Мальчик, который врал

В полученных от нового врача указаниях сложнее всего дался даже не отказ от кофе — всё равно лимит в одну чашку он самовольно поднял до двух, — а ежедневные пробежки. Энтузиазм выдохся к среде. Среду и четверг Диппер отбегал из чистого упрямства, пятницу — с прицельного пинка Мейбл. Он в самом деле начал чувствовать себя куда лучше, и сразу по множеству факторов. То ли из-за пробежек, то ли из-за отмены препаратов, то ли потому, что начал приучать себя спать больше четырёх часов в сутки. Но на следующий сеанс все равно заявился в паршивом настроении. Не потому, что не хотел приходить: дома ждал очередной скандал, незаконченный и временно прерванный его вынужденным уходом. — Добрый вечер, — поприветствовал его Билл, роющийся на нижней полке в угловом шкафу с книгами. Где-то там валялась новая записная книжка. Старая кончилась на предыдущем пациенте, и теперь Сайфер проклинал себя за хаотичность. Как бы сильно его ни раздражала работа, показывать себя перед пациентами в таком свете не стоило. В конце концов Билл послал поиски к чёрту и схватил со стола несколько обычных белых листов. Всё это время Диппер сверлил его внимательным взглядом, и доктор улыбнулся собственным мыслям. Если этот парень и за стенами кабинета подобным образом смотрит на людей, нет ничего удивительного в том, что окружающие его недолюбливают. Взлохмаченный, с закатанными рукавами, Билл не очень хотел, чтобы на него так пялились. — Добрый вечер, — Диппер отмер не сразу. А потом прикрыл за собой дверь, устроился на кушетке, не откидываясь на спинку, отметил всклокоченный вид своего психотерапевта и совершенно иррационально испытал неловкость. Не только потому, что всё личное заново предстояло выворачивать наизнанку. Доктор Сайфер выглядел… заколебавшимся. И даже с пониманием того, что это — его сознательно выбранная работа, Дипперу было откровенно неловко грузить малознакомого человека своими несуразными переживаниями. — Как прошла неделя? — Натягивая на лицо дежурную улыбку, поинтересовался Билл. Мальчишка выглядел страшно расстроенным. — Как обычно, не о чем рассказывать, — Диппер сделал глубокий вдох и чуть сдавил в пальцах подлокотник. Тут же отпустил, чтобы не выдавать себя нервным жестом, и постарался коротко улыбнуться: — А как ваши дела? — Хорошо, спасибо, что интересуетесь, — ответил Билл, кажется, даже не задумываясь над тем, что говорит. Он пытался заставить не менее года провалявшуюся в сумке ручку писать, но та не сдавалась. Куда подевался более привычный и потому удобный карандаш, Билл понятия не имел. Гороскоп не врал, что сегодня овны сильно устанут от бытовых мелочей. Наблюдение за тем, как Сайфер пытался расписать ручку, странным образом раздражало. Диппер полез в рюкзак, лежащий у кушетки, достал свою ручку из бокового кармана и протянул мужчине: — Вот, возьмите. Надо полагать, ваша секретарша на работу пока не вышла? — Спасибо большое, — выдохнул Сайфер, забирая ручку из рук подростка. Старую одним метким броском отправил в короткий полёт до мусорки в углу. — Да, всё ещё в отпуске. Когда вернётся, подниму ей зарплату. Я понятия не имел о том, сколько всего ей приходится делать каждый день. И я забыл поблагодарить вас за починку обогревателя. Спасибо, Диппер. — Имея, не храним, — подросток тихо хмыкнул и перевёл взгляд на носки собственных ботинок. Откровенно говоря, вести задушевные беседы ему сейчас не хотелось. Хотелось билеты куда-нибудь до Мадрида, свалить отсюда ко всем чертям и хорошенько выспаться по дороге. — И не за что, доктор. Мне было нетрудно, а обогреватель — это святое. — Приятно поговорить с понимающим человеком, — усмехнулся Билл. — Мне кажется, вы чем-то расстроены. — Предполагается, что как раз по этой причине я здесь и сижу, — Диппер чуть поморщился. — Я чем-то расстроен… Можно сказать, основная