Мальчик, который врал

Одного у Венди было не отнять: удар у неё был поставлен превосходно. — Мудак, — выплюнула она с чувством, пока Диппер, отчаянно матерясь себе под нос, пытался подняться с асфальта. — Ну ты и мудак, Пайнс, просто не верится! — Не могу не поинтересоваться. — Встать Диппер не рискнул и просто уселся на земле, потирая болезненно ноющую челюсть. — В чём именно, на твой взгляд, заключается моё мудачество? Венди начала краснеть — медленно, с самых корней волос. — Тебя. Трахает. Твой. Психотерапевт. — Как ты ратуешь за мою честь, с ума сойти, — вяло восхитился Диппер. Накручивающийся скандал ничуть его не угнетал. Чего-то в этом роде он, признаться, и ожидал. И был готов почти ко всему, пускай даже ссора затянулась почти на полтора часа. Аргументы у него были. В качестве основного — найденные с утра на фейсбуке фотографии с вчерашней вечеринки. Те, на которых именинник вовсю лапал Кордрой за задницу, нравились Дипперу больше всего. Когда скандал перетёк на личность Билла, Диппер почти вышел из себя. Билл не был «престарелым гомиком», не использовал его и не продавал за сорок баксов в час. Кто-то со стороны, вероятно, мог бы по незнанию прийти к таким выводам, но Венди, по мнению Пайнса, никакого морального права высказывать их не имела. Кажется, он впервые разозлился на неё так пылко и искренне. — Просто чтобы ты поняла, — сказал он, недобро сощурившись. — Извиняться я не собираюсь. Категорически не вижу причины. Венди порывисто стиснула кулаки. — Я себя не на помойке нашла, Диппер. — И это замечательно! — Тот изобразил ласковый оскал. — Но, как по мне, истинная любовь подразумевает терпение, всепрощение и… Второй удар заново сбил с ног и оставил на лице живописный фингал. Разошлись почти мирно: Венди помогла ему отряхнуться, предложила поговорить позже, когда они оба остынут, и пригласила завтра с её друзьями на пикник. — С тобой пойду с радостью, — сообщил Диппер почти спокойно, — и не обижайся, но твои друзья могут друг у друга отсосать. Вот только ссора с Венди, как оказалась, стала не худшим событием дня. — … А это ещё откуда? — Непонимающе поинтересовалась Мейбл, глядя на его разукрашенное лицо. Диппер тяжело вздохнул. Сестру он надеялся не встретить — всего-то на пару минут перед сеансом заглянул домой за пальто, но, с другой стороны, надеялся рассказать ей все за ближайшим ужином, так что… — Я объясню, — обречённо пообещал Диппер. — Попытаюсь кратко, мне сегодня надо ещё на сеанс не опоздать. И ты… Не злись слишком сильно, ладно?.. Первые минут пять своего рассказа он ещё пытался подобрать слова, которые выставили бы его не таким козлом, но сам же этого устыдился, и начал рассказывать как есть. О возобновившихся сеансах, Венди, о том, что Билл в курсе и как это переносит. Спустя полчаса с небольшим третий за день удар кулаком поставил на Диппере фингал, абсолютно симметричный второму, и отбросил к ближайшей стене. Мейбл развернулась на каблуках и вышла из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.

