Двенадцать дней и одна ночь

Репетиция прошла спокойно, хотя и не обошлось без конфуза: Джон вдруг ни с того ни с сего дал такого петуха на переходе от низкой ноты к высокой, что Руи (а вслед за ним и остальные) не выдержал и заржал в голос — уж больно это было неожиданно и смешно. Джон, обидевшись, сверкнул на него глазами, но улыбнулся — дескать, все ржут, и я тоже, все нормально. К своим косякам в пении Джон всегда относился очень болезненно, поэтому на смех он, конечно, обиделся и петуха своего, конечно, расслышал. Руи мельком подумал, что надо будет потом извиниться, а пока хватит и перерыва. Джон жадно пил воду и старательно делал вид, что случившееся его не волнует, но Руи, зная Джона не первый год, видел по глазам, вернее по тому, как старательно Джон их прятал, что случившееся он переживает сильно, а хочется ему вовсе не пить — домой, зарыться под одеяло и там сдохнуть. Черт бы побрал этих вокалистов с их комплексами. Нет, чтобы просто выругаться и забыть обо всем, как нормальные люди делают. Кансей тоже прекрасно видел состояние Джона и подошел к нему, стал что-то рассказывать. Почему-то болтовня Кансея действовала на него успокаивающе. Вот, уже улыбается. И глаза блестят совсем по-другому, будто бы тоже улыбаются, за ресницами не прячутся. Тонкие губы расплылись в детской улыбке. Все встало на свои места, никто уже ни из-за чего не переживает. Несмотря на это Руи чувствовал, что обидел Джона своим хохотом, и хотел загладить это. Однако извиниться значило снова взбаламутить воду, а что еще можно сделать — он не знал. — Жарко сегодня, — протянул вдруг Нориюки. — За пивом сходил бы кто, что ли. — Сходи, — отозвался Руи. — Пьяные басисты меньше лажают. — Это потому, что нам тогда не приходится подстраиваться под лажающих трезвых барабанщиков, — невозмутимо ответил Нориюки. — Один-один, — прокомментировал Джон. — А правда жарко… Он взял бутылку с остатками воды и вылил на себя. Вода заструилась по волосам, по лицу, по шее, стекая на грудь. Белая футболка намокла, и сквозь проступали явственнее, чем обычно, грудные мышцы. — Не переводи добро, — сказал Руи. — Лучше за пивом сходи. И за водой, топ-модель хренова. Джон послал Руи воздушный поцелуй и пригладил влажные волосы. — Я бы сходил, но одному идти лень. — Он пристально посмотрел на Кансея: — Кто бы мне компанию составил… — Точно не я! — ответил Кансей. — Там слишком жарко… Джон медленно повернул голову, и устремил взгляд на Нориюки, но Руи перебил его: — Я пойду. А то усну. Две ночи не спал. — Бурная личная жизнь? — усмехнулся Джон. — Ага. Ебусь с новым альбомом. Как и ты. Джон почему-то смутился, все засмеялись. На улице стояла нестерпимая жара. Руи покосился на Джона. Тот явно гордился тем, что заранее водой облился. Чертова американская хитрость! Руи понял, что ругательство это какое-то нелогичное, хотел придумать новое, но тут рука Джона вдруг сжала его плечо и потянула назад. — Лидер-сан, я понимаю, что жара тебя доконала, но под машину-то зачем кидаться? Руи понял, что в задумчивости не заметил, что пытается перейти дорогу на красный свет, и это при довольно бурном потоке машин. — Спасибо, — буркнул Руи и позволил Джону увлечь себя в ближайший магазин. В магазине работал кондиционер. Возвращаться на улицу не хотелось. Джон взял с полки пару шоколадок и кинул в корзину, где уже лежало пиво. — Сегодня платишь ты, — сообщил Джон. — С какого?! — возмутился Руи. — Ладно, за пиво заплачу. Но шоколадки сам себе покупай. — Я тебе пять минут назад жизнь спас, а ты мне шоколадку купить не можешь? Руи вздохнул. Да, жизнь он ему спас или почти спас. И недавний эпизод покоя не давал. А шоколадка — чем не способ загладить неловкость? Он кивнул Джону в знак согласия и спросил: — Больше ничего не хочешь? — Ну, коньяк, говорят, для голоса полезен… — Это точно нет! — отрезал Руи. — Если будет еще и коньяк, к пиву-то, то репетиции не будет. Джон пожал плечами и ничего не сказал. Они вышли на улицу. Джон жевал шоколадку. Шоколадки. Конфетки. Мороженое. Леденцы. Джон поглощал сладкое тоннами. — Ты прям девчонка, — сообщил Руи Джону. — Это почему? — Потому что сладкое любишь, как школьница. — Могу еще гольфики надеть. Тебе бы понравилось? Руи представил себе Джона в гольфиках и заржал в голос. — Смотри, как бы тебя в таком виде Кансей с кем-нибудь из АКВ48 не перепутал. Вообще, я всегда подозревал, что ты извращенец. — До тебя никто не жаловался. — Дурак! — Руи пихнул Джона локтем. — А что, — не унимался Джон, — гольфы — это те же носки, только до сюда. — До куда ты показываешь, — это чулки. — О, а ты разбираешься! — Дурак, — повторил Руи. Вечер Руи впервые за несколько дней проводил дома. Он уже думал лечь все-таки поспать — так, для разнообразия, — когда на пороге его квартиры появился Джон. Они жили рядом и иногда заходили друг к другу — выпить, поболтать или поработать. Но сегодня Руи не был настроен на прием гостей. — Чего тебе? — буркнул Руи. — Я тут подумал, коньяк — это ведь отличная идея. — Джон протянул Руи бутылку. Руи окинул гостя недобрым взглядом. Джон улыбался, и по улыбке его было видно, что это не первый визит, который он сегодня нанес. Коньяк был хороший и дорогой. Спать почему-то расхотелось. — Хорошо, — сказал Руи. — Но только по рюмочке. И спать. По рюмочке не получилось — сидели, пока бутылка не опустела. После этого Джон улегся спать прямо на полу. Руи на голом полу, даже на ковре спать не мог, потому улегся все-таки в кровать, перед этим накрыв Джона пледом.