Super Psycho Love

Иногда я ставлю себя на место Оливера и думаю, каково быть одним из самых влиятельных людей Централ Сити? Сомневаюсь, что эту должность можно назвать привилегией, так как ответственность, которая лежит на плечах мэра, больше похожа на непосильную ношу, нежели на повод похвастаться и попонтоваться своими заслугами и зарплатой. Наверное, Оливеру иногда кажется, что он снимается в главной роли в фильме День сурка, с той лишь разницей, что в его буднях периодически сменяются главные декорации: душный офис — на уютный дом с пятью спальнями, светлые коридоры мэрии — на темные закоулки его личной квартиры, строительная площадка — на мою постель. Даже по моим меркам жизнь мэра моего родного города невыносимо скучна — одни и те же лица прихлебателей-подчиненных, недовольная жена, которую зовут дурацким именем Фелисити (характер у нее не менее скверный, чем имечко), дети, все время орущий телефон, отсутствие свободного времени даже в Рождество и прочие прелести обладания властью. Но я не могу знать и половины о жизни Оливера Куина, потому что я сейчас пытаюсь заснуть в своей большой кровати, ерзая на прохладном пошло-шелковом белье, а мэр Централ Сити, наверное, до сих пор сидит в своем кабинете, сверля глазами телефон, который своей трелью за день достал его так, что впору вышвырнуть аппарат в окно. Оливер устал, у него болит спина, а глаза покраснели от долгого сидения за компьютером, но он не может все бросить и поехать домой, потому что ждет важный звонок. Не сомневайтесь, если Оливер чего-то ждет — это архиважное дело или суперсерьезный человек, размениваться на глупости и пыль он никогда не будет, предпочитая уделять личное внимание вещам, которые действительно этого заслуживают. К «вещам» я себя отнести уж никак не могу, но порция внимания от Оливера мне перепадает, так что я могу гордиться собой и своей задницей. Помимо того, что Оливер устал, он еще и задумчив — конец рабочего дня всегда навевает на него мысли о том, что скоро выборы, предвыборная кампания вот-вот начнется, а он уже чувствует себя так, будто прошел несколько ступеней дебатов, причем на последнем его самого вынесли ногами вперед. Каждые три года, когда Централ Сити снова переживает атаку на билборды, почтовые ящики и столбы с объявлениями, Оливер начинает испытывать волнение, пусть и его жена (чтоб ей провалиться) и команда уверены — удача на их стороне. Куин — единоличный лидер любой предвыборной гонки, но даже его терзает страх, что когда-нибудь среди кандидатов на главное кресло появится такой же парень, каким когда-то был он: молодой, амбициозный, внешне привлекательный и не вызывающий отторжения, воспитанный, интересующийся социальной жизнью города, обещающий решить все, даже самые мелкие проблемы избирателей. Придет, сядет в его дорогущее кресло из телячьей кожи, будет названивать в приемную, пугая его секретаршу Тею своими дебильными запросами. Наверное, это самый большой страх Оливера, в котором он с трудом признается даже самому себе. И дело не в том, что он теряет хватку — ему всего тридцать девять, карьера только начинается, — а в том, что когда-то он сам точно так же ввязался в политические интриги и сместил с поста мэра тогдашнего блюстителя порядка в городе по фамилии Уэллс, имя я забыл, к сожалению. Помню, что тот мужик был харизматичным и очень умным, даже слишком башковитым для политика, но после появления на предвыборной арене молодого Оливера как-то быстро ушел в тень и едва ли добровольно не сложил полномочия, пусть Куин и выиграл выборы с приличным перевесом. Куда Уэллс потом девался, никто уже и не помнит, разве что Оливер, который точно боится, что когда-нибудь займет место сброшенного с постамента власти как-бы-там-его-ни-звали Уэллса. Наверное, сейчас Оливер слышит долгожданный звонок — трель разрезает тишину кабинета, Куин вздрагивает и длинными пальцами хватает трубку, отрывисто бросая: «Слушаю, Куин». Человек на том конце провода подготовил всю необходимую информацию, но вот загвоздка — это в большей степени домыслы и слухи, доказательства крошечные, если не сказать отсутствующие. Ничего, кроме