Человек и время ~ Тень вампира

      Прошло несколько лет с тех пор, как закончилась вторая Лунная война.       Ремилия, как ни странно, не приняла близко к сердцу своё поражение в бою с жителями Луны, тем более, что было приятно считать, что стратегически война выиграна: ведь каковы цели, такова и победа. И если этой целью являлось лишь желание слегка пограбить Лунную столицу, то такая задача была, определённо, выполнена. Всё же что-то в Ремилии изменилось. До того она редко проигрывала, и каждый проигрыш вгонял её в депрессию; теперь она, кажется, наконец-то поняла главный лозунг народа Генсокё — «относись ко всему проще».       Ремилия больше не ввязывалась в какие-то крупные авантюры, и жители особняка, наконец-то, смогли вздохнуть спокойно и начать жить простой жизнью. И Сакуя в последнее время тоже отвыкла орудовать ножами где-либо кроме кухни, и останавливала время не для того, чтобы получить преимущество в схватке, а лишь чтобы суметь управиться с уборкой, готовкой и прочими делами в особняке за время, отведённое ей Ремилией. Справлялась она хорошо — и помимо прогулок с госпожой и работы по дому, она находила время, чтобы изредка наведываться в гости к Рейму или Марисе: им, закалённым в боях плечом к плечу, всегда было, о чём поболтать.       Не то, чтобы в Генсокё больше ничего не происходило: к примеру, первой же весной после Лунной войны феи света что-то не поделили с Сырно, и та разгневалась на них, а заодно и на всех остальных фей. И если даже Дайёсей получила от подруги по полной программе, то что можно было сказать об остальных её сородичах?       Потом та же самая неугомонная троица фей сумела стащить у Суйки её кувшин, что чуть опять не окончилось инцидентом, но всё разрешилось достаточно быстро, благодаря помощи Эйрин.       Серьёзный инцидент произошёл немного позже, когда в Генсокё летом капитально испортилась погода, а особняк Алой Дьяволицы чуть опять не стал источником алого тумана — теперь уже точно безо всякого желания Ремилии. Оказывается, проблема была в скучающей жительнице Неба — Тенши, которая решила немного поразвлечься в Генсокё. Сакуя достаточно быстро смогла разобраться с ней, и невозмутимо вернулась в особняк — для неё этот инцидент разрешился весьма просто, чего нельзя было сказать, например, о храме Хакурей. Ему пришлось дважды пережить разрушение и восстановление: вначале землетрясение, вызванное той же Тенши, сравняло храм с землёй, и она же его восстановила, так не дав понять Рейму, что это было сделано лишь с целью заполучить храм себе. К счастью, Юкари быстро разгадала этот хитрый план: для многотысячелетнего ёкая, не мыслящего жизни без интриг, такой ход лежал на поверхности. И в итоге храм пришлось перестраивать ещё раз…       Чуть позже нечто, напоминающее алый туман, в третий раз появилось в Генсокё — но теперь уже точно в этом не были замешаны жители особняка, благо происходило это всё на Ёкайской горе. Сакуя даже не поинтересовалась, в чём было дело — Рейму и Мариса оперативно разрешили ситуацию, и пожалуй, горничная узнала об инциденте только благодаря тому, что внезапно заинтересовавшаяся ядерной энергетикой Пачули откуда-то натащила в библиотеку соответствующих книг. Конечно, Сакуя уже была не в состоянии запомнить по именам всех ёкаев, что после каждого инцидента устраивали попойки в храме у Рейму — их стало слишком много. Но по крайней мере, горничная могла поручиться, что именно после тогдашних разборок в компанию ёкаев, окружающих беспечную жрицу, влились вот эти вот дружные ворона с кошкой, паучиха и хасихиме, странная девочка в летающем ведёрке, новая соотечественница Суйки с вызывающей зависть фигурой, и эти две странные сестрёнки, хм… чья-то сестра, которая, кажется, глядит своими тремя глазами прямо тебе в душу. Кстати, чья?..       Впрочем, Сакую эти вопросы не очень волновали. На целых пять лет она решила взять отпуск от тяжёлой работы по решению инцидентов и посвятить себя всю мелким проблемам особняка.       В то время, как Мариса, Рейму и Санаэ путешествовали на корабле-паланкине в Макай, Сакуя устраивала Фландр в школу к Кейне на новый учебный год, что начинался в апреле. Конечно, пятисотлетняя вампирша, появившаяся в деревне людей, могла бы перепугать всех до умопомрачения, но поскольку Фландр после событий с красным туманом прекратила своё многовековое затворничество и поняла, что в мире за пределами подвала особняка есть много интересных людей и ёкаев, с которыми можно играть и не давая волю своей страсти к разрушению, её социализация проходила ударными темпами: сейчас, спустя три с половиной года с того времени, она мало чем отличалась от среднестатистического человеческого школьника из деревни, а учитывая то, что первое время Сакуя, поручившись за безопасность этого мероприятия, сама отводила её в школу, забирала домой и иногда даже сидела с ней на уроках, с удивлением для себя тоже узнавая много нового, к присутствию Фландр в школе достаточно быстро все привыкли.       Тот день, когда Санаэ, Сырно и Мейлин устроили поиски то ли Дайдарабоччи, то ли Тайсуй Синцзюня, то ли вообще огромного боевого человекоподобного робота сродни тем, что красовались на страницах манги, которую любили читать и сама Мейлин, и Ремилия, для Сакуи мало чем отличался от других. Было даже странно, что про робота подумала Санаэ, а Мейлин её битва с могущественным богом и его слугой, гигантским сомом, вообще приснилась в этот ясный солнечный день — и кажется, это был первый раз, когда привратница была рада тому, что Сакуя прервала её сон на посту.       Когда компания из жриц храмов Хакурей и Мория, вместе с Марисой и Ёму решили в буквальном смысле докопаться до проблем, скрытых под храмом Мёрена — Сакуя лишь отдыхала после бурно прошедшей выставки картин Фландр в галерее, в которую был превращён подвал. Мало кому могло прийти в голову, что особняк Алой Дьяволицы станет центром искусства на эти несколько дней — а всё лишь благодаря таланту младшей сестрёнки Ремилии, что она в себе обнаружила несколько месяцев назад. Вернее, талант у неё был, скорее всего, давно: за почти пять сотен лет в подземелье можно было отточить свои навыки. Вот только Ремилия заметила его лишь сейчас. Поглощённая проблемами, старшая вампирша не обращала внимания на творения младшей сестры, а когда из-за одного из них почти достроенная Мейлин беседка в саду особняка превратилась в руины — у Фландр, казалось, исчез всякий шанс на одобрение её творчества Ремилией. Однако же, к счастью, искусство для Ремилии, как и для любого вампира, оказалось дороже какой-то беседки, а родственные чувства — сильнее, чем гнев по поводу мимолётных неудач. И Фландр, наконец, получила заслуженное признание. По увешанным её работами коридорам особняка несколько дней ходили многочисленные люди и ёкаи, рассматривая картины. Эйрин отозвалась о её мастерстве, как о «силе лунной ночи в свете дня», Алиса сказала, что «это сродни искусству вдыхать жизнь в свои творения», а Ая долго допытывалась о возможности нанять Фландр на работу в «Бумбуммару» для иллюстрирования газет — впрочем, она не нашла, что ответить на возражение Ремилии о том, что если в газете фотографии заменить на рисунки, это получится что угодно, но не новостное издание.       Конечно же, такое событие, как воскрешение Тоёсатомими-но Мико, которое всё же допустила четвёрка безответственных расследователей инцидентов, не могло не всколыхнуть потоки магии в Генсокё, да и во многих других мирах. Даже во Внешнем мире, почти лишённом магии, в этот день, почувствовав новые силы, внепланово пробудился один из дремлющих до того сильнейших ёкаев — ведьма Вальпургиевой ночи. Она успела сравнять с землёй город Митакихару и часть восточного побережья Японии до того, как была остановлена парой отважных девочек, что по счастливому, а может, и намеренному стечению обстоятельств, знали, как можно экстерминировать этого ёкая — хоть для них это не окончилось ничем хорошим. Конечно, как и всегда, все разрушения были списаны на землетрясение и цунами — но мало ли таких случаев происходило в Японии? Чего стоило одно только возвращение Тамамо-но Маэ пятьсот лет назад, посеявшее панику среди древних родов и раздробившее многих из них — к примеру, именно тогда из семьи известнейших магов-барьерщиков Цутимикадо выделился молодой клан Хакурей… Паникой этой сумел вовремя воспользоваться Ода Нобунага, положивший начало прекращению междоусобиц и объединению Японии, и пожалуй, лишь единичные представители этих древних родов, чьи предки защищали Японию не от беспредела хамоватых самураев, а от могущественных ёкаев, знали правду.       Но не в одном Внешнем мире можно было почувствовать это.       …Женщина в ярко-малиновом плаще, повернувшись спиной к большому залу, в синем зеркальном полу которого отражалось тёмное небо за окнами, а потолок поддерживали шесть гигантских сапфировых колонн, стояла на балконе величественного дворца. Слабый ветер трепал её серебряные волосы, перевязанные сбоку на затылке элегантной верёвочкой. Где-то внизу расстилались нескончаемые безжизненные просторы, засыпанные коричневым песком. Редкие озёра лавы светились яркими точками где-то вдалеке, а ещё дальше, у горизонта, в тёмно-фиолетовой дымке поднималась еле видная стена гигантского ледника, причудливо блестящая в лучах заходящего багрового солнца на бездонном чёрном небе.       — Юмеко, — после минутного молчания позвала она.       — Да, госпожа, — отозвалась горничная, мигом появившаяся рядом.       — Кажется мне, опять где-то происходит что-то не то. У меня странное чувство, будто атмосфера пришла в движение, влекомая каким-то внешним магическим полем.       Юмеко немного помолчала.       — Ваши догадки, госпожа, как всегда, правдивы.       Женщина в плаще лишь тяжело вздохнула и повернулась, устремив взгляд своих строгих голубых глаз на горничную. Та опустила голову.       — Сколько раз я тебе говорила, Юмеко, не надо мне лгать из вежливости. Отвечай, как есть.       — Госпожа… Я не настолько искусна в магии, как вы, но пожалуй да, что-то такое я всё же чувствую.       — Хорошо. Будем надеяться, что это правда, — женщина засунула руки в карманы своего плаща и страдальчески подняла глаза к небу. — И почему я не посоветовалась с Мазуктой, а совсем как его товарищ Шамбамбукли, просто создала вас по своему образу и подобию, и теперь от вас ни от кого не дождёшься честного ответа?       Юмеко виновато промолчала, не понимая, о чём это говорит хозяйка.       — Ладно, что с тобой поделать, — женщина вошла в зал и задёрнула за собой тёмно-фиолетовые, в цвет этого угрюмого мира, шторы, что отделяли балкон. Шторы недовольно затрепетали под порывами ветра, что дул снаружи, но она, не обращая на это внимания, устроилась в кресле посреди зала.       — Луиза, как специалист по Генсокё, некоторое время назад отправилась в Хоккай, посмотреть, что там натворили пришельцы оттуда. Ты ведь помнишь об этом?       — Конечно, госпожа.       — И что там случилось? Куда она пропала, почему я ничего не знаю об этом?       — А, я должна была вам сказать. Она потом пришла, но вы отдыхали, потому я не пустила её к вам, но она передала, что ничего страшного не произошло, и они только распечатали и забрали с собой ту монахиню из Внешнего мира, что нам дали тогда на содержание. Говорят, что во Внешнем мире прошла уже тысяча лет с тех времён, так что, вероятно, срок её заточения подошёл к концу, и они пришли за ней. О каких-нибудь особенных проблемах, связанных с этим, мне не известно.       — Не пойму, у них развлечение такое во Внешнем мире — каждую тысячу лет наказывать монахов и проповедников? Две тысячи лет назад они одного, что проповедовал о любви к людям, повесили посушиться на солнце в пустыне — с закономерным результатом. Потом тысячу лет назад они эту монахиню сослали к нам за проповеди о любви к ёкаям. Интересно, что они сейчас учудят? Может, следующим будет кто-нибудь, кто защищает нас, демиургов новых миров? Печально было бы, да, — женщина, обернувшись и увидев, что Юмеко слушает её лишь из покорности, прервала свои философские рассуждения.       На несколько минут в зале повисло тягостное молчание, и в тишине было слышно лишь завывание усилившегося ветра за пределами дворца и тяжёлое дыхание госпожи и её слуги.       — И это, — опустив голову, притихшим голосом женщина продолжила. — Про Алису всё ещё никаких новостей, да?       Юмеко вновь виновато промолчала, и женщина махнула ей рукой, отпуская восвояси. Служанка поклонилась и молча вышла, оставив женщину наедине со своими мыслями. Этот вопрос она задавала ей столько раз, что уже давно сбилась со счёту, и ответом всегда было молчание.       Так в этом мире заканчивался очередной день, не сулящий ничего хорошего…       Но внезапно пространство перед женщиной будто прорезала тонкая линия, и щель, перевязанная бантиками с обеих сторон, в которую превратился разрез, разошлась в стороны. Женщина не то, чтобы перепугалась, скорее, ей было интересно, что же произойдёт следом. В своих силах она была уверена, так что постоять за себя в случае необходимости она вполне могла. Но вот вдруг это событие сможет что-то изменить — и вновь посеять уже почти забытую надежду в её сердце?..       Из щели появилась элегантно одетая незнакомка с зонтом.       — Здравствуй, Шинки.       — Ну здравствуй, наглая гостья, что таким беспардонным образом вломилась в мой дом и, не удосужившись даже представиться, настолько фамильярно обратилась ко мне. Может, мы с тобой когда-то встречались, или я тебе чем-то обязана, что ты позволяешь себе такое, или может быть, ты просто не знаешь, что одним движением руки я могу обратить тебя в горстку пепла, если мне вдруг этого захочется?       — Ой-ой-ой, какие мы грозные, — незнакомка, хихикнув, прикрыла лицо веером. — Может быть, ты вскорости будешь благодарить судьбу за то, что она послала тебе меня? Если, конечно, не уничтожишь все шансы на это, «обратив меня в горстку пепла», хи-хи-хи.       — Пока я не вижу, за что судьбу следует благодарить.       — Если доверишься мне, то увидишь. Просто знай: сейчас во многих мирах творятся грандиозные события, и время как никогда подходит для того, чтобы воплощать мечты. Вскоре я пошлю к тебе того, кто откроет тебе путь к твоей собственной мечте. И если ты последуешь за ним, то обретёшь то, чего так долго желала. Главное — не обмани себя, полагаясь на силу. Сейчас ситуация такова, что слабые вершат дела, неподвластные даже самым сильным — и определяют судьбы мира. Такое бывает раз в тысячелетие: то слабый духом и телом посланник из далёкой страны бросит кольцо, сковавшее судьбы мира, в жерло вулкана; то небольшой народ Партолона даст решительный бой бесчисленным силам зла, заложив основы для прихода в холмы Ирландии племён богини Дану; ну, а про последние два случая ты и так только что упоминала, хи-хи. Так что смотри, не пропусти свой шанс.       Шинки недоверчиво сверлила гостью взглядом, задумавшись о странном значении тысячелетнего цикла.       — А, да, не забудь: порой во имя исполнения мечты приходиться расставаться с чем-то дорогим, — загадочно сказала она, и внезапно из ниоткуда у неё в руках появилось небольшое потрёпанное синее с белым платье.       Собеседница в ужасе распахнула глаза и мгновенно вскочила с кресла.       — Откуда ты его взяла?! Отдай немедленно! — она бросилась в сторону гостьи, но той и след простыл: разрыв в пространстве затянулся так же быстро, как и возник, и лишь одинокое платье, потеряв опору, спланировало на пол.       Шинки тут же подняла платье и, прижав его к груди, облегчённо вздохнула. Без сомнения, это было оно: то самое платье, что лежало в комнате этажом ниже. В той комнате, где раньше жила её любимая дочь — до того момента, как их пути после недолгого пребывания во Внешнем мире разошлись. Это платье было, пожалуй, единственным, что осталось от неё у Шинки — и она, хоть умом и понимала, но всё же не хотела верить в тот факт, что скорее всего, его уже некому будет снова надеть…       Только вот как нахальная гостья смогла его оттуда украсть?       Ничего, в следующий раз она об этом, несомненно, пожалеет. Очень сильно пожалеет…       А в Генсокё после тех событий, казалось, вновь пришла спокойная жизнь.       Или, может, просто некому было устраивать инциденты?..       В любом случае, за последние десять лет здесь стало слишком много сильных людей и ёкаев. С верой и магией тоже всё было благополучно: концентраторов веры, помимо храма Хакурей, теперь появилось ещё два — храм Мория и храм Мёрена, а те, кому даже этого было недостаточно, могли посетить Сенкай и попасть на приём к Тоёсатомими-но Мико, если, конечно, сумели бы туда пробраться. Да о чём было говорить в те времена, когда сами боги водили дружбу с людьми? Канако и Сувако, Сидзуха и Минорико, Хина и многочисленные боги из восьми миллионов, что Рейму не так давно смогла подчинить себе и тем самым даже удивить жителей Луны — все они создавали Генсокё репутацию сильного магического мира. И ёкаи из сопредельных миров уже не рисковали сюда соваться.       Конечно, вместо крупных инцидентов происходило множество мелких — чего только стоил случайно выпущенный на волю непоседливой библиотекаршей деревни людей дух дыма, эненра, которого потом ловили по всему Генсокё. Или, к примеру, Мамидзо, которая как-то раз прочитала одну из имеющихся в этой библиотеке книг из Внешнего мира про какую-то Федору-тян, и решила немного поразвлечься и собрать себе из столовой утвари армию цукумогами в поддержку по указанному в книжке рецепту.       Но ведь если бы ничего такого не происходило, жизнь в Генсокё, пожалуй, стала бы слишком скучна, не правда ли?..       Впрочем, и сами люди, что взвалили на себя решение инцидентов, перестали лезть на рожон, и порой то, что могло бы закончиться очередным столкновением, о котором рассказы потом бы ходили по всему Генсокё, разрешалось спокойно и незаметно для окружающих. Всё же природа способна к саморегуляции, и ёкаи, как часть её — тоже.       Или, быть может, эти люди просто повзрослели?       Да, Рейму уже не была той любопытной девочкой, совавшей свой нос в опасные места ради того, чтобы развеять скуку. Свой первый инцидент она видела, будучи ученицей Гендзи, а потом Юкари, а сейчас она сама была способна бросить вызов могущественной ёкайке барьеров, да и бросала не раз. Она стала рациональнее, рассудительнее и понятливее с тех времён. Она привыкла не кидаться в бой по любому поводу и не тратить силы попусту, а разбираться исключительно с серьёзными случаями — из-за чего всё чаще проводила время у себя в храме. Многие за это называли её ленивой и бесполезной — но если раньше за такое можно было легко получить от неё сферой инь-ян в лоб, теперь же она в ответ на такие претензии лишь пожимала плечами и уходила, либо, если уйти было нельзя, старательно делала вид, что обидчика для неё не существует. Конечно, когда под вопросом была судьба Генсокё, Рейму действовала чётко и решительно, но таких случаев в последнее время было мало.       Мариса, что поначалу считала свой «мастер-спарк» решением всех проблем, всё больше понимала, что жизнь сложна и многогранна, и при решении инцидентов приходится не только стрелять, но ещё и думать. Она с ужасом вспоминала, как легко в возрасте чуть больше десяти лет она решилась отправиться учиться магии в Реймадене — несмотря на строгий запрет родителей: собственно, потому она с ними не помирилась до сих пор. Да и в те времена для неё не было ничего странного в том, чтобы, к примеру, полететь в одиночку в Пандемоний Макая или в Мугенкан, где, поссорившись с такой же вспыльчивой тогда Рейму, устроить красивую битву на потеху Юке Кадзами, а потом ещё и позаимствовать у неё в качестве контрибуции секрет одного из заклинаний… Сейчас она уже не позволяла себе настолько необдуманных поступков, поскольку увидела, насколько сильными и коварными могут быть ёкаи. Окажись тогда на месте Юки Ремилия, или, тем более, Юкари — и вряд ли бы Мариса дожила бы до этих лет, ведь правил спелл-карт тогда не существовало.       Быть может, примером для них была Сакуя, которой точно так же шёл третий десяток лет, но по сравнению с Рейму и Марисой, она вела себя куда взрослее. В конце концов, ответственная работа первой хранительницы особняка и служанки Ремилии накладывала на её характер свой отпечаток. Сакуя никогда не бросала слов на ветер и была верна своим обещаниям не меньше, чем своей госпоже. Она не считала зазорным признать свой проигрыш, когда это случалось, вместо того, чтобы продолжать швыряться даммаку-снарядами во все стороны в бессильной злобе, как иногда случалось с Рейму и Марисой. Она делала то, что нужно, максимально эффективным способом, не сомневаясь и не спрашивая ни у кого совета. Пусть в итоге результат и не всегда получался таким, как ожидался, но вины Сакуи в этом не было. И потому она никогда не раздувала инциденты на пустом месте.       Однако, с возрастом приходит не только рассудительность. Кажется, тяготы взрослой жизни тоже постепенно наваливались на троицу решательниц инцидентов, и они становились всё более раздражительными.       Как-то раз Мариса чуть не сожгла мастер-спарком дом Алисы, когда та ради шутки разукрасила сердечками титульный лист одной из книг, что Мариса притащила к ней. Ведьма хотела, чтобы подруга помогла ей разобраться в тонкостях магических формул, что описывались в этой книге, но в самой середине процесса банально заснула. Алису это слегка обидело, и та решила подшутить над спящей ведьмой, немного изменив дизайн титульного листа. Откуда же она знала, что Мариса примет всё так близко к сердцу?       В другой раз несчастную Рейму вывела из себя Санни Милк, которую Стар Сапфир послала на «спецоперацию» по выяснению того, где жрица достаёт кофейные зёрна. Назойливая фея долго крутилась около Рейму, и когда та спросила её, чего она всё время парит в воздухе у неё за плечами, та лишь ответила короткой фразой: «Парю, где хочу, законом не запрещено!» Но вряд ли она ожидала, что в ответ на это её обольют плотным потоком бумажных амулетов, которые, увы, ни на сколько процентов не безопаснее чего бы то ни было.       А Сакуя… Про один её психический срыв ещё долго ходили рассказы по всему особняку и его окрестностям, где распространяли слухи вездесущие феи-горничные.       