Favorite Worst Nightmare

— Никит, давай потрахаемся, — примерно на середине дороги выдыхает куда-то в кожаную обивку сиденья Гена, не совсем соображая, что происходит; Никите хочется ржать и в объятья одеяла, но вряд ли Гены (язвительный голос Димы где-то под корочкой черепа: что, опять проебал?), тем более, что сомнофилия — это в принципе «что за фетиш, погоди?», — можешь даже надеть костюм Супермена, я в рыжий покрашусь, шикарный косплей будет, серьёзно, у тебя пальцы такие пиздатые, я просто охуел… — Ага, а потом ты будешь звонить в полицию и оглушать их своими криками — или вообще нихуя не вспомнишь, а это, кстати, пиздец обидно, — непонятно зачем говорит и в принципе задумывается об этом Алфи, широко зевая и надеясь не заснуть на полдороге домой (зато потом можно будет шутить про то, что они (пере)спали в машине), — ты вообще пил раньше до этого? Когда-нибудь? — Да ты заебал болтать, даже трахнуть нормально не можешь, послушай, вот что тебе мешает? Сам же меня весь день клеишь, урод, — бормочет Гена, безуспешно пытаясь нормально сесть или пристегнуть ленту ремня; в конце концов, он забивает на это хуй и доёбывается до ремня Никиты (может быть, не до ремня), скорее всего, представляя себя если не Вивьен Льюис, то уж точно каким-нибудь профессионалом дела; Алфи жмёт по тормозам, сворачивая к поребрику тротуара, потому что ему нахуй не нужны бухие приставания на дороге в полпервого ночи, — вот хули ты начинаешь, альфа? Нормально же вроде общались. Кстати, какого хуя тебя в принципе альфой прозвали? Ну давай потрахаемся, а? — Киса, ты же утром пожалеешь, — смеётся Никита, стряхивая с себя ладони Гены и пристёгивая к сиденью его самого (господи, не заставляй меня доставать наручники — ладно, блять, всё равно не оценишь шутку); Рики продолжает нести какую-то неебически не подходящую ему по типажу «я могу посылать тебя нахуй весь день» хуйню, и Алфи почти готов молиться ёбаному Иисусу и даже Будде, чтобы он только вспомнил об этом потом, — а я сейчас с тобой даже при всём классе сосаться не стану, так что не мешай мне везти тебя к твоему душу и утренней минералке и завали ебало, ладно? Гена отвечает ему ещё парочкой охуенно неожиданных предложений, и Никита довольно долго борется с желанием включить диктофон, чтобы потом наслаждаться чужим смущённым личиком (Дима, помнишь, как я тебя набухал, а ты орал на свою девушку, мол, она не даёт тебе побыть геем?) и, наверное, целым миллиардом просьб съебаться нахуй; заезжая на парковку у дома, он думает только о собственной постели — и ещё о том, как тащить полуживого Гену на пятый этаж; интересно, каково было Эмили пару раз управляться с ним самим, набуханным гораздо сильнее, чем Рики — сейчас? К счастью, грузчиков вызывать не приходится, потому что Гена (нихуя, разумеется, не протрезвев) вполне сносно стоит на ногах и даже может идти — естественно, не без дай-повиснуть-на-твоей-мужественной-шее (хотя бы на руке); Алфи с третьего раза попадает ключом в замочную скважину и потом долго не может найти выключатель (да не включай, Костя же говорил, что и так заебись); над вопросом о том, где кому спать, он колеблется ровно пятнадцать секунд, за которые Гена успевает напороться ногой на что-то на полу (возможно, кошка — да ладно, она ещё не сдохла?), — ну, блять, может, паркет так дорого стоил из-за функции «на нём можно спать, если ваша киса выпила слишком много, но она не ваша киса»?