***

— БИЛЛ! — Заорала Дороти из приёмной в районе шести часов. Сайфер нехотя оторвал задницу от кушетки, на которой развалился в ожидании особенного пациента, и вышел из кабинета. Особенный пациент собственной персоной стоял рядом со столом секретарши и прятал лицо руками. Дороти улыбалась. — Ну, давай, красавец, покажись доктору! Диппер помотал головой, не отнимая рук от лица. Тогда Сайфер уставился на секретаршу и только сейчас заметил солнцезащитные очки, которые та держала за самый кончик дужки. — Что за херня тут происходит? — Устало осведомился Билл. — Случилось то, что этот день познакомил меня с матриархатом, — мрачно буркнул Диппер из-под заслоняющих лицо ладоней. Не то чтобы он не понимал, что показать Биллу разбитую физиономию все равно придётся, но момент этот хотелось отсрочить — в том, что Сайфер будет ржать вплоть до вывиха челюсти, никаких сомнений не оставалось. Мейбл напоследок, конечно, снабдила его холодным компрессом и даже «оленем безмозглым» обозвала совсем уже нежно, но ситуацию это особенно не спасло. — Скажите, доктор, это вы у своей секретарши заразились специфическим чувством юмора, или она у вас? Билл с Дороти переглянулись. Женщина живо изобразила, как кулак врезается сначала в один глаз, потом в другой, и тут же прикрыла рот рукой, чтобы не засмеяться. Билл невольно повторил её жест, но сдавленное хрюканье всё-таки вырвалось наружу. Хрюканье это Диппер узнал бы из тысячи. Оскорблённо фыркнув, он отнял руки от лица, непроизвольно облизнул разбитую губу и прошествовал мимо согнувшегося пополам Сайфера в кабинет. Дороти молча достала из ящика стола аптечку, вытащила из неё гепариновую мазь и, по-прежнему молча положила перед пытающимся успокоиться Биллом. — Выключи уже мудака и вали работать, — прошипела женщина, легонько стукнув кулаком по столу. Доктор, как обычно, мгновенно подобрался и, прихватив с собой мазь, скрылся за дверью кабинета. — Ничего не говори. — Диппер мрачно покосился на вошедшего мужчину. Сам он уже успел усесться на край кушетки, нахохлиться и притянуть колени к груди. — Сам знаю, что заслужил. Мазь ему Билл протянул с самым серьёзным выражением на лице. Пайнс хмыкнул и начал скручивать с мази колпачок. — И как тебя угораздило? Диппер поморщился, подушечками пальцев в мази очерчивая полукруг под левым глазом. — Поговорил с Кордрой. Поговорил с Мейбл. Ужасный день. — И о чём же вы говорили? — Полюбопытствовал доктор. — Преимущественно о том, какой я олень. — Пайнс как раз закончил обрабатывать второй подбитый глаз. — Слушай, скажи своей секретарше: пускай очки вернёт. Серьёзное лицо врача на пару секунд перекосило от едва сдерживаемого смеха, но тут же выровнялось. — Обязательно скажу. И, если можно, в чём именно заключались претензии девушек? — Ваше знакомство с Венди её, как выяснилось, не слишком-то осчастливило. — Диппер не сдержал смешка. Он сам не мог объяснить себе причину, но после этой ночи говорить с Биллом о Венди стало на порядок проще. Не так изматывающе. С ума сойти. — А Мейбл просто считает, что мне следует вынуть голову из задницы и не проебывать всё из-за… ну, ты понял. — И как вы относитесь к такой их реакции? — Мейбл не сказала ничего нового. Фактически, повторила то, что я сам себе говорил все эти дни. А реакция Венди… — Диппер потёр ушибленную челюсть. — Ну, я могу её понять. С другой стороны, меня забавляет, как категорично она считает себя правой. — Что ещё вас в ней забавляет? — У неё неплохое чувство юмора, если вы об этом. — Я не об этом. — Да знаю я. — Он тихо вздохнул. — Во всей этой ситуации вообще мало чего смешного, как по мне. — В каком состоянии ваши нынешние отношения с родителями? — Мы почти не общаемся. Видимся мельком, оно и к лучшему. Они, кажется, счастливы. — Подросток улыбнулся. — Считают, я окончательно прописался у своей девушки. Билл откашлялся, чем вызвал у Диппера ещё один приступ веселья. — Но на знакомстве не