***
— Ещё пару дней на таком пайке, и я буду принимать пациентов на дому до самой пенсии, потому что не пролезу в дверь, — заявил Билл, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку. Он только сейчас понял, что Дипперу, в общем-то, соврал — способ вырубить профессиональный анализатор нашёлся. Сытость, спокойствие и милый мальчик, который пытается о нём заботиться. — Ешь на здоровье. — Диппер не без зависти кивнул на широкий разлет плеч. — Глядишь, из нас двоих суммарно выйдет один приличный среднестатистический человек. — Билл хохотнул, и Диппер, рассмеявшись следом, поймал себя на мысли, что в смехе и искренних улыбках начал терять прежнюю натянутость. Раньше ему приходилось себя заставлять. Преодолевать, проходить внутренний барьер унылой серости, не дающий отдаваться положительным эмоциям целиком и полностью. А вот рядом с Биллом раскрывался без напряжения. Очень правильно. Едва ли не так же качественно, как с ним же на сеансах. Вздохнув, Диппер тряхнул лохматой головой и добавил: — Хотя… Не, ни черта приличного там не выйдет. — А что ты понимаешь под приличным? — Напустив на себя самый «докторский» вид, поинтересовался Сайфер. — Сеанс послезавтра, док, — заулыбался Диппер. — А пока могу только сказать: что бы это ни значило, мы с тобой под категорию «приличного» не вписываемся совершенно точно. Я — пациент, который преследует своего врача, ты — вообще ходячий антоним к понятию приличия. Хотя следует отдать тебе должное: маскируешься неплохо. — Ты считаешь, что преследуешь меня? Диппер притянул колени к груди и удобно устроил на них подбородок. — Я считаю, что нет. У нас всё по-другому… наверное. Но так считаю я, а что там на самом деле — это ты мне скажи. «Я влюбился в твоё несчастье, Сосна. В тебя влюбился». — Я твой психотерапевт, — сказал, улыбнувшись, Билл. Неизвестно, кому больше об этом напоминая — себе или Пайнсу. — И я нарушаю все границы. Ты тоже. Может, чтобы меня не травмировать, или по любой другой нелепой причине. С другой стороны, я уверен, что могу не позволить этому переходить рамки, когда мы вернёмся к рабочему общению. — Моё удобство не имеет значения. — Билл одарил особенного пациента ещё одной зубастой улыбкой. — Имеет. Имеет, и большое. На словах точно, а на деле… Знаешь, иногда я ловлю себя на мысли: даже если бы я знал наверняка, что наше неформальное общение становится для тебя проблемой, то всё равно бы хотел, чтобы ты от него не отказывался. — Диппер ненадолго замолчал. И то, что едва не сказал, так и не произнёс, зато добавил тихо: — Ужасно звучит, правда? Как-то эгоистично. — Меня радует, что ты становишься более эгоистичным. В живописной гамме эмоций, копошащихся внутри, всё ещё было что-то от сомнения, но на это что-то Диппер махнул рукой. — Значит, всё в порядке, — сказал он. И часом позже, собираясь домой, задержал ладонь в прощальном рукопожатии. У Билла были крепкие и сухие руки — с длинными пальцами, горячие и пахнущие куревом. Дипперу определённо нравилось. В сочетании такой, как у Билла, внешности и характера было что-то от лесного пожара. То же самое Пайнс чувствовал иногда, общаясь с Венди. Оно дышало жаром, плевалось огненными брызгами и, обжигая, слепило, но тянуло стихийно и мощно. Достаточно было один раз чуть больше положенного задержать взгляд. Диппер задерживал слишком часто. Анализировать это до сих пор не хотелось категорически. Так было проще. Биллу принимать происходящее как данность было куда сложнее. Ни о каком сохранении дистанции речи уже не шло — не сорваться бы и не наделать глупостей, вот что занимало доктора с тех самых пор, как Диппер повадился таскаться к нему с ещё горячей домашней едой. А кормить его, судя по всему, Пайнсу нравилось. Он не прекратил бегать к нему по вечерам даже тогда, когда доктор выздоровел. Поначалу Дороти отнеслась к мальчишке с некоторой настороженностью. «А чего это он такой довольный сюда приходит?», — спросила она, поправляя густо обрамлённую сединой причёску, в первую пятницу, когда Сайфер уже вышел на работу. Тот только пожал плечами. «Терапия на пользу идёт», — отмахнулся он и прошёл следом за пациентом в кабинет.***