проблема. — Чуть больше обычного, — поправился доктор. — Ну, я поругался… То есть, не сошёлся во мнениях с родителями, — Диппер отозвался нехотя. — Обычное дело. Не первый и не последний раз, так что говорить тут не о чем. — Мне кажется, это стоит обсудить. Что послужило причиной конфликта? — Я правда не хочу об этом говорить, — соврал Диппер и с какой-то тупой внутренней обреченностью понял, что врёт. Обсудить хотелось. Точнее, поныть, позорно выплакаться, вытащить весь этот вечер наружу и вскрыть скальпелем. И меньше всего хотелось рефлексировать в одиночку до возвращения домой, так что головой Диппер мотнул исключительно по причине врожденного упрямства: — Давайте о чём-нибудь другом? — Диппер, послушайте, — Билл на пару секунд устало прикрыл глаза. Боль в левом виске то затихала, то накидывалась с новой силой, но в любом случае шла на убыль. — Если вы настаиваете, мы, разумеется, сменим тему, но что-то подсказывает мне, что вы бы хотели поговорить о сегодняшней ссоре. Первые слова вырвались так быстро, что Дипперу показалось: он будто ждал этого своеобразного разрешения, стоя на низком старте. — Если коротко, то все просто, — Он все ещё не отрывал взгляда от собственных кроссовок. — Я хотел пойти работать, а родители посчитали, что это неправильно. Хотя правильно в последнее время, как выяснилось, попрекать меня каждым центом. Короче, мы поспорили. Матери стало плохо — у неё с сердцем проблемы. Она заплакала, отец начал читать нотации, а потом кричать. Все как обычно. Только он потом сказал… Сказал, что я неблагодарная маленькая дрянь и эгоист, и что матери плохо из-за меня — по моей вине, понимаете? Я её довёл. А я им сказал, что лучше бы сдох тогда — всё меньше мороки. И маме не пришлось бы надрывать здоровье и нервы, ежедневно напоминая, как сильно я перед ними виноват и до чего её довожу… — Воздух пришлось судорожно глотнуть. — Так было бы проще для всех. Один раз похороны — а потом ни единого повода для нервов. «Походу, мудаки», — записал Билл и обратился к пациенту: — Ваша смерть обошлась бы родителям куда дороже, чем визиты к психотерапевту. Сразу по нескольким пунктам. Похороны в наши дни — дорогое удовольствие. В груди обожгло и заныло болезненно, как после настоящего ожога. Диппер поднял взгляд на своего психотерапевта и очень напряжённо спросил: — Это правда так смешно? — Нисколько, — покачал головой доктор и рефлекторно потянулся к ноющему виску. — Я могу говорить откровенно? «Лучше вы, чем я», — подумал Диппер, но вслух ничего не сказал. Только кивнул отрывисто, чувствуя, как к жжению за рёбрами контрастом добавляется холодная тяжесть, свойственная любому тревожному ожиданию. — Если вы не чувствуете от родителей поддержки, по возможности меньше с ними общайтесь, — Билл невольно расплылся в улыбке. — Это очень неправильный совет, но моя цель — помочь вам, а не всей вашей семье. Они пережили сильное потрясение — разумеется, не настолько сильное, как вы — и пытаются самостоятельно справиться со сложившейся ситуацией. Но вы, как ни странно, не должны принимать в этом участия. На данном этапе в вашем распоряжении попросту нет необходимых эмоциональных ресурсов. Они требуют невозможного. Диппер выслушал его молча и потом ещё с пару минут, собираясь с мыслями, не говорил ни слова. Зато голос, когда он все-таки смог ответить, прозвучал весьма, почти неестественно ровно. — Я сам хочу невозможного, — просто сказал он. — К чёрту поддержку. Это прозвучит как приступ самоедства, но я действительно не сделал ничего, чтобы её заслужить, и все равно много получаю. От сестры. И от отца с матерью тоже, как ни странно… — Он сделал глубокий вдох, точно перед прыжком в воду. — Мне просто хочется перестать быть виноватым перед ними. Исправить то, что я заставил их пережить, но не могу же я отмотать время назад. Я вообще ничего