фотографии — Оливер открывает почту и воочию видит снимок черной как смоль машины, залитой дождем, и выходящего из нее человека, которого он ненавидит. Боже, трудно представить, как можно испытывать такое всепоглощающее чувство презрения к человеку, с которым ты пересекаешься всего несколько раз в год, не потому, что Централ Сити — огромный город, а потому, что вы оба знаете: встречи не приносят вам обоим ничего, кроме плохого настроения, поэтому стараетесь их избегать. Если честно, это только со стороны Оливера работает — не похоже, чтобы Снарт мог к кому-то испытывать ненависть. Скорее всего, эта извечная борьба за влияние его лишь раззадоривает и поддразнивает, нежели действительно причиняет неудобства. Это Оливер в глубине души собственными руками бы Леонарду открутил башку, а Снарту такие мероприятия не очень-то и интересны. Кажется, ему больше нравится утаскивать из-под носа мэра самые лакомые кусочки — не зря все самые лучше рестораны принадлежат Леонарду, а Оливеру достались лишь социальные кафешки и рестораны быстрого питания — не надо было клювом щелкать, пока Снарт все это проворачивал. Теперь вот Леонард нацелился на один из весьма значимых «кусков» в жизни Оливера — на вашего покорного слугу. Конечно, это всего лишь мои фантазии, в здравом уме Снарту и в голову не может прийти попытаться выкупить меня у Циско — цену перебить можно, отвалив больше, хотя, если Оливеру я нужен, он доплатит, так что Циско неплохо устроился. Вряд ли Куин и Снарт сойдутся во мнениях, что Рамона лучше пристрелить за предательство, им гораздо сподручнее грызть друг другу глотки, нежели вместе загрызть виноватого, а потом переключиться на меня. Думаю, Оливеру не нравится то, что он видит на снимке, — он поджимает губы, увеличивает фото так, что пиксели ползут по экрану. Он все еще надеется, что ошибся и его информатор — идиот, заслуживающий наказания за такое халтурное выполнение задания. Но, черт победи, глаза не подводят — это именно Леонард Снарт. А вывеска за его спиной — вывеска С.Т.А.Р. Итак, имеем условие: публичный дом, Циско Рамон, Леонард Снарт и почти двадцать шлюх. Вопрос на миллион: к кому именно приезжал Снарт, если брать в расчет то, что ни одна живая душа в реальной жизни не в курсе, что Оливер после работы ездит драть Барри Аллена, мальчика из труппы С.Т.А.Р. комьюникейшнс — десять лет мы подставляем вам зад, а потом слушаем всю поебень, что вы нам втираете? Может, Снарту по вкусу девушки, переодетые в костюмчики школьниц? Вряд ли Леонард предпочитает парней, хотя посмотрите на Оливера — разве похоже, что он гей? Нет, друзья, Оливер — не гей, ему просто нравится спать со мной, это разные вещи! Он не хочет других, ему нужен я. Барри-сексуал, наверное, так это можно обозвать. А я вот не могу назвать себя Оливеро-сексуалом, потому что моя ориентация, кажется, прямо пропорциональна тому, насколько близко ко мне стоит Леонард Снарт. Оливер ничего не знает о том, что было между мной и Леном, поэтому ему только и остается, что разглядывать фотографию, подбирать слова, а потом резко остановиться, занеся руку над телефоном, в последний момент передумав звонить Циско и задавать вопрос в лоб. Рамон — хитрый змей, так что его просто не раскусить, здесь нужен далеко идущий план, который поможет добыть информацию о личной жизни Снарта, в частности, об интимной — в том, что Снарт ездил в С.Т.А.Р. не чай пить, Оливер не сомневается — ему донесли, что Снарт не покидал пределов публичного дома почти два часа. Скорее всего, Оливер не будет связываться с Циско, пока не соберет достаточное количество доказательств, пусть и его руки неконтролируемо трясутся, пока он отдает распоряжение пристальнее следить за деятельностью С.Т.А.