— Итак. — Мейбл присела рядом с ним на плетёный стул на веранде. — Диппер, солнце моё, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Это платье тебе идёт. — Прикидываться дураком парень никогда не мог достаточно достоверно, пускай даже искренне тупить время от времени умел в совершенстве. — Очень к лицу, и причёска тоже. И вообще, ты красавица. — Хорошая попытка. — Сестра не сдержала довольной улыбки: в платье на день рождения она в самом деле была чудо как хороша и, очевидно, знала об этом. — Но я о другом. — О другом? Я не курил, если что. Это всё тот твой рыжий и патлатый надымил. С ваших курсов рисования кажется, Кёртис или… Не знаю. Рыжий, в общем. Мейбл нахмурилась. — Крис. Крис Купер, и он мне только что заявил, будто ты проговорился, что собираешься уйти с вечеринки. Диппер промолчал. Отвёл взгляд, зябко поёжился. Музыка, упругой пульсацией бьющая в окна у них за спинами, сбивала с мысли. Сестра смотрела выжидательно и тоже молчала, но не пыталась надавить. И даже улыбнулась мягко, когда он, наконец, признался: — Для меня это совсем не праздник, ты же знаешь. — Но ты неплохо проводил время. — Да, но… Больше не хочу. Это выматывает, правда. Прости. — Диппер посмотрел на сестру как мог виновато, на что та лишь фыркнула: — В этом все дело? Уверен? Лучше скажи: ты не хочешь быть здесь или хочешь быть не здесь, а, Бро-Бро? Тот ухмыльнулся: — А есть какая-то разница? Мейбл заметно сникла. — Что, по-твоему, происходит? — Спросила она тихо. — Скажи, что всё понимаешь, и я от тебя отстану. — Не отставай, ты же мне не мешаешь. — Диппер потянулся, чтобы взять её за руку. — Я уйду ближе к вечеру, ладно? Мы ещё успеем провести время вместе. Последний день лета давил осознанием, гамом шумной вечеринки и духотой. Празднование утомляло. Как и все составляющие: необходимость говорить с людьми, ловить сочувствующие взгляды, притворяться, будто все в порядке. Чувствовать себя не самым желанным гостем в собственном доме. Всё в порядке было от силы пару часов в день — когда удавалось остаться с Мейбл наедине или наведаться к Биллу. И вечеринка по случаю совершеннолетия юных Пайнсов под этот список не попадала ни в коей мере. Не убирая руки, Мейбл тихо кивнула: — Да нет, я не против. Жаль, конечно, но это все-таки и твой день рождения, братик. Тебе следует быть там, где ты хочешь быть. — Она улыбнулась, почувствовав, как Диппер благодарно сжимает её пальцы. — Я только надеюсь, что ты понимаешь, где именно. — О чем ты? — Думаю, на этот раз всё не так, как было с Кордрой. — Что?.. — Он же тебе нравится, — просто сказала она, поднимаясь на ноги. — Ну, вдруг ты сам не в курсе — с тебя станется, братишка, при всех твоих неоспоримых достоинствах. — Она поднялась на ноги и улыбнулась — ласково и как-то немного грустно. — Подойди ко мне, пожалуйста, перед уходом. Хотя бы за полчаса. И ушла, оставив брата собирать себя по кусочкам. …получаса не хватило категорически. К офису Билла Диппер подъехал с опозданием в двадцать минут и пьяный. Смертельно пьяный — больше, чем когда-либо за всю почти исключительно трезвую жизнь. Ворвался в приемную к секретарше, ухватился на всякий случай за стол и под ошалелым взглядом Дороти растерянно улыбнулся — сам, мол, не понимаю: и как меня угораздило? А на опоздание было плевать. И на выпивку тоже. На выпивку так особенно. Интересно, а у Билла в офисе не хранилась на чёрный день пара-тройка бутылок? — Добрый ве… — Успел сказать Билл перед тем, как на рецепторы с размаху