не могу. Не могу перестать злиться на них и не могу перестать злиться на самого себя за то, что злюсь на них, хотя у меня на это нет никакого права. А самое забавное, что моя попытка самоубийства связывает мне руки. Главным образом потому, что целая попытка пропала зря. Я больше не смогу. Даже если бы захотел. Диппер замолк, но его доктор, будто понимая, что это ещё не конец тирады, лишь щелкнул кончиком ручки в разом навалившейся тишине, и парень закончил уже негромко и как-то очень устало: — Вы говорите: похороны стоят дороже. Не в деньгах дело. Мы не бедствуем. Живём не так богато, но оплатить визиты к психотерапевту — не проблема, я точно знаю. Это просто предлог. Не думаю, что хочу наверняка знать, для чего именно. — Вы ни в чём не виноваты. …размазывать сопли в присутствии своего врача на фоне прочих откровений оказалось совсем не так стыдно, как можно было подумать. Диппер подумал, что он, наверное, просто заебался в край; то, что горело в груди и тут же жгло холодом, не ослабло. Даже напротив — скрутилось тупым ноющим узлом. Говорить он не мог, поэтому, снова отвернувшись к окну, слабо мотнул головой. На улице собирался дождь; глядя на тяжелое полотно густых серых туч, Диппер подумал, что домой сегодня не вернётся. Денег, отложенных с фрилансовой подработки ещё во время учебы, хватило бы на один из хостелов неподалёку от офиса. Доктор, по его мнению, был неправ, но одному его совету хотелось последовать: дистанцироваться. Хотя бы на этот вечер. Позвонить Мейбл и попросить передать родителям, что с ним все в порядке. Завтра, конечно, все усугубится, и будет паршиво, но до завтра ещё далеко, а разбить себе голову о ближайшую стену Диппера тянуло уже сейчас. Обычно доктор тихо бесился, когда пациенты начинали плакать во время сеанса, но Диппер почему-то не вызывал ни малейшего намёка на раздражение. Может быть, потому, что плакал тихо и как-то очень не демонстративно. Билл никак не мог отделаться от ощущения, что воспринимает этого пациента как немного особенного. Будто вернулись те далёкие времена, когда клиенты ещё не казались ему никчемными нытиками, а работа не превратилась в ежедневную пытку. — Вы не будете возражать, если я поговорю с вашими родителями? От попытки вообразить возможные последствия девался куда-то даже ком в горле, до этого мешающий говорить. — Вы передадите им… — Голос ожидаемо сел. — То, что я вам рассказал? — Разумеется, нет, — запальчиво махнул рукой Билл. — Тогда зачем? — На доктора Сайфера Диппер уставился из-под мокрых ресниц. И тут же устыдился своего вида, и поведения тоже, и вообще всего. Тощий, зареванный. На голове воронье гнездо из нечесаных — расчески в них ломались на два счета — кудрей, глаза наверняка красные, и шмотки эти мешковатые, и ноет без конца. А ещё из взгляда доктора пропало то смешливое равнодушие, словно бы с нотой пренебрежения, раньше кроющееся в самой глубине глаз — и не поймёшь, что за эмоция, если не знаешь, что искать, — и это добило сильнее прочего, и разозлило тоже. Было бы смешно, не будь так грустно. Билл с самой очаровательной улыбкой записал на листе «любопытный пиздюк» и ответил: — Я считаю, что мне стоит посоветовать им внести в своё поведение некоторые коррективы. — Не нужно… — Диппер осёкся. — Вам не нужно за меня заступаться, доктор Сайфер. Даже если вы делаете совсем не это — всё равно. …ну, по крайней мере, получилось произнести это в достаточной мере твёрдо. — Простите, Диппер, но я специалист старой закалки и считаю, что пациент хоть и может влиять на принимаемые врачом решения, но крайне ограниченно, — Билл сдержанно улыбнулся и нарисовал рядом с последней записью жизнерадостный цветочек. — Тогда зачем спрашивали — если на моё мнение всё равно плевать хотели? — Скажите, Диппер, как часто вы отказываете себе в том, чего хотите, и по каким