное кольцо или амулет… а, ну и на пару десятков драургов, конечно — мер ненадолго задумывается. — Маска драконьего жреца? Хотя нет, зачем она тебе… — Ты был здесь раньше? — Не прямо здесь, но во многих подобных местах.       Это правда, Ильдариса сильно помотало по жизни. Был период, когда ему нельзя было высовываться, и выживал он исключительно за счет мародерства. Пускай все, кто знал эльфа, считали его чистоплюем, при необходимости он не брезговал ничем. А ведь жил же когда-то нормально. Действительно, чего ему ещё не хватало? — Хорошо. — Ты меня вообще слушал? Скорее всего, ты ошибаешься. Просто скажи, что тебе нужно и, возможно, я смогу подсказать, где это искать. У меня и помимо тебя проблем по горло и мне их нужно решать, а не бродить до скончания веков по катакомбам с существом, у которого напрочь отсутствует чувство времени! — Всё-таки волоком, да? «Бессмертен — не значит неуязвим» — раз за разом повторят про себя Ильдарис, покорно следуя за дреморой — «Не убью, но уничтожу».

***

      Обливион не имеет небесных светил, как следствие ни сторон света, ни ориентира для отсчета времени. Но если в последнем бессмертные даэдра не нуждаются, то понимать в каком направлении идти нужно всем. Царство Мерунеса Дагона размерами гораздо превосходит тот же Нирн, и не заблудиться его обитателям помогает врожденное шестое чувство. Даэдра целиком ощущают пространство любого измерения, в котором находятся, сверх того способны контролировать свое перемещение из одного в другое при условии наличия лазейки через границу и отсутствия конкретной пространственной привязки в виде, к примеру, призывателя.       Ильдарису ничего не известно о навигационных способностях своего лорда-дреморы. Он не знал бы о них, даже если прочитал бы в юности тот паршивый учебник с бездарными картинками. Ни в одном учебнике Тамриэля об этом не написано и по сей день. Оно и к лучшему. Знай эльф, что ему пришлось в полуобморочном состоянии пересечь пылающую пустыню Мертвых земель только потому, что маркиназ слегка промахнулся, у него нынче дергались бы оба глаза, а не один только левый.       В этот раз Саалзир справился лучше. Перемещение состоялось с минимальной погрешностью. Он прекрасно представляет, где они находятся сейчас и в какой точке плана смертных он оставил свою Коротышку, но безупречное чувство направления не помогает ему определить, который из переходов подземного лабиринта в эту самую точку ведет. Саалзир пытается отыскать путь универсальным методом, признанным всеми народами всех существующих миров — методом тыка. Однако для Ильдариса со стороны всё выглядит так, будто самодур-маркиназ просто безумно кружит по одному и тому же маршруту, не пропуская на своём пути ни одной даже самой очевидной западни. За несколько часов скитаний и не меньше десятка активированных ловушек вид у демона сделался несколько потрепанным. Не таким потрепанным, как у самого эльфа, но всё равно приятно. Да, так и есть, он, высокородный альтмер, зачарованный словно какой-то посох, плененный собственным призывным дреморой, и покалеченный горсткой грязекрабов, всё ещё способен на злорадство.       Они могли блуждать так ещё очень и очень долго, если бы зов природы не вынудил мера отойти за угол, который при скудном освещении казался наивернейшим тупиком. Там, позади пустого саркофага Ильдарис и обнаружил узкий проход с разбитой лестницей, ведущей вниз. — Здесь ещё коридор — между делом сообщает мер о своей находке. — Сильно сомневаюсь, что он куда-нибудь приведет, но зато мы найдем для тебя новые ловушки, а то на этом уровне, я смотрю, ты все уже перепробовал.       Откровенная насмешка остается безнаказанной или, правильнее сказать, прощенной. Воодушевление Саалзира вытеснило даже его перманентную даэдрову озлобленность. Они спускаются, без колебаний сворачивают направо, и извилистый тоннель выводит их к месту жестокого побоища. Становится ясно, почему им не встретилось ни одного беспокойного драурга. Все они собрались тут, теперь уже окончательно упокоенные. Их разрубленные тела разбросаны (кое-где размазаны) по всей площади пола (кое-где стенам) и мало напоминают человеческие. Весь скепсис мигом испарился. Ильдарис узнал руку художника.       Маркиназ проходит по трупам, как по ковру, и кладет руку на каменный блок, преграждающий путь в соседнее помещение. — Вот она. Тяжелая. Не пробить. — И не требуется… — мер подавлен (казалось бы, куда уж больше?), причем не столько неприятным зрелищем, сколько очередной демонстрацией чудовищной силы того, с кем ему, возможно, предстоит схватиться в самом ближайшем будущем. — Она легко открывается с помощью рычага. — Рычаг не работает. — Само собой… — Боги, сколько их здесь? Четыре десятка? Пять? — Это своего рода загадка. Чтобы он сработал, нужно поставить те три колонны в правильное положение. В противном случае тебя либо поджарит, либо разрежет, либо чем-нибудь проткнёт. — Отравленные стрелы. Со всех сторон полетят отравленные стрелы. — Что, согласись, тоже неприятно. Судя по кислому выражению лица, Саалзир согласен. — Тебе по силам её разгадать? — Всё, что ты здесь видишь, было сделано нордами для нордов. — Ильдарис с трудом отрывается от созерцания содержимого чьей-то расколотой черепушки и пробегает взглядом по периметру, этого вполне достаточно, чтобы обнаружить все непрозрачные намеки на правильную комбинацию. — Я уже её разгадал.       