То был день, что в особняке отмечался как день рождения Сакуи, двадцать восьмой по счёту с того дня, когда Ремилия нашла её у дороги рядом с особняком во Внешнем мире. И подумав, что хорошо бы было, если бы хотя бы этот день прошёл без эксцессов, Сакуя начала заранее готовиться к ожидавшемуся вечером празднованию…       Однако уже с утра всё пошло не так. Горничная надеялась, что хотя бы в этот день, ради неё, Мейлин ответственно подойдёт к своей работе — но нет, та окончательно и бесповоротно уснула в самом начале дня, лишь только яркое весеннее солнце начало припекать. Следом Пачули, не обратив ни малейшего внимания на вчерашние просьбы Сакуи, решила выбросить мусор, скопившийся в библиотеке, именно сегодня — и несчастной горничной пришлось всю первую половину дня потратить на его вытаскивание, даже несмотря на её возможности управления временем. Конечно, горничная позволила себе слегка покричать на нерадивую волшебницу, и тем более, на безответственную привратницу, но пока ещё держала себя в руках.       Однако, после предпраздничного обеда Ремилия подозвала её, и они вместе с Фландр вручили ей подарок, который, по их словам, им посоветовала Пачули: небольшую коробку, в которой лежали две небольшие поролоновые вкладки с надписью «PAD» на каждой.       Ехидные улыбки госпожи и её сестры, а также Мейлин, которая в этот момент, как назло, оказалась рядом, и посмотрев на это, лишь развела руками с видом, словно говорящим «я всё понимаю», привели Сакую в состояние крайнего бешенства. Ближайшие полчаса она посвятила погоне за обидчицами по территории особняка, и если когда у Пачули, Мейлин, Ремилии или Фландр и была возможность ощутить на собственной шкуре остроту ножей Сакуи, так это сейчас.       Под горячую руку горничной попались даже Рейму с Марисой, что неосторожно пожаловали на праздник заранее: Мариса, судя по всему, с целью предварительно заглянуть в библиотеку за свежим уловом в плане книг, а Рейму — просто пообсуждать за чаем с Ремилией последние новости. Однако этим планам было не суждено сбыться, и им пришлось тоже уносить ноги от разъярённой Сакуи.       После того, как горничная, наконец, выплеснула весь свой гнев, она заперлась в одной из комнат и до следующего утра просидела одна. Праздновать пришлось без именинницы, и на самом мероприятии полагаться на помощь одних фей, которых, к счастью, к тому времени Сакуя кое-как сумела научить сносно выполнять свои обязанности.       Ремилия только утром догадалась извиниться перед Сакуей, хоть та и отнекивалась, говоря, что служанке положено терпеть все капризы госпожи. Но пожалуй, именно с тех пор в особняке все поняли, на какую тему в присутствии Сакуи шутить не стоит…       Конечно, не одна Сакуя была подвержена такому. В конце концов, ту же Мейлин жутко раздражал факт того, что её имя всё время все забывают, и она уже привыкла почти на каждое обращение к ней отвечать «Я Мейлин!» То-то она была неимоверно польщена, когда Алиса как-то раз назвала её по настоящему имени…       Пожалуй, единственным существом в особняке, кто почти никогда не злился, была, как ни странно, Фландр. Быть может, потому, что она сумела понять всю опасность своей силы и решила не давать себе воли применять её в гневе, или оттого, что она пока что не успела осознать всё несовершенство мира за границами особняка — ведь она его в первый раз увидела лишь десять лет назад. А может, и потому, что смогла обуздать свою психику: ведь даже придумав себе за почти пять веков своего заточения в подвале трёх воображаемых подруг, она не сошла с ума, а наоборот, поставила их себе на службу, научившись призывать их в тех редких битвах, в которых участвовала. Впрочем, что об этом говорить, если для неё каждая битва, а то и вся жизнь была лишь игрой?       Впрочем, у неё появился ещё один партнёр для игр, которого ей принесла Ремилия. Она раздобыла где-то весьма милую зверюшку — по её словам, это была тупайя, достаточно редкая даже по меркам Внешнего мира. И сёстры, будто вновь погрузившись в детство, днями напролёт с умилением забавлялись с ним. Впрочем, не выдержав такого внимания к своей скромной персоне, зверёк всё же умудрился через пару недель сбежать. Вскоре выяснилось, что он очень любит спиртное, поскольку он направился в деревню людей, где умудрялся несколько дней подряд уничтожать запасы саке, хранимые жителями. К счастью, Акю и её подруга Косудзу смогли придумать ловушку на такое странное животное и, после поимки, почти что вручить его в руки отправившейся на его поиски Сакуе, правда, не без эксцессов. И в итоге зверёк, оказавшийся чупакаброй, что нашла себе пристанище в Генсокё после того, как в них перестали верить во Внешнем мире, вернулся в особняк на радость Ремилии и Фландр.       Тем временем весна закончилась, и наступило ничем не примечательное лето. Люди, уже забывшие о серьёзных инцидентах, когда или солнце на месяц скрывалось за красным туманом, или весна не приходила до самого мая, или в середине лета начинал идти снег, расслабились. Перестав замечать помощь богов, они вели себя всё более неблагодарно. Воспринимая, как должное, что Минорико Аки дарует им богатые урожаи, они жаловались на её сестру Сидзуху за то, что им приходится убирать осенние листья. Не догадываясь о том, что Хина Кагияма, никем не замечаемая, ходит по ночам по окраинам деревни и забирает себе неудачи жителей встретившихся ей домов, они привыкли к тому, что почти каждое их начинание заканчивается успешно. Не задумываясь над тем, как Канако Ясака, собирая веру со всего Генсокё, развивает электроэнергетику и радиосвязь, пока доступную в основном ёкаям с горы, они возмущались строительством дамбы на реке или закрытием горячих источников над гейзерным центром в связи с неблагополучной экологической обстановкой — даже несмотря на то, что на ситуацию с рекой в районе деревни людей дамба бы никак не повлияла, а на горячие источники на самой Горе ёкаев тем более никакому человеку из деревни в жизни не пришло бы в голову отправиться.       Вскоре недовольство людей сменилось обидой, а обида — безнадёжностью. И вслед за богами заволновались те, кто отвечал за деятельность храмов. Как-то раз они собрались на пустынных склонах Безымянного холма, чтобы решить вопросы с тем, что же делать со сложившейся ситуацией…       Несчастная Медисин, изумлённая таким вниманием к месту её проживания, решила спрятаться в зарослях только-только отцветших ландышей, дабы опять не нарваться на горячую руку кого-нибудь: она ещё помнила события цветочного инцидента. Однако, её скромная персона никого не интересовала — сильные мира сего решали гораздо более серьёзные вопросы.       — Моя религия лучше!       — Нет, это моя религия лучше!       — Зато у меня две разных руки, не то, что у тебя!       — Что толку в разных руках, если тебе одну из них, похоже, сломали?       — Мико, Бякурен, успокойтесь уже, мы сюда не драться, а разговаривать пришли! — красно-белая жрица попыталась разнять почти сцепившихся друг с другом адептов буддизма и даосизма.       — Рейму, кажется, твои уговоры на них не повлияют. Они вообще знают, что так в Генсокё не принято? — сине-белая жрица презрительно отвернулась от ругающейся парочки.       — Так, слушайте все! Мне это надоело, и если вы не хотите, чтобы я тут кого-нибудь экстерминировала… — недовольная тирада Рейму ненадолго прервала перепалку.       — Легче будет кого-нибудь из них экстерминировать, чем помирить их друг с другом…       — Санаэ, откуда в тебе такая кровожадность? Раньше ты была более доброй к противникам…       — Рейму, оттого, что ты слишком добра к противникам, у тебя храм и стал ёкайским притоном. Иногда у меня создаётся впечатление, что ты побеждаешь их только ради того, чтобы потом с ними пить и веселиться.       Рейму немного опешила.       — Вот так, я её научила премудростям работы жрицы в Генсокё, а она мне грубит, посмотрите на неё!       — Я вижу, что с вами тремя у меня ничего не выйдет. Канако-сама не будет опускаться до вашего уровня. Я устала, я ухожу, — Санаэ развернулась и начала спускаться с вершины холма, провожаемая взглядами Рейму и сидящей в траве Медисин.       — Просто прекрасно, — Рейму обиженно повернулась к Бякурен и Мико. Что вы тут устроили? Я предлагала вам цивилизованный метод решения проблем, чтобы прекратить наши склоки, а теперь что?       — В самом деле, что?       — Ладно. Давайте так. Я хочу устроить фестиваль религий, чтобы каждая из нас показала, на какие вопросы может дать ответ буддизм, даосизм и синтоизм, а также помогла обозначить свои сферы влияния. Мы должны показать людям и ёкаям Генсокё, что есть интересного в наших религиях, чтобы каждый из них определился, что ему ближе. Тогда, возможно, мы сможем развеять эту атмосферу безнадёжности, сгустившуюся над Генсокё.       — Всё равно буддизм годится лишь как прикрытие для даосизма.       — Зато вы так и не поняли суть трёх сокровищ, и истолковали их как сострадание, умеренность и самодостаточность, хотя они лишь — просветление, праведность и чистота!       — Мы не неправильно истолковали, а расширили эти ваши понятия. С ними спокойнее рождаться, взрослеть и встречать достойную старость!       — У меня от неё брат умер, какого ёкая ты говоришь, что она достойна, а?!       Рейму, посмотрев на перепалку Бякурен и Мико, многозначительно достала пачку своих спелл-карт и помахала ею у каждой перед носом.       — Давайте вы будете выяснять ваши отношения не здесь?       — Ага, тогда она со мной прямо на фестивале сцепится, — заметила Мико.       — Кстати, — Рейму задумчиво посмотрела на противниц. — Почему бы и нет? Сделаем для вас специальную арену для боёв на спелл-картах. Думаю, зрители будут в восторге, — уже будто подсчитывая в уме прибыль, она начала мечтательно потирать руки.       — Ничего-ничего, я покажу, кто у нас первый мессия в Генсоке, — язвительно заметила Мико.       — Нет уж, твоим жалким претензиям далеко до популярности трёх сокровищ буддизма.       Эти двое были готовы сцепиться вновь, и только присутствие Рейму удерживало их от этого. Она строго посмотрела на непослушную парочку — и поняла, что говорить здесь больше не о чем.       — В общем, увидимся на фестивале. Там и покажете друг другу, кто чего стоит, а пока что, до его начала я объявляю между вами перемирие, и если кто-нибудь его нарушит — экстерминирую. Всем понятно? Здесь больше не о чем рассуждать, расходимся.       Мико и Бякурен, злобно посмотрев друг на друга, промолчали — и развернувшись, полетели в разные стороны, каждая своей дорогой. Рейму же решила не тратить свои магические силы и прогуляться до своего храма пешком.       В самом деле, что-то странное стало твориться, и Рейму постепенно начала что-то подозревать. Эта безнадёжность, порой перерастающая в гнев, слишком сильна для того, чтобы быть естественной.       И как оказалось, она не ошиблась. На фестивале жрица, действительно, нашла виновника.       После показательных битв со многими участниками фестиваля Рейму докопалась до того, кто в буквальном смысле украл надежду у людей Генсокё. Даже несмотря на то, что Бякурен позвала с собой поучаствовать в фестивале Ичирин, а Мико вообще, мало того, что пригласила Футо, так ещё и послала вместо себя радостно согласившуюся принять её облик Мамидзо, главная виновница не входила ни в команду буддистов, ни в команду даосистов. Ей оказалась Хата-но Кокоро, ёкай, в незапамятные времена рождённый Мико из масок, что она тогда создала. Проблема заключалась в одной потерянной ею маске, что и нарушила баланс эмоций: той маской оказалась маска надежды — и именно потому в Генсокё воцарилась такая безнадёжность. И после того, как Кокоро получила, пусть и временное, но решение своих проблем, баланс вновь вернулся в Генсокё.       