Лабиринты ума: Яд памяти

Темная, довольно тихая, несмотря на центральный район города, ночь вступала в свои права. На город обрушилась темная, свинцово-черная пелена, закрывающая собой огни сверкающих звезд. Серые, больше походящие на клубы дыма, облака, заволакивали собой горизонт, закрывая от глаз прохожих свет бледно-желтой луны. Легкий и довольно прохладный для такого времени года, ветерок, еле слышно шелестел палой листвой и старыми скрученными временем ветками голых сакур. Он разносил по скверу приятный пьянящий аромат поздней осени. Но в окнах двухкомнатной квартиры на четырнадцатом этаже этот запах встретил сопротивление более сильного аромата масляной краски и растворителя, который никогда не покидал знакомую нам лачугу. Черные, перепачканные пестрыми красками плотные шторы, немного колыхаясь, искривляли тени развешанных на балконе вещей. Эти самые тени бегали по темно-синим стенам, останавливаясь на освещенном проходе двери, ведущей в другую комнату. Свет оттуда позволял различить очертания письменного стола, заваленного ватманами, палитрами, коробками акриловых и масляных красок, набором карандашей и кусками всевозможных тканей. Рядом со столом стоял небольшой этюдник, покрытий пятнами не оттертой краски и туши. На нем располагалось небольшое полотно с недописанным портретом юноши. Сам прототип этого рисунка, свернувшись калачиком и немного подрагивая, лежал на просторной кровати в стиле «прованс». Кира, прижимаясь разгоряченным лбом к кованной спинки кровати, приоткрытым ртом ловил глотки свежего воздуха. Его челка была мокрой от выступающего пота, капельки слез застыли на пшеничный длинных ресницах, а голубые, как чистое небо глаза с долей страха были устремлены на портрет, на котором играли блики, оттеняя каждую грань быстрого и уверенного мазка краски. Из приоткрытой двери появился мужской силуэт: Роуз, в длинном бордовом банном халате, с двумя кружками ароматного мятного чая, от которого клубился пар. Длинные золотисто-медовые локоны были связаны в тугой низкий хвост, а на тонких губах Оторибаши играла добродушная улыбка. Но в темноте Изуру разглядел только шоколадные огоньки его глаз, в которых играла та самая забота и нежность, что так и не доставало блондину. - Изуру, ты не спишь?! Как ты себя чувствуешь? - встревоженно спросил Роджиро, присаживаясь на краешек кровати. Кира, приподнявшись на локтях, вгляделся в его беспокойное лицо. Нежная, по-детски наивная улыбка тут же появилась на лице студента. - Спасибо, со мной все в порядке. Не волнуйся. - Я вот так не думаю! Ты весь горишь! - художник приложил мтеплую ладонь на горячий лоб Киры. - Ужас какой! - Но мне холодно... - в подтверждение своих слов Изуру сильнее укутался в огромное одеяло. Оторибаши аккуратно поставил кружки с чаем на пол, а сам поближе пододвинулся к дрожащему парню. Притянув его хрупкое тело вплотную в себе, Роуз уткнулся лицом в плечо Киры, вдыхая терпкий аромат его волос. Карие, как молочный шоколад, глаза в наслаждение прикрылись. - Так теплее? - прошептал он. - Да... Намного теплее... Обнимите меня еще крепче... Роуз, словно бы дожидаясь этих слов от возлюбленного, запустил одну руку под тонкую намокшую от пота майку, поглаживая его по спине. Другой же он прикоснулся к нежной теплой щеке парня и легонько притянул к себе его покрасневшее лицо. Кира в ожидании прикрыл глаза, подаваясь вперед. Прикоснувшись своими губами к его губам, Роуз замер, дожидаясь ответной реакции парня. Изуру же прижавшись почти вплотную, потянулся руками к тугому хвосту. Тонкие пальцы быстро высвободили медовые локоны от ленты, и те золотой волной разметались по острым плечам партнера. Оторибаши мысленно ухмыльнулся, впиваясь в тонкие губы Киры еще сильнее. Терпко-сладкий вкус и опьяняющий запах дурманили сознание художника с невероятной силой. Оторвавшись от поцелуя, Роуз аккуратно уложил Изуру, придерживая его за талию. Тот, открыв глаза расплылся в счастливой улыбке. Освободившись от махрового банного халата, Роуджиро навис над ним, вглядываясь в лучистые глаза парня. Его длинные локоны приятно щекотали нежную кожу Киры, а тонкие длинные пальцы, скользившие по накаченной груди юноши, заставляли Изуру сладко постанывать. Его тонкие бледные руки потянулись к лицу любимого и такого родного человека. Сейчас Кира хотел остановить это мгновение. Больше всего он хотел, что бы Роуз, такой нежный и теплый, всегда был рядом и не отпускал его ни на мгновение... Но тут студент резко замер, его хрупкое тело начало дрожать. Страх замер в голубых отрешенных глазах, не позволяя даже двинуться. - Нет! - тишину темной комнаты прорезал громкий крик Киры. - Изуру? Что случилось? - удивленно бросил Роуз. Вместо ответа парень отвесил грубую пощечину, отползая к краю кровати. Оторибаши продолжал удивленно смотреть на любимого, не чувствуя на щеке его удара. - Почему ты мучаешь меня? Что я тебе сделал? Ты...