налетел запах свежего перегара. Вслед за перегаром в поле зрения возник Диппер. На ногах держался едва-едва, улыбался так, будто не чувствовал лица, и сам на себя похож не был. И на рубашке пара пуговиц оторвана. — Ни хера себе. Диппер кивнул. Билл, будто только того и ждал, расплылся сразу на два Билла. А лучше двух Биллов, как известно, только трое, но до троих дело не дошло. Комната покачнулась и протащилась — обнаружил себя он уже сидящим на кушетке для пациентов. — Доктор. — Диппер кое-как сфокусировал взгляд и проникновенно заглянул Сайферу в глаза. Очень красивые глаза. Ими постоянно тянуло любоваться. И зачем он раньше старался не замечать? — А ведь я не должен был приходить. Вселенная была против. Я нагнул Вселенную, представляете? — Рад за тебя, — автоматически перешёл на «ты» Билл. Покрутил в пальцах ручку, постучал ей по блокноту, потом по коленке, щёлкнул костяшками пальцев. За его задумчивой вознёй Диппер наблюдал завороженно-восторженным взглядом и, кажется, собирался распустить слюни. — Сам встать сможешь? Согласился Диппер с большим энтузиазмом, хотя покачнуться все-таки ухитрился. Схватился за край кушетки, посмотрел на Билла растерянно и кивнул снова — уже непонятно чему. Привычный внутренний шторм перерос в бурю, что запросто топила и ломала, точно спичечные коробки, изнутри. Горло перехватило. Если он сможет — если скажет, если хотя бы даст знать, то это, очевидно, будет их последней встречей. Кажется, Диппер мог запросто считать себя мастером в принятии плохих решений. Мастер-класс впору открывать: как делать себя несчастным 24/7, без смс и регистрации. Диппера доктор погрузил в машину чуть ли не на руках. На способности стоять вся мобильность подростка и ограничивалась. Секретарша взирала на это действо крайне неодобрительно и в самом процессе транспортировки участия, разумеется, не принимала. — А с виду такой хороший мальчик, — подытожила она с тяжёлым вздохом, вручая Сайферу ключи от офиса. — Домой его отвезёте? — Домой, — согласился Билл, но к кому, уточнять не стал. Всю дорогу Диппер как-то особенно философски молчал, бродя мутным взглядом по проплывающим за стеклом унылым городским пейзажам. Вытаскивать его из машины оказалось занятием ещё более утомительным. Мальчишка путался в собственных ногах, тихо матерился, повисал на шее у врача и периодически принимался бормотать что-то нечленораздельное. — Вот тебе и нейтральность, — сказал себе доктор, затаскивая Пайнса в лифт. — Вот тебе и отцовские чувства, — скидывая полумёртвую тушку на памятный диван в гостиной. — Как же тебя угораздило-то, а? Почуяв, что Билл собирается подняться на ноги, Диппер судорожно ухватил его за руку. — У нас была вечеринка, — объяснил он, очень стараясь не запнуться. — Мейбл сказала, я должен найти причины, чтобы уйти к тебе. Именно к тебе, не куда-то ещё. И за каждую выпить по глотку, и если причин будет много, я до офиса не дойду, и это будет правильно. Я и не дошёл. — Он ухмыльнулся — горько и пьяно, а потому совсем криво. — Вызвал такси. …что? — Такси? — Тупо переспросил Билл, опустившись обратно на диван. — Мои два часа ещё не истекли. Которые нужно тратить на то, чего я на самом деле хочу. — Дипперу очень хотелось спрятать взгляд, но отвести его от лица Билла он не сумел. — Только ты, скорее всего, дашь мне за это по морде. Я не против, я заслужил, просто… — Он беспомощно осекся. Говорить членораздельно было трудно, ясность мыслей давно потерялась и окончательно растеклась в талую лужу, когда Билл, неотрывно глядящий на него, едва заметно изменился в лице. Мейбл была права — это совсем не походило на то, что было с Венди. С ней было банальнее и потому, наверное, проще. Диппер не хотел сравнивать. Он потянулся вперёд. Крепко обхватил Билла за талию, зажмурился и, пока тот не скинул с себя его