Человек и время ~ Тень вампира

      В мире людей шли годы. В Европе бушевали бунты и войны, правители, не просидев на троне и десятка лет, сменялись, государства распадались и собирались вместе — лишь чтобы вновь распасться. Даже церковь, которая, казалось, навеки распростёрла покров своей власти над Европой, и ещё не так давно была способна уничтожить любого, кто пробовал хоть что-то предпринять против её могущества — даже она теряла свои форпосты один за другим. Вот Мартин Лютер прибивает к дверям церкви Виттенберга свои тезисы; вот в Женеве Ульрих Цвингли бросает вызов Папе; вот в Шпайере протестуют против контрреформистского решения совета; вот в Мюнстере анабаптисты устраивают мятеж и провозглашают теократический коммунизм… Да что говорить, если войска императора Карла смогли разорить даже, без сомнения, сердце церкви — Рим!       Ремилия, поначалу злорадно, а затем отстранённо смотрела на известия о том, как её враги один за другим ввязываются в авантюры — и после нескольких лет, а может быть — и месяцев триумфа в лучшем случае оказываются на эшафоте, а в худшем — с ними расправляются с такой жестокостью, что даже знаменитый Торквемада позавидовал бы подобной изобретательности.       Но особняк, в котором жили с немногочисленной прислугой сёстры Скарлет, оставался тихим уголком среди всей этой кутерьмы.       Впрочем, и им порой наносили визиты разные личности навроде монахов-торговцев индульгенциями или всяческих сумасшедших проповедников, которых неизменно приходилось выставлять вон, подолгу объясняя им, что в их услугах здесь уж точно не нуждаются. Как правило, всё решалось быстро, но иногда, впрочем, заходили и те, кто не был так по-доброму настроен.       В один из вечеров к особняку подъехал странный гость. Привязав коня у ворот, он спешился и пошёл по дорожке сквозь сад.       Таких гостей редко увидишь здесь. Их можно встретить в боях, что гремели по всей Европе, но не в окрестностях тихого города за несколько миль от побережья. В полном рыцарском облачении, пусть и заметно потрёпанном и кое-где ржавом, в роскошном малиновом плаще, тут он явно был не к месту. Он шёл с показным достоинством, но без той самой молодецкой лёгкости, что позволяет на поле боя разить врагов направо и налево, успевая в то же время уходить из-под их ударов. Быть может, он был ветераном многих битв, по счастливой случайности дожившим до возраста, когда добывать себе славу и признание на поле боя уже было слишком опасно — и приходилось потому искать другие методы.       Постучав в двери особняка, он дождался, пока ему кто-нибудь откроет — и с порога громогласно заявил:       — Я, Пабло дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арагон, странствующий рыцарь, слуга Господа нашего, пожаловал к вам с целью защиты веры нашей от грязи и порока! И, памятуя о долге своём перед Богом, я требую… — гость запнулся на мгновение, но вскоре, собравшись с мыслями, продолжил: — Ходят слухи, что в этом особняке скрывается ведьма, и я требую: выдайте мне её и останетесь невредимы! Или меч мой — как и меч Господень, покарает вас!       Мария с Войчей, чьим долгом было встречать гостей, попытались его успокоить, говоря, что никакой ведьмы здесь нет, а если и была — то много лет назад, и вообще не стоит доверять слухам, которые ходят уже какой год. Но он, вытащив меч, упрямо твердил своё, потрясая им:       — Сопротивление мне — это сопротивление воле Священной Римской империи и воле самого Папы!       — Кто бы вы ни были, да хоть сам король Карл V, нам велено никого не пускать без разрешения! — в конце концов не выдержала Войча. Это привело рыцаря в ярость.       — Как вы, недостойные, смеете так со мной разговаривать?! — Он взмахнул мечом, и служанки едва успели отпрянуть назад: меч лишь рассёк плечо Войчи, повалив её на пол. Мария, испуганно глядя то на Войчу, то на рыцаря, уже занёсшего над ней свой меч, приготовилась к худшему.       — Немедленно выдайте мне ведьму или отправитесь в ад вместе с ней! — кричал рыцарь.       — Эй, что здесь за шум? Это что это здесь такое?! — Ремилия, вышедшая из своей комнаты и увидевшая эту сцену, бегом спустилась по лестнице.       Рыцарь немного замешкался, что дало возможность Ремилии обойти своих служанок и встать между ними и гостем.       — Отойдите, — шепнула им Ремилия. — Я справлюсь.       Служанки переглянулись, и кивнув друг другу, удалились в угол зала, где Мария принялась перевязывать Войче руку, соорудив из подручных материалов нечто вроде повязки.       — Кажется, госпожа знает, что делает, — успокаивающе шепнула она при этом своей коллеге.       — Вы вломились в мой дом, напали на моих слуг и ещё предъявляете мне тут какие-то претензии? — Ремилия, уперев руки в бока, смотрела снизу вверх на рыцаря.       — А ты кто такая, девочка, чтобы задавать мне такие вопросы? — обратился к ней рыцарь.       Ремилию это сильно задело и она, переменившись в лице, со злобой заговорила:       — Девочка? Знал бы ты, с кем имеешь дело. А что, если я и вправду — та ведьма, про которую ты думаешь?       — Тогда тебя уже ждут в аду! — радостно вскрикнул он, и подняв меч высоко над головой, рубанул им воздух: Ремилия невероятно быстрым движением отскочила назад.       — Скарлет Мейстер! — воскликнула она, и тут же, вытянув руку, вокруг которой засиял ореол кроваво-красного цвета, сделала оборот на месте. С её пальцев сорвались сотни сверкающих огненных шаров и расходящейся спиралью полетели во все стороны. Рыцарь, не на шутку удивившись, всё же кое-как сумел отбить своим мечом первую волну попавших в него шаров, но Ремилия крутанулась в обратную сторону — и он не успел среагировать: несколько достигших своей цели снарядов сбили его с ног и швырнули об стену так, что его шлем, соскочив, покатился по полу, а сам он упал на каменный пол, словно мешок. Латы его погнулись от удара, меч отлетел в сторону, а плащ там, где по нему пришлось попадание огненного шара, начал тлеть, испуская едкий дым.       Перепуганный «защитник веры» уже явно не думал ни о какой вере, когда Ремилия, сев рядом с ним на пол, приподняла его голову. Ужас лишил рыцаря сил, и сейчас он, не пытаясь сопротивляться, лишь смотрел на неё широко открытыми глазами.       — Ты не с той связался, мальчик, — усмехнулась она, обнажив в ехидной улыбке свои клыки. — Готовишься нести смерть — готовься и её встретить.       Один миг — и эти клыки с силой впились в шею побеждённого. Из разорванной сонной артерии на пол, пульсируя, хлынула кровь. Несколько мгновений — и рыцарь бессильно обмяк, а Ремилия почувствовала, как ещё одна из бесчисленных линий судьбы закончилась.       Ремилия поднялась и обернулась к служанкам, вытерев губы рукавом. Словно светящаяся изнутри от удовлетворения, в своём испачканном кровью белом платье, с растрёпанными волосами, она представляла собой поистине ужасающее и одновременно восхитительное зрелище.       — Да, наша маленькая госпожа — достойная продолжательница рода старшей госпожи, — шепнула Мария своей коллеге, слегка дёрнув её за рукав, чтобы вывести из оцепенения.       Ремилия подошла к ним и виновато, совсем по-детски, улыбнулась.       — Я тут намусорила немножко, а вам убирать…       — Ничего-ничего, госпожа, мы справимся, — поклонилась Мария.       Ремилия ушла к себе. Мария помогла раненой Войче дойти до кровати, а сама пошла давать указания слугам. Всё полезное с трупа, что можно было продать бродячим торговцам, попадающимся на дороге в город, они сняли, а сам труп свалили в заброшенный колодец недалеко от особняка и присыпали землёй: право, оставлять тело без похорон — не только неэтично, но и негигиенично, в конце концов. Коня, что гость привязал у ворот особняка, решили пока поставить в конюшню, что была на заднем дворе, наскоро залатав в ней дыры и засыпав туда новой соломы. Хоть конюшня уже давно не использовалась по назначению, сейчас нужда в ней появилась: в конце концов, коня тоже можно было продать в городе, но до этого его надо было где-то содержать.       Однако, ночью у Войчи начался жар, и рана разболелась с удвоенной силой. К утру она начала бредить. Похоже, «защитник веры» не гнушался защищать эту веру и подлыми методами: приглашённый из города знакомый доктор сказал, что по всей видимости, клинок меча был натёрт сильным ядом — и теперь дела плохи.       Вечером того же дня Ремилия, сидя у кровати Войчи рядом с Марией (которая долго пыталась отправить госпожу обратно в её комнату, уверяя её, что беспокоиться о слугах — не то, что ей стоило бы делать), почувствовала, как ещё одна ниточка судьбы, которой бы ещё виться и виться, разорвалась — и невзирая на какие бы то ни было правила взаимоотношений госпожи со служанкой, кинулась ей на грудь, в которой секунду назад перестало биться сердце, и разревелась, словно маленький девятилетний ребёнок — которым, впрочем, она и была, пусть даже это теперь была её вечная доля.       Кровь за кровь — в том воля не людей, а богов.       Кто бы знал, что мир, в котором одним всё сходит с рук, заставляет платить других за всё — и порой даже большей ценой?       «Смерть за смерть — ты должен не роптать, а терпеть».       И пожалуй, именно этот принцип взяла за основу Ремилия, чья месть так и не завершилась.       И словно жизнь решила подкинуть Ремилии все несчастливые карты разом — утром пришло ещё одно известие о смерти.       Рутвен, тот самый Рутвен, что так радушно принял у себя Каталину Дракулешти вместе с детьми, в это время проворачивал свои дела на родине, в Англии. Избавить родину от гнёта католической церкви было его мечтой — и он смог её осуществить, сделав ставку на Анну Болейн. И Анна стала королевой — но ненадолго.       Её бывший союзник, лорд Кромвель выступил против неё, и уже через три года Анна со всеми её сообщниками была казнена. Кромвель с лёгкостью подписал список из нескольких десятков приговорённых, что начинался с Бэксворда, а заканчивался Смитоном, не зная, что через четыре года его ожидает та же участь. И в этом списке ближе к концу была и фамилия Рутвена…       Быть может, на этом бы его история не закончилась, но именно его тело церковники настоятельно потребовали передать им после казни. И конечно, уже зная его секрет, они применили на нём весь свой тайный арсенал: святая вода, осиновые колья, серебряные гвозди — и это не оставило Рутвену шансов.       И вместе с известием о смерти пришло и запечатанное письмо — и завещание, в котором он передавал особняк со всем хозяйством Ремилии — как наследнице Каталины: ведь главное, по его мнению, было, чтобы он оказался в нужных руках.       Ремилия, размышляя над этим, вспомнила свою фразу:       «Вы вломились в мой дом…»       Уж не стал ли этот «дом» её собственностью не просто так?       Неужели она может не только видеть судьбы — но и управлять ими?..