Двенадцать дней и одна ночь

Джон лежал прямо на полу, лениво почесывая Келли за ухом. Руи сидел рядом и внимательно читал «текст новой крутой песни», который с утра пораньше принес вроде как поправившийся Джон. Он чувствовал, что Джон наблюдает за его реакцией, и изо всех сил старался не засмеяться. Джон, конечно, сказал, что писал это еще в лежачем состоянии в три часа ночи, но даже со скидкой на это… — Ну? — Джон отвлекся от собачьих ушей и посмотрел Руи в лицо. — Честно? Это ужасно! — Руи взмахнул листом с текстом и не выдержал — все-таки засмеялся. — Это ты писал или старшеклассница, которую бросил парень? — Ой, ладно тебе! Не может быть все настолько плохо. — Ты сам это перечитывал? — Руи протянул ему текст. — Такое впечатление, что тебе пятнадцать, ты пьяный, влюбленный, беременный и у тебя месячные. В общем, забери эти сопли с сахаром… Джон притворно вздохнул и сделал страдающее лицо. — Келли, твой хозяин — бездушный зануда, — изрек он, глядя собаке в глаза. — Он только что разбил мое нежное девичье сердце. Келли понимающе тявкнула. — Ты уверен, что здоров? — спросил Руи. — Если честно, то у меня еще температура… Но сексуальную медсестру мне никто так и не привел, и я решил выздороветь. А насчет песни… — Джон пробежался глазами по тексту. — Бля! — заржал он. — Ты прав! Это ужасно! Хотя можно попробовать продать это какому-нибудь бойз-бенду… — И что ты будешь с этой иеной делать? Пива хочешь? — Пива? Еще даже полудня нет. — Твою песню надо запить. Боюсь, правда, что этот вкус ничем не перебьешь… И уже полвторого. Так пойдем куда-нибудь? У меня пива нет. — Может, тогда сбегаешь в магазин? На улице так жарко… Руи посмотрел на них с Келли. Две милые, невинные и очень добрые собачьи морды. — Ок, я куплю пива. А ты за это погуляешь вечером с Келли. — Да без проблем. А сам не можешь? — А у меня свидание. Когда Руи вернулся, Джон встретил его вопросом: — Т. е. мне нельзя писать сопливые песни, а ты на свидание собрался? — Завидуй молча. Ты от одиночества сопливые песни стал писать? Джон сделал внушительный глоток прямо из горла и одарил Руи рассеянным взглядом. — Ну, — задумчиво сказал он. — Может, я влюбился? — Да хоть женись, — сказал Руи, пожав плечами, — только песен про это не пиши. — Ты злой, Руи. Ты очень злой, и сочувствия в тебе ни капли нет. — Об этом тоже не пиши… — Я подумаю… — Не обижайся. Но это правда было очень смешно читать. Ты, похоже, крепко втрескался… Джон задумчиво обдирал с бутылки этикетку. Из-за длинных ресниц глаза его казались темными, и Руи никак не мог поймать их выражение, но что-то такое в них, определенно, было… — Не знаю, — тихо сказал Джон, — все это очень… странно… — М? — Да так, ничего… А у тебя с кем свидание? Пока я умирал от жара и бреда, ты устраивал свою личную жизнь? — А почему нет? Я же не умирал. Да и ты был не так болен, чтобы за тебя переживать. В ответ Джон ничего не сказал, сосредоточенно счищая с пустой уже бутылки этикетку. Руи ожидал нового выпада в ответ на свой, но ничего не последовало. — Ты… в порядке? Ты какой-то… как пыльным мешком стукнутый. Может, сходим пообедать? — Аппетита нет. Если честно, я бы поспал. — Ну, поспи. Проснешься вечером, погуляешь с Келли, пойдешь домой… — Ну уж нет! — возмутился Джон. («Ну, вот теперь он здоров», — подумал Руи.) — Если я гуляю с твоей собакой, то у тебя и ночую. И ты готовишь мне завтрак. — Эй! А куда я девушку приведу?! — А что, все love-отели в Токио уже закрыли? — сделав невинное лицо, спросил Джон. Руи почувствовал, что начинает злиться. — Ты рехнулся?! — спросил он. — Я с приличной девушкой встречаюсь. — Ой, знаю я местных приличных девушек… — Кхе-кхе! Это мои соотечественницы, между прочим! — Ты родился в Нью-Йорке. Ты даже во сне по-английски говоришь. И не обижайся. Я ничего плохого в виду не имел. А если девушка порядочная, то вести тебе ее после первого свидания придется в лучшем случае до подъезда. До ее подъезда. Есть еще пиво? — Держи. Хорошо, ночуй тут, если тебе так приспичило. Но завтрак сам будешь себе готовить. И мне заодно. Только объясни, зачем тебе это нужно. Ты же ноешь все время, что у меня накурено. — Я сутки провалялся дома почти без сознания. И, кажется, пообещал Кансею ящик пива… — Ого! А мне можно ящик пива? На лице Джона отразилась растерянность, будто бы он гадал, рассказать Руи о чем-то или не стоит. «Что-то я вчера пропустил…», — пронеслось у Руи в голове. — Ну… — начал Джон. — Кансей с Нори три года назад кое на что поспорили, и я пообещал Кансею ящик пива, если он откажется от этого пари. — А что за пари? Джон поперхнулся пивом. — Тебе лучше не знать. Поверь мне. Руи пожал плечами. Тайны какие-то… сделки… Ну, хоть наркотиками не торгуют… — Ладно, — сказал он, взглянув на часы. — Ты можешь тут спать, есть, пить, гулять с Келли, а у меня еще дела перед вечером. *** Когда Руи вернулся, была уже ночь. Джон дрых прямо на заправленной кровати, даже не раздевшись. Рядом с ним, свернувшись, спала Келли. Руи осторожно потряс Джона. — Эй. Это моя кровать. Джон вздрогнул и проснулся. — Привет. Как свидание? — Отвратительно. Она ни черта не понимает в музыке. И у нее кошка. Уступи мне мою кровать, пожалуйста. — А мне где спать? — Где угодно. — Тогда я сплю здесь… Джон снова закрыл глаза и засопел, как сытый младенец. Руи вздохнул, немного потеснил Келли и улегся рядом.