Р., — на всякий случай, мало ли, вдруг заметят что-то подозрительное. Если такое случится — звонить Куину в любое время дня и ночи. Мэр должен знать все — начиная от забастовок владельцев крошечных магазинов, недовольных повышением налогов, и, к примеру, еще о процессе подготовки к Дню урожая, и заканчивая тем, кто посещает публичные дома в свободное от работы время. Наверное, я слишком много на себя беру, пытаясь рассуждать о том, что за мысли крутятся в голове Оливера Куина, но я уже достаточно давно с ним сплю, чтобы мои умозаключения относительно его образа жизни и мышления имели под собой вполне приличного размера почву. Конечно, если дело касается Снарта, я могу только пользоваться собственным воображением. Если несколько часов назад меня волновал исключительно размер его члена, то теперь я позволяю себе задуматься о том, как Леонард сегодня проводит свой досуг. Я вроде бы слышал, что у Снарта огромная квартира, которая считается конспиративной, но большинство жителей Централ Сити прекрасно осведомлены, где он обитает, — это один из небоскребов в центре, двухэтажные квартиры в нем стоят баснословных денег, а на оплате обслуживания дома можно и вовсе разориться даже самому крутому богачу. Конечно, у Снарта точно должен быть еще и дом, в который он почти никого не пускает, — это его вотчина, и посторонним там нет места. Он приезжает туда, когда хочет отдохнуть от суеты и людей, закрывается на все замки, переодевается в домашнюю одежду — брюки из мягкой ткани, наверное, серые, и теплый свитер с горлом — и наливает себе стакан чего-нибудь горячительного (а то и вовсе пьет какао с зефирками, он же предоставлен сам себе, почему бы не расслабиться и не оставить мафиози Леонарда Снарта за дверью? Хотя нет, чушь какая-то). Он зажигает камин, поленья мерно потрескивают, пахнет хвоей и чуть-чуть дымом. Снарт подолгу смотрит на огонь, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Да, я почему-то уверен, что он любит тишину… Кажется, после оргазма мои мозги окончательно превратились в кисель, посыпанный блестками, — скорее всего, Леонард после визита ко мне поехал на встречу (стрелу, если вам угодно, каким бы каламбуром это ни звучало), прямо так, в кожаной куртке на голое тело (от воспоминания о том, как горячо он выглядел, у меня мурашки бегут по коже, блин, это было охрененно). Я представляю, как он исподлобья глядит на… пусть будет должника, который взял у него в кредит на открытие казино, клялся-божился, что вернет, но прогорел, оставшись без единого цента. Смотрит, примериваясь, не слушая слезливое бормотание и обещания вернуть деньги, поигрывает пистолетом, которым трахал мой рот, краем глаза замечая, что моя слюна осталась на дуле и влажно поблескивает при неярком свете фонаря, а потом просто выбрасывает руку вперед и нажимает на курок — я почти слышу этот резкий щелчок и выстрел, вижу, как на груди несчастного парня разливается кровавое пятно. Вот так просто — раз, и человека никто не найдет. Не сомневаюсь, что Леонард убивает собственноручно, не доверяя этот красивый, без сомнения, процесс никому, кроме своих ледяных пальцев. Блин, так и с ума недолго сойти. Оливер и Леонард — как черное и белое, и их разделяет тонкая линия — Барри Флэш Аллен. От размышлений меня отвлекает шорох, доносящийся от входной двери. Я все это время лежал ничком на диване, переместившись туда после оглушительного оргазма на кресле, и не хотел шевелиться. Но звук приоткрываемого почтового ящика в двери сбрасывает с меня морок сна, я вытягиваю шею, щурясь в темноте, и вижу, как на придверный коврик шлепается белый конверт, во мраке прихожей кажущийся каким-то зловещим. Я выжидаю несколько минут, пока шаги за дверью стихнут, и опасливо приближаюсь к письму. Просто конверт, на котором размашистым почерком написано «Флэш». Упоминание моего рабочего прозвища заставляет меня нахмуриться, но я все-таки отрываю край и достаю плотную карточку с золотым тиснением, она едва ли больше моей ладони. Адрес, указанный на ней, мне незнаком, а на обороте черными чернилами нарисована венецианская маска и дата — ровно через неделю, десятого числа. Больше никаких опознавательных знаков нет, но мое чутье подсказывает — это точно не Оливер. И кажется, что я этому рад. От перспективы снова встретиться со Снартом у меня мгновенно тяжелеет между ног, а в груди разливается приятное тепло. Я возвращаюсь на кухню, зажигаю свет и обвожу красным маркером цифру в календаре. Маскарад, значит. Ну уж я, как никто другой, умею менять маски.