Проснулась Алиса тоже рывком, ловя удаляющиеся образы сна, чувствуя, что упустила важное, забыла, но проснулась от вопля Генри:
— Убивают! Убийцы-ы! А-а-а-а, я ещё не пожил, не посидел в библиотеке, боги, почему я сидел в библиотеках, а не подкатывался дамам под юбки?!
Пространство вокруг затянул лёд, ящеры, похоже, не пострадали, но Алисе пришлось долго оглядываться в поисках врага, прежде чем понять.
— Генри, замолчи! Я уже проснулась!
— Тебе надо завязывать со странными снами, — проговорил череп абсолютно серьёзным тоном, резко сменив на него дикие вопли.
Она промолчала, убирая изморозь, и запоздало подумала, что мясу конец… Теперь придётся пережаривать.
Ящеры молча вернулись на поляну, как только лёд пропал, а Алиса опустила голову, испытывая стыд.
И за резкими, сумбурными событиями утра, странные сны позабылись, оставив привычную пустоту без Хаоса в душе.
— Неужели это всё из-за дефицита его частиц? — этак с изумлением спросил Генри. — С тех пор ты просто с ума сходишь.
— На секундочку вспомни, как я живу и сколько мне лет, — буркнула, подымаясь, и ушла в сторону реки — забрать вещи, оставленные на ветках, и умыться.
Последний год Алиса не обманывалась на счёт своего душевного здоровья. Для ребёнка всё происходящее просто слишком, ребёнок должен играть в куклы и любить родителей, бояться грозы и мышей, темноты, а не…
А вместо этого учитель — социопат, кровожадный убийца, нестабильный и безумный от Тьмы, с подростковых лет засевшей в сердце. Магия, затягивающая, ощущающаяся вкусом, цветом, температурой, плотностью, осязаемая, словно то же покрывало или яблоко, которое можно укусить и съесть. Первое убийство, не вызвавшее ничего кроме понимания — убить просто. Отец, которого теперь и нет, у которого дочерью зовётся фальшивка, копия. Жертвоприношения, ковыряние в трупах, разрушение и созидание, мутации, искажения, вампиризм. Череп в роли единственного друга. И Хаос. Брат — вампир. И вот эти рожи рептилоидные.
— Что за жизнь? — как-то подозрительно спокойно спросила она сама себя, собирая влажную одежду. — А дерьмо-жизнь, в которой приходится танцевать под чужую дудочку.
Когда вернулась — ящеры уже ели, оставив ей порцию мяса с хлебом и листьями, на этот раз не вызвавшими подозрения — съедобное и хорошо.
— Почему мы не делаем того, что хотим? — задалась риторическим вопросом, меланхолично жуя бутерброд, а Генри задумчиво отозвался, подтверждая, что его отпустило:
— Потому что понимаем, что это неправильно?
— А может потому, что в нас всех есть предохранители? Как в здешних разумных, боящихся мамочки по ту сторону полотна?
Ровно как они боялись Бездны, так и она чувствовала навязанную судьбу, навязанный путь, и внутри тоже что-то было такое, что связывало цепями, нет, дёргало за ниточки…
Хаос… Внутри… остатки Хаоса, которые продолжают дёргать эти ниточки и держать печати.
— Кажется, я делаю большую глупость… — прошептала, разглядывая свои дрожащие руки, из которых выпали остатки бутерброда. — Генри, ты был прав, он всё ещё здесь, он везде, просто не хочет, чтобы я видела, но я нашла…
Стало обидно, так обидно… До слёз, до… желания сломать его.
Мир перед глазами заволокла пелена, словно смотрела через стекло на застывшую в сизом янтаре, во времени картину. Алиса почувствовала, как со спины прижимаются, обнимают, одной рукой закрывая глаза. Чужой лоб упёрся в изгиб её шеи. Стало так тихо, словно вообще никаких звуков кроме её дыхания не существовало. Он тоже не дышал.