руки, ткнулся лицом в одурительно пахнущую тёплую шею. «Отпусти». Диппер тихо хмыкнул. Вот тебе и Красная Шапочка. Доходился, блядь, к волку с пирожками. Секунды текли, а Билл молчал и не шевелился. Ждал, наверное, бабушку из той же сказки — с дробовиком наперевес. Застыл, будто каменный. Не отвечал и не отталкивал, и, кажется, дышал едва — чувствовался только бешеный сердечный ритм, и Диппер даже не был уверен, кому из них двоих это сердцебиение принадлежало. Облегчения не наступало. Подросток самую малость отстранился, не расцепляя рук, по шее проехался уже не щекой, а губами. Внутри дрожало, надрываясь, и хотелось рассказать Биллу о нём же всё-всё-всё, что только уместится в остаток оплаченного сеанса. …«всё» не получилось. — Я понимаю, тебе нельзя, — лихорадочно прошептал Диппер, ртом продолжая слабо жаться к восхитительной напряжённой шее. — Нам нельзя, и тебе, наверное, противно. Я не знаю, как так вышло. Мне очень жаль. Безумно жаль. Прости. «Отпусти» «Пожалуйста» Диппер не хотел становиться проблемой. Не хотел, чтобы Биллу пришлось переживать что-то наподобие того, что пережила Венди — когда пришла, заплаканная и явно чувствующая себя виноватой, к нему в больничную палату. Проблемы Диппера принадлежали только ему. Прочие не несли за них никакой ответственности. И это тоже было правильно — потому что справедливо и больно в одностороннем порядке. Отдувается тот, кто лажает — высшая справедливость, все дела. Было даже немного жаль, что два часа ещё не подошли к концу. — Прости меня. — Голос дрогнул и доломался. — Один раз. Я только один раз… И уйду, ладно? Не глядя Биллу в глаза, легко прижался губами к губам. Замер так на секунду, пытаясь прочувствовать, а потом рывком отстранился и, ничего не видя из-за мутной влажной пелены перед глазами, спешно и путаясь в собственных руках разжал объятия. …иногда Билл сам себя поражал чудесами самоконтроля. Пару раз глубоко вздохнул, окончательно приводя мысли в порядок и приказным тоном сказал: — Тебе надо хорошенько проблеваться. Лежи здесь и никуда не уходи. Поговорим, когда ты будешь более… вменяемым. — «И я тоже», — добавил он про себя, уходя на кухню за водой. Дальше все слилось в какой-то сплошной омерзительный ком — кажется, Билл даже придерживал его волосы, пока его выворачивало наизнанку на коленях перед унитазом. Было стыдно и в целом гадко. Отыскав в ванной новую зубную щетку, Диппер минут семь, зависнув на монотонном действии, чистил зубы и боялся выходить в коридор, а потом, когда все-таки вышел, мокрый, продрогший и ощутимо протрезвевший после ледяного душа — одежду пришлось натянуть прямо на мокрое тело, чтобы не пачкать полотенце, — забрал у Билла из рук кружку с водой и пару таблеток, выпил залпом. Прошелестел еще раз пустое: — Прости. — И, не поднимая взгляд, побрел к дверям. Вот тебе и долгожданное совершеннолетие, подумал он отстранённо. Добро пожаловать во взрослую жизнь, дерьма кусок. — Ну и куда ты собрался? — Ладонь Билла упёрлась в дверь прямо перед лицом подростка. Диппер и не заметил, как он подошёл. — Домой. — Оборачиваться подросток не стал. Так и потребовал, обращаясь к преградившей дорогу руке: — Пусти. — Кажется, у нас есть тема для разговора, которую надо разговаривать. Прямо сейчас. — Ну так разговаривай, — выдохнул Диппер и развернуться не рискнул. — Не по лицу только. Без лишних разговоров Билл подцепил подростка поперёк живота — от неожиданности тот повис у него на руке влажной тряпочкой — и поволок обратно в гостиную. — Значит, так, Сосна, — торжественно объявил он, скидывая Диппера на диван. — Сейчас ты излагаешь всё предельно честно, а я слушаю и не перебиваю. Начали. Диппер задохнулся. Кажется, к щекам заново прилила краска. — Я всё уже сказал! — Эмоции нахлынули заново. Не ожидавший их посреди вымороженной внутри ледяной