настаивают? — Категорически — нет, не настаивают. Хотя пару раз замечали, что было неплохо пригласить её к нам на ужин. Мейбл помогла — сказала, что уже успела с ней познакомиться. Что она невыдуманная и очень милая. Родителям этого хватило. «Ещё бы не хватило», — подумал Билл. Кажется, они были бы рады спихнуть ответственность на кого угодно. В качестве сына Диппер был весьма утомительным парнем. — А к вашим отношениям с Венди они относились так же спокойно? Диппер пожал плечами. — Никак их не комментировали. Их больше волновало, не отвлекут ли меня эти отношения от учебы и не испортят ли оценки. Они с ней даже познакомиться не рвались… Полагаю, все вокруг меня понимали, что на самом деле происходит, куда лучше моего. — И что же, по их мнению, происходило? — Местная красавица позволяла влюблённому придурку за ней бегать, — с отвращением выдавил Диппер. — Вообще ни разу не оригинальная история. — Венди действительно настолько популярна? — Да нет, конечно. Популярна… в меру. Своей компании ей с головой хватает. С другой стороны, она невероятно обаятельна. Кроме того, с ней легко можно притвориться кем-то другим. Быть не собой. Скажу даже так — собой рядом с ней быть не получается. Это подкупает. — Есть достаточное количество людей, которых это отталкивает. Собой не нравится быть тем, кто собой быть не хочет. — Разве таких много? Мне всегда казалось, что абсолютное большинство современной индустрии развлечений направлено на то, чтобы человек мог уйти от реальности. От себя настоящего в том числе. — Диппер поерзал на кушетке — после вчерашнего задница до сих пор ощутимо ныла. — Для большинства, хотя бы изредка, испытывать это желание не быть собой в порядке вещей. — Изредка — вы правы, ничего особенного. Но постоянно стремиться к человеку, который помогает сбежать от себя, — тревожный знак. — Что он означает? — В наиболее грубой формулировке… Возможно, в этих отношениях вам нравилась не Венди, а вы сами, каким были с ней. Диппер поднял на доктора взгляд. — Вы больше ничего не записываете в блокнот. — А вы мне больше ничего не платите. Всё честно. И, возвращаясь к основной теме…как вы думаете, почему она вас ударила? — В свою защиту скажу, что на ваше имя у меня все ещё открыто инкассо. — Диппер попытался было изобразить возмущение, но быстро сдулся. — Вы сами предпочитаете им не пользоваться. И я считаю, что Венди просто не ожидала от меня ничего подобного. — Это потому что вы изменились или изменилась она? — Она всё та же. Не уверен насчёт себя. Я чувствую себя иначе, но ведь есть разница между самоощущением и реальным положением дел. Точно изменилось моё к ней отношение. А она, вероятно, полагала, что все останется по-прежнему. — И как изменилось ваше к ней отношение? Диппер осекся. В любом случае, у взаимоотношений с психотерапевтом не могло не быть последствий — вот и сейчас то, что он мог бы сказать, прозвучало бы провокацией. А учитывая, что он сам не был уверен в этой мысли… — Конкретизация имеет значение для терапии? — Уточнил Диппер немного нервно. — Огромное. — Ладно. — Подросток неуверенно кивнул. На Сайфера он больше старался не смотреть. — Раньше я был влюблён в Венди. Безоговорочно. И я понятия не имею, что чувствую сейчас, но это совершенно точно не та влюблённость. От неё ни следа не осталось. Разве что негатив, но снова зацикливаться на этом себе дороже. — У вас не возникало желание отомстить? Диппер издал приглушённый смешок. — Каким это образом? Это, ну, совсем не мой формат. Я бы не смог, даже если бы захотел. — Вы сами сказали, что изменились. Осознание давалось тяжело. Через силу, натужно. Подросток кивнул сам себе, затем посмотрел все-таки на Билла, кривовато и совсем мимолетно ухмыльнувшись. — Кажется, сейчас я здорово треплю ей нервы. И да, это здорово. В какой-то степени. Справедливо, знаете — заставлять её почувствовать хотя бы отчасти то, что чувствовал я. Но будь дело только в этом… Это ведь совсем на