Да, я улыбаюсь. Нет, я не счастлив

После себя Что я оставлю на свете? Цветы — весной, Летом — кукушки напевы, Осенью — красные клёны… Рёкан Тайгу Высидеть на паре по истории зарубежной литературы было самой нелегкой задачей для большинства первокурсников, ведь никакой заинтересованности эта лекция в себе не несла. Монотонный голос преподавателя действовал на Ацуши лучше колыбельной на ночь, поэтому он с трудом старался не уснуть, внушая себе, что полученная информация очень важна для него и ее нужно конспектировать. Уже почти сосредоточенный и настроившийся на продуктивную работу, юноша почувствовал вибрацию телефона в кармане джинсов. Входящий звонок от Осаму спустя чуть больше недели после их последней встречи. Блондин отклонил вызов, не имея возможности говорить в данный момент, хотя ему было интересно, что от него хочет Дадзай-сан. Он все-таки решил объявиться, и этот факт приятно удивил Ацуши. Через одну минуту на мобильник пришло сообщение все от того же абонента. «Привет. Ты занят? Что делаешь?» «Привет. Учусь» «Скууучно» Накаджима смог представить, с каким лицом и каким тоном говорит это слово брюнет. Всплывающий образ в голове вызвал у юноши легкую улыбку. «А вы?» «Работаю» «А где?» «Дома» «Фриланс?» «Что-то типа того» Ацуши не знал, что еще можно было спросить, но Осаму избавил его от раздумий, написав новое сообщение: «Слушай, пошли погуляем» «Просто так? Или есть повод?» «А зачем он тебе? Разве для того, чтобы встретиться с человеком, нужен повод? Может мне просто хочется поболтать с тобой о вечном, как в тот раз» «Убедительно. Куда пойдем?» «Куда ты хочешь, мне все равно» «Парк Мацуике» «Неплохой выбор. Мы первый раз познакомились в парке — символичное место для нас» А ведь правда, Накаджима уже и забыл об их случайном столкновении. И о том, какую неприязнь тогда к себе вызвал Дадзай своими действиями, не укладывающимися в голове адекватного человека. «Я освобожусь только в четыре часа» «Хорошо» «И я, скорее всего, немного опоздаю. Мне туда прилично добираться» «Я могу тебя встретить» «Не стоит утруждать себя», — уже после блондин решил добавить улыбающийся смайлик, чтобы его сообщение не казалось слишком холодным. Вообще, он не любил переписываться по телефону — виртуальное общение напрягало. Живого собеседника не променяешь на электронику. «Тогда я буду ждать у главного входа», — следовал ответ, оповещающий об окончании диалога.

***

Starfield — Absolutely «У меня дежавю», — думал Ацуши, когда быстрым шагом приближался к парку. На его плече висела сумка с тетрадями и учебниками — он еще не был дома. На месте встречи, к удивлению юноши, Осаму не оказалось. Он хотел было позвонить ему, но крик позади остановил его. И затем кто-то напрыгнул на него со спины. Явно не ожидавший таких действий Ацуши, сам вскрикнув, попытался отпрянуть от неизвестной фигуры, нависшей над ним. Обернувшись, он надеялся увидеть кого угодно, начиная от бродяги и заканчивая приведением, но перед ним стоял всего лишь Дадзай. Самый обычный, широко улыбающийся Дадзай. — Я напугал тебя? Мне правда удалось? — он светился от счастья и смотрел на блондина такими наивными невинными глазами, полными надежды и любопытства, словно у маленького щенка. — Конечно, мне удалось, — брюнет удовлетворённо пожал плечами, сам же ответив на свой вопрос. — И я тоже рад вас видеть, Дадзай-сан, — Накаджима улыбнулся. Сказать по правде, он был обескуражен внезапным появлением Осаму. Да чего прибедняться — чуть сердце не остановилось. — Я уж подумал, что это был грабитель. — Так меня еще никто не называл. Разве что «Вор женских сердец». — Какое многообещающее прозвище, — усмехнулся юноша, отметив, что Дадзай пребывал в добром здравии и своем репертуаре. — Итак, чем же меня сегодня может удивить это местечко? — Осаму двинулся по тропинке, ведущую в глубь парка, и Ацуши поспешил последовать за ним. — Момидзи*, — ответил юноша, поравнявшись с брюнетом. — Разве уже сезон? — По прогнозам в этом году пик будет в середине ноября. — Ах, а сегодня уже девятое число… Время, куда же ты так отчаянно спешишь? За кем гонишься? — после риторического вопроса он покачал головой, будто пытаясь отрицать собственные мысли. Они шли по дороге и молчали, ведь слова в такой момент не значили ничего. Природа вокруг была словно приодета для ежегодного карнавала, знаменуемого осенью. Пройтись однажды по парку и просто окунуться в завораживающую