пустыни, Диппер захлебнулся и почти выкрикнул эти слова Биллу в лицо. То, как его вернули в комнату, было унизительно, но сама необходимость обсуждения вызвала беспросветную тоску. Что Сайфер вообще хотел услышать? Лишнюю тему для анализа? Повод разозлиться? Что? — И даже больше, чем всё. Чего ты ещё хочешь? — Диппер… Я… Пиздец. — Билл сел на пол рядом с диваном, простонав что-то неразборчивое в бежевую обивку и какое-то время молча стучал по ней лбом, пытаясь собраться с мыслями. — Давай ты мне сейчас просто поверишь, хорошо? Мне… Надо мне, короче. Надо ещё раз услышать. Истерика никуда не делась, глупо было надеяться. Ушла в горечь сорванного голоса, увлажнившиеся ресницы, больной спазм в груди и, наверное, взгляд — Диппер прекрасно знал, как убого выглядит с этими глазами побитой собаки. — Я люблю тебя. Сказать, по крайней мере, вышло легко. Почти. Вместо ответа Билл снова уткнулся лицом в диван, закусил часть жёсткой материи и тихонечко, на одной ноте, завыл, запустив пальцы в волосы. Происходящее сильно напоминало насмешку кого-то вроде Бога или его друзей, если у него таковые вообще имелись. Получить взаимность — один шанс из тысячи, и достался он именно тогда, когда надо было меньше всего. — Знаешь, Сосна, у тебя стрёмный психотерапевт. Откажись от его услуг. — Билл нашёл в себе силы весело улыбнуться, прекрасно понимая, что делает только хуже. Диппер же точно окоченел, подумав: лучше бы Сайфер ему врезал. Всё лучше, чем… вот так. Смотреть на его улыбку сил не было. Подросток отвернулся к стене и закусил губу, чтобы не разреветься окончательно. Билл мог отреагировать с профессиональным безразличием, мог оскорбиться или разозлиться — но смеяться?! Впрочем, неудивительно. Это, наверное, действительно смешно выглядело со стороны. Он успел прочесть об этом уже давно: не было ровным счётом ничего из ряда вон выходящего в том, что психологически уязвимый пациент влюбился в своего врача. Сколько у Сайфера таких было, ну? Вопрос он задал совсем тихо, сбиваясь: — Можно я пойду домой? — Нет, — ответил Билл, по-прежнему улыбаясь. «Я идиот», — подумал он и вслух сказал: — Хочешь чаю? Предложение Диппер проигнорировал. И спросил, все так же буравя стену невидящим взглядом: — Почему нет? — Я хочу, чтобы ты остался. — Взять подростка за руку оказалось равносильно подвигу. Тому самому, где принцессы, драконы и неприступные крепости. Диппер перевёл взгляд со стены на доктора, тот в свою очередь, снова закопался лицом в диван. — Если я скажу то, что на самом деле хочу сказать, то единственное, что мне останется, так это бросить практику, продать офис и сжечь лицензию. Думал Диппер недолго. По правде говоря, не думал вовсе. — А если я не буду твоим пациентом? — Задохнувшись и окончательно перестав что-либо понимать, Диппер осторожно коснулся затылка Билла. Тут же отдёрнул руку и спросил, сорвавшись на глухой шёпот: — Почему ты не злишься? — Сосна, не заставляй меня разочаровываться в твоих умственных способностях. Диппер всё ещё ни черта не понимал, а в то, что понимал, верить боялся категорически. А потому кивнул просто, слабо и коротко: — Чай с молоком, если можно. — Нельзя. Молока нет, — проворчал Билл, поднимаясь с пола. Ноги затекли и какое-то время он просто стоял, опираясь на собственные колени, выжидая, когда покалывание пропадёт. Диппер всё это время смотрел на него, не отрываясь, и кусал губы. Губы были уже совсем красные, почти вишнёвые. Иногда по ним пробегал влажно блестящий язык, и тут же снова скрывался за красиво очерченной краснотой. — Если будешь так на меня смотреть, я могу нечаянно забыть, что тебе семнадцать, — ухмыльнулся Билл. — А сколько сейчас времени? — Без пяти одиннадцать, — ответил мужчина, вопросительно поднимая брови. — Круто. Подождешь ещё семь минут — будет восемнадцать. — Диппер