Пробираясь к колоннам альтмер старается ни на что не наступить, но всё равно вляпывается в нечто липкое. Совершенно не удивительно при его-то баснословном везении. Помимо сухого затхлого запаха, исходящего от драургов в помещении присутствует сладковатый душок разложения, стало быть, где-то здесь есть мясо и посвежее тысячелетнего.       Со времен вынужденного бродяжничества Ильдарис успел забыть, каково ворочать эти неподъемные глыбы. Выдохся уже после первой, хоть и выбрал для начала ту, что полегче, со сколотой верхушкой. Прежде чем приступить ко второй берет перерыв, смотрит, где прохлаждается дремора, пока он тут надрывается. Саалзир стоит, прижав ухо к своей возлюбленной двери, настолько плотно, насколько позволяют его торчащие рога. Напряженно вслушивается. — Только не говори, что там что-то живое или ожившее. — Не знаю, ничего не слышно. Делай своё дело, колдун, и побыстрее. — Вообще-то я бы не отказался от помощи. Здесь работа как раз тебе по способностям. Думать не придется, так что давай, присоединяйся. Не забывай, кому из нас двоих всё это нужно. По их колдовской связи пробегает рябь легкого раздражения. — Не прекращаю поражаться, сколько же в тебе наглости…       Мер слышит, как хрустят под ногами маркиназа кости его павших врагов, и сам не прекращает. Совсем скоро он станет не нужен, и не стоит особо рассчитывать, что после этого они разойдутся миром. Ильдарис убеждал себя, что действует по ситуации, выжидает удобный момент, что стратегия наименьшего сопротивления является самой разумной из всех возможных. Но правда в том, что если бы он мог дать отпор боем, он бы уже это сделал. Ильдарис не готов к прямому столкновению с Саалзиром. Не готов — и всё. Как вообще сражаться с существом, которое не боится ни боли, ни смерти, ни увечий?  — Показывай. — Демон рядом, готов к труду и ждет указаний. — Ну что с тобой опять?       Похоже приступ паники. Пора признать, всё, на что он нынче способен - это оттягивать неизбежное, лелеять неосуществимые планы мести, блефовать да огрызаться, причем настолько часто и неуклюже, что на него уже перестали обращать какое-либо внимание. Неужели это ничтожество- это он? — Ничего. — Нервным движением эльф откидывает с лица волосы, они обледенели и пряди стали напоминать тонкие сосульки. — Поверни вправо эту колонну. — Эту? — Нет, эту не трогай. Которая по центру… Я же сказал вправо! Ты что, не знаешь где право, где лево?! — Смертный… — Ладно, извини. Крути, куда крутишь. Просто сделай два оборота. — Так? — Верни немного обратно, чтобы грань с птицей смотрела ровно на меня. — Что из этого птица? — То, что не кит и не змея. Всё, остановись. — Это не похоже на птицу… — Похоже.       Верная комбинация змея-птица-кит. Выяснилось, что Саалзиру не доводилось видеть змей, о китах он даже не слышал, а пикирующего орла в рельефном изображении распознать не способен, сколько бы в него не вглядывался. Не смотря на это, с последней частью «головоломки» они справляются достаточно быстро и следующее, что делает дремора — хватается за оружие. Ильдарис такого не ожидал, то есть, ожидал, конечно, но не так сразу. — Даже не проверишь? — мер пятится, увеличивая расстояние между собой и угрозой, и попутно концентрирует магическую энергию разрушения. Но много ли он навоюет трясущимися руками? Одной трясущейся рукой?! — Что ж, спасибо за доверие.       Саалзир проходит мимо, даже не посмотрев в его сторону. В этот раз двуручник служит орудием не убийства, а труда — заменой сломанному рычагу. С практическим мышлением дела у демона обстоят лучше, чем с абстрактным восприятием.       Как и ожидалось — никаких стрел. Зато дверь через секунду другую неспешно ползет вверх. Маркиназ оказывается по обратную сторону прохода ещё до того, как тот успевает полностью открыться. А сбитый с толку альтмер, недоверчиво всматриваясь в темноту проема, в которой растворяется звук удаляющихся шагов дреморы, с осторожностью сознает, что для него настал тот долгожданный момент, когда он может выдохнуть, проматериться и уйти по своим делам.       С «уйти» возникают осложнения. Пускай Саалзир пропал из виду, их связь не ослабла, наоборот, подобно перетянутой струне зазвучала ещё пронзительнее. С момента, как они покинули Обливион, эмоции дреморы только нарастали, медленно и незаметно, как закипает вода на малом огне, постепенно превращаясь в самое настоящее помешательство, постепенно заражая и сознание связанного с ним смертного. Это жгучее нетерпение, это навязчивое всепоглощающее желание — от них и раньше было непросто отмахнуться, но теперь, когда они достигли своего пика…       В себя мер приходит в длинном зале, слабо освещенном зачарованным огнём подвесных жаровен. В дальнем его конце, возле постамента на котором покоится внушительных размеров саркофаг, маячит знакомая фигура Саалзира. Вдоль стен тянутся высокие сводчатые арки. В тени одной из них затаились каджит и молодая босмерка. Они смотрят на Ильдариса. Ильдарис смотрит на них. — Смертный! — Каджит почему-то оглянулся назад, а испуганный взгляд девушки метнулся в сторону откуда донесся выкрик, но со своего места она не может видеть дремору, как и он её. — Ты что-то нашел?! А он что-то искал? Как он вообще здесь очутился? Он же просто хотел подсмотреть одним глазком и пойти подобру-поздорову, пока про него не вспомнили. И откуда взялись эти двое? — Что там?! — не унимается демон, направляясь к ним. — Тут… — начинает Ильдарис, и оба незнакомца синхронно прижимают к губам указательные пальцы. — Тут двое каких-то воришек!