Super Psycho Love

Если бы я был шпионом, то меня можно было бы без опаски отправлять на самые рискованные задания, прямо на грани жизни и смерти, потому что сейчас я молчу, будто воды в рот набрал, хоть пытайте изощренно, ничего не расскажу. Оливер переворачивается на бок и выжидательно глядит на меня. Его выражение лица такое же, как на его предвыборных плакатах — уверенность вперемешку с ожиданием. «Оливер Куин верит в светлое будущее Централ Сити и ждет, что вы, уважаемые избиратели, поддержите его начинания. Оливер Куин верит в то, что шлюху можно перевоспитать и сделать полноценным членом общества, и не обижайтесь на слово «полноценный», он просто хочет, чтобы у вас была нормальная работа, без стоящих членов и галлонов смазки. Голосуйте за Оливера Куина!». — Что ты хочешь от меня услышать? — интересуюсь я, натягивая край рубашки ниже, швы трещат, но мне нисколько не жалко, все равно она испорчена помадой Сноу. — Я должен согласиться? — Барри, — Оливер поглаживает меня по щеке, стирая капельки пота, выступившие над верхней губой, — я хочу предложить тебе нормальную жизнь, — черт, да он в точности повторяет то, что я сейчас подумал, — никаких мужиков и процентов, которые ты отдаешь Циско. Никаких светских раутов с последующими минетами. Никаких подруг-проституток. Никакого блядюшника… — Ты реально считаешь С.Т.А.Р. блядюшником? — почти оскорбленно осведомляюсь я, а Оливер краснеет и тянется ко мне. — Нет, но ты понял, что я хочу сказать, — примирительно произносит он, но я все равно уворачиваюсь от прикосновения. — Барри, я хочу, чтобы ты ушел из-под крыла Рамона. — И перелетел под твое? — я усаживаюсь на постели и скрещиваю руки на груди. — Какая, собственно, разница? — Ты будешь только со мной, — жестко бросает Куин, а я прямо чувствую, как мое лицо меняется — с недоумения на злость. — Я не твоя собственность. Пусть ты и платишь мне. Напомню, что ты имеешь право только на секс, все остальное — моя жизнь, например — тебе не принадлежит. Сплю я только с тобой, — когда я произношу эту фразу, внутри все переворачивается, я же вру, и это пиздец как плохо. — Чего еще тебе нужно? От твоих денежных переводов раз в месяц я могу спокойно отказаться, мне подачки не нужны. — И сразу благодарность превратилась в подачки, — ворчит Оливер, сдирая с кровати край покрывала и заворачиваясь в него, как в кокон. — Барри, я хочу, чтобы ты просто… — Оливер, — резко обрываю я. — Послушай. Ты женат. Он мрачнеет, а я все равно продолжаю давить на больную мозоль. — Я все равно не буду работать нигде, кроме С.Т.А.Р. Я занимаюсь этим уже… черт, слишком много лет, чтобы послать все это к черту ради того, чтобы сменить лапы Циско на другую клетку, пусть и с возможностью иногда выбираться наружу. Ты никогда не уйдешь от жены, тем более твои визиты ко мне тщательно охраняются, ты даже охранников одних и тех же берешь. А если ты начнешь ездить ко мне домой, это неминуемо дойдет до прессы. Ты хоть представляешь, что тогда будет? Я выбрал правильную тактику — при упоминании прессы Оливер неосознанно сжимает кулаки. Я гляжу на его побелевшие костяшки пальцев и снова открываю рот: — Когда-нибудь у тебя будет ребенок, и наши встречи прекратятся. Это будет безболезненно для нас обоих, если мы оставим все как есть. Я не хочу превращаться из шлюхи в твою персональную игрушку. Когда придет время, я вернусь к своей привычной работе. Я не верю в сказки вроде истории Айрис. — Да твою мать, Барри! — Куин не поворачивается, будто со стеной разговаривает, а я таращусь в его лохматый затылок. — Неужели тебе правда нравится трахаться за деньги? Я вспоминаю нашу с ним первую встречу: толику