душу, живописную до придыхания сказку — как же мало требовалось для того, чтобы отдохнуть душевно. Клены еще не успели полностью окраситься в насыщенный огненно-рубиновый цвет, но они уже, бесспорно, являлись главным украшением на празднике золотистых красок. От малейшего порыва ветра несколько листков отделялись от родного дерева и самостоятельно пускались в путешествие, которое заканчивалось на земле. Было желание вместе с ними закружиться в танце, в алом вихре, которому подвластно унести любого далеко за границу разумного. Из-за их горячего оттенка, казалось, что если взять хоть один в руку — обожжешься, но от этого они не становились менее притягательными. Идти в компании друга или в полнейшем одиночестве — в любом случае возможно было получить свою дозу эстетического наслаждения. — Они прекрасны… — это все, что мог выдавить из себя Ацуши. В его глазах блистала искорка, ведь не каждый день можно было почувствовать себя ребенком, наконец попавшим в другой мир, о котором ты ранее читал в книжках с картинками. — Давайте позже устроим Койо**? Дадзай лишь неоднозначно кивнул, удивленный смелым предложением блондина, и вернулся к созерцанию природы. Это зрелище не может оставить его равнодушным. Он вспоминает, как годами ранее часами проводил время, окутанный осенним волшебством кленов, и израсходовал так много бумаги, что уже и не счесть, рисуя пейзажи вновь и вновь. Но теперь желание запечатлеть каждый листок угасло, подобно тому, как угаснет красота этих деревьев, когда все листья опадут и они останутся совершенно обнаженными. — А вот на том дереве было бы неплохо повеситься, — он указал на большой багряный клен. — Вы можете думать о чем-нибудь другом? Серьезно, вы словно заезженная пластинка. — Думать? Ты знаешь, я убиваю себя своими мыслями. Это такой очень тонкий вид самоубийства. Но когда я окончательно умру душевно, тогда мне все равно понадобится убить свое тело. — То есть, вы еще полностью живы? — Да, но я работаю над этим. А ты можешь рассказать мне, что творится в твоих мыслях? — неожиданно вопросил Дадзай. — Простите, но я не хочу об этом говорить, — и Накаджима действительно не хотел. Все его мысли так или иначе сводились к его прошлой жизни. Хоть Ацуши и пытался выдавливать из себя день за днем улыбку, стараться находить хорошее в каждой мелочи, он не мог полностью скрыться от следов минувших дней. Те, словно охотники, преследовали его по пятам. Возможно это выглядело грубо и глупо с его стороны, но в душе Ацуши не хотел, чтобы Дадзай знал о том, что он пережил. В основном те люди, которые узнавали такие подробности начинали жалеть юношу или презирать (исключением являлся Такэда-сан). Блондин не желал видеть ни одно из этих чувств на лице Осаму. — Ты прав, ведь я для тебя никто. Есть определенные рамки того, что можно рассказывать посторонним людям, а что нет. Родственники, друзья, сослуживцы или однокурсники… Но все ли ты можешь рассказать своему близкому другу? Откуда ты знаешь, как обернутся ваши отношения в будущем? Иногда лучше поведать что-то незнакомцу, которого ты, возможно, больше никогда не встретишь, чем изливать душу якобы «другу». Но вы же мне больше не незнакомец — Ваши слова противоречивы. Откуда мне знать, что именно с тем человеком я больше не встречусь? — Действительно этого никто не знает. Взять, к примеру, нас с тобой. Хм… Тогда, лучше молчать и держать все свои тайны в себе, но потом не стоит жаловаться, что ты один во всем мире и никто тебя не понимает. — То есть, вы готовы прямо сейчас рассказать мне о том, что творится у вас внутри? — Нет, — он расплылся в лукавой улыбке. — Я не всегда действую так, как мыслю. И от этого же сам страдаю. — Я просто хочу понять вас. — Смотри, не запутайся в лабиринте моего сознания. Из него очень трудно выбраться — я пробовал и у меня не получилось. — Слишком быстро наша беседа приобрела пессимистичный оттенок. — Не любишь грустные темы? — Не то, чтобы не люблю, но почему-то рядом с вами такие темы становятся еще более печальными. — Ну что поделаешь с ходячей катастрофой. Я такой, и все мое окружение привыкло к этому. — А может быть, я не хочу привыкать? — Ацуши поднял с земли листок и покрутил его в руках. — Может, я хочу, чтобы вы изменились в лучшую сторону и стали… Его прервал надрывистый плач неподалеку. Они оба развернулись в сторону источника неприятного шума. Этим источником оказалась маленькая