тяжело поднялся, пошатнувшись, на ноги. — Если это действительно важно. — А почему семь, если время без пяти? — Спросил Билл. — Я же замороченный технарь, забыл? Во сколько родился, столько и говорю. — Значит, у меня на две минуты больше, чтобы поздравить тебя с днём рождения. Сам понимаешь, приготовить подарок времени у меня не было, потому придётся импровизировать. — Сайфер ощерился в широкой улыбке и подошёл к Дипперу вплотную, положив одну руку ему на бок. — С днём рождения, Диппер Пайнс. …поцелуй получился нежным — что Биллу, в общем-то, было совсем несвойственно. Обычно он набрасывался на жертву, простите, партнёра, терзал зубами до болезненных выдохов, грубо пихал язык в рот и даже подумать забывал о ком-то, кроме себя. С Диппером всё с самого начала шло наперекосяк. Это желание помочь, эти пироги его вкуснющие, и поцелуй этот в ту же кучу. Пайнсу из поцелуя пришлось выныривать, точно из омута. Билл целовал так, что темнело перед глазами. Цепляясь за него, Диппер подумал было, что крышей поехал точно — а потом отстранился, встретился с ним взглядами, пролепетал сбивчивое «Спасибо» и мысленно обозвал себя чертовым нытиком. А потом, глубоко и прерывисто вдохнув, полез обниматься. Снова. На этот раз Билл обнял в ответ — тесно прижал к себе и, пока Диппер, потерянный, собирал себя заново, спрятал лицо куда-то в растрёпанный затылок. — Ну и как после такого мне тебя лечить, а? — Поинтересовался Билл у воздуха. — Ты профессионал, придумаешь что-нибудь. — Снова глубоко вдохнув, пробурчал Диппер ему в шею. Ощущения были невероятными и абсолютно непередаваемыми по силе. — Тем более что сейчас у нас есть что обсудить. К примеру… знаешь, я, вообще-то, не гей. То есть, не был им. До тебя. — И не стал, — автоматически начал выдавать информацию Билл. Его всегда тянуло болтать, когда он чувствовал себя не в своей тарелке. — В твоей жизни пока что преобладало гетеросексуальное влечение. Из этого следует, что ты как минимум бисексуален. А если бы я был старым трансвеститом, приставка переросла даже в «пан-». — Хоть геронтофилом назови. — Диппер хмыкнул и обнял крепче. И очень серьёзно сообщил: — Прости, но я собираюсь поцеловать тебя ещё раз. — Слушай… Ты же отказываешься от моих услуг, как психотерапевта, да? — А ты можешь не говорить о конце сеансов отцу? Я совру, что уговорил тебя брать плату с моего счёта. То есть да. Если так нужно, я отказываюсь. — Хорошо, я ничего ему не скажу. — Билл кивнул и, чуть отстранившись, положил обе руки мальчишке на плечи. — А теперь послушай: эта твоя Венди — сука, каких поискать, твои родители, особенно отец — конформистские мудаки, а сам ты — маленький упёртый баран, который слишком хорош для этого мира. Всё, я закончил. Диппер уместил ладонь прямо на щеке Билла. Вторую — на шее, над воротом рубашки. Пальцами мягко выгладил; перекатился на носки, чтобы дотянуться до виска, и прижался к нему губами отрывисто и крепко. По новой слизнул с них вкус, прикусил и вовлек Билла в поцелуй — более глубокий, более жадный и требовательный; пока сам тихонько не застонал Сайферу в рот, а тот не запустил, оттягивая, пальцы в копну волос. Благодарности в этом поцелуе получилось меньше, чем Диппер планировал поначалу. Зато чистого восторга, очень острого и пронзительного — не в пример больше. С трудом оторвавшись от слегка припухших губ, Билл фыркнул. — А я ещё боялся, не останется ли у тебя на память о рыжей какой-нибудь эректильной дисфункции. — Без проблем, как видишь, — Диппер, жутко смутившись, улыбнулся. — Я просто… Неважно. — Он осторожно отступил на шаг. — Тебя это смущает, да? — Немного, — честно ответил доктор. — Никогда не был с мужчиной. Давай разберёмся с этим позже? У тебя вся одежда мокрая и с волос капает. Простынешь, а с пирогами-то облом. В жизни так, как ты, не приготовлю.