Скажи мне "нет"

      Вся эта дурацкая история порядком мне надоела. Мне хотелось не то убить кого-нибудь (в ту ночь — Ю), не то кинуться к ногам Гакта и сдаться ему на милость, не то провалиться сквозь землю и никого не видеть и не слышать. Я просто устал. Душевные терзания совсем меня вымотали. Иногда мне даже приходило в голову, что я охотно бы поменял мою теперешнюю жизнь и душевное состояние на участь какого-нибудь шахтёра… Тяжело работать — и ни о чём не думать. Вообще. Никогда. Я пытался забыться в тренировках и работе, но получалось плохо: во-первых, работать мне приходилось с людьми, из-за которых у меня в голове творился полный кавардак; во-вторых, тренироваться тоже приходилось с одним из них. Пожалуй, меня несколько утешала мысль о творческих успехах, но всё же… Если бы я мог, я бы уехал куда-нибудь — далеко и надолго. Домой, например. Мне ещё никогда так сильно не хотелось домой, в Штаты, как сейчас, когда всё вдруг стало так сложно…       За это время я превратился в один большой комок нервов. Любовные интрижки почти довели меня до нервного срыва. Ю как-то по моей просьбе объяснил их отношения с Гактом, отчего ситуация показалась мне ещё запутаннее. По словам Ю, при общении с Гактом следовало учитывать множество факторов. Одним из них было вот что: Гакт ценит и любит окружающих его людей, но проявлять свои чувства, как проявляют их нормальные люди (Ю так и сказал: нормальные, — я трижды переспрашивал) — словами или же тем, что психологи называют поглаживанием, он не может или не хочет, поэтому вся его привязанность выражается либо в нарочитой грубости, либо в довольно тесном физическом контакте — до секса включительно. И понять степень привязанности Гакта по таким проявлениям никак нельзя, разве что сам скажет. Из этого всего, судя по словам Ю, я должен был сделать вывод, что Гакт не имеет в данный момент никаких серьёзных и хоть сколько-нибудь постоянных отношений, а следовательно — соперников у меня нет. И, как думал Ю, похоже было, что меня Гакт выделяет среди прочих и т. д. Я в этих рассуждениях логики не видел, поэтому старался поверить Ю на слово. У меня не было оснований ему не верить, но поведение Гакта не давало мне никаких надежд. Единственным человеком, с которым я мог поговорить, был Ю. Всё-таки он очень добрый человек, раз терпел моё нытьё всё время с моего возвращения из Америки. Но как ни успокаивали меня его слова, я сходил с ума.       Подливало масла в огонь ещё и то, что между мной и Руи постоянно возникали ссоры. Постоянно! По любому поводу! Мы вспыхивали, как солома, стоило только одному из нас открыть рот и что-нибудь сказать. Мы огрызались друг на друга, припоминали старые обиды, которые хоть и не имели теперь значения, приводились как решающие аргументы в наших перебранках. Мы не стеснялись ни в выражениях, ни в сопровождающих эти самые выражения жестах. Остальные участники группы предпочитали не влезать, руководствуясь инстинктом самосохранения, но один раз Нори не выдержал и пообещал надавать по шее нам обоим, если мы не прекратим превращать рабочий процесс в кошачью драку. Зная его нрав, мы прекрасно понимали, что слово своё он сдержит. Его слова нас немного остудили, но уже на другой день всё завертелось снова…       Я понятия не имею, почему мы так злились друг на друга. Ну, он, наверное, злился из-за того, что случилось в Нью-Йорке. А я-то? Гормоны бушуют? Нервы сдали?