девочка, лет семи. Она плакала, а рядом с ней шел мальчик, не намного старше ее, державший за руку и пытавшийся успокоить. Ацуши не мог пройти мимо такой картины. — Что случилось? — спросил он, подойдя ближе к детям. Дадзаю пришлось вслед за ним, хоть и нехотя, но тоже приблизиться. — Мы потеряли нашего воздушного змея, — ответил мальчик и потупил взгляд в землю. — Он упал где-то здесь, но мы не можем его найти. — Тогда, может, поищем вместе? — ни минуты не раздумывая, с энтузиазмом предложил юноша, улыбнувшись детям такой теплой улыбкой, от которой малышка сразу же успокоилась и перестала лить слезы. Ребята побежали вперед, с целью примерно показать, куда упал змей. — Идемте, Дадзай-сан, — Накаджима протянул ему руку, склонив голову на бок и Осаму просто не мог не взять эту ладонь в свою. Он просто не мог отказать Ацуши в безумной идее помощи двум отчаянным детям. Они искали змея продолжительное количество времени и уже потеряли всякую надежду. Дадзай несколько раз просил блондина остановиться, но тот даже не хотел ничего слушать об этом. «Сокровище» нашлось тогда, когда на город начали опускаться сумерки. От детской нескрываемой радости и смеха, которые сменили слезы, Ацуши буквально расцветал изнутри. Это стоило тех усилий. Парни провели малышей до детской площадки, где были их родители и еще другие дети, занятые своими делами. — Накаджима-сан, а поиграйте с нами еще! — попросила та самая девочка, схватив своей маленькой ручкой за штанину блондина. К ней подключились и другие ребятишки, которые даже не знали Ацуши, но все равно хотели, чтобы их кто-нибудь поразвлекал. Отказать требующей толпе юноша не мог, хотя ему даже не предоставили выбора, сразу же утянув на площадку, так что он успел только отдать Дадзаю свою сумку на сохранность. Осаму остался наблюдать за всем этим зрелищем со скамьи запасных и решил лишний раз не выделяться, чтобы его тоже не запрягли. Дадзай даже не представлял, с какой милой стороны может проявить себя Ацуши. Он увидел его настоящего. В простой, казалось бы, ситуации, когда обычные взрослые не стали бы заморачиваться, он не мог остаться в стороне. И Дадзай понял, что дело было даже не в том, что его попросили дети — нет, дело было в свойственной только блондину натуре. «Такие люди встречаются крайне редко», — когда он думал об этом, на его душе невольно становилось теплее. И это уже не первый раз, когда Ацуши согревал его темную душу, сам о том не подозревая. Осаму же старался игнорировать факт притягательности к юноше. «Зеленый он совсем… Это может плохо кончиться и для меня, и для него», — крутилось в голове брюнета, пока Ацуши звонко и заразительно смеялся, пока он был таким беспечным и открытым, а его мысли не были наполнены чернотой и грешностью. Он был самым что ни на есть живым, в окружении таких же беззаботно бегающих и радостных малышей. Дадзаю было больно смотреть на эту картину, в которой ему не было места. Такой как Осаму явно был недостоин его внимания, он не вписывался в его мир, но почему-то продолжает поддерживать с ним связь. Ему казалось, что если он хоть немного приблизится к нему, прикоснется так невесомо и едва ощутимо — он опорочит ангела, посланного ему с Небес для раскаяния. «Тогда почему ты продолжаешь с ним сближаться, Осаму? Почему поддерживаешь с ним связь? Как ты вообще можешь хотеть этого? Неужели прошлое ничему так тебя и не научило?» Были б сигареты — он бы закурил, не постеснявшись при этом детей. Была б веревка — он бы повесился. Родители звали своих чад собираться домой и те, нехотя, прерывали игру с порядком вымотавшимся, но счастливым Ацуши. Они уходили, на прощание маша ручками и блондин отвечал им тем же жестом. — Не скучали? Простите, я слегка увлекся, — юноша взъерошил свою шевелюру. — Да ничего. Ты смотрелся очень гармонично среди них. — В прошлом меня окружало много маленьких детей и мне, волей-неволей, приходилось нянчиться с ними. Я привык, — он немного смутился, говоря об этом Дадзаю и вспоминая последние пару лет проведенные в приюте. — Вот как. Знаешь, Ацуши-кун, — он специально сделал паузу, чтобы блондин посмотрел ему прямо в глаза, — ты будто воплощение всего светлого, что есть на этой земле, а я как сгусток тьмы, боли и пессимизма. — Говоря о вас, то вы имеете всего один недостаток — тяга к смерти. Но вы не виноваты. Виновен тот фактор, что однажды повлиял на вас. Вот что двигает человеком совершить