причинам? — Бесцеремонно сменил тему доктор. — Элементарная вежливость, — сымитировав тон Сайфера, Диппер фыркнул и привычно сжал пальцы на собственном колене. — Социальный протокол. Личная ответственность. Здравый смысл тоже, наверное. Нельзя всегда получать то, что хочешь. — Почему же нельзя? — Усмехнулся Билл и поймал озадаченный взгляд мальчишки. — А как заранее узнать, какое из твоих желаний пойдёт тебе на благо, а какое — навредит? Твоим близким, тебе самому. Кроме того, это несправедливо. Далеко не все из нас заслуживают воплощения того, чего хотят. И не все могут хотеть правильных вещей. Нормальных вещей. Мир давно был бы в огне, получай мы все то, о чем мечтаем, разве нет? — Обоснованность подобных суждений не отменяет того, что они — ловушка для ума. Возможность наказания часто мнимая, но парализует человека так же, как и реальная. — Ну, иногда оказаться парализованным при попытке реализовать желаемое — не худшее, что может случиться, — Диппер понадеялся, что выражение, застывшее у него на физиономии, выглядит не слишком скорбным. — Я, к примеру, хотел подохнуть. Вероятно, так действительно было бы проще — но мне помешали, то есть желаемого я не получил. Остался в живых. Сомнительное достижение, не спорю, — он задержался взглядом на длиннопалой руке, отбивающей неровный замедленный ритм на лакированном подлокотнике. — Но кто-то сказал бы: факт того, что моё желание не воплотилось, к лучшему. — Вы снова говорите о последствиях. — А что тогда имеет значение, если не последствия? Сам процесс? — В том числе, — Сайфер вздохнул и пририсовал цветочку жизнерадостную улыбку. — На самом деле, я имел в виду только то, что вам нужно чаще идти на поводу у своих желаний. Ну, само собой, кроме повторения попытки самоубийства. Этому позыву следовать не стоит. — Я все равно не согласен, — хмуро ответил Диппер. — Не нужно, если желания разрушительны. Для близких или даже вас самих. Смотрите: даже сейчас, сходу, вы нашли исключение. А таких исключений ещё выше крыши. Правило «лучше сделать и жалеть» работает через раз. Я не пытаюсь сказать, что такая система распространяется на всех, просто некоторые не имеют никакого морального права всегда делать то, чего хотят. Остаёшься в результате кругом виноватым — если вообще остаешься. Паршивое ощущение. — Вы считаете, что не имеете права на реализацию желаний? В ответ вышло неловко пожать плечами, тут же занывшими от долгого пребывания в скованной позе на кушетке. — Иногда я думаю, что хотел бы переложить ответственность на кого-то другого. Позволить кому-то решать за меня, чего я хочу на самом деле и нужно ли мне это. Потому что — да, права на самостоятельные решения я, по меньшей мере временно, лишился, когда пытался себя прикончить, — Диппер тихо хмыкнул. — А потом я понимаю, о чем именно думаю, и мне очень хочется набить самому себе морду. — Пожалуй, сделаю вам ещё одно назначение. Первое время только раз в неделю — потом дозировка поднимется — два часа в день занимайтесь только тем, чем хотите. Никому и ничему не позволяйте вас от этого отвлекать. — Я почти все время предоставлен самому себе, — Диппер всё-таки додумался длинным рукавом утереть еще влажные ресницы. — Это, конечно, очень мило, доктор, но я… В контексте бытовых мелочей я справляюсь — большую часть дня. А если брать в комплексе, — он прерывисто выдохнул, — не уверен, что знаю, чего хочу. — У вас появится отличный способ это выяснить, — Билл одарил пациента ещё одной зубастой улыбкой. Рукав, промокший, Диппер натянул на ладонь до самых костяшек. — А вы, значит, так и поступаете? — Он испытующе глянул на своего врача. На сей раз клыкастая улыбка хорошо отобедавшего динозавра его не отпугнула. Скорее — здорово вписалась в созданный в сознании образ. — Даёте себе зелёный свет на все полноценные желания? — Что вы подразумеваете под