меня не похоже. Даже сейчас. Или я ошибаюсь, по-вашему? — Будем считать, что ту мёртвую псину вы таки похоронили, — улыбнулся доктор. — Разве это не означает конец терапии? — Нет. Псине надо оформить могилу и устроить грандиозные поминки. — Я вот чего не могу понять… — задумчиво протянул Диппер. — Если бы не наши с вами отношения, считали бы вы, что продолжать моё лечение необходимо? Билл не ожидал этого вопроса и немного растерялся. Вскинул на подростка любопытный взгляд и, немного подумав, ответил: — Не знаю. — Мне кошмар недавно снился, — признался Пайнс, со смущением улыбнувшись. — Как будто прихожу к тебе домой, стучусь, а ты открываешь дверь и смотришь так — как на первом сеансе, знаешь… не демонстрируешь вообще никаких эмоций. И спрашиваешь: «Что вы здесь делаете? Наши отношения были составляющей терапии, а терапия закончена. Если хотите, могу порекомендовать другого специалиста». — Улыбка дрогнула — растягивать в ней разбитый рот было неприятно. — Проснулся — думал, крышей поеду, пока не понял, что это был просто сон. — Тревожность по поводу наших отношений связана с тем, что вы подсознательно продолжаете ощущать себя недостойным того места, которое занимаете. Либо ваша буйным цветом цветущая виктимность старается, либо низкая самооценка, или то и другое вместе. Если вы внимательно посмотрите на свои предыдущие отношения, то найдёте между мной и Венди много похожих черт, с тем только отличием, что она, как и все женщины, намного хитрее. — Во-первых, тревожности больше нет. Точнее… — Подросток тоскливо прикинул расстояние между их креслами, а потом, вспомнив, как удручающе паршиво выглядит с симметрично подбитыми глазами, порадовался, что Билл не видит этого по крайней мере вблизи. — Прежней боязни нет. Совсем. Я уверен в том, что у нас с тобой… с вами — происходит. Во-вторых, вы и Венди во многом похожи, правда, но очень поверхностно. Если копнуть глубже, различия колоссальны. И принципиальны, и, помимо прочего…разница заключается даже в моём самоощущении. А в-третьих… — Он непонимающе нахмурился. — Как моя виктимность может влиять на наши с вами отношения? — Она не влияет на отношения напрямую. Она влияет прежде всего на вас. — Не в первый раз слышу об этой самой виктимности, — хмыкнул Диппер, — хотя до сих пор не слишком представляю, как это проявляется в моем конкретном случае. — Вы преднамеренно окружаете себя теми людьми, которые с большой вероятностью будут поддерживать вашу низкую самооценку. — Вы в числе таких людей? — Нет, — ухмыльнулся Билл. — Но самая мякотка в том, что это не имеет значения. Ты сам сделаешь всё, чтобы я начал вести себя как мудило, и продолжишь самозабвенно страдать. — Херня. Иными словами, — Диппер нахмурился, — чтобы быть с тобой счастливым, я должен быть с тобой же несчастным. — Примерно так, — ухмыльнулся мужчина чуть шире. — И что ты подразумеваешь под «вести себя как мудило»? — Это очень длинный список, Сосна. Диппер смерил его тяжелым взглядом. Хотел было сказать что-то едкое, но передумал. Вместо этого, качнув головой, улыбнулся с неожиданной для себя самого теплотой. — Знаешь, это все за милю несёт той же тревожностью. Только теперь — с твоей стороны. Может, я самообманом занимаюсь, и тем не менее. — Он задумался ненадолго, не в силах подобрать достаточно ёмкое объяснение. — Я рядом с тобой как на своём месте. Чувствую себя защищённым. Вообще от всего. И очень собой, причём это перестаёт быть проблемой. Я сам перестаю быть проблемой. Проблемны некоторые мои действия и их последствия, но я не вижу поводов себя ненавидеть. Как будто забываю напрочь, кто я — потому что бояться самого себя больше нет необходимости. Нет, так-то ты тот ещё мудило, Билл, не думай, будто я заблуждаюсь на твой счёт. — Билл выразительно хмыкнул, и Диппер снова не сдержал улыбки: — Просто это совсем другое. Ты делаешь меня охуительно счастливым, даже когда я сам мудачу во все края. Одним своим