такой поступок? Я всегда об этом задумывался. У меня тоже была не самая сладкая жизнь, но в мыслях никогда не было покончить с собой. Наоборот. Я хотел жить. — Люди делают это под влиянием множества факторов. Боль, которую причиняет нам общество, боль, которую причиняем мы сами… Слабость, которую мы не можем побороть, ненависть к собственной персоне. Но самый главный — они просто хотят быть свободны. — И вы такой же, Дадзай-сан? — Нет, у меня немного иные причины, — он отмахнулся от блондина, словно все это было глупостью. — Это сложно объяснить — нужно прочувствовать самому. — Если вы будете продолжать скрывать непонятные скелеты в шкафу, я не смогу вам помочь. — Помощь? — спросил он с усмешкой. — О чем ты говоришь, Ацуши-кун? Я никогда не просил тебя об этом. — Я сам предлагаю свою поддержку. «Я не заслуживаю ее», — хотел бы он сказать, но за этим бы последовали ненужные расспросы. — Столько нуждающихся людей вокруг, а ты выбрал именно меня. Тебе стоит передумать. — Но не с другими людьми я столкнулся однажды посреди белого дня. Не другие люди постоянно думают о суициде и пробуют убить себя. Они — не вы. — Ох, Боже, — Дадзай устало потер глаза, всем своим видом показывая, как утомил его разговор. — И в чем должна заключаться твоя помощь? — Помочь вам разобраться в себе и найти то, что заставит вас бросить попытки свести счеты с жизнью. Вы мне не говорите и я не знаю причины, но насколько бы все ни было плохо, самоубийство — не выход. — Я вижу, ты твердо продолжаешь стоять на своем убеждении. Согласен, не «выход», а, будет лучше сказать, «вход». Во что-то новое и неизвестное. А если говорить серьезно, то у тебя не получится. — Вы слишком категоричны. Нет ничего невозможного. — Хватит говорить заезженными фразами, меня от этого тошнит. — Я вам докажу, — юноша был уверен в себе и говорил без тени сомнения. — Ацуши-кун, тебе что, заняться нечем? Зачем я тебе сдался? — Вообще-то вы первый настояли на встрече. Теперь хотите отделаться от меня? А вот и не выйдет. — Когда я звал тебя на прогулку, то не рассчитывал на то, что ты будешь одержим идеей моего существования. — А на что вы рассчитывали? Брюнет замялся, а после выпалил:  — Да мне просто было скучно. — Конечно, так я вам и поверил, Дадзай-сан. — Ацуши-кун, ты не говорил о том, что можешь быть навязчивым. — Вы не спрашивали — я не говорил, — он пожал плечами, а после дотронулся до подбородка. — Итак, первым делом мне нужно узнать ваш внутренний мир получше. Начнем с хобби, интересов, не касающихся самоубийства. Они обязаны быть у каждого нормального человека. — Ты хочешь сделать из меня нормального человека? — уточнил Осаму удивленно, будто бы боялся самого факта. — Хотя, быть может, лучше начать с работы? — казалось, Ацуши нарочно игнорирует Дадзая. — Эй, кем вы работаете? Брюнет сделал вид, что не расслышал юношу. Вместо ответа он подошел к тому месту, где несколько минут назад играли дети. Теперь от их пребывания здесь остались только разбросанные цветные мелки на асфальте, которые забыли забрать с собой, и детские рисунки. Осаму взял своими тонкими пальцами белый мел и аккуратно коснулся земли, проведя одну линию. Уже стемнело, и Ацуши не понимал, зачем он пытается что-то рисовать в свете одного единственного фонаря. «Впал в детство, что ли?», — блондин смотрел на это снисходительно и счел его действия попыткой уйти от разговора. Накаджима не стал настаивать и переспрашивать. Вместо этого он отвернулся, погрузившись в свои мысли. Через небольшой промежуток времени он услышал голос Дадзая, который тихо позвал его. Парень подошел ближе к тому месту, над которым прежде склонился Осаму. Дадзай, в свою очередь, выпрямился и, оттряхнув руки от остатков мела, сделал пару шагов в сторону, чтобы не закрывать юноше обзор. — Я — художник, — сказал он будто бы в пустоту, параллельно с шелестом листвы от пронизывающего ветра, но Ацуши удалось его расслышать. На некогда обычном сером асфальте теперь была изображена открытая клетка, а в ней, в полнейшем одиночестве сидела, опустив голову, птица. Лишенная малейшей надежды на свободу и спасенье, на ее шее была повязана веревка, которая свисала из клетки и резко обрывалась за ее пределами. Он не мог оторвать глаз от этого рисунка, хотелось рассмотреть каждую линию и каждую маленькую деталь, которые несли в себе отнюдь не хороший подтекст. «Словно его отражение», — пронеслось в голове юноши.