Хаос молчал, наверное, и сам понимал, что разговор ничего не изменит. Молчал, чувствуя, как его нити рвутся, как одна частичка рвёт все связи с источником, с ним. Как отделяется, оставляя пустоту и Боль. Словно руку отрывают, по пальцу, по мышце пинцетом вырывают, кусочками, отрезают слоями кожу и плоть.
Алиса тоже чувствовала опустошённость, словно внутри потухло солнце, будто доступ к воздуху перекрывало, и в то же время что-то такое, злорадное, и как когда птенец впервые взлетает — восторг своей смелости.
И падает…
Неудачная попытка полёта, смерть. Быстрая, о камни, без боли.
— Ты рвёшь связь, — констатировал ровно, словно ничего по этому поводу не чувствовал.
Она думала, что и правда не чувствовал, не мог, не способен, потому что Абсолют — это энергия, а не человек или личность.
— Ты выбираешь или отца, или бога, Алиса, — прошептал, рукой чувствуя её слёзы. — Тебе нужно понять, что я слишком велик, чтобы делить меня на отца и бога, на солнце и личность. Я дам тебе возможность понять, потому что ты уже начала этот процесс по своему желанию. Мне так не хотелось тебя оставлять, но ты запуталась.
— Мне было больно, — ответила, и сейчас чувствуя сильную непрекращающуюся агонию, словно внутри всё выгорало. — Я просто игрушка для тебя, которую ты толкаешь по своей золотой тропе.
— Вам, женщинам, нельзя думать, вы доходите до ужасных выводов. Ты считаешь, что я — всё, но не принимаешь, что я так же и человек. Если я — это всё, тогда почему я не могу становиться человеком для тебя? Это всё — мир, эфир, сила, кровь, души — отрезано, отделено, оно больше не я. Было когда-то мной, будет мной, но сейчас мной не является. Понимаешь? Ты — не я. Связь есть, но её оказалось так просто разорвать…
Он чувствовал, как звезда искажения — невидимый знак, ещё не закреплённый, стирается с её груди, как последние крохи энергии утекают. Как ребёнок отрицает своего отца.
И Хаос исчез…
И мир снова ожил, пропала пелена, а Алиса сидела, понимая, что теперь точно осталась одна. Достала уроненный в котёл бутерброд, доела, магией очистила котелок и поднялась, стараясь не разрыдаться.
Одиночество навалилось огромной каменной глыбой, внезапно стало так ясно в глазах, что слёзы всё же выступили, но она стёрла их ладонью до того, как кто-то заметил.
Теперь стало понятно, что на самом деле рядом никого нет: ни брата, ни друга, ни того плацдарма под ногами, каким всегда ощущался Хаос. Потому что всё это — временная остановка, а конца дороги нет, а все живые — просто моментные встречные.
Кусая губы, Алиса сложила вещи, прицепила на коня и совсем недолго подождала, пока ящеры соберут свои сумки. Ей пришлось хорошо постараться, чтобы успокоиться и не выглядеть совсем уж странной и невменяемой, и возможно получилось, потому что никто ничего не спросил, даже Генри молчал, словно его околдовали.
Они шли достаточно быстрым темпом, почти не останавливались, но в этот раз, чередуя свои ноги с поездкой на скелете, она почти не устала, а все растущие знакомые растения провожала пустым взглядом, даже не сожалея, что невозможно остановиться и сорвать.
Странным образом мир стал ярким, и в тоже время блеклым, ничего не интересовало, не вызывало никаких желаний, но… Связь пропала. Её больше не было. То чувство, что оставалось незаметным, но оказалось таким незаменимым, наконец-то осозналось.
Эти оковы, эта связь, все чувства к нему и зависимость от его энергии — всё стало таким ясным, понятным и простым, что хотелось плакать.
Он поселился внутри уже давно. Ещё при первой встрече, потому что в родном отцовском мире Хаос тоже в дефиците, и он отправил именно к Дику, потому что рядом с другим магом Хаоса заселение внутрь происходило быстрее и очень незаметно.