***

Гена не знает, отчего ему хочется проснуться быстрее: от отсутствия по-домашнему низкого потолка над глазами — или от жуткой головной боли; первые две секунды он молча охуевает от собственного пребывания в стопроцентно чужой квартире, следующие пять — от того, что на нём нет футболки, следующие десять (лучше бы никогда) — вспоминает, что было ночью. В общем-то, вспоминает всё — если честно, хочется закрыть глаза веками на века и больше не просыпаться, но Гена заставляет себя плотно закутаться в одеяло и встать с постели (только не говори, что ты спал рядом, урод), морщась от ужасной сухости в горле (сучка не болела, но полночи — иди нахуй). — Ты охуел? — вместо приветствия хрипло выдавливает из себя он, — спустя вечность блуждания по буржуйским коридорам квартиры Никиты (всего одна комната) — каким-то чудом обнаружив кухню и самого Никиту; когда тот поворачивается к нему, Гена хочет сдохнуть гораздо сильнее, чем пару минут назад, потому что Алфи же, блять, не мог надеть с утра футболку — что за уёбищный флешмоб, мне не нравится, не мучай, отпусти. — Где моя футболка? Какого хуя вообще? Нихуя не помню, но если вспомню, то тебе пиздец… — Доброе утро, киса, — перебивает его Алф, кажется, варя ёбаный кофе в ёбаной турке (если про тебя снимут фильм, главную роль будет играть Колин Фёрт), — ты вчера сильно блевал, поэтому твоя футболка в ванной, прямо и направо по коридору, там же, кстати, и душ, тебе не помешает, — он изо всех сил пытается не ржать в голос и не сравнивать Гену ни с воробьём, ни с мокрым котёнком (подожди пять минут), — справа от тебя аспирин, стакан воды и моя толстовка… не думаю, что в одеяле очень удобно ходить. — Если ты думаешь, что я буду носить твои вещи, то ты ещё больший идиот, чем мне показалось сначала, — фыркает Гена, послушно опрокидывая в себя минералку вместе с таблеткой, — я в душ, если зайдёшь, оторву тебе член, договорились? — Ну, одеяло ведь тоже моё, — вдогонку ему успевает заметить Никита, упорно пытаясь пошевелить плечами так, чтобы они не ныли (ебучий паркет, за что я только платил?) и вываливая на сковородку хлеб, — кстати, можешь забрать его себе, раз тебе оно так нравится, — в ответ ему прилетает (в ебало) едва слышное «урод» и, кажется, звуки борьбы с защёлкой на двери; лучшая защита — нападение (успокойся, и так не получится залететь). — У тебя там замок в ванной сломался, наверняка твоя бывшая от тебя закрыться пыталась, когда вы ебаться начали, — угрюмо буркает Гена, объявляясь на кухне спустя примерно час отмокания в душе, без конца пытаясь нормально уложить взлохмаченные волосы и нормально открыть глаза, — моя футболка точно ещё не высохла? — Нет, не высохла, надевай толстовку и садись за стол, — в привычной манере командует Алфи, поправляя на груди футболку (ну, ебать, извините, больше не буду шокировать леди) и ставя на стол две тарелки с сэндвичами, — тебе сок или кофе? — Сок… ну пиздец, ты еще и готовишь? Это какой-то пранк? — недоверчиво тыкая вилкой в сэндвич, продолжает истерить Гена, будучи совершенно не в силах смириться с фактом пребывания толстовки Никиты на своей коже — в принципе со всем происходящим. — И вообще, если ты только попробуешь ещё раз меня набухать, я… — Да-да, я знаю, возьмешь в руки мой член, — усмехается Алфи, наливая в стакан апельсиновый сок (самое лучшее — детям — ну ты и педофил, конечно), — у тебя седина на лбу, потому что ты заебался с рождения — или просто подумал о том, что бы было, согласись я на твои вчерашние предложения? — Гена, кажется, успевает сделать один глоток, прежде чем им подавиться (поздравляю, теперь вариант «нихуя не помню» уже не прокатит, придурок). — Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке… кстати, не крась, выглядит здорово. — Кстати, иди нахуй, выглядеть будет здорово, — огрызается Гена, очень быстро доедая сэндвич (вам тоже неловко так открывать рот рядом с подобными мудаками — с отличным чувством юмора и желанием непременно вас склеить?), — мне пора, я за футболкой и домой, спасибо, что отвёз к себе и накормил, шикарные сэндвичи, за толстовку тоже спасибо, — на одном дыхании (очень быстро) выговаривает он, поднимаясь из-за стола и явно не зная, что хуже: выйти на улицу в мокрой футболке — или в толстовке Алфи. — Она мокрая пиздец, а дважды мокрой кисы у себя дома я точно не выдержу, так что иди так, в понедельник отдашь, если захочешь, — Никита даже не пытается остановить Гену чем-нибудь, кроме слов, и от этой уверенности в себе хочется удавиться или удавить Никиту (не собой у него на шее, если что), — кстати, не забудь свою вчерашнюю выручку, она на столике в прихожей. — Ебанулся? Да она за миллион кэсов твоим одеколоном провоняла, я что, похож на твою тёлку? — от безысходности Гена начинает злиться снова, откровенно не зная, что принято делать в таких ситуациях и надеясь, что Алфи не захочется ответить «да» на оба вопроса (что за ебань с твоими надеждами?). — И не буду я ничего брать, ты там один работал, мы так не договаривались, всё, удачи, всего хуёвого, — чудом не сломав ещё и входной замок, говорит он и к хуям выкатывается из квартиры (кубарем вниз по лестнице — нет, блять, ты за мной не погонишься). Никита орёт ему вслед что-то по поводу такси, денег или предложения довезти до дома, но Гена предпочитает не слушать; в понедельник, открывая свой школьный локер, он достаёт со стопки тетрадей не ту, которую собирался, а ебучий конверт с двумя сотнями баксов: «Доброе утро, дарлинг. Обещания надо выполнять <33». Вот же урод, прости господи, вот же урод.