присутствием. Очень сопливо прозвучало, да? — Настолько, что даже скользко стало. Диппер рассмеялся. — Представь себе, это я ещё сдерживался. — Страшно подумать, как бы это звучало, если бы ты не сдерживался. — Что на моём дне рождения было, помнишь? — Такое не забыть. — Ну вот и я о том же, — хмыкнул подросток. — Скажи, что изменилось со вчерашнего дня? В смысле, не после, а до того, как мы… то есть, ну, мы с тобой… Короче, ты меня понял, — неловко закончил он. — Мы сможем носить кружевные колготки и розовое боа из перьев. — Видел у тебя в шкафу кружевной чулок. Заранее подготовился, да? — Вяло отшутился Пайнс. — И я не об этом. Я о том, что случилось до. Ты ведь ненавидел меня. Я прав, верно? Пытался делать вид, что все в порядке, но оно всё равно прорывалось. Во взгляде. В интонациях, словах, жестах даже. Казалось, ты остаёшься со мной из чистого упрямства, а на деле — видеть не можешь. Это даже не профессиональной абстрагированностью было. И не пресловутым мудачеством. Это личной обидой было — и да, я понимаю, откуда она взялась, но не понимаю другого: ещё вчера утром между нами как будто стена была. А к вечеру, когда я сюда к тебе пришёл, исчезла. Почему? — Не знаю, — пожал плечами доктор. — Если бы я до конца понимал, что происходит в этой голове, — он постучал себя согнутым пальцем по виску, — то уже давно бы свихнулся. Врал, конечно. Но Дипперу об этом знать совсем не обязательно, как и о том, что стена никуда не делась — просто стала чуть менее заметной. Полностью она исчезнет только тогда, когда подросток и думать забудет о рыжей. — Ты когда-нибудь сможешь меня простить? — Взгляд Диппера, и без того посерьезневший, стал совсем мрачным. — После того, как вся эта суматошная дрянь с Венди закончится… Не на словах мне в лицо, а по-настоящему? Для себя? — А я не обиделся. — Может, слово не то. Но суть… — Пайнс нахмурился. — В любом случае, ты не мог отнестись к этому безразлично. — Ты можешь ответить сам себе на вопрос, что сейчас делаешь? — Боюсь, что-то, что я делаю сейчас, будет иметь последствия. С которыми я не справлюсь. — А почему ты этого боишься? Диппер не ответил. Подтянул колени к груди и осторожно улыбнулся: — Знаешь… Я не сказал вчера, но Венди видела нас вместе. Она была в той машине, из которой свистели. Можешь представить, как после этого на неё повлиял ваш разговор, что бы ты там ей ни сказал? Довольную улыбку Билл даже не попытался сдержать, но рот неумолимо растекался к самым ушам. — Надеюсь, ты не ждёшь от меня сочувствия по отношению к ней? — Сочувствия? Серьезно? — Диппер фыркнул. — Я сам ей не сочувствую и даже начинать не собираюсь. Повода нет. — Ну вот и умничка, — улыбнулся Билл. — Умничка? — Диппер потёр ноющий висок. — Она эпитеты поярче использовала. Хочет, чтобы я перестал с тобой видеться. Оборвал терапию и вообще все связи. И вообще, это мерзко, противоестественно, и ты меня просто используешь. В качестве, цитирую, «дырки для хуя». Сильно, да? — Слабенькая аргументация. — Кажется, мне все-таки удалось задеть её больную точку. Сама всю вчерашнюю вечеринку провела на коленях одного обмудка. Из тех, кто снимал видео. Знаешь, он потом даже ремикс на него сделал. — Диппер поморщился. — И она ещё хотела, чтобы я пришёл к этому выблядку на день рождения. И ведь с её точки зрения всё в порядке! Шикарные двойные стандарты. — Тебя радует, что ей больно? Какое-то время Диппер молчал, глядя Биллу в глаза. А потом, закрыв лицо руками, с тихим стоном сполз по спинке кушетки. — Если хочешь сказать, что я тот ещё дерьма кусок, сейчас самое время. — Нет, Сосна, ты обычный человек, который не добрался до нравственных идеалов христианства. — Сколько осталось до конца сеанса? — Ещё полчаса. — Твою ж мать. — Руки от лица Диппер убрал. — Ладно. Продолжим. — Если не хочешь продолжать, можем закончить. — Не хочу. Черт. Спасибо. — Он слабо кивнул. — Можешь закрыть глаза? — Допустим, — улыбнулся Билл, послушно