полноценными? — Более-менее осознанные. И, наверное, чуть крупнее бытовых «хочу сегодня клубники» и «хорошо бы прибраться на полке в ванной». Диппер явно не ожидал, что доктор начнёт придурковато хихикать. — Простите, просто после ваших слов дико захотелось клубники, — сообщил Билл насторожившемуся подростку. — Я стараюсь реализовывать большинство своих желаний. Кроме тех, что нанесут мне непоправимый вред. С полминуты Диппер тщетно делал вид, будто раздумывает над словами психотерапевта. А потом сдался. Сполз по спинке кушетки, прикрыл ладонью лицо и расхохотался. Сдавленно, тихо и явно на грани подступающей истерики. И далеко не сразу сумел выдавить сквозь смех честное и в этой честности бесконечно тупое: — А ведь реально клубники хочется. Смеющийся Диппер был мало похож на себя обычного. Чем-то напоминал того мальчишку, который копался в обогревателе — разве что чуть более грустного. Билл бросил короткий взгляд на наручные часы и усмехнулся. Сеанс кончился пять минут назад, а он и не заметил. — Вас подбросить до дома? Хорошее настроение точно рукой сняло — в считанные секунды. Диппер слез с кушетки и заглянул в окно: мелкий дождь стал обычной вечерней моросью и обещал прекратиться в ближайшее время. Стемнеть ещё не успело. И он вроде бы даже сумел прикинуть, в какой стороне находится тот самый хостел. — Спасибо, — искренне поблагодарил он. В конце концов, вряд ли развоз входит в оплаченный отцом спектр услуг, а доктор Сайфер даже в благодушном состоянии мало походил на любителя благотворительности. — Но я тут подумал, что сейчас самое время последовать вашему совету. Не хочу возвращаться домой. И не вернусь. Билл едва удержался от того, чтобы хлопнуть себя рукой по лбу. Насоветовал на свою голову. Насильно тащить Диппера домой было бы крайне непоследовательным поступком. А ведь он просто хотел, чтобы Пайнс вернул себе чувство контроля, которое у него, по всей видимости, отсутствовало в корне. — И где вы намерены переночевать? — В хостеле. — Об этом месте ему в своё время рассказывала Венди — и думать в этом направлении Диппер себе запретил. — Тут поблизости есть один, вроде бы неплохой. — Мне предупредить ваших родителей или вы сделаете это сами? — Роль взрослого никогда не нравилась Биллу. Он хорошо помнил, как чувствовал себя в те моменты, когда в подростковом возрасте не хотелось идти домой, но кто-то затаскивал туда силком. Взрослый должен был произнести нечто поучительное и отвезти мальчишку домой, возможно, сдать с рук на руки, чтобы избежать неприятностей. После недолгих колебаний, Билл усмехнулся, поднялся на ноги и спросил: — Деньги-то есть? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Знаете, клубники по-прежнему хочется. Разрешите вас угостить? …широкую улыбку на собственном лице Диппер обнаружил, только начав говорить. Обнаружил — и впал бы в ступор, наверное, но вместо этого лишь размашисто кивнул и отрапортовал: — Предупреждать не нужно, деньги есть, — и против воли улыбнулся ещё лучезарнее, пускай и с изрядной долей смущения: — Было бы здорово, я не… То есть, спасибо вам. Правда, — он сглотнул. — А я вас не сильно задержу? — Я бы не предложил, если бы был занят, — резонно заметил Билл. Как мало, оказывается, требовалось этому мальчишке, чтобы вот так улыбаться. Сайфер ещё раз подумал о том, что друг Дипперу пригодился бы куда больше врача. Офис они покинули только минут пятнадцать спустя. Билл всё-таки пошёл внутреннему взрослому на уступки и долгими уговорами вынудил Пайнса позвонить родителям. Те, к огромному его удивлению, отреагировали на новость не равнодушно даже — с некоторой долей энтузиазма. Доктор начал подозревать, что они были рады отдохнуть от проблемного сына. Диппер разве что не светился от радости и наконец-то стал выглядеть на свой возраст, а не древним уставшим от тягот мира старцем. Было