Тем не менее, фестиваль принёс и другие плоды, хоть и, несмотря на возросшую популярность религий, пожертвований в храме Рейму не прибавилось — и в итоге средства, хоть и не очень большие, затраченные на организацию фестиваля, не получилось вернуть даже близко. Но всё же на фестивале было много зрителей, и многие из них поняли нечто своё.       — Извините за вторжение, — раздалось с порога. Рейму с недовольным видом приоткрыла дверь.       — Ого, Сакуя. Давненько ты не захаживала. В особняке дела, да?       — Можно так сказать. Кстати, спасибо за фестиваль, нам очень понравилось.       — Я бы предпочла измерять благодарность за фестиваль тем, что можно положить в ящик для пожертвований.       Сакуя ехидно усмехнулась.       — Ты же знаешь: я верю лишь в тех богов, кого мне доводилось видеть или с кем приходилось сражаться. А божества твоего храма, кажется, не видел никто и никогда.       — Это всё ложь и провокация!       — Ладно, Рейму, не кипятись. Я смотрю, после того, как Кокоро вернула баланс эмоций в Генсокё в норму, ты вновь стала слишком вспыльчивой. Я уж порой думаю — не инцидент ли это…       — Уж неужели ты решила вспомнить молодость, Сакуя, и вновь вернуться к решению инцидентов вместе со мной, Марисой, а теперь ещё и Санаэ?       — Заманчивое предложение, на самом деле. Я уже давно так не развлекалась, как в старые добрые времена. Старость не радость…       — Какая в твои годы старость, тебе ещё тридцати-то нет!       — Тридцать — это уже, считай, почти половина жизни. Мы же не ёкаи, которым и тысяча лет — не проблема. И не знаю, как ты, а я не собираюсь ложиться в мавзолей или постигать секретные буддистские техники, чтобы продлить себе жизнь на такое время.       — Ой, какие мы решительные, — Рейму сложила руки на груди. — Ладно уж, будет следующий инцидент, присоединяйся.       — Я б сказала «сочту за честь», если б приглашение исходило не от тебя, — Сакуя усмехнулась. Рейму посмотрела на неё укоряющим взглядом, но вскоре не удержалась и тихонько захихикала. Чего у Сакуи было не отнять — так это стремления с совершенно серьёзным лицом шутить над ней, Рейму…       Кто же из них знал, что один из инцидентов как раз начался?       …Ничто не предвещало беды в то время, как две беззаботные феи играли друг с другом на берегу озера.       — Бака, хи-хи-хи!       — Сама бака! Щас как заморожу!       — Попробуй догони сначала, Сырно-тян!       — Вот сейчас и догоню, хе-хе!       Их звонкие голоса далеко разносились над водной гладью, и все здешние лягушки на всякий случай попрятались, да и никто другой тоже не рисковал соваться в их игры, дабы не получить попадание шальным даммаку-снарядом. Лишь одна странная личность в шляпке и с зонтиком, наполовину высунувшись из межпространственной щели, заинтересованно наблюдала за играми фей.       Вот Дайёсей чем-то швырнула в Сырно, та ответила замораживающим лучом — но её подруга легко ушла в сторону и бросилась прочь. Сырно погналась за ней…       И не заметила, как угодила во внезапно открывшийся на её пути портал — который, поймав добычу, тут же захлопнулся вновь.       Юкари довольно улыбнулась — и с чувством выполненного долга скрылась в своём портале.       И лишь одинокие отчаянные крики Дайёсей, внезапно заметившей пропажу подруги, ещё долго разносились над туманной гладью озера:       — Сырно-тян!..       Сырно внезапно поняла, что место, где она находится, радикально отличается от всего, что ей доводилось видеть ранее.       Перед ней расстилались бесконечные песчаные просторы. Чёрное беззвёздное небо, в котором медленно плыл оранжевый шар, слегка напоминающий солнце, наводил на мысли, что это точно не Генсокё. По земле струился полупрозрачный фиолетовый туман. Дышать было тяжело, в воздухе словно пахло какой-то неосязаемой, но неприятной субстанцией. Поднявшись в воздух — что оказалось гораздо легче, чем в Генсокё, то ли воздух был разреженнее, то ли магическая сила плотнее, а может, и то, и другое вместе — перепуганная такой внезапной сменой обстановки Сырно осмотрелась.       В этом мире, покуда хватало глаз, лежала одна гигантская красно-коричневая пустыня. Кое-где виднелись ледники, а в других местах лениво булькали озёра лавы — интересно, как такое возможно в этом, не горячем и не холодном климате? Из песка кое-где поднимались какие-то развалины. Иногда пустыню пересекали выложенные камнем дорожки, а там, где песчаный покров истончался и обнажал лежащую под ним породу — то ли камень, то ли глину такого же красно-коричневого цвета, виднелись небольшие поселения с покрытыми красной черепицей домиками. Жители, едва видимые с высоты, где летела Сырно, изредка встречались на улочках около этих домиков, а в самой пустыне почти никого не было видно. Изредка песчаные просторы пересекали реки, в которых текли странные жидкости всевозможных цветов: то лимонно-жёлтого, то ядовито-зелёного, а с уступов одного из ледников водопадом обрывалась вниз мутно-синяя река. А за ледником, вдали на горизонте поднимался величественный город, казалось, целиком высеченный из громадного куска синего сапфира.       Сырно, поначалу испугавшаяся этого странного мира, вскоре взяла себя в руки и вспомнила, что она — сильнейшая. Что же, подумала она, пожалуй, это — шанс доказать, что она сильнейшая не только в Генсокё, но и в этом мире. И фея решительно повернула к городу…       Вскоре она, не встретив ни малейшего интереса к себе, пересекла границу города и приблизилась к дворцу, что возвышался посередине. Город, и правда, был высечен из одного цельного кристалла, однако за время своего существования — Сырно не хотела задумываться, сколько это, — успел ощутимо постареть. Мостовые были покрыты трещинами, крыши и стены домов кое-где были разбиты и наспех заделаны глиной. Пыль и песок, летящие со стороны пустыни, обтесали некогда прекрасные фонтаны и скульптуры, стоящие то там, то здесь, и теперь они напоминали лишь бесформенные чаши и столбы. Во всём городе, как и в этом мире, царила атмосфера упадка, и Сырно не терпелось как можно скорее покинуть это угрюмое место. С этим желанием — желанием вернуться домой, она направилась прямиком во дворец в центре этого сапфирового города.       Она и не подозревала, как была похожа в этот момент на Дороти Гейл, попавшую таким же неведомым путём в один из миров, созданных Юкари, которую там знали как Лурлину. Дороти точно так же стремилась добиться исполнения того же желания вернуться домой у властителя той страны. Правда, та девочка была не из Генсокё, а из Внешнего мира, и город был не сапфировый, а изумрудный, и правила им не создательница того мира, и даже не её последовательница Озма, а ещё один пришелец из Внешнего мира — Оскар Диггс… И ведь та девочка добилась своего, так стоит ли потому считать поступок Сырно странным?..       — Вы кто?       Это были первые слова, что услышала Сырно в этом мире. Над ней нависала горничная в красно-белом платье, что появилась из открытых ворот дворца, куда Сырно с опаской постучалась. Чем-то она напоминала Сакую, однако, для феи, что была далека от жизни людей, пожалуй, все горничные были похожи.       — Я… — Сырно постаралась скрыть то, что дрожит от страха, за бодрым громким голосом, — я хотела бы узнать, как мне вернуться в Генсокё!       — Генсокё? И потому вы прилетели сюда? Вы явно не по адресу. Пойдите поищите другое место.       — Но неужели мне здесь никто не помо… — Сырно умолкла, услышав грохот закрываемой двери. — Что ж такое-то… Неужели я теперь не вернусь домой?.. — она, потеряв последнюю надежду, села на ступеньки дворца и расплакалась.       — Почему ты плачешь, девочка? — вскоре окликнул её приветливый голос незнакомки в элегантном сиреневом платье и шляпке в тон ему.       — Я… Я как-то попала сюда, а теперь не могу вернуться домой!       — Хо-хо. А где твой дом?       — В Генсокё, на Туманном озере!       — О, Генсокё? Что ж, здесь мало кто знает, что это такое. Я сама несколько раз там бывала, но для того, чтобы открыть портал туда, нужны способности создательницы и правительницы этого мира, Шинки-сама. Мне, конечно, печально тебе это говорить, но я совершенно не уверена, что она снизойдёт до твоих проблем. Я бы посоветовала тебе найти дом себе здесь, в Макае.       — Но у меня там все друзья! Неужели я их больше никогда не увижу?..       Тем временем дверь во дворец вновь открылась. Та же самая горничная, что отправила восвояси Сырно, теперь лишь поприветствовала гостью:       — Добрый день, Луиза-сан. Госпожа вас ожидает.       — О, Юмеко, как это мило с её стороны. Я сейчас же её навещу, — Луиза поклонилась горничной, а та — Луизе. И пока они были заняты этим ритуалом, Сырно решила, что настал момент действовать — и быстро прошмыгнула сквозь открытые двери.       Попав во дворец, она первым делом отправилась исследовать его. Ей приходилось иногда бывать в больших зданиях — например, в особняке Алой Дьяволицы или сестёр Призмривер, однако такого гигантского строения — и при этом настолько пустынного, ей видеть пока не доводилось.       Похоже, в этом дворце, несмотря на обилие гостевых комнат, жило не так много народу. Сырно время от времени встречались лишь трое жителей: Юмеко, от которой она старалась побыстрее спрятаться в тёмных коридорах, лишь только увидев её, Луиза, которая, впрочем, не была постоянной жительницей, а лишь изредка навещала это место, и очень странная женщина в малиновом плаще. Странность её заключалась не в том, что она часто ходила по дворцу в полном одиночестве, размышляя о чём-то, и не в том, что порой разговаривала сама с собой с закрытыми глазами, когда никого, как ей казалось, не было рядом. Она иногда спускалась в запертую комнату на втором этаже дворца, и выносила оттуда потрёпанное сине-белое платье. Нося его в руках, словно ребёнка, она с улыбкой разговаривала с ним. Порой, усадив его в кресло рядом с собой, она делала вид, что читает ему книжку, или, как Сырно сумела подсмотреть в щелочку, укладывала это платье спать в кровати в той самой комнате на втором этаже. Когда Юмеко приносила завтрак, обед или ужин женщине, еда всегда была разложена в две тарелки, и поставив одну перед собой, а другую перед усаженным рядом платьем, женщина, разговаривая с платьем, ела свою порцию, и по окончании трапезы Юмеко уносила одну пустую тарелку вместе с нетронутой второй. Это походило на какой-то безумный спектакль: если эта женщина всё делала серьёзно, было очевидно, что она определённо сумасшедшая. И если она — о чём даже Сырно смогла догадаться методом исключения, — и есть властительница этого мира, Шинки-сама, то добиться от неё исполнения желания становилось трудной задачей: предугадать её реакцию было, определённо, невозможно.       