выполняя просьбу. — И не открывай. Диппер поднялся с кушетки. Подошёл к креслу доктора, ехидно улыбающегося, и принялся стаскивать с того галстук. Стащил и быстро, стараясь не оставить просветов, завязал ему глаза. — Не хочу, чтобы ты ржал, пока я пытаюсь тебя поцеловать, — сообщил он, перелезая Сайферу на колени. — Да разница-то с твоими обычными синяками под глазами небольшая. Просто оформленные стали, чёткие, и всё. — Ещё бы рот тебе затыкать иногда, был бы идеальный мужик, — мечтательно вздохнул Диппер. Припал к губам Билла, поцеловал, едва не зашипев при этом от боли — разбитый рот нещадно саднил. Отстранился и худыми руками обнял за плечи: — Хотя так тоже неплохо. — Вот уж не думал, что ты в мужиках разбираешься, — фыркнул Сайфер, сцепляя руки в замок за спиной подростка. — Ты у меня колоритный тип. Плюс в опыте как за десятерых. — Ты всеми этими восхвалениями сам себе могилу копаешь. Моё самомнение прибивать надо, а не раздувать. Ухмыльнувшись, Диппер поправил галстук, начавший сползать Биллу на переносицу. — И что катастрофического случится, когда твоё самомнение раздуется до размеров Юпитера? — У него появится собственная гравитация, застрянешь на орбите. «И появятся посторонние спутники», — добавил Сайфер про себя. — Убедительно, черт возьми. — Чтобы было удобнее, Пайнс уселся доктору на колени боком. — Не против продолжить сеанс так? — Ты же вроде не хотел продолжать? — Оставшееся время придётся отсидеть в любом случае. Твоя секретарша, кажется, и без того в курсе слишком многого. — Дороти… Не знаю, в курсе ли она, — задумчиво протянул Билл. — Она себе на уме. — Не хочу компрометировать вашу репутацию, док. Вы и так всего сорок баксов в час стоите. — Ай. Больно было. — Ну, если станет легче, могу сказать, что по-прежнему считаю тебя хорошим специалистом, — хмыкнул Диппер, ладонью проводя по собранным в косу волосам. — И ты как будто… собрался с силами, что ли. Прежнего выражения приговорённого к смертной казни во взгляде больше нет, когда говоришь о работе. Думаю, расценки можно повысить. — Он расплылся в болючей улыбке. — Бакса на три. — Ты уже занялся уничтожением моего самомнения, да? — «Гордость — благородная страсть — не слепа по отношению к собственным недостаткам», — процитировал Диппер, мягко поглаживая шею под расстегнутым воротом рубашки. — «Этим отличается надменность». Твоё самомнение ещё и не такое переживет. Тем более что я вряд ли имею право на критику… учитывая, как значительно ты мне помог. Ты ведь не собираешься продолжать практику в Новом Орлеане, правда? Галстук с глаз Билл сдёрнул, несмотря на возмущённое «эй» Пайнса. Долго вглядывался в тёмные глаза, а потом с тяжелым выдохом ткнулся лицом подростку в грудь и приказал себе успокоиться. Ну, сначала приказал, потом просто попросил, в конце умолял. Не получилось. «Превращаешь меня в тряпку», — хотел отшутиться мужчина, но язык не слушался. Растерянно опустив ладонь на гладко причёсанный затылок, Диппер притих. — Я что-то не то сказал? — Я… Типа очень радуюсь. — Непринуждённый тон дался легче ожидаемого. Выбить из Сайфера восторженную речь по типу тех, что в последнее время частенько задвигал Диппер, было не так просто. Он и «люблю» говорил через силу — первый раз в жизни. Потому что впервые искренне. Кивнув, парень не сразу сообразил, что Билл не видит его кивка. После этого удобно устроил подбородок у Сайфера на макушке. Одной рукой продолжал путаться в собранных ещё недавно волосах, второй ухватился Биллу за плечи. Говорить не хотелось — да и вряд ли он сказал бы что-то толковое. Кроме того, у него в запасе оставалась одна вещь, которую он не собирался рассказывать никому и никогда. Ни при каких обстоятельствах: так или иначе, эта встреча стоила всего пережитого. Его неудачного самоубийства, ненависти к себе, отвращения и вины, переживаний родителей и даже слез Мейбл. Всего стоила, но думать об этом Диппер боялся даже наедине с собой.