***

      После той ночи у Гакта, когда мы поцеловались, я был так взвинчен, что просто не знал, куда себя деть. То есть ещё больше, чем обычно, я хотел сказать. Впервые в жизни я жалел, что не курю — мне бы ой как пригодилось… Одним словом, когда на другой день после памятного поцелуя я пришёл на репетицию к Fade, внутри меня разыгрывалась такая буря, что странно, что я никого не убил по дороге. Я не спал нормально несколько суток, устал от работы, окончательно запутался в том, что происходит, и чувствовал себя просто отвратительно как физически, так и морально.       Так получилось, что после репетиции я и Руи остались вдвоём. Все уже разошлись, а мы ещё доделывали кое-что. Честно говоря, у меня есть серьёзные подозрения, что остальные просто сбежали, устав от наших постоянных споров и разговоров на повышенных тонах. Решили, что пусть уже выживет только один, он и будет главным в группе. Но они, конечно, в жизни не сознаются в этом. Сволочи. Хотя не факт, что на их месте я бы не поступил так же. Короче, мы остались вдвоём, и постепенно завязалась перебранка. Не помню, с чего всё началось. То ли Руи высказал мне претензии по поводу того, что я уделяю YFCz внимания больше, чем Fade, что сказывается в том числе и на моих вокальных данных; то ли я ляпнул что-то по поводу его чуткого руководства группой — как бы там ни было мы взбесились почти мгновенно. Но главное не это. Главное, что я сказал то, чего говорить не следовало, за что и получил в челюсть. Ужасно взбесившись на очередной совершенно необоснованный наезд на Гакта, я выпалил:       — Ты никогда не думал, что если бы не он, у нас не было бы ни кучи новых фанатов, ни тура по Северной Америке? Может, хватит уже? Мы ему кое-чем обязаны! Прояви уважение!       Это выскочило из меня раньше, чем я успел сообразить, что несу и кому адресованы мои слова. Но когда я сам себя услышал… С моей стороны это было гораздо хуже, чем удар ниже пояса. Я впервые в жизни увидел, как глаза мечут громы и молнии. И это отнюдь не метафора. Поняв, что ляпнул, я хотел извиниться и забрать эти слова обратно, но не успел и рта раскрыть. От удара в челюсть я чуть не упал. Рот наполнился кровью. Я провёл языком по зубам, проверяя, все ли на месте. Но вроде бы он только сильно разбил мне губу. Кое-как вытерев губы, я развернулся и одарил Руи ответным ударом. Ну, по крайней мере, мы перестали ругаться и оскорблять друг друга… Вместо этого мы от всей души вздули друг друга. При всей своей внешней сдержанности Руи дерётся, как берсерк,* а силы у него больше, чем можно было бы ожидать от человека его роста и склада. Я, конечно, не оставался в долгу, но в конце концов обнаружил, что Руи прижимает меня к полу, усевшись на меня верхом и крепко сжав мои запястья. Я попытался вырваться, но он не дал мне такой возможности. Я посмотрел ему в лицо. Он раскраснелся и тяжело дышал после драки. Лицо его казалось тёмным, глаз из-за чёлки не было видно. Я нервно облизал губы. Чёрт, надеюсь, он мне нос не сломал.       Руи пристально смотрел на меня, а я на него. Это было… странно… За эти несколько секунд у меня в голове пронёсся целый табун мыслей. Когда я влюбился в Гакта, я испытал настоящий шок. Я всегда думал, что люблю только женщин. У меня даже мысли никогда не возникало, что… До той ночи, когда я застукал Чачу и Гакта, Гакт был единственным мужчиной, который привлекал меня. Руи просто попался под руку. Если бы я тогда пошёл напиваться в бар, то просто снял бы какую-нибудь девицу, утром бы даже не вспомнил, как её зовут, и всё было бы хорошо. Но нет! Я пошёл напиваться домой, куда потом нелёгкая принесла Руи. И всё получилось так, как получилось. Я пересёк черту, за которую, наверное, не надо было заходить. Почему человеческие отношения такие сложные? Если бы всё закончилось случайным пьяным сексом, если бы я держал рот закрытым той ночью в Нью-Йорке… В своё оправдание, однако, могу сказать, что очень трудно соображать, когда твой член у кого-то во рту… Но Руи едва ли было до этого дело — он злился на меня. Честно говоря, я не мог его судить за это. Услышать в такой момент чужое имя — что тут приятного? После того, что ляпнул Гакт… Хотя это, конечно, несравнимо. Одним словом, из-за всего этого я оказался на полу. И ещё неизвестно, что осталось от моего лица после драки. Интересно, это можно будет спрятать под гримом? Уж мог бы вспомнить, что я всё-таки фронтмен, на меня люди смотреть будут.       — Ты… — процедил вдруг Руи с интонацией, не предвещающей ничего хорошего.       Я счёл за лучшее не отвечать и ждал, что он скажет. Какое-то время мы играли в гляделки, а потом… «Я люблю тебя», — прошептал он одними губами, наклонился ко мне и приник к моим губам. Я машинально ответил на поцелуй. Прикосновение к разбитым губам было довольно болезненным, но надо отдать Руи должное — целоваться он умеет. И не только целоваться, некстати вспомнил я. «Вот, — промелькнуло у меня в голове, — он любит меня, без всяких глупых игр, совершенно точно. Ни глупых выходок, ни самомнения размером с дом, ни обмороков, ни кучи любовников… И всё было бы так просто и понятно…» На этом мысль закончилась. Происходящее мне определённо начинало нравиться. Я крепко прижал Руи к себе и осторожно перевернул на спину. Мы, наконец, оторвались друг от друга, и он произнес, глядя на меня в упор:       — Ты что, правда так думаешь? — В голосе его звучала горькая обида. — Я должен похерить всё, чего добился, во славу твоего ненаглядного? Ты хоть соображаешь, что несёшь? Хоть иногда? Или при такой внешности мозг не нужен?       — Я не хотел этого говорить, — виновато пробормотал я. — И я вовсе так не думаю! Если ты забыл, я тоже тут кое в чём принимал участие! Просто ты на него постоянно гонишь, и меня это бесит! Он тебе ничего не сделал! Что бы ты там себе ни думал! — Я выпустил его из объятий, сел и вытер рот, на тыльной стороне ладони осталась кровь. — Но я, конечно, совсем так не думаю. Последнее время я весь на нервах, вот и схожу с ума. И плохо соображаю. Прости. Я не ведал, что творю. — Я вымученно улыбнулся, стараясь показать, что искренне раскаиваюсь в сказанном.       — Что ты плохо соображаешь, это я заметил. — Руи тоже сел. — Я тебе об этом ещё… тогда говорил.       — Ради бога, не надо опять! Или я тебе врежу! — Я помолчал. — Слушай, нам надо перестать. Мы постоянно грызёмся. Это неправильно. Ты так не думаешь?       — Думаю.       Я не успел увернуться от поцелуя. Он сжимал моё лицо в ладонях и жадно целовал. Меня накрыло волной нежности к нему. Всё-таки он мне нравился и вообще… Какого чёрта? Меня достало, что Гакт играет со мной в какие-то непонятные игры, что мне приходится разрываться между двумя группами, что Руи меня почти ненавидит… Я хотел тишины и покоя, а не дурдома. Сейчас у меня было ощущение какой-то безмятежности; впервые за очень долгое время я чувствовал что-то похожее на внутреннюю гармонию или как это правильно называется… Мне хотелось поймать это мгновение, остановить его и остаться в нём навсегда. Возможность для этого мне виделась только одна.       — Руи… — прошептал я.       — М?..       — То, что ты сказал тогда, в аэропорту… — заговорил я, запинаясь. — Ты помнишь?       — Да. Конечно… Ты о какой именно части?       — О финальной. — Я невольно улыбнулся. — Со слов «я хочу». Помнишь?       Он молча уткнулся мне в плечо. Повисло молчание. Видимо, Руи обдумывал мои слова и свой ответ. Наконец, он заговорил:       — Джон, я сказал это… Хер знает почему! То есть… Я хочу этого. Но я не думаю, что ты этого хочешь. Для меня всегда было очевидно, что наши стремления в этом смысле не совпадают. — Он умолк секунд на десять, потом продолжил: — Видишь ли, я с самого начала думал, что никогда и ничего не будет. Даже, можно сказать, смирился. Но… тогда… у тебя… Короче, я сорвался. Или как это сказать? Поэтому всё, что было потом… Никогда не думал, что я такая истеричка, — закончил он, усмехнувшись.       — Я бы мог сказать то же самое, — отозвался я. — Но… Руи, вот сейчас… То, что ты тогда сказал… предложил… — Я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил: — Это всё ещё в силе?       Он в упор взглянул на меня, как будто не понимая, что я имею в виду (хотя я и сам не очень понимал, если честно), и спросил:       — Ты… Ты хочешь?..       Вместо ответа я притянул его к себе и поцеловал. Он со всей готовностью отозвался на поцелуй и крепко прижался ко мне. Было так хорошо, что происходящее казалось абсолютно правильным. Мы, почти не отрываясь друг от друга, перебрались на диван. Никто не мог завалиться в студию, да и вряд ли мы в тот момент о таких вещах заботились… Надеюсь, в этот раз он утром никуда не сбежит.