К счастью, запустение дворца играло на руку Сырно, и она могла беспрепятственно скрываться от его жителей долгое время. Но в один из дней она всё-таки попалась этой странной женщине на глаза. Пробравшись в комнату, где лежало платье, она принялась изучать интерьер, ища подходы к Шинки. Тогда она, кажется, и увидела ту, кому это платье могло принадлежать: на полке рядом с кроватью стояла небольшая картина, на которой рядом с Шинки находилась одетая в похожее платье весёлая светловолосая девочка, что, держа её за руку, широко улыбалась. Что-то показалось Сырно в облике девочки знакомым, но она не успела додумать мысль, как дверь вновь открылась — и фея, обернувшись, увидела стоящую в дверях Шинки.       Та тоже была поражена неожиданной встречей настолько, что выронила на пол вазу со странными макайскими цветами, которую держала в руках — и та со звоном разлетелась на осколки.       — Ты… Ты кто?! Что ты делаешь в этой комнате?!       — Я… я… — Сырно от страха сжалась в комочек и не смогла, словно кролик перед удавом, ни сдвинуться с места, ни проговорить что-то членораздельное до тех пор, пока Шинки, обратив на неё полный ненависти взгляд, не вырвала у неё из рук картину.       — Кто бы ты ни была, немедленно убирайся отсюда, иначе я позову Юмеко, и она тебя уничтожит!       — Я… я только хотела…       — Мне плевать, что ты там хотела! Не смей прикасаться ни к чему здесь! Ещё хоть раз увижу тебя тут — и можешь сразу попрощаться со своей жалкой жизнью, — Шинки за шиворот вытащила дрожащую от страха Сырно из комнаты и захлопнула дверь. — Что-то в последнее время у меня много непрошенных гостей. Откуда ты и что хотела у меня во дворце?       — В-вы.. Вы же Шинки-сама? Я… Я Сырно, ледяная фея из Генсокё, и хотела всего лишь вернуться домой… Мне сказали, что вы это можете…       — Исключено. Можешь забыть о Генсокё — я не собираюсь иметь с ними дел. Вы вечно вторгаетесь к нам, и думаете, мы этому рады?       — Н-но… Мне негде жить, и все мои друзья остались там…       — Если тебе негде жить — можешь жить в этом дворце, я не возражаю, всё равно он дьявольски пуст. Хоть какое-то мне развлечение будет. А друзья — не такая уж и большая потеря, тебе бы мои проблемы, ты бы мигом забыла о друзьях.       — Н-но… но как же?.. — Сырно захныкала, и Шинки отшвырнула её на пол.       — Вот так. Жизнь неимоверно жестока, и ты, я смотрю, ещё не научилась переносить всё зло, что она тебе может причинить.       Пока Сырно сидела, плача, у стены, Шинки уселась в кресло в центре комнаты.       — И знай: что бы ни случилось, если ты ещё раз попробуешь прикоснуться к чему-то, что находится в той комнате — можешь даже не пытаться молить о пощаде. Я тебя предупредила.       В комнате повисло тягостное молчание, в котором были слышны лишь всхлипы обиженной Сырно.       — А, впрочем, пойдём, я познакомлю тебя с Юмеко, если ты хочешь остаться здесь, — Шинки поднялась с кресла и взяла хнычущую Сырно за руку. Та неохотно побрела вместе с ней.       Так Сырно стала жительницей Пандемония — дворца в центре Макай-города, столицы Макая, что в незапамятные времена создала Шинки.       И кажется, это немного пошло на пользу Шинки — она немного повеселела и стала менее угрюмой. Юмеко отнеслась к решению хозяйки, судя по её взгляду, не очень хорошо, но перечить ей не посмела. Сырно, в свою очередь, поблагодарила Шинки за великодушное разрешение жить в её дворце, но по-прежнему боялась заводить разговор о той комнате и том платье. Теперь даже ужинали они втроём — Шинки, Сырно и платье, но фея не осмеливалась даже бросить взгляд в его сторону, и лишь испуганно замолкала, когда Шинки обращалась к нему.       Но прежнего веселья Сырно уже не чувствовала. Она будто бы стала игрушкой для Шинки и заложницей Макая — и чем дальше, тем сильнее желала вернуться в Генсокё.       Впрочем, тем временем она узнала многое о Макае. О его географии, немногих оставшихся жителях, о его взаимоотношениях с другими мирами — Генсокё, Мейкаем, Хиганом, Внешним миром. Но лишь об одном Шинки никогда не заводила разговор с Сырно — о том злополучном платье, хоть и всегда брала его с собой на прогулку. А спрашивать фея до поры до времени боялась…       Как-то раз они втроём сидели у камина во дворце после очередной прогулки и грелись, попивая здешний макайский аналог чая. Сырно было немного жарко — всё же, она была ледяной феей, но она не показывала этого. Шинки же, как обычно, разговаривала с платьем, что лежало на кресле по другую сторону от феи.       И именно тогда Сырно решилась.       — Шинки-сама… А можете немного рассказать о том, э-э-э… ну, кто это? — она кивнула головой на платье, но Шинки внезапно нахмурилась. «Плохая идея», — решила Сырно и встала с кресла, перепугавшись не на шутку. Шинки нахмурилась ещё сильнее — и испуганная фея начала пятиться назад, не желая вновь испытать гнев властительницы Макая. Наткнувшись на что-то, она обернулась — но было уже поздно: кресло, как в медленной съёмке, повалилось набок, и платье, вспорхнув с него, словно пёрышко, с потоком воздуха улетело прямо в камин. Сырно с ужасом увидела, как оно вспыхнуло, словно пушинка, и лишь несколькими мгновениями спустя вспомнила о своих возможностях. Она тут же собрала все свои силы и послала в огонь самое мощное замораживающее заклинание — но было уже поздно. Огонь мгновенно погас от созданного ею ледяного вихря — но от платья остался лишь пепел.       Не зная, что делать, Сырно стояла в оцепенении, боясь даже поднять глаза на Шинки. Без сомнения, здесь и закончит своё существование ледяная фея — и будет хорошо, если Шинки прикончит её одним ударом, а не посадит так же в камин и не заставит мучительно таять на медленном огне, думала она.       Но Шинки, казалось, забыла о Сырно — как и обо всём на свете. Не веря своим глазам, она бросилась к камину и в ужасе начала разгребать руками угли и просеивать пепел сквозь пальцы.       — Нет… не может быть… Алиса, как же так! — могущественная создательница Макая сидела на коленях около камина и, размазывая грязными руками слёзы вперемешку с сажей по лицу, вновь и вновь копалась в пепле, будто надеясь найти там сгоревшее платье. — Это… не должно было произойти! Не могло произойти! Алиса! — её надорванный крик, преисполненный боли и отчаяния, разнёсся по коридорам дворца, а она сама беспомощно осела на холодный на сапфировый пол рядом с ничего не понимающей Сырно.       — Это… Шинки-сама… Всё же, почему это платье вам так дорого?       — Ты, не называй её платьем! — Шинки, кажется, была до того потрясена случившимся, что была не в состоянии даже разозлиться на фею. — Алиса, куда ты пропала…       — Алиса?       — Алиса… Доченька моя…       — Это… А что с ней стало?       Шинки обратила глаза, из которых струились слёзы, на Сырно — и лишь тогда её взгляд прояснился. Пожалуй, такой властительницу Макая не доводилось видеть никому в истории. Она помотала головой и поднялась, отряхнув испачканные пеплом руки о плащ, на котором тут же появились грязные серо-чёрные пятна — но Шинки сейчас это не заботило.       — Садись и слушай, если хочешь испытать всю мою боль, — приказала она Сырно, и та покорно взобралась в своё кресло.       — Я создала всех, кто жил тут, — начала Шинки, — но они были мне лишь слугами, друзьями или приятелями, в общем — обычными демонами этого мира. Они были преданы мне, но слушались лишь благодаря страху, что я вселяла в их сердца. Мне некому было открыть душу тогда — как и сейчас, вот разве что ты появилась. Но Алису я создала, вложив в неё человеческую душу, и она стала моей единственной дочерью. Она могла любить меня, как и я её, не бояться что-то мне сказать или спросить, и я могла с ней поделиться своими мыслями — и ей даже было интересно. Я именно тогда ощутила, что по-настоящему счастлива, что я не одинока. Именно тогда был расцвет Макая: этот мир населили многие и многие жители, сюда даже стали заглядывать гости из других миров. Помню, ямы из Хигана хотели сделать это место одним из возможных адов, но потерпели поражение в битве со мной и моими верными соратниками, в итоге мы отстояли своё право на свободную жизнь. Вместо меня они победили и запечатали Кикури в её же собственном зеркале… Впрочем, о чём это я? Так вот, Алиса уже тогда была очень хорошей девочкой, умной, способной, и открыла в себе талант к изготовлению и оживлению кукол: она брала пример с меня, создавшей Макай и его жителей. Какая же она была умница! Но потом мы сами решили отправиться посмотреть другие миры. До сих пор я не могу себе простить этого решения, — Шинки глубоко вздохнула, и Сырно начала подозревать, что у неё есть ключ к загадке, что терзала Шинки. Но та не дала ей сказать и продолжила:       — Тогда мы отправились в то место, что вы, жители Генсокё, зовёте Внешним миром, насколько мне известно. Мы несколько лет жили там, в стране, что зовётся Германия, и там моя дочь стала знаменитым кукольным мастером, столь же известным в тех кругах, как Ганс Розен. Мы тогда взяли себе фамилию Маргатройд, и…       — Эй! Подождите, вы сказали «Маргатройд»? — Сырно больше не могла сдерживаться.       — Да, Маргатройд. Но потом выяснилось, что координаты мы рассчитали неправильно, и во Внешний мир нас забросило с громадным смещением во времени — около полусотни лет, а при возвращении обратно петля не замкнулась, и Алису выбросило в неизвестность. С тех пор это платье было единственным, что у меня от неё осталось!       — Подождите, я знаю где ваша Алиса! Если вы вернёте меня домой, я вас отведу к ней!       — Не обманывай меня! Мало того, что здесь мне все врут, так ещё и ты! Ты просто не можешь этого знать и не можешь давать таких обещаний!       — Но как же… Как же так! Ведь Алиса там!       — Не шути так со мной, дура! — Шинки в сердцах схватила фею с кресла, и прошипев эти слова ей в лицо, отшвырнула её в сторону, и та отлетела, больно ударившись спиной о пол. Из кармашка её платья выскочил маленький медальон и проскользил по полу к ногам Шинки.       Та кинула на него презрительный взгляд, но секунду помедлив, всё же подняла его.       Внутри была небольшая картинка, на которой Сырно довольно улыбалась, сидя на руках у жрицы в красно-белом одеянии со слегка знакомыми чертами лица. Конечно, Шинки была не в курсе того, что эту фотографию сделала Ая, когда Сырно в очередной раз устроила небольшой разгром в храме и потом недолго играла с Рейму в догонялки — с понятным результатом, но всё же было видно, что Рейму не слишком сердится на фею, да и та не то, чтобы её серьёзно боится. Всё выглядело, как будто бы у матери с её непоседливым ребёнком…       Как будто бы у Шинки и Алисы.       Богиня Макая задумалась.       Ведь в самом деле, что ей стоит вернуть радость одной несчастной гостье? В конце концов, это платье было лишь вещью, а сейчас перед ней страдало живое создание — живее многих из тех, кто населял Макай. Такое же живое, как Алиса. И пусть для Шинки это платье было дороже всего на свете — но имеет ли она право, потакая своему эгоизму, разрушать чужое счастье только потому, что её счастье было разрушено таким же образом? Должна ли она причинять такую же боль невинному существу только потому, что сама её испытала?..       — Неужели мне теперь здесь сидеть вечно? Неужели я никогда не увижу своих друзей, как и вы — Алису? Дайёсей, Риггл, Люмия, Мистия… Луна, Стар и Санни… Рейму и Суйка… Почему они так далеко от меня?.. Вы, с вашим могуществом, совсем потеряли надежду! Это же глупо! — кричала Сырно в отчаянии.       Шинки удивлённо замолчала — и спустя мгновение, тяжело вздохнула, сложив руки на груди.       — Ладно, я сопровожу тебя в Генсокё, — она через силу улыбнулась. Всё же что-то было в этой фее такое, что заставляло Шинки почти что завидовать ей, как бы это ни было странно. Целеустремлённость? Уверенность в себе? Отвага, граничащая с безумием — ведь мало кто рискнёт кричать на богиню Макая? Надежда? Кто знает…       — Юмеко, найди Луизу. Пусть она сопроводит нас до портала, — Шинки, успокоив Сырно, быстро подозвала горничную — и вскоре Сырно, Шинки и Луиза стояли в пещере, где располагался портал, с помощью которого последняя из них часто посещала Генсокё.       Она осталась ждать возвращения Шинки с этой стороны портала, а богиня и Сырно прошли через него, оказавшись в пещере, из которой после нескольких минут плутаний они выбрались на поверхность, покрытую лесом.       — Ура! — Сырно подпрыгнула от радости. — Вон, там в деревьях — храм Хакурей, там живёт Рейму! Какое счастье, я дома!       Шинки, снисходительно улыбнувшись, посмотрела на радостную фею. Да, в детстве Алиса была чем-то похожа на неё…       — А теперь пойдёмте со мной!       — Прости, Сырно, но мне пора домой… Всё же ты теперь у себя дома, пора и мне возвращаться.       — Почему? Мы же договаривались пойти к Алисе!       — Не неси чепухи. Я выполнила твою просьбу — вернула тебя обратно в Генсокё. Что же тебе ещё нужно?       — Вы что, вы мне не поверили? Я же Сырно, сильнейшая в Генсокё, я держу свои обещания! Вот увидите, мы с вами ещё…       Шинки протяжно вздохнула с болью в голосе и попыталась отвернуться от феи — но та настойчиво тянула её за рукав. Подумать только: какая-то фея смеет указывать, что делать самой богине Макая!       Или… Или, если она так настойчива, вдруг… Вдруг есть хоть какая-то надежда?..       И Шинки сдалась.       — Ладно, веди, — грустно пожала плечами она.       Через пару часов, пробравшись сквозь дебри Магического леса, они подошли к скрывающемуся за невысокими кустами элегантному домику. Он как ничто иное соответствовал этому месту: безо всяких вычурных украшений, один этаж с небольшой башенкой сбоку, черепичная крыша, светлые, не бросающиеся в глаза стены — он смотрелся здесь удивительно гармонично. Девушка в синем платье, сидя за столиком на лужайке перед домом, с увлечённым видом что-то делала с небольшой куклой. Время от времени она встряхивала головой — и волосы такого знакомого цвета колыхались у неё за плечами. Изредка она что-то говорила кукле, и ухо Шинки улавливало голос со столь знакомыми нотками…       Неужели всё-таки…       — Алиса! — не в силах больше себя сдерживать, Шинки продралась сквозь кусты и выбежала на лужайку перед домом. — Не может быть, неужели это правда ты?..       Девушка сначала с недовольным видом обернулась — мало ли кто ей решил помешать? — но внезапно застыла, округлив глаза.       — М-мама? — не веря своим глазам, выдавила из себя Алиса.       Шинки молча кивнула — и подняв глаза, полные слёз радости, бросилась дочери на шею. Алиса лишь сжала её покрепче в объятиях.       — Неужели это не сон?.. Сколько лет мы с тобой не виделись, Алиса?.. Как ты выросла, моя девочка…       — Мамуль… Как так произошло?.. Я сама с трудом верю, что мы снова вместе! Я не думала даже, что Макай до сих пор существует…       — Существует, конечно, совсем недавно ко мне же пожаловали пришельцы из Генсокё. Но какое это имеет значение, если ты жива и смогла устроить свою жизнь здесь! Я обыскала весь Макай, но не могла подумать, что ты живёшь в соседнем с ним мире!..       Сырно, наблюдая эту сцену из кустов, не могла не порадоваться такой милой встрече Шинки с Алисой — и не почувствовать себя не только сильнейшей, но и важнейшей, не то что в Генсокё, а аж в самом Макае. В самом деле, часто ли обычной фее удаётся помочь настоящей богине? На радостях она полетела в храм, похвалиться Рейму — однако так ничего ей и не успела рассказать: Рейму была занята обсуждением с Юкари каких-то важных дел, касающихся барьера Хакурей.       …А Шинки сидела дома у своей дочери и пила вместе с ней чай, что сделали для них куклы. Радостная Алиса рассказывала своей счастливой матери о том, как здесь, в Генсокё, весело и интересно жить, о том, сколько у неё здесь друзей, и что она даже смогла подружиться с той заносчивой ведьмой из Генсокё по имени Мариса. Шинки лишь улыбнулась — ей тоже приходилось встречаться с Марисой, но она и не думала, что в этом мире столько знакомых лиц. Алиса познакомила Шинки со своими куклами, и богиня не смогла сдержать гордую улыбку: её дочь, определённо, стала профессионалом в магии, не растеряв, а преумножив то, чему она училась, ещё будучи ребёнком, в родном Пандемонии. И как Шинки была растрогана, узнав, что одну из своих кукол, Шанхай, Алиса одела в платье того же цвета и из той же материи, что и плащ, что носила Шинки у себя во дворце…       Лишь к вечеру они, наконец-то закончили обсуждать жизнь в Макае и Генсокё — и Шинки внезапно вспомнила:       — Ах, да. Ты же знаешь Сырно? Я просто обязана сказать ей кое-что.       — Это… Ну да, знаю, конечно, она живёт на Туманном озере. Но сейчас она, вероятнее всего, в храме Хакурей — там, вроде, праздник какой-то готовится. И Мариса там будет… — Алиса отчего-то застенчиво усмехнулась. — Может быть, стоит прийти к ним?       — Хакурей? Хм… Кажется, я знала одну личность, носящую эту фамилию.       — Ну храмом заведует жрица по имени Рейму…       — Точно, Рейму! Похоже, это она меня победила в прошлый раз, когда я пыталась осуществить свой план по объединению Макая и Генсокё, и план пришлось свернуть…       — Ну у нас много кто друг друга побеждает, а потом все вместе веселятся, — улыбнулась Алиса.       — Хм, интересные у вас тут порядки, — заключила Шинки.       Пока они направлялись в храм, на пути им повстречалась элегантно одетая женщина в шляпке с фиолетовой ленточкой, заинтересованно глядящая по сторонам.       — Луиза! Ты откуда здесь? — удивилась Шинки.       — Шинки, ты задержалась, вот я и решила посмотреть, что у вас тут случилось, — ответила Луиза.       — Ох, и правда, я должна была всего лишь отвести Сырно и вернуться в Макай, но у меня здесь появилось очень важное дело, — Шинки кивнула в сторону дочери. — Луиза, ты же помнишь Алису, да?       — Шинки, хочешь сказать… это она?! — Луиза, кажется, была потрясена не меньше Шинки.       — Да, это я, Луиза-сан. Вы почти не изменились за это время, — хихикнула Алиса.       — А ты-то зато как повзрослела! Ох, помню, как мы с Шинки-сама нянчили тебя и учили тому, как использовать магические силы Макая, а ты, я смотрю, — Луиза кивнула на Шанхай, парящую в воздухе рядом с Алисой, — здесь свои способности совсем не растеряла.       — О, ну я старалась, — Алиса немного застеснялась.       — А мы ведь тебя найти не могли после того случая, и поверить не могу — я же часто бывала в Генсокё, и ни разу не слышала о тебе и тем более не встречала тебя! Как я могла тебя упустить?       — Ну я не очень известна здесь, всё же, я живу в глубинах Магического леса, и мало кто ко мне ходит…       — Хе-хе, а ты до сих пор такая стесняшка, какой тебя запомнила тётя Луиза, — женщина рассмеялась.       И вскоре они втроём дошли до храма. Оставив Алису и Луизу ждать у входа, Шинки направилась к той, кто, кажется, уже ждал её, глядя с вызовом. Это точно была она — та, чья фотография была у Сырно в медальоне, та, кто ещё в детстве пожаловал к Шинки в Макай, несмотря на то, что наряд на ней теперь был другого фасона, да и волосы теперь не отливали странным фиолетовым оттенком.       — Приветствую тебя, жрица храма Хакурей.       — Шинки. Какая неожиданная встреча. Откуда ты взялась?       — Мне показали дорогу. Впрочем, я пришла не по твою душу. Тут ли находится Сырно?       — А что?       — Я хочу с ней встретиться и сказать ей пару слов.       — У тебя опять какие-то планы на Генсокё, макайская демоница?       — Тебе лучше не оскорблять меня, девочка.       — Что за наглый тон! Ты желаешь драки?       — Выбирай слова!       — Не копти, как факел!       — Я вижу, что когда ты меня победила, это было лишь недоразумением, — Шинки зловеще вздохнула.       — Что ж, и я с тех времён стала намного сильнее. Хочешь почувствовать мою силу в битве спелл-карт?       — Что за спелл-карты?       — Это система ведения боя в Генсокё, которая сводит к минимуму смертельные случаи, но при этом даёт понять, кто является победителем в каком-либо споре.       — Ну что ж, мои цели такие же. Расскажи правила.       И после небольшого экскурса в систему спелл-карт, площадка перед храмом вновь стала полем для битвы.       — Знак мечты: Круг запечатывания зла! — во все стороны полетели бесчисленные офуды, но Шинки, почти не задумываясь, умело прошла сквозь плотную волну амулетов.       — Создание демонов: Круг смерти! — Шинки, нисколько не замешкавшись, осыпала всё вокруг бело-синими сверкающими огненными шарами.       — Знак сокровища: танцующие сферы инь-ян! — Рейму метнула в Шинки несколько сфер.       — Защита демонов: Цитадель! — построив вокруг себя стену из острых игл, что тотчас же полетели в Рейму, Шинки легко избавилась от снарядов Рейму и вновь метнула в жрицу целую очередь из огненных шаров.       — Знак мечты: Дуплексный барьер! — Рейму окружила себя двумя полупрозрачными кубами, с граней которых в Шинки полетели офуды. Та едва успела сообразить, как надо двигаться, чтобы не попасть под удар, и отметила для себя, что Рейму за всё прошедшее время стала гораздо более умелой.       — Ну что ж, готовься увидеть мою настоящую силу. Оружие демонов: Разлом! — За спиной Шинки распустились гигантские демонические крылья, с которых в её сторону полетел целый поток огненных шаров разных размеров.       — Божественный дух: Печать фантазии — вспышка! — Рейму поняла, что дело плохо, и начала использовать свои козыри. Заложив крутой вираж вокруг Шинки и пытаясь уйти от её атак, она без устали метала в неё офуды целыми пачками.       — Атака демонов: Конец всему живому! — Шинки тоже не была намерена шутить. Всё так же выпуская с крыльев огненные шары, она начала запускать в неё огромные самонаводящиеся снаряды, что оставляли за собой искрящийся жёлтый огненный след.       — Небеса фантазии! — Рейму твёрдо надеялась выиграть. Окружив себя барьером из нескольких шаров инь-ян, она вновь начала метать пачками офуды в Шинки, но та с лёгкостью пропускала их мимо.       — Я вижу в тебе гнев, жрица. Беспричинный и необузданный. И значит, моя последняя атака, что поражает тех, чьё сердце не чисто от сомнений, как раз для тебя. Финал гнева: Икона греха!       Крылья Шинки поменяли цвет на багровый. Несколько ярких лучей сорвались с них — и Рейму попыталась было отлететь в сторону, но случайно задела краешек одного из лучей. Она на долю секунды потеряла ориентацию, но этого хватило, чтобы два луча, скрестившись, обрушили всю свою мощь прямо на неё. Барьер из сфер инь-ян разлетелся сразу же, и в бессильной попытке сделать хоть что-то, она лишь загородилась рукой от ослепляющего света...       Очнувшись лёжа на земле, она со злостью посмотрела на стоящую в ожидании над ней Шинки.       — Что ж, жрица, я победила. Теперь твой долг — по твоим же правилам — дать мне поговорить с Сырно.       — Не могу поверить… Ещё девочкой я смогла её победить, а теперь… Как же так? — недовольно бурчала помятая жрица, направившись с поникшим видом внутрь храма.       Сырно сидела у стены, играясь с бахромой ковра: то замораживая ниточки, превращая их в сосульки, то размораживая обратно. И когда Рейму вошла, она посмотрела на неё с радостной улыбкой — но встретив её обиженный взгляд, тоже погрустнела.       — Что случилось, Рейму?       — Там… Там пришли, цитирую, «сказать пару слов» тебе. Я хотела отделаться от непрошенного гостя, но она оказалась сильнее меня, так что теперь правила битвы на спелл-картах обязывают меня привести тебя к ней. Я надеюсь, что это тебе не сильно повредит…       Сырно поначалу испугалась было, но вскоре улыбка вернулась к ней, и она гордо произнесла:       — Ничего, я же сильнейшая, я кому угодно покажу, что не стоит со мной связываться, заморозив его, как лягушку!       — Ох, если б это было так… — сказала Рейму, взяв Сырно за руку и выведя её из храма. — Ничего, я тебе постараюсь помочь, если это понадобится…       Но дальше всё пошло не так, как ожидала Рейму.       — Шинки-сама! Вы вновь пришли ко мне? — Сырно, почему-то обрадовавшись, подбежала к гостье, остановившись за пару шагов от неё. А гостья… Гостья молча опустилась на колени и преклонила голову почти до земли. Рейму в этот момент, определённо, от удивления была готова уронить свою челюсть на пол.       — Сырно-сан, я пришла принести тебе свои глубочайшие извинения за свою недоверчивость и от души поблагодарить за то, что ты вновь вдохнула смысл в мою жизнь. Знай, что отныне в Макае тебя будут чтить как героя, и для тебя всегда будет готов лучший приём. Если у тебя появятся какие-либо просьбы или желания — ты всегда можешь обращаться ко мне, и я приложу всё возможное к тому, чтобы их выполнить…       — Кажется, мир перевернулся, если богиня Макая преклоняется перед ледяной феей. Уж не инцидент ли это? — почесала голову Рейму. — Ладно уж, если всё дело было только в этом, то… не хотите ли заглянуть на праздник? У нас традиция такая, после успешного решения каждого инцидента где-нибудь через месяц устраивать праздник, куда приглашать как победителей, так и побеждённых, вон, только недавно мы вернули в Генсокё надежду…       — А это маленькое создание вернуло надежду в Макай, — заметила Шинки, поднявшись с колен и взяв чуть ли не лопающуюся от переполнявшей её гордости Сырно за руку.       — Ну вот и славно. Хе-хе, Сырно, я не думала, что ты теперь такая же решательница инцидентов, как и мы с Марисой, Санаэ и Сакуей, хи-хи, — Рейму потрепала фею по голове, но та недовольно отстранилась: ещё бы, она помогла самой богине Макая, а тут эта жрица, которую Шинки только что с лёгкостью победила. Впрочем, недовольство Сырно было показным, и вскоре, когда праздник начался, она веселилась вместе со всеми — начиная от Рейму и заканчивая неимоверно соскучившейся по ней за это время Дайёсей.       …Тьма была повсюду. Слева, справа, сверху, снизу — казалось, она парит в этой тьме целую вечность. Сколько она уже здесь? В мире, где она была раньше, было ещё что-то.       Но и в этой бездне безграничной тьмы у неё появился слабый огонёк надежды с тех пор, как какое-то время назад — она не считала времени, но по ощущениям, прошли годы, — к ней в этот мир отчаяния пожаловала гостья, пообещавшая ей исполнение её желания. И хоть эта гостья ничем не гарантировала то, что она это сможет сделать, надежду на чудо теперь нельзя было убить.       И она поняла, что оказалась права, когда перед ней вновь засветилась яркой фиолетовой полосой щель такого знакомого оттенка.       — Всё готово. Генсокё ждёт тебя!       И, переполненная энтузиазмом, она ринулась в щель.       Запах осеннего леса, такой родной и такой забытый, ударил ей в нос. Всё вокруг безумно радовало её: звёздное небо, луна, сияющая на нём, пение цикад, прохладный ветерок, далёкая музыка и весёлые крики, и самое главное — лестница, порядком разрушившаяся с того момента, когда она последний раз была здесь, и тории с такой знакомой табличкой с надписью из четырёх кандзи:       «Храм Хакурей».       — Tadaima! Я вернулась! — закричала она от переполняющего её счастья.       Подняв посох и поправив свою шапочку, из-под которой выбивались её длинные ярко-зелёные волосы, она решительно двинулась в храм. Растягивая удовольствие, она плавно летела над ступеньками, заинтересованно помахивая своим призрачным хвостом, что был у неё вместо ног, и с нетерпением вглядывалась в пространство у конца лестницы и вслушивалась в музыку и крики, что доносились оттуда.       — Хех, интересно, сколько времени прошло? Жива ли ещё старина Рейму? Как поживает Мариса, интересно?..       Атмосфера праздника царила в храме. Гостья подумала, что за время её отсутствия он превратился в какой-то развлекательный клуб, в котором сегодня веселилась разношерстная толпа людей и ёкаев. Многие были ей незнакомы, и проплывая мимо них, обращавших на неё не больше внимания, чем на любого другого участника празднования, она искала в толпе знакомые лица — но безуспешно. Лишь добравшись до самого храма, что теперь выглядел уже совсем не так, как она привыкла, и залетев внутрь, она увидела сидящих рядом парочку женщин, которые, обнявшись, распевали странную песню: «What shall we do with a drunken Suika, what shall we do with a drunken Suika, what shall we do with a drunken Suika early in the morning!» Одежда одной из них показалась гостье отдалённо знакомой, да и другая была одета, как жрица, хоть и в наряд немного другого фасона, нежели запомнившийся ей. Подлетев к жрице, она вгляделась ей в лицо — а та подняла на неё пьяный взгляд:       — О, Мима, привет. Чего ждёшь, саке на столе… Стоп! Мима?!       Жрица немедленно вскочила и, выпучив глаза, уставилась на гостью. Следом тут же поднялась, раскрыв рот от удивления, сидящая рядом ведьма.       — Госпожа Мима!       — Эй, Мариса, ты тоже её видишь? Сколько мы с тобой выпили?       — Вообще-то я здесь, и я вернулась! — гордо выставив посох перед собой и уперев свободную руку в бок, громогласно заявила гостья. Так что у храма Хакурей скоро вновь наступят весёлые деньки. А то вы, — она оглядела Рейму с Марисой, — поди, расслабились, пока меня не было?       — Эй, как ты появилась здесь? Ты же была запечатана в Пустоте Забвения после войны с Макаем!       — Но как видишь, ненадолго, хе-хе, — Мима понимающе кивнула головой. — Ой, а вон там — это не Алиса ли сидит? — она указала на жмущуюся к Марисе испуганную волшебницу. — Смотрю, знакомые все люди…       — Я… не человек уже, вообще-то, — негромко заметила Алиса, — если это вас интересует, Мима-сан. — Шинки обернулась к дочери, но та лишь шепнула ей: «Я всё объясню», — и замолкла, с опаской поглядывая на Миму.       — Рейму, дела плохи. Госпожа напрашивается на драку, а она владеет той же магией, что и я, но гораздо сильнее меня, зе… Ну, по крайней мере, была, пока я у неё училась, — заметила Мариса.       — Помню не хуже тебя, ведьма. Давай лучше подумаем, как её выпроводить с наименьшими потерями… — шепнула ей жрица.       Пока они размышляли, Сакуя, что до того момента беседовала о чём-то с Ремилией, сидящей за столом, встала и, выхватив нож из-под юбки, бесстрашно подошла к Миме сзади, приставив той нож к горлу, а другой рукой обхватив так, чтобы та не смогла вырваться.       — Слушай, ты, кто бы ты ни была, если ты хочешь помериться силой, то приходи завтра в полдень ну, скажем, на Безымянный холм. Если нужно показать дорогу, то я тебе покажу, уж не развалюсь. Но сегодня здесь праздник, и либо ты веселишься вместе со всеми, либо проваливаешь. Тебе понятно?       — Эмм… Ну хорошо, сейчас я буду вести себя тихо-смирно, но если завтра одержу победу, то этому храму не поздоровится, хе-хе-хе! — усмехнулась Мима.       — Хорошо, если принимаешь наше сегодняшнее приглашение, то, как я говорила, саке на столе в углу, наливай, не стесняйся, еда на улице, ищи себе компанию и развлекайся. Но завтра я тоже с тобой помериться силами приду, вспомнить молодость, так сказать, уж не обессудь, — махнула ей рукой Рейму.       — Ты что, реально этого хочешь, зе? — удивлённо спросила у неё Мариса. — Ну раз так, то и я приду, зе!       — Я с вами! — Алиса тоже вызвалась на битву. — Я не могу никак простить ей то, когда мне пришлось служить ей в роли горничной!       — Уфуфуфу, зе! Слышь, Алиса, а для меня ты бы побыла горничной, зе? — Мариса уставилась на подругу.       — Ну разве что если ты очень попросишь… — Алиса неумело постаралась скрыть смущение, чем вызвала лишь искренний смех Марисы и тяжёлый вздох сидящей с ней рядом Шинки.       Мима познакомилась этим вечером со многими людьми и ёкаями, что отдыхали на вечеринке в храме. И без сомнения, все они пришли на следующий день посмотреть на сражение на Безымянном холме. Несчастная Медисин опять поначалу было спряталась в траве, но вскоре, почувствовав, что на этот раз здесь будет веселее, прибилась к толпе и решила тоже взглянуть на всё это.       Когда все собрались, Мима вылетела в центр большого круга, что образовали зрители, и провозгласила:       — Я приветствую моё родное Генсокё! Много лет меня здесь не было, и вот я вновь вернулась на свою родину! Кто ещё меня не знает — я ёкай, мстительный дух, который призван собрать весь ваш гнев в Генсокё, как Кагияма-сан собирает неудачи, Кокоро-сан совсем недавно собирала надежду, а Ясака-сан когда-то собирала веру. Конечно, деталей я не знаю, про всё это я услышала только вчера, но думаю, что я справлюсь. Так покажите же мне то, на что вы способны! Пусть сейчас день, и я не так сильна, как ночью, но думаю, победить многих из вас я смогу, хе-хе.       — Прежде всего, тебе придётся сразиться со мной, чтобы ты поняла, что такое битва на спелл-картах, — заявила Рейму.       — Хо-хо, я давно хотела узнать, какова ты теперь, жрица храма Хакурей. Ну что, вспомним весёлые деньки?       После недолгого объяснения правил публику отгородил защитный купол — и на несколько минут внутри него мир превратился в сверкающую фантасмагорию: во все стороны летели сотни бумажных амулетов, нацеленных на Миму, звёзды блестящим ворохом осыпали Рейму, каждая из противниц применяла спелл-карту за спелл-картой, и настолько яркая магия заворожила даже Марису. Но результат оказался неутешителен для Генсокё: после того, как купол исчез, к зрителям вышла раздосадованная Рейму. Ей не хватило одной спелл-карты до победы, и проиграв Шинки, а потом Миме — кого она не раз побеждала в детстве, она была ужасно обижена на такой исход, и злость переполняла её.       — Ну что, кто следующий? — раздался весёлый голос Мимы.       Мариса посмотрела на свою бывшую госпожу и вышла вперёд.       — Мы вновь встретились, зе. Круг завершён. Когда вы покинули меня, Мима-сенсей, я была всего лишь ученицей, но теперь я готова бросить вам вызов.       — Ты перешла не на ту сторону, Мариса, — Мима подняла свой посох.       Вновь опустился купол — и внутри него столкнулись две настолько похожие магические техники, что порой было непонятно, кто же атакует: Мима или Мариса. Учительница не потеряла форму, а её ученица старалась показать, чему она научилась за её отсутствие. Но Мариса, хоть и знала больше заклинаний, не была настолько свободна в их применении, как Мима: та, будучи духом, могла летать каким угодно образом, чувствовать и применять магию. Марисе же для полётов требовалась метла, а для особо мощных атак — мини-хаккеро, и совершив стратегическую ошибку — самоуверенно израсходовав сильные заклинания с самого начала, выстоять до конца Мариса не смогла. Шальная звезда сшибла её с метлы, и когда она, упавшая к краю импровизированной арены, поднялась, ей не оставалось ничего иного, как признать своё поражение.       — Я же говорила тебе, Мариса: тренируйся больше.       — Уж буду тренироваться, не обессудьте, зе, — злобно заметила ведьма.       Мима, вслед за Марисой, сохраняя всё такой же весёлый настрой, как и раньше, с легкостью победила Ёму, Алису и Санаэ. Не без труда, но ей всё-таки удалось одержать верх и над Юкой Кадзами, что пришла сюда полюбоваться на битву и принять в ней участие, и даже самой Шинки, к удивлению Мимы, тоже оказавшейся здесь. Многие, смотря на это, даже поначалу планировавшие помериться силами с Мимой, отказывались от этой идеи. Троица из Эйентея — Рейсен, Кагуя и Эйрин — просто развернулись и ушли, когда Юка проиграла. Ююко, наблюдая за битвой, лишь безмятежно стояла, поедая якитори к неудовольствию присутствующей тут же Мистии: кажется, её совершенно не расстроил проигрыш Ёму, и когда та спросила хозяйку, не хочет ли она показать свою силу, та лишь улыбнулась, и ответила: «А? Конечно, не хочу». Ремилия также отказалась от битвы, объяснив это тем, что ей не нравятся драки при солнечной погоде, и тогда Сакуя поняла, что кроме неё, Генсокё больше не на кого надеяться.       — О, а вот и та грубая горничная, что пристала ко мне вчерашним вечером. Ну что, наверное, ты хочешь показать нам своё футуристическое металлическое шоу, да?       Сакуя хотела было огрызнуться в ответ, но тут словно что-то её остановило. Немного подумав, она постаралась успокоиться.       — Что же, я уже забыла, когда я пробовала решать инциденты. Я давно не брала в руки оружие, но мне кажется, сегодня настал тот час, — заметила Сакуя и подпрыгнула вверх, готовясь к первой атаке.       — Ну что ж, думаю, ты будешь лёгким противником, — Мима махнула своим посохом.       Сакуя, отбросив все эмоции, начала схватку первой. Пара её спелл-карт и пара спелл-карт Мимы в ответ — и ей показалось, что она берёт верх над противницей. Во время битвы то и дело они перекидывались язвительными фразами — но в конце концов одна из таких фраз задела Сакую, и та начала злиться. И тут же очередная спелл-карта Мимы осыпала её мощным потоком звёзд, от которого ей еле удалось уйти, растеряв всё с таким трудом завоёванное превосходство. Сакуя вновь взяла себя в руки, и постаралась отыграть упущенное преимущество — но очередная обидная фраза от Мимы разозлила её, вслед за чем четыре разноцветных сферы, призванные Мимой, рванулись в сторону Сакуи, и она еле успела уклониться от удара.       Кажется, именно эти фразочки были основным оружием Мимы…       Сакуя подняла руку, останавливая битву — и противницы разлетелись по разным сторонам этой арены.       — Что, бесполезная горничная, ты решила сдаться? О, это было так предсказуемо…       — Конечно же нет. Ты допустила ошибку, Мима. Первое правило битвы: не болтай о себе слишком много. И вот я разгадала твой секрет: ты — один из мстительных духов, и тебе даёт силы гнев соперника. До тех пор, пока он не станет сражаться хладнокровно, ты всегда будешь иметь над ним преимущество. Именно поэтому ты побеждала раньше, да и сейчас смогла победить тех, кто заметно искуснее тебя в магии. Ведь так, пришелица из прошлого?       Мима отшатнулась. Все, с кем она сражалась до того, не могли дойти до этой истины. Неужели за время её отсутствия жители Генсокё настолько поумнели?..       — I am the bone of my knives, steel is my body, and fire is my blood. I own over a thousand blades, unknown to future, nor known to past. Have withstood pain to wield many weapons — yet those hands will never hold anything else, — Сакуя вытащила из кармашка передника последнюю спелл-карту. — Магия пространств: Кузница бесконечных клинков!       Мима не увидела, как Сакуя, остановив время, призывает ножи поодиночке. Лишь плотная стена лезвий, будто из ниоткуда, возникла перед ней — и как одно целое, метнулась в её сторону. Если бы эти лезвия были наполнены гневом противницы, Мима смогла бы сориентироваться, но Сакуя, понимающая это, была спокойна и хладнокровна. Мима кинулась наугад в одну из сторон, но это ей не помогло: множество лезвий пролетело сквозь неё. И пусть, будучи духом, она не получала от них вреда, но правила битвы были однозначны. Это — полный проигрыш.       Собравшиеся делали ставки на то, сможет ли Сакуя продержаться больше пары минут или будет повержена в самом начале, но когда она вышла победительницей, это удивило, пожалуй, всех.       — Зачем ты пришла, Мима? — стоя над поверженной противницей, спросила Сакуя.       — Как обычно, она «мстит всему роду людскому», — усмехнулась подошедшая Рейму.       — Ты не права, жрица Хакурей! Я всего лишь вернулась, чтобы… Чтобы…       — Чтобы разрушить мой храм, например?       — Да нет же! Я думала, что здесь меня ещё помнят и я вновь отвоюю себе место! А что мне остаётся теперь?..       — Времена меняются, Мима. Тогда, давно, ты была полноправным здешним жителем, но сейчас для тебя тут нету места. Баланс в Генсокё сместился, теперь другие силы встроились в круговорот магической энергии, и сегодняшняя битва показала это.       Мима обиженно опустила голову и начала всхлипывать.       — Ой-ой-ой, что я вижу. Могущественный злой дух, который когда-то был одним из самых сильных созданий в Генсокё, теперь плачет, будто какая несчастная фея, чей замысел раскрыли и строго наказали. Так ли, Мима? — Рейму присела с ней рядом и усмехнулась.       — Какой я теперь злой дух! Я даже не могу управлять гневом, злобой и жаждой мести, и меня побеждают… какие-то горничные!       — Поосторожней со словами, неудачница, — Сакуя покрутила в руках ножик.       — Кто-то сказал «неудача»? — со звонким голоском за спиной Сакуи заколыхались красные ленточки.       — Хина? Что ты здесь делаешь?       — Я просто пришла посмотреть на то, что тут творится. А ведь и правда, здесь пахнет неудачами! — богиня радостно подпрыгнула и подошла к ничего не понимающей Миме.       — То есть, она хочет сказать, что моя догадка оказалась неверна, и я победила Миму только потому, что ей не улыбнулась удача, а не потому, что раскрыла её секрет? — пока Хина занималась Мимой, Сакуя спросила Рейму.       — Кто её знает, главное, что ты её победила, — жрица в ответ похлопала горничную по плечу.       Тем временем Хина, положив руки на плечи Мимы, вытянула из неё нечто, напоминающее светящийся бело-фиолетовый шарик, и крутанувшись на месте пару раз, будто бы впитала этот шарик в себя.       — Ну как, тебе легче, подруга? — весёлый голосок Хины, казалось, развеивал остатки гнетущей атмосферы, что собралась над местом, где была повержена Мима.       — Ну… Можно так сказать, — Мима поднялась и подобрала свой посох, что валялся на земле. — На самом деле я пришла сюда посмотреть, как здесь теперь живут, и понять, осуществилась моя мечта или нет…       — И для этого нужно было ввязываться в драку?       — Это был самый простой способ собрать в себе гнев людей и ёкаев, что мог поддерживать меня.       — О, неужели ты богиня гнева, как я — богиня неудач? — поинтересовалась Хина.       — Нет, она всего лишь злой мстительный дух, когда-то наводивший шороху в Генсокё, — усмехнулась Рейму.       — Я уже растеряла всю свою злобу, и теперь без внешней подпитки я ни на что не способна… — загрустила Мима.       — Но не значит ли это, что ты выполнила своё предназначение? За контролем над эмоциями в Генсокё теперь приглядывает Кокоро, и ты теперь свободна.       — Может, оно и так… — задумалась Мима. — Но неужели теперь я для Генсокё — всего лишь пустышка, которую можно с лёгкостью забыть, будто бы её не было?       — Глупая, глупая Мима! — Рейму щелкнула обиженного духа по носу. Ты думаешь, я тебя когда-нибудь забуду после того, что ты творила в прошлом, да и после сегодняшнего инцидента? Ты думаешь, тебя забудет Мариса, которой ты заменила семью, когда она решила учиться магии? Ты думаешь, что Акю, что наблюдала за битвой, и теперь обязательно запишет это в «Хроники Генсокё», способна вообще хоть что-то забыть? Да тебя помнят даже во Внешнем мире! Каннуси, что следит за барьером в части моего храма с той стороны, некто Зун-сама, настолько растрепал там про тебя, что сотни людей только и ждут новостей о тебе отсюда! Ты вообще представляешь, что они все будут рады твоему возвращению не меньше тебя самой?..       На лице Мимы расплывалась довольная улыбка.       — Получается… Получается, я всё-таки что-то значу для Генсокё?       — А ты думала иначе? То, что ты пробыла в Пустоте Забвения полтора десятка лет, ещё не значит, что тебя действительно забыли.       Мима опустила голову, и по её щекам покатились слёзы.       — Значит, я больше здесь не нужна, я добилась своего, и теперь свободна — и это мой конец? О, я уже чувствую, как силы покидают меня… Но почему… Почему я так счастлива?       Рейму молча смотрела на Миму, чей силуэт, словно облачко дыма, медленно расплывался в воздухе — и в конце концов, не сдержавшись, подошла к ней и обняла.       — Я… Я буду по тебе скучать, — шепнула Рейму. — Плевать на все наши прошлые разногласия: сейчас, вспоминая те времена, я думаю, что мы словно члены одной семьи… Я всегда буду тебя помнить, Мима Хакурей.       — О, это так мило… Кто знает, может быть я и этого хотела, сестрица моя? — она улыбнулась, похлопав Рейму по спине.       — Госпожа Мима, я всё-таки, зе… хочу вас поблагодарить за всё, зе, — Мариса, держа свою шляпу в руках, низко поклонилась своей учительнице.       — И я хочу поблагодарить вас за тот опыт, что я получила в битве с вами, Мима-сан, — Сакуя перешла на уважительный тон и тоже слегка поклонилась.       И лишь когда бесхозный посох с полумесяцем, который больше никто не держал, упал на землю, Рейму опустилась на колени и подняв его, прижала к себе.       — Когда я была молода, я думала, что экстерминировать ёкаев — это весёлое развлечение, сродни охоте. Но после введения правил спелл-карт я никого больше не экстерминировала насовсем, лишь давала понять, кто в Генсокё главный. И неужели я теперь чувствую боль расставания с ёкаем, с тем, кто мало того, что вечно не ставил меня ни во что и лишь издевался надо мной, так ещё и был враждебен по отношению к людям? Похоже, я ни на что не годная жрица…       — Каждый из нас приходит в этот мир, чтобы выполнить своё предназначение, — проговорила Сакуя. — Она это сделала и, в конце концов, стала счастливой. Так что ей можно только позавидовать: многие покидают этот мир в нужде, в злобе, в страданиях, в отчаянии.       — Выходит, она больше всего хотела, чтобы её помнили…       — Теперь, как ты и говорила, её точно будут помнить, Рейму. Держу пари, что та же неугомонная Ая завтра выпустит газету с её фотографиями — хоть эта газета и не аргумент, поскольку её мало кто читает. Но помимо этого всего, уж мы-то с вами втроём точно сохраним её в своей памяти до скончания дней своих. Ведь нам несложно выполнить её желание, верно, Рейму? — Сакуя взяла её за руку.       И жрица только кивнула, вытерев глаза рукавом.