Ты же мертвый!!! Ты умер, умер! А я жив! - словно в приступе, парень громко кричал и размахивал руками. Отодвигаясь все дальше от Роуза, Кира с гулом свалился с кровати, приземляясь на разбросанные кисти и карандаши. Глаза в страхе метались по комнате, будто видя то, что скрыто от чужих глаз. Его дыхание резко участилось, Изуру ловил ртом воздух. Бешеный стук сердца, готового вот уже разорваться а части, застыл в его ушах. В этом же забвении он принялся отползать от кровати, продолжая оглушительно кричать: - Оставь меня! Оставь меня в покое! Я же ничего не сделал... Ты же мертв?! Ты мертв! Оторибаши обреченно вздохнул, натягивая махровый халат. То что происходило перед его глазами не было единичным случаем, такое повторялось уже много раз. И он не был удивлен... Встав с кровати, художник, немного пошатываясь, подошел к блондину, который все еще напугано озирался по сторонам. Взяв его тонкие ладони, который тот прижимал к вискам в свои руки, Роуз едва ощутимо прикоснулся губами к горячему лбу Киры. Парень резко дернулся и тут же замер. По его щекам тут же покатились струей слезы, которые студент уже не в силах был сдерживать. Бросив ему с кровати одеяло, Роуджиро торопливыми шагами отправился на кухню, оставляя парня наедине с собой. Оставшись один, Кира, прижав свои острые колени к груди, отрешенно посмотрел на стоящий рядом портрет. На парня с полотна смотрела его же копия, только в отличии от самого Изуру, юноша на холсте был намного живее. В его глазах, написанных маслом, было что-то особенное, что-такое, что невозможно описать словами. - Почему ты просто не оставишь меня, Гин? - почти шепотом проговорил блондин, уткнувшись мокрым лицом в колени. Прикрыв усталые веки, Кира снова пересматривал в памяти этот злосчастный фрагмент. Лицо Роуза, такое теплое и родное, резко исказила злобная улыбка, а длинные кудрявые волосы резко побелели и укоротились. Шоколадно-коричневые яркие огоньки глаз его любимого покрылись хрустальной коркой льда. Тонкие бледные губы начали ритмично двигаться, будто пытаясь что-то донести до блондина. Но Кира не слышал его...Он не слышал абсолютно ничего... От этих мыслей Изуру стало еще хуже. Слезный поток только увеличился, а тихие всхлипы начали переходить в судорожное рыдание. Такое происходила не в первый раз, но от этого студенту не становилось лучше... Вдруг из кухни послышалась токая ненавязчивая мелодия, становившаяся с каждой секундой все громче. Музыка походила на несмолкаемый грустный плачь, пронизанный до основания нестерпимой болью. Она разливалась по всей квартире подобно легкому аромату цветов, неся с собой нечеловеческие страдания... Так играла гитара Роуза... Кира впервые слышал его игру. Зачарованный такой музыкой, Изуру, закутываясь в теплое одеяло, осторожными тихими шагами, стараясь не наступать на разбросанные принадлежности, зашел на кухню. Там за столом в одном банном халате сидел Оторибаши вместе с акустической гитарой и тонкой сигаретой в зубах. Тонкие нежные пальцы быстро перебирали струны. Дым от тлеющей сигареты заполонял небольшое пространство, погружая его серый занавес. Изуру впервые видел, как Роуз курит... Он впервые слышал, как играет его душа... Замерев у входа, парень еле сдерживая слезы все же решил нарушить звуки прекрасной мелодии: - Роуз, я...Прости меня! - За что ты извиняешься? Изуру... - блондин перестал играть, и, отложив гитару, Роджиро выдохнул дым сигареты. - Я виноват... Я причиняю тебе столько боли...Я люблю тебя, Роуз! Я не хочу, что бы ты из-за меня страдал! - выпалил на одном дыхании Кира, опуская взгляд в пол. - Мы завтра едем в больницу. Медлить больше нельзя, - ответил художник. - Нет! Меня же в психушку загребут! Ты этого хочешь? - А что, мне ждать, пока ты меня убьешь? Или еще чего хуже, на себя руки наложишь? - спокойно сказал Роуз стряхивая пепел. Их спор прервал настойчивый звонок в дверь. Блондины разом переглянулись. Кого могло принести в столь поздний час? Прошагав в коридор, Роуз подошел к двери и посмотрел в глазок. Прямо за его дверью стояли двое мужчин. Один был длинноволосый сероглазый брюнет, другой высокий красноволосый парень с татуированными бровями, шеей и руками. - Доброй ночи, Кучики- сан, Абарай - сан. Зачем пожаловали в столь поздний час? - приветливо улыбнулся Оторибиши, открывая дверь. - Да ты совсем охре... - начал было Ренджи, но брюнет жестом руки заставил его замолчать. - Извините за вторжение. Я конечно понимаю, Вы — человек искусства. Но сейчас два часа ночи. Я думаю, что игра на гитаре в столь позднее время неуместна. Прошу вас быть потише, - холодно ответил Бьякуя, переводя взгляд с Роуджиро на Киру. - А вас, Изуру, я завтра жду на своей лекции. Надеюсь, вы не опоздаете, как в прошлый раз. Доброй ночи. Развернувшись, Кучики и Ренджи покинули лестничную клетку, скрываясь за пролетом. Оторибаши поспешил закрыть дверь, и как только щелкнул замок, он повернулся к Кире и удивленно спросил: - Мой сосед — твой преподаватель в университете? В ответ юноша только кивнул головой. - Ладно, давай спать. Завтра тяжелый день...