Он действительно был всюду, и та пустота, что обрушилась после стихийного выброса, сейчас выглядела крайне ничтожной, потому что теперь он отрезался совсем.
И если так продолжится — пустоту без Хаоса займёт Порядок.
Следуя законам мироздания, он займёт своё место, и когда его станет достаточно много — любое упоминание или зов установит достаточно прочную связь, чтобы выйти с ним на контакт… Как некогда с Хаосом.
Алиса всё думала, почему привела к такому результату, почему разорвала связь, что толкнуло — сиюминутное желание, сиюсекундная обида? А может, и это его план? Испытание…
Ящеры остановились, и ей тоже пришлось встать, присесть на мягкий мох, наблюдая, что они делают — похоже, собирались рыбачить копьями.
Подумав о рыбе, она всё же почувствовала сосущий голод, о котором не вспоминала весь день, и поняла, что вообще пропустила всё время сегодняшнего путешествия, и теперь почти ничего не может вспомнить.
Когда аргониане зашли в воду и занялись добычей ужина, Алиса прошла чуть выше по течению и растянула магическую сеть, поддела её и вытянула, подвесила на сук. Технике ловли рыбы Дик обучал теоретически, практиковали они её на людях, те оказались ненамного умнее…
— Мы можем её взять? — на всякий случай спросил Джарх-айя, выходя с тремя наколотыми на остриё рыбинами, и Алиса кивнула.
— Что-то случилось? — спросил то ли прозорливый, то ли небезразличный человекоящер, и ей пришлось глубоко вдохнуть и помедлить, прежде чем разобраться с ответом:
— Я поссорилась с отцом… Ничего такого, чтобы касалось вас или нашего пути.
Они ушли с уловом, убедившись, что могут взять сверкающую сеть руками, как и вчера собираясь разбить лагерь, а она осталась пялиться на водную гладь.
Было даже интересно мерно прощупывать магией дно, пуская в неё тонкие щупы, ощущающиеся клубком нервных окончаний, посылающих определённую информацию. Найдя пару монет и морских камушков, наверное, целый мешок моллюсков, и пару раз напугав сомов, Алиса повеселела, пока не нащупала что-то действительно странное.
Потыкав в предмет импульсами, она его вытащила и рассмотрела глазами, отмыв от тины — большой овальный бежевый в чёрный узор камень, шероховатый на ощупь. Что же в нём такого необычного стало понятнее, когда Генри буркнул:
— Прекрати вертеть это яйцо.
Алиса вздрогнула, не зная, что с ним делать, и очень аккуратно послала в него энергию, стараясь понять, жив ли плод, и когда что-то ответило едва заметной аурой — покрепче его обхватила, тяжело дыша от испуга:
— Что… что мне с ним делать?
Но Генри прочему-то молчал, словно с ним что-то действительно происходило, или уже произошло, а оставшись с не рождённым ребёнком в руках, она впервые почувствовала себя такой… беспомощной.
Жизнь…
— Генри, — позвала его, но чёрные провалы глаз оставались мёртвыми. — Генри, не шути так! Ты мне нуж…
Всё вновь обрело смысл. Его существование вообще необъяснимо с точки зрения некромантии, но однажды Дик сказал, что невероятное случается. Такое, когда сильный маг в чём-то нуждается и неосознанно создаёт себе необходимое.
Вспомнив, о чём думала утром — что он не друг вовсе, а лишь временное недоразумение, Алиса сжала яйцо крепче и осознала, что сама его отключила, а как включить обратно — не знает.
Это напоминало затянувшийся дурной сон или душевную болезнь, и теперь она уже не понимала, где правда, а что лучше.
Поднявшись, Алиса пошла туда, куда ушли людоящеры, собираясь спросить, чьё яйцо и что с ним делать — нельзя так просто обрывать зачатую жизнь, тем более, после слов жрицы. Но на стоянке ждал неприятный сюрприз, заставивший развернуть и уйти обратно на берег.