решено прокатиться до ближайшего рынка, в паре кварталов от офиса. Доехали в уютной тишине, клубнику выбрали самую крупную и отправились уничтожать её в ближайший сквер. Уже присев на пыльную лавку, Билл задумался о том, а что, собственно говоря, происходит, помимо того, что он подкармливает пациента ягодами? Кажется, всё-таки назревала необходимость записаться на приём к бывшему однокурснику, Питеру. Билл избегал этого почти полгода, но, судя по всему, время пришло. Клубника оказалась по-настоящему вкусной, хотя основной её сезон прошёл ещё пару недель назад. Доктор, которого сейчас, за пределами приёмной, Дипперу звать доктором не хотелось, удачно острил, скалился во все сорок восемь и, кажется, не испытывал никакой неловкости — если не считать выражения лёгкой задумчивости, когда они только пришли в сквер, возникшего и быстро стершегося. Пайнс решил, что это из-за того, что вечер пятницы доктор проводил мало того, что со своим пациентом, так ещё и с мальчишкой лет так на пятнадцать, по примерным прикидкам, младше. Для самого Диппера возрастной барьер ощущался едва и препятствием не был точно. В какой-то степени даже наоборот. С Биллом было интересно. По крайней мере, совсем не так, как с остальными — а учитывая, что с остальными было паршиво, это дорогого стоило. Диппер чувствовал себя так, будто разом вернулся во времени на год назад. Или даже раньше. На тот момент, когда ещё не был знаком с Венди в двустороннем порядке. Забравшись на скамейку со скрещёнными ногами, ел клубнику, облизывал перепачканные в сладком соке пальцы, смеялся над едкими и откровенно смелыми шутками Билла, пытался — местами вроде бы даже удачно — шутить сам и напрочь забыл и о размолвке с родителями, и о необходимости возвращаться завтра домой, и о том, что Мейбл не будет в городе ещё больше недели, и о том, что рядом с ним, вообще-то, его психотерапевт, сидеть с которым посреди улицы с целой коробкой клубники должно быть чертовски странно и в целом, наверное, неправильно. Остатки ягод прикончили, когда вечерний сумрак успел плотно обволочь душный летний город. Диппер в последний раз облизнулся и улыбнулся: — Надеюсь, выписывать мне счёт за дополнительное время вы не собираетесь. Отец либо скончается от разрыва сердца, либо объявит себя банкротом и свалит в Мексику. — Кстати, чуть не забыл, — Билл полез во внутренний карман пиджака за блокнотом, который поселился там несколько лет назад и с тех пор был постоянным обитателем. — Официально выписываю вам два часа для удовлетворения собственных желаний. И надеюсь, вы будете использовать их с умом, а не так, как это прозвучало. Ещё неделю назад Диппер подумал бы, что с представлениями о его «как это прозвучало» Билл погорячился. Непомерное подростковое либидо под гнётом целой россыпи лекарств сломалось ещё в первые две недели. Желание отбивало начисто. Только сейчас, со снижением курса, оно начало приходить в норму. Но большой радости по этому поводу Диппер всё равно не испытывал. Последний раз, когда он действительно хотел, намертво осел в Интернете и телефонах доброй части молодёжи их городка. А он сам кое-как продержался месяц, прежде чем плюнуть на все, запереться в ванной комнате и вскрыться. О сексе теперь не тянуло даже думать — одна только мысль о женском теле вызывала ряд ассоциаций, из-за которых хотелось не залезть себе в штаны, а как минимум проблеваться в ближайших кустах. Он забрал у своего врача импровизированный рецепт и весело хмыкнул: — А то, как это прозвучало, с умом в вашем понимании расходится? — Я не могу ответить на этот вопрос, не подорвав свою репутацию, — усмехнулся Билл. В последний раз, когда он подцепил девицу в клубе, вместе с девицей подцепился и потрясающий букет венерической дряни, в котором только благодаря чуду не оказалось неизлечимой. С тех пор Билл твёрдо решил: во-первых, предохраняться даже тогда, когда разрешают не пользоваться резинками, во-вторых, секс исключительно в отношениях. С последней своей женщиной Сайфер расстался два года назад и время «с умом» проводил достаточно часто, чтобы не осуждать подростковый онанизм. — С вас бы обложки для фантастических романов про каких-нибудь космических пиратов писать, а вы… — Диппер испустил нарочито тягостный вздох. — Поверьте, если ваша репутация вдребезги разобьется, это никого не удивит. Билл удивлённо вскинул брови. — Пиратов?.. Ну, если учесть, сколько люди платят психотерапевтам, то я уже довольно давно занимаюсь грабежами. — Мне всегда казалось, что это — часть терапии, — хмыкнул Диппер. — Хорошая же схема: найди проблемного человека, поговори с ним и выпиши такой счёт, чтобы на этом фоне все его собственные проблемы начали выглядеть полной чушью. — Кажется, дантисты тоже пытаются взять на вооружение эту схему. Жаль, что им всё-таки приходится ковыряться в зубах. Чем гуще становились сумерки, тем сильней рассеивалась привычная духота. Веяло прохладой и зябкостью — впору было порадоваться не по-дневному тёплой одежде. Диппер подтянул колени к груди и устроил на них подбородок. — Лучше уж в зубах, — и покосился на своего врача. — Даже представить не могу, как вам спится по ночам. — Что вы имеете в виду? — Сколько лет вы занимаетесь практикой? Десять? Больше? Любая работа оставляет отпечаток. А вы каждый день копаетесь в человеческом разуме. Та ещё клоака, если задуматься. И, подозреваю, не у всех ваших пациентов истории такие же безобидные, как моя. — В этом году будет одиннадцать лет, — зачем-то признался Билл. Он усмехнулся, представив, как рассказывает Дипперу о том, насколько ему надоела эта работа, что история подростка одна из самых ярких за последний год, что первые несколько лет он действительно паршиво спал ночами, а теперь дрыхнет, как старый кот, и что… — Первое, чему нас учили — абстрагироваться. — Во время первого сеанса вы показались мне уставшим. Не физически. Просто выглядели так, будто вас это все страсть как задрало, — заметил Диппер и теснее обнял колени. И вдруг осекся по новой: — Я, наверное, лезу не в своё дело. Простите. Билл покосился на проницательного пацана почти раздражённо. «Сегодня же позвоню Питеру», — сказал себе доктор. Если даже зацикленные на себе пациенты замечали происходящее с ним… — Прощу, только если вы пообещаете завтра утром вернуться домой. — А зачем? — Из нынешней позы пожать плечами было проблематично. Ну, он хотя бы попытался. — То есть… Ладно. Обещаю, — и полушутливо протянул Сайферу ладонь для подтверждающего рукопожатия. Тот с готовностью на него ответил, заметив невольно, что руки у Диппера оказались очень женственные. Тонкие, маленькие, с худыми пальцами и красиво очерченными ногтями, и дико приятные на ощупь, хотя и жутко холодные. Завершив короткое рукопожатие, Билл улыбнулся и смял оставшийся от клубники контейнер. — Пожалуй, нам пора. В темноте лица мужчины было почти не разглядеть. Точеный профиль вырисовывался острыми линиями, клыками щетинилась улыбка. Диппер глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, улыбнулся в ответ и почему-то вдруг очень остро и почти забыто почувствовал себя заново живым. Поднявшись на ноги вслед за Биллом, он чуть замялся и все-таки решился — очень искренне выпалил слегка дрогнувшим голосом: — Спасибо за это. Я уже говорил, но… Серьезно, спасибо вам. — Пожалуйста, — отозвался Билл, швырнув помятый пластиковый комок в урну и направился к выходу из сквера. Диппер шагал рядом, пытаясь подстроиться под широкий шаг, но постоянно отставал. Не слушая возражений подростка, Сайфер довёз его до хостела. Немного смазано попрощавшись, Билл отправился домой. Кажется, ему многое следовало обдумать и спросить-таки совета более успешного специалиста.