неловкости, его попытки доставить удовольствие мне, горячие поцелуи, рассыпанные по моей спине. То, как я отдал ему контроль над ситуацией, позволил вести, наслаждаться тем, что я беспрекословно подчиняюсь. Со временем новизна ощущений ушла — мы и правда как старые супруги, теперь еще и отношения выясняем, зашибись. Мысль перескакивает на Леонарда, и я украдкой вытираю взмокшие ладони о край одеяла. Трахаться за деньги. Кажется, мне нужны вовсе не деньги, а адреналин, и трахаюсь я за новую дозу. Да и не спал я со Снартом, если уж рассуждать в физическом смысле. Хотя от минета его пушке я получил чуть ли не вдвое больше удовольствия, чем от только что случившегося секса с Оливером. Вот черт. — Нравится, — после некоторого молчания отвечаю я. — Ты пользуешься моими услугами, а я получаю от тебя деньги. Давай оставим все как есть, иначе я… Оливер резко оборачивается и больно хватает меня за подбородок. Я вижу в его глазах такую злость, которую еще не видел никогда. Он буквально взбешен, нижняя губа подрагивает, а пальцы горячущие. — Иначе что? Будешь подставлять зад ему? — Откажусь от контракта, — говорю я, внутренне сжимаясь от страха. — Циско вернет тебе деньги, которые ты заплатил в самом начале наших… отношений. — При чем тут деньги, Барри… — Оливер убирает руку, а я безотчетно хватаюсь за подбородок, будто там могли остаться синяки. — Ладно, — горько говорит он. — Пошел ты к черту. Я не буду больше поднимать эту тему, потому что ты, черт подери, прав. У меня семья. И даже если я люблю трахаться с тобой, это не значит, что я имею право рушить все, что смог построить. — Вот и хорошо, — примирительно говорю я, сам обнимая Оливера. Он не сопротивляется и покорно укладывается на развороченную кровать рядом со мной. — Прости, — шепчет он, поглаживая меня по голове. — Я не знаю, что на меня вообще нашло. Просто увидел тебя там, в Ritz, и покой потерял. Ты не заслуживаешь такого образа жизни, а я не могу тебя вытащить отсюда, потому что… — Я сам не хочу, — продолжаю я. — Все, хватит, проехали. Не будем портить вечер. Вернее, ночь. — Блядь, — вдруг напрягается Оливер. — Я обещал Фелисити приехать уже… — он смотрит на часы, — минут двадцать как. Мне нужно идти. Я оставил деньги на ресепшене, как всегда. — Как будто я могу об этом забыть, — улыбаюсь я, глядя, как Куин спешно натягивает штаны и отзванивается водителю, чтобы тот подогнал машину — он, кстати, ездит на тачках своих охранников, как бы смешно ни звучало. Конспирация, мать ее. — Я позвоню тебе, — Оливер быстро целует меня и уходит, держа до блеска начищенные ботинки в руке. Я провожаю его взглядом и закрываю глаза, почти мгновенно проваливаясь в блаженное ничто. Воспользуюсь правилом Скарлетт — подумаю об этом завтра. Мне снятся синее-синее море и белоснежные айсберги.

***

Не думал, что наступит момент, когда моя собственная квартира, такая уютная (для меня) и почти идеально обставленная, превратится в камеру пыток. Когда я возвращаюсь домой, часы показывают почти восемь вечера (я бессовестно продрых полдня, а потом бездумно смотрел телевизор в номере), а я сразу включаю везде свет, прохожусь по паркету прямо в грязных ботинках, по пути раздеваясь и швыряя вещи на пол. Никогда не позволяю себе разводить бардак — моя горничная приходит три раза в неделю, и чаще всего у нее толком нет работы, потому что я слежу за порядком, а если и раскидываю от усталости все куда попало, потом спать не могу, пока хотя бы не запихаю вещи в корзину для белья. Но сейчас я зол, очень зол, поэтому пиджак летит в одну сторону, грязная рубашка — в другую, брюки оказываются под диваном, а бабочка повисает на телевизоре. Настроение у меня просто отвратительное. Чертов Оливер со своими дебильными предложениями. Я набираю ванну до самых краев, наливаю туда чуть ли не половину бутылки пены, дурманяще пахнущей пионами и по консистенции больше похожей на масло, чем на химическую дрянь, не зря она стоит почти сотню баксов, и забираюсь в горячую воду, ныряя сразу с головой. Я сижу под водой, пока легкие не начинает колоть от недостатка кислорода, выныриваю, отплевываясь от пены, и наконец-то чувствую себя нормальным человеком. Не зря говорят, что вода смывает все отрицательные эмоции, и правда становится чуточку легче. Но не настолько, чтобы я перестал грузиться. Вдруг я слышу какой-то грохот, словно у меня на кухне началось извержение гребаного вулкана — что-то долбит по стене и громко жужжит, как исполинская оса или шмель. Я потрясенно замираю, не донеся до рта притащенный из холодильника виноград, одна ягода шлепается прямо в ванную. Блядь. Что там еще такое?.. Мне все же приходится вылезти, потому что звук не прекращается, а только усиливается. Я на ходу заворачиваюсь в пушистый банный халат и, матеря на чем свет стоит то, что бы ни производило этот адский шум, вываливаюсь в коридор. На кухне, естественно, пусто, а долбит вроде бы с верхнего этажа. Я смотрю на покачивающийся торшер в углу и беру с консоли в прихожей домашний телефон — да, я динозавр, пользуюсь стационарником. — Консьерж, добрый день, — раздается в трубке вежливый голос, но мне не до расшаркиваний. — Что за ад над сто двадцатой? — сердито спрашиваю я. — Ремонт, — тут же отвечает консьерж безо всякой паузы — видимо, я не первый, кто звонит с таким вопросом. — Обещали к одиннадцати вечера закончить, на доске объявлений еще вчера висело сообщение. — Спасибо, — трубка летит в сторону дивана, а я под аккомпанемент монотонно гудящей дрели обхватываю голову руками, чтобы она не взорвалась. Блин, приехал отдохнуть в тишине, а теперь до самого вечера слушать этот дурацкий гул сверла. Но в моем мозгу, изрядно трахнутом переживаниями, еще осталось место для принятия адекватных решений — нужно позвонить Джо и напроситься в гости, все равно я давненько не оставался у него на ночь. Я люблю свою старую комнату, и из ностальгических побуждений позволяю себе иногда побыть мальчиком Барри, любящим комиксы про Флэша и не знающим всех тягостей работы шлюхи. Весьма приятное времяпрепровождение, скажу я вам. На мою просьбу о предоставлении крыши над головой Джо отзывается с неподдельной радостью, пусть уже довольно поздно для визита. Конечно, идеально ничего не бывает — у него сегодня гости, коллеги из департамента, — но даже это я готов пережить, поэтому, покидав какие-то вещи в сумку, спускаюсь на лифте вниз и шагаю к машине, которая ждет меня на парковке. Пока я ищу ключи, телефон в моем кармане вдруг оживает — сегодня, блин, все «вдруг» — вдруг-Стрела и его вдруг-заеб, вдруг-ремонт, вдруг-сообщение от… Номер незнакомый, но последние четыре нуля меня напрягают — цифры явно не наобум выбраны, это не кривой федеральный номер, а нечто эксклюзивное. К слову, у Оливера телефон заканчивается на три семерки, донельзя пошло и безвкусно, как мне кажется. У тебя прекрасный дом. Я недоуменно таращусь на буквы, не имею ни малейшего представления о том, кто может быть адресатом. Все мои близкие прекрасно знают, где я обитаю, и давно уже выказали все свои восторги по поводу моего жилья. Спасибо, а с кем имею честь? Ответ приходит, когда я доезжаю до дома Джо, я всю дорогу постоянно отвлекаюсь на лежащий на переднем сиденье телефон, потому что изнываю от любопытства — не каждый день мне неизвестно кто пишет комплименты относительно моего дома (да и странная какая-то фраза для начала разговора). А еще у тебя прекрасный вкус — квартира обставлена отлично. — Барр, как я рад! — Джо заключает меня в отеческие объятия, но я с трудом могу ответить ему тем же, потому что мысли мои заняты таинственным отправителем странных сообщений. — Чертов ремонт, но я рад побыть здесь, — улыбаюсь я, доставая мобильный, чтобы напечатать ответ. Спасибо еще раз. Так кто вы? Джо проводит меня в гостиную, предварительно выдав потертые домашние тапочки. Он их сам когда-то носил, а теперь они облезли до невозможности, но сентиментальность моего отчима не позволяет ему выбросить этот шерстяной ужас и купить вместо них нормальные резиновые шлепанцы. Только в твоей квартире один большой минус — в ней нет тебя. Телефон едва не выскальзывает из пальцев, я успеваю его перехватить в полете — и все это под внимательным взглядом Джо. — Ты в порядке? — участливо спрашивает он. — Слышал о вчерашнем приеме. Как тебе, понравилось это сборище снобов? — Нормально, — отмахиваюсь я. — Циско очень просил пойти, я не мог отказаться. Мне даже костюм выдали новый. — Костюм? — Джо вопросительно приподнимает бровь, а я стремительно краснею, прикусывая свой длинный, мать его, язык. — Ну да. Из магазина, который дает их напрокат. Мой единственный уже черти на что похож. Я почти не кривлю душой — у меня всего один костюм от Лагерфельда, парадно-выходной, который я надеваю по особым случаям. Остальное шмотье, которое я ношу, не представляет особой ценности, потому что с произведением искусства руки Карла не сравнится вообще ничего. О чем вы говорите? Вы в моем доме? Где ты, Флэш? Хочешь поиграть? — Ладно, я на кухню, располагайся, — Джо уходит, но я не успеваю даже дух перевести. — Барри, привет! — ошарашенного меня сбивает с ног удушливым ароматом духов — дешманская Нина Риччи, ненавижу этот запах всей душой и знаю лишь одного человека, который от него без ума. — Айрис! — с деланной радостью восклицаю я, безуспешно уворачиваясь от смачного поцелуя, липкий блеск для губ остается на моей щеке алым пятном. — Как я рад тебя видеть! — Я так скучала! — щебечет Уэст, пардон, Тоун (они с Джо однофамильцы, может, даже очень дальние родственники, что, учитывая бывшую профессию Айрис, вообще смешно донельзя). Я приобнимаю ее за талию, и мы вместе входим в гостиную, где на диване сидят ее муж Эдди и какой-то незнакомый мне тип в уродском сером свитере. Так, что-то с моим мировосприятием творится, чего это меня все так раздражает? — Барри, какой сюрприз, — Эдди пожимает мою руку и кивает на сидящего рядом мужчину. — Это Маркус, наш с Джо коллега. А это Барри, Айрис рассказывала о нем, они вместе работали в фирме Рамона. — Мы у них канцелярию заказываем, — добавляет Джо, который приносит огромную тарелку с нарезанной пиццей. Маркус подозрительно косится в мою сторону. Наверное, подумывает, что я тоже подрабатываю шлюхой, как когда-то миссис Тоун, у которой живот уже на нос лезет, но ничего не говорит — если кто-то в присутствии Эдди упоминает о прошлом его жены, то этот кто-то рискует остаться без передних зубов, были уже прецеденты. Кто вы, черт побери? — Тебе пива или лучше чаю? — спрашивает Джо, пока я тычу в экран телефона. — Да оставь ты свои игрушки, ты же в гости приехал! — Это по работе, — виновато бормочу я, мельком прочитывая быстро пришедший ответ, от которого у меня земля из-под ног уходит и хочется попросить не пива, а чего покрепче. Адреналиновые игры, Барри. Так ты хочешь поиграть? — Как дела в нашей конторке? — интересуется Айрис, отпивая сок. — Циско еще не всех разогнал своими придирками? — Все прекрасно. Недавно закрыли крупный контракт с китайцами, — хвастаюсь я, мой голос звучит уверенно, но на самом деле моя задница поджимается от ужаса. Мы с Айрис чувствуем себя как в старые добрые времена, когда вместе врали своим знакомым. Самое интересное, несмотря на то что Эдди прекрасно знает, чем занималась Айрис, так как часто к ней захаживал, со мной он не пересекался ни разу — наши с ней номера находились на разных этажах. Это помогло избежать неудобств, так что я спокоен — Эдди не в курсе, что я тоже подвизаюсь на поприще платного секса. Мистер Снарт? Я просил называть меня Лен. Где ты, Барри? — Когда у тебя срок подойдет, Айрис? — интересуется Джо, рассматривая выпирающий из-под широкой блузки живот миссис Тоун. — Я хоть посмотрю на малого, а то от Барри не дождешься внуков, с его-то бешеным графиком работы… — отчим кидает на меня взгляд, в котором в равной пропорции смешаны обида и смешинка. — Зато я хорошо зарабатываю, — парирую я, улыбаясь и отпивая пива, которое неприятно горчит на языке. Я у своего отчима. Как вы нашли мой номер? Хороший мальчик Барри проводит вечер у папочки? От этих слов у меня моментально встает, что скрыть трудно, приходится кое-как положить ногу на ногу, теперь я выгляжу прямо как Айрис, кокетливо сложившая ножки. Джо подозрительно смотрит на меня, но я стараюсь сделать как можно более беспристрастное лицо, внимательно слушая рассказ Эдди про последнюю успешную операцию по задержанию каких-то бандитов. Можно и так сказать. Я работаю завтра, сегодня у меня выходной. Меня не интересует твоя работа, меня интересуешь ты. То ли пиво крепкое, то ли у меня начинается психоз на почве сообщений Снарта, но я кое-как отбрыкиваюсь от настойчивого желания Джо заставить меня посидеть в их теплой компании еще пару минут. Спасительная дверь моей старой спальни отрезает от меня говорливых гостей (я прикрылся тем, что устал и хочу вздремнуть, чтобы якобы начинающаяся мигрень прошла), я прижимаюсь спиной к теплому дереву и мерно дышу, отсчитывая пульс — раз, два, три... Спокойно, Барри, держи себя в руках, это просто текстовые сообщения, спокойно… Твой отчим явно не приверженец современной архитектуры, в отличие от тебя. О чем вы? Окно, Барри. Зажги свет, я знаю, что ты у себя в комнате. Я осторожно протягиваю руку и щелкаю выключателем. Яркий свет лампы бьет в глаза, поэтому к окну я иду почти на ощупь, по пути сшибая стул и лежащие на нем книги. Слава богу, что мои окна выходят на другую сторону дома и Джо не сможет увидеть, что… Леонард Снарт стоит прямо под моим окном. Ни его внедорожника, ни охраны (хотя она точно где-то поблизости), ничего — просто Снарт в куртке с капюшоном, небрежно откинутым назад. На бедре у него болтается что-то блестящее, отдаленно похожее на пистолет, но слишком большое для этого вида оружия. Ты впустишь меня, Барри? Я нервно сглатываю, все еще не отрывая взгляда от Леонарда, который, видя, что я мешкаю, снова печатает сообщение, а подсветка телефона совершенно дьявольски освещает его лицо. Иначе я войду через дверь, Барри. В углу ветки плюща, — отвечаю я, а пальцы деревенеют, когда я нажимаю на кнопку «отправить». Снарт прочитывает сообщение и сует телефон в карман, направляясь к забору, окружающему дом. Раньше эта изгородь казалась мне высокой, но Леонард так ловко перебирается через нее, что я чувствую себя неуклюжим увальнем — он не производит ни единого звука. Если закрыть глаза, то покажется, что на улице никого и вовсе нет. Я вижу, как дергается лоза, растущая рядом с окном, и отскакиваю подальше, нашаривая выключатель. Комната погружается в непроглядную тьму. Какое-то время ничего не происходит, а потом фигура Снарта появляется на подоконнике и забирается в комнату. Окно захлопывается, и назад пути нет, только дверь. Внизу — Джо, Айрис, Эдди и Маркус. А здесь — Леонард Снарт. — Здравствуй, Барри, — бархатным голосом произносит он, а я тут же плыву от этой интонации, Лен будто словами меня раздевает. Я же говорил, это психоз, да еще и имени Капитана Холода. — Добрый вечер, — улыбаюсь я, хоть в темноте этого и не видно. — Не ожидал вас здесь увидеть. Фраза выходит жалкой, на последнем слове я почти пищу, потому что Снарт приближается ко мне, заполняя собой все пространство, не оставляя мне никакой свободы, придавливая всем весом к стене, ободранные обои которой закрыты плакатом с Капитаном Америкой, и напористо целуя, грубо раздвигая мои губы языком. Его щетина колется, а колено упрямо тычется мне между ног, и я поддаюсь, проезжаясь промежностью по жесткой ткани джинсов — знакомых джинсов, твою мать. Снарт языком достает чуть ли не до гланд, губы у него шершавые, словно обветренные, меня никто никогда так не целовал. Черт, я не могу соображать, лишь надрывно дышу, цепляясь за его парку (это парка, вот черт), пытаясь содрать ее, но Снарт не поддается, только сильнее вжимает свое колено, вызывая у меня мученический стон, потому что мой член стоит так, что я на грани от того, чтобы начать умолять его трахнуть меня прямо вот так сразу. — Барри! — доносится до нас осторожный стук в дверь. Ручка прокручивается вхолостую несколько раз, но я благоразумно закрыл замок. — Ты в порядке? Леонард отцепляет меня от себя, неожиданно опускается на колени — я не успеваю понять, когда он умудрился расстегнуть мои ремень и ширинку — и цепко обхватывает мой ноющий член широкой ладонью. Контраст собственной разгоряченной кожи и его ледяных пальцев способен меня убить на месте, я заталкиваю в рот сразу три пальца и изо всех сил кусаю костяшки, чтобы не застонать, хоть мне и ужасно хочется заорать. — Барри? — голос Джо звучит тревожнее, а я не могу и слова выдавить, потому что Снарт дрочит мне, близко-близко наклонившись, словно вот-вот возьмет в рот мой член, и от этой картины я забываю родную речь к херам. — Аллен! Ты уснул? — это уже веселый голос Эдди, а мне ни хуя не смешно, потому что Снарт ерзает, кое-как сбрасывая парку с плеч. Я вижу, что его нога перехвачена набедренной кобурой, и у меня ноги сводит от желания провести по тонким кожаным ремешкам языком. — Я… да, я решил вздремнуть, — Леонард дает мне короткую передышку, пока пытается раздеться, и я успеваю ответить переживающему за мое состояние отчиму. — Ладно, — с сомнением произносит голос Джо. — Если что, мы внизу, отдыхай, Барр. Я слышу топот ног — они уходят, наконец-то, — и даю себе волю, ритмично толкаясь в крепкий кулак Леонарда. Снарт в упор смотрит на меня, а я все время закатываю глаза от крышесносных ощущений, его рука словно создана для того, чтобы дрочить именно мне, именно так, то медленно, то быстро, так резко, что даже крайняя плоть начинает болеть от трения, но, черт, это именно то, что мне сейчас… Леонард сильно сдавливает основание моего члена, а я не выдерживаю такого издевательства и валюсь на него, как мешок. Сильные руки хватают меня, удерживая от падения носом вперед, и я сквозь пелену возбуждения чувствую, что меня несут на кровать. Мою, блядь, кровать, на которой я спал все свои школьные годы. На ней белье с мишками Гамми. — Ты так переживаешь за Барри, — Айрис аккуратно подливает пиво в бокал Джо, стараясь не расплескать ни капли. — Он выглядит изможденным, это правда. — Он много работает в последнее время, — вздыхает детектив Уэст. — Его начальник Циско всегда так долбает своих подчиненных? — Поверь, в мастерстве долбежки мистеру Рамону равных нет, — усмехается Айрис, оглядываясь на входную дверь. Эдди и Маркус вышли покурить и что-то задерживаются, а на улице уже прохладно. Мне жарко, я будто в аду, своем личном, персональном, каком угодно, блядь, аду. Снарт прижимает меня к постели, сдирая мою одежду, будто бы она виновата во всех его проблемах — футболка летит куда-то в темноту, джинсы он стягивает вместе с бельем, сразу же награждая меня резким болезненным шлепком. Я чувствую, как алеет след ладони на моей бледной заднице, но бесконтрольно вздрагиваю, подставляясь под следующий удар. — Мальчик любит сильнее? — приглушенным голосом, посылающим мурашки по всему моему телу, спрашивает Снарт, а я киваю, лбом потираясь об медвежью морду на подушке. Ну и пиздец. — Хороший мальчик Барри, — поощряющее добавляет Леонард. — А как тебе нравится, когда тебя трахают? Третий удар приходится почти по тому же месту, что и в первый раз. Я кусаю подушку, чтобы не заорать, потому что это больно, но член только сильнее жаждет прикосновения, я пытаюсь дотянуться до него, но Снарт перехватывает мою руку на полпути. — Нет, Барри, я сам, — ядовитый голос проникает в мой мозг, как настоящая долбаная отрава. — Пока я буду тебя трахать, засаживая по самые яйца, я буду тебе дрочить, а ты к себе не прикоснешься, понял? — П-понял, — задушенно шиплю я, за что получаю еще один удар, от которого буквально темнеет в глазах. — Как у Барри с личной жизнью? — интересуется Айрис, а Эдди выразительно закатывает глаза — его явно достала эта тема. — Не делай такое лицо, я искренне волнуюсь, он мне не чужой. — Да если бы я знал, — понуро отвечает Джо, ковыряя недоеденный кусок пиццы, — он не особо разговорчив, а если и приходит ко мне, то эта тема будто под запретом, а когда Барри злится, сама знаешь, ему палец в рот не клади. Снарт оставляет мою исстрадавшуюся задницу и одним махом переворачивает меня на спину — чуть воспаленная кожа неприятно касается постельного белья, я вздрагиваю, а прикосновения к груди из давящих внезапно становятся почти неощутимыми. Я приоткрываю один глаз и вижу, что Леонард разглядывает меня — как хищник, поймавший глупую зебру, которую готовится разорвать на кровавые куски. И я, распластанный под ним, вовсе не бежал, пытаясь спастись, а добровольно сдался — еще тогда, в номере. — Барри, — загадочно произносит Леонард, зачем-то поднося свой палец ко рту и… Вот же черт, он облизывает свой палец, аккуратно языком выводя круги на кончике, как если бы ласкал мой член, точно так же, я не сомневаюсь… Чуть теплый палец касается моего левого соска, и я выключаюсь, как старый телевизор. — А может, он вообще девственник до сих пор? — шепотом спрашивает Эдди у Айрис, когда Джо снова уходит на кухню, чтобы разогреть пиццу. — Раз Джо ни разу не видел его с девушками и не с девушками… Маркус, слыша слова Эдди, косится в их сторону, будто они оба умалишенные. — Ему двадцать пять, — скептически говорит Айрис. — Ты серьезно? — А кто его знает. Не могу представить, что он способен заниматься сексом. У Маркуса глаза лезут на лоб. — И зачем тебе вообще такое представлять? — Ты идиот, — под смех жены недовольно констатирует Эдди, бросая в Маркуса куском бекона, но вовремя появившийся Джо прекращает битву едой еще до ее начала. — Сейчас я, — палец скользит вдоль члена, а я пытаюсь окончательно не потерять контроль, сжимая пальцами одеяло, — растяну тебя, Барри. Тебе же это нравится, правда? — Снарт наклоняется и целует меня, но быстро отстраняется. Черт, он даже не разделся… — Нравится? — палец надавливает на вход, и я всхлипываю «Да, еще, пожалуйста» и еще какие-то слова, но сам не понимаю, что говорю, потому что мой личный гребаный дьявол наклоняется и слегка задевает языком мой член. Я почти не чувствую этого касания, но вижу блестящий от слюны язык Снарта возле покрасневшей головки, и это… блядь, этого не может происходить со мной. — Мне все время страшно, что какая-нибудь профурсетка окрутит Барри, — делится Айрис, поглаживая руку Эдди. — Он такой хороший парень, а сейчас большинство девушек смотрят только на деньги. — Понимаю, — согласно кивает Джо, — да Барри никогда слова нецензурного не скажет, такой вот воспитанный. Иногда бывает, конечно, но потом он сразу извиняется, Версаль устраивает, ну правда. — Ему нужно быть более раскрепощенным, — смеется Эдди. — Он какой-то слишком тихий, или мне кажется? — Какой у тебя грязный язык, Барри, — шепчет Снарт, когда я насаживаюсь на два его пальца и матерюсь так, как еще никогда в жизни не ругался, несу какой-то бред, все то, что вертится на языке, в голове, пульсирует вожделением внизу живота. Леонард будто специально тянет — разводит пальцы на манер ножниц, вызывая у меня неконтролируемый приступ дрожи, то почти высовывает их, то вгоняет до основания, издевается и мучает, черт, когда же это кончится. — Блядь, Лен, — сиплю я, потому что связки уже не поддаются. — Выеби меня, кончи куда-нибудь — в меня, на меня, — только хватит, пожалуйста… — Да что ты говоришь… Я хотел оставить тебя на сладкое, но ты так просишь… Проси еще. — Снарт, — рычу я, — засади мне, как хочешь, только… сделай это… хватит мучить меня! Леонард нависает сверху, осторожно убирая с моего мокрого лба прилипшие пряди волос, почти по-отечески поглаживает меня по голове, будто это не он только что вытащил пальцы, перепачканные смазкой, из моей задницы, и теперь этой же самой рукой треплет волосы. Мы смотрим друг на друга в упор, сталкиваясь носами, и я чувствую, как он медленно начинает проникать в меня — очень медленно, почти не шевелясь. Повисает мертвая тишина, я забываю дышать, только во все глаза смотрю, как меняется его лицо, как затуманиваются ледяные синие глаза, как мелькает меж губ язык, и мне хочется обнять его — просто обнять, прижать как можно сильнее, чтобы его грудь соприкоснулась с моей, покрытой испариной. Я высвобождаю руки из его захвата, и Снарт не противится, позволяя сомкнуть объятия. Он делает сильное движение бедрами, заполняя меня полностью, а я хватаю ртом разом закончившийся воздух. — Барри, — выдыхает Снарт. — Барри… Все теперь на контрасте и кажется еще более ярким — его сильные руки, колючий свитер, который он так и не снял, но мне все равно, от прикосновения шерсти к соскам меня только сильнее встряхивает. Его неспешные движения, словно и не было никакой бешеной гонки всего пару минут назад. Все чувства обнажены, нервы оголены и натянуты, как струны, член Лена задевает простату, и я окончательно теряю самообладание, подаваясь вперед, желая большего, намного большего… — Лен, — как же удобно стонать его имя, оно так и соскальзывает с языка, как шелк, — сильнее… — Сильнее? Ты хочешь сильнее? — он выходит почти полностью и входит под другим углом, чтобы с каждым движением попадать по простате, выбивая из меня судорожные всхлипы. — Ты обещал… — я на середине предложения теряю слова и тянусь к своему члену, но Лен понимает меня. Наши пальцы встречаются, но он не позволяет мне убрать ладонь. — Вместе, Барри, — шепчет Снарт, — давай вместе. — Ты… — он задевает внутри что-то такое, отчего мою спину как будто прошивает выстрелом, — ты кончишь в меня, Лен? Он с присвистом выдыхает и кивает, глядя мне прямо в глаза. Никаких презервативов. Никаких денег. Никакого Флэша. Никакого Капитана Холода. Со всем этим я разберусь потом.