Там расхаживала непонятно откуда взявшаяся аргонианка. Именно такая, как на иллюстрациях — широкая в бёдрах, большегрудая и высокая.
Что эта женщина здесь делает?
Вернувшись к пруду, трепетно прижимая к груди яйцо, она уселась, игнорируя холод, сырость и грязь. Есть больше не хотелось, возвращаться и продолжать с ними путь — тоже, а яйцо медленно теплело, прижатое к телу. Взошли луны, светили, серебря воду и высокую фигуру по ту сторону реки, раскачивающуюся на хвосте.
Словно наигравшись в гляделки, насколько позволяло расстояние и свет, Алиса махнула ему рукой, подзывая к себе, и наг медленно скрылся в воде, чтобы вырасти уже рядом с ней. Покачиваясь на длинном, чёрном хвосте, он мазнул воздух змеиным языком и пригнулся, а она приподняла яйцо:
— Я нашла его в реке, оно вашего вида? — спросила, медленно и чётко проговаривая слова в надежде, что он знает язык.
Наг протянул руки, блестящие опасными когтями, взял яйцо и некоторое время держал его, словно, как и она ранее, проверял на жизнь. И присел, свивая хвост в кольца, устроил в середине клубка яйцо, не сводя взгляда свысока с чужачки.
Он долго молчал, разглядывая её, а Алиса смотрела на впервые увиденного вблизи нага, поражаясь его размеру.
— Не моё-сссс, — наконец-то прошипел он, словно успокаиваясь, и перевёл взгляд на реку. — Но выро-ссссу-сс — ч-сёрсный-сссс наг. И-сс ты то-зсе ч-ссёрная-сссс.
— Тьма, — пробормотала, зная, что цвет хвоста у них зависит от магии, и даже внутривидовые особенности отличаются от направленности. — Ты воин?
— Воины-ссс. Хоро-сшший-сс воин — хоро-сшший-сс оте-ссс.
— Чёрных так мало, так почему его выбросили в реку?
Алиса читала об этом, пока готовилась к путешествию. Чёрных нагов то истребляли, то гнали собственные сородичи, а теперь, словно кара, на них обрушилось бесплодие — в мире без особого дефицита тьмы это довольно странно. Упадок таких видов живых существ прямо указывает на какие-то проблемы в энергетической структуре мира.
— Ссс-ильный-ссс, — прошипел наг, и ей послышалась некоторая гордость в словах. — Сссс-мохх вы-зсииить.
— Там их двое, — выдохнула Алиса, глядя на яйцо и надеясь, что с малышами всё будет хорошо. — Если напитать их тьмой, это как-то поможет?
Наг, новоявленный отец, некоторое время молчал, словно пытался понять её слова, и в итоге прошипел:
— Тьма-сс ххоро-сшо-ссс.
Она медленно протянула руку, коснулась, чувствуя настороженный взгляд нага, и лишь слегка всколыхнула Тьму внутри, опасаясь, что та очнётся и захватит пустующее место, но всё прошло намного лучше — словно живая, энергия потянулась к ним и осела почти осязаемыми метками.
И если они вырастут и инициируются — скорее всего, станут спасителями своего вида, превратившись в проводник для Тьмы.
Наг перехватил её маленькую ручку своей когтистой, и энергия снова колыхнулась, стремясь к голодной пустоте идеального носителя.
— Ты-с ну-зссна пле-смени-сссс, — зашипел наг, отпуская её руку. — С-при-ххсоди-ссс к нам-ссс.
Позади в деревьях послышались шаги, и наг взял яйцо в руки и исчез так быстро, что Алиса не успела ничего спросить.
Племя… тьма… У них действительно проблемы с тьмой, и похоже, они боятся чужаков…
— Ракжар-джи, — выдохнула, подымаясь на ноги, — я уже иду…
Резкая боль прострелила затылок, и все мысли мгновенно пропали…
Написано 29 января 2017, 01:19
Редактировано 15.09.2020