***
К шести я полностью готов. На мне белоснежная рубашка от Ральфа Лорена, мой единственный самый дорогой брючный костюм-двойка иссиня-черного цвета от моего любимого Лагерфельда и бабочка в тон. Начищенные ботинки сияют так, что глазам больно, а часы, подаренные Стрелой, выглядывают из-под белого манжета рубашки. Сам себя бы трахнул, будь моя самооценка чуть-чуть повыше. Я выхожу из номера и с грохотом захлопываю дверь. Мой коллега Хартли, почему-то отирающийся в коридоре, от резкого звука подпрыгивает на добрый метр. — Чего пугаешь? — обиженно спрашивает он, одергивая толстовку, видимо, только расстался с клиентом. — И куда ты такой намарафеченный? — Стрела, — коротко отвечаю я, не утруждая себя извинениями, — выезд. — Свидание, — Хартли мечтательно закатывает глаза, — сто лет уже не вылезал за пределы С.Т.А.Р. Привет нашему зеленому другу. «Зеленому» — это потому что в первый свой визит Оливер был в изумрудного цвета костюме, так что это прозвище к нему быстро прилипло, но я стараюсь его так не называть, слишком смешно звучит, а вот Хартли как будто издевается. Хартли Рэт… — блин, не могу до сих пор запомнить его фамилию! — я не очень люблю. У нас с ним с самого начала знакомства установились натянутые отношения, а после того как нас одновременно заказала пара геев, которые придумали себе коллективный подарок на годовщину, я и вовсе не могу с ним рядом сидеть. Хорошо хоть я его трахал, а не он меня. Так что после случившего мы не особо ладим, не могу даже сказать почему. Хартли какой-то липкий, приторный, похож на крысенка — маленького и хитрого, — у него даже прозвище Крысолов, что не просто так придумано Циско (наверное, он с ним тоже спал, ну это я так думаю). — Счастливо, Барри, — мило улыбаясь, говорит Хартли. Я отвечаю ему такой же улыбкой и прохожу мимо, дальше по коридору, к лестнице. Меня ждут шикарная комфортабельная машина и один из личных водителей Стрелы, который привезет меня… В квартиру. Это самая окраина Централ Сити, я здесь почти никогда не бываю, потому что этот район считается не слишком благополучным, а в дорогом костюме тут и вовсе появляться опасно. Темнокожий водитель Стрелы останавливается возле какого-то пятиэтажного дома и распахивает передо мной двери. Лицо у него непроницаемое, будто он каждый день возит шлюх к своему боссу. Привык, наверное, к такого рода приказам. Мы коротко переглядываемся, и я вылезаю из машины, аккуратно ступая по земле — тут никакого асфальта и в помине нет. — Второй этаж, квартира девять, — говорит водитель, открывая входную дверь и пропуская меня вперед. — Я буду ждать вас снаружи. — Спасибо. Можно на ты, — дружелюбно отвечаю я, но водитель и ухом не ведет, ему мои расшаркивания до лампочки. Он пристально глядит на меня, а потом уходит, оставляя меня одного в полутемном коридоре. Блин, жутковато как-то, а эти лампочки на одних только кабелях так и вовсе выглядят крипово. Стараясь не смотреть по сторонам, я быстро добегаю по лестнице до второго этажа и останавливаюсь возле нужной двери, стараясь как можно быстрее перевести дух. Но времени отряхнуться и поправить бабочку нет, потому что Оливер, только заслышав мои приближающиеся шаги, щелкает замком, и в полутьме показывается его бледное небритое лицо. — Здравствуй, Барри, — хрипло говорит он, смазанно целуя меня в губы. — Рад тебя видеть. Я с опаской прохожу в квартиру, ожидая увидеть отклеенные обои и грязный обшарпанный пол, но, к вящему облегчению, квартира вполне приличная, если не сказать больше: просторная комната, тяжелые, плотно задернутые шторы на окнах, приятный полумрак и стол, сервированный на двоих. Ух ты. — Ужин? — я недоуменно приподнимаю бровь, рассматривая блестящие тарелки и прозрачные бокалы, в которые уже налито вино. Оливер обнимает меня сзади и кладет колючий подбородок мне на плечо. — Я хотел извиниться, — шепчет он, прихватывая губами мочку моего уха. Мне хочется отодвинуться, но я сдерживаюсь и коротко вздыхаю, проводя пальцем по его руке, затянутой в до невозможности узкий рукав черной рубашки. — Я вел себя как кретин. — Не стоило… Я не думал обижаться, — отвечаю я. Оливер чуть сильнее сжимает объятия, и я морщусь от того, как циферблат его часов пребольно впечатывается мне в запястье. — А я скорее для себя. Чтобы совесть очистить. Ты голоден? Я собираюсь сказать "Нет", но желудок при виде утки по-пекински нагло урчит. Стрела усмехается и отпускает меня, усаживается за стол и кивает на стул напротив. — Садись, — в его голосе чувствуется металл. Я весь подбираюсь и покорно опускаюсь на предложенное место. В нос тут же бьет аромат специй и жареного мяса. Живот сводит, такое чувство, будто я неделю сидел на сухом пайке. — Спасибо за часы, — сдержанно благодарю я, отрезая крошечный кусочек утки — Оливер заботливо положил мне поесть сам, — не стоило, правда. Они прекрасны. «Роза прекрасна», — всплывает в голове фраза Кейтлин, и я спешно глотаю вино, чтобы хоть как-то заглушить внутренний голос. — Мне нравится делать тебе подарки, ты же знаешь, — как ни в чем не бывало говорит Оливер, тоже прикладываясь к вину. Его обручальное кольцо громко бренчит, когда он касается бокала, и этот звук похож на звон колокольчиков, только он ввинчивается мне в уши, практически причиняя боль. — Ты мне и так платишь достаточно, — с самой своей спокойной интонацией замечаю я. Оливер тут же меняется в лице. — Давай сегодня не будем говорить о деньгах, — предлагает он, а мне срочно нужно выпить еще. Сегодня мое правило «не пить на работе» идет лесом и, чует мое сердце, не зря. Куин странно улыбается и касается моей руки, поглаживая костяшки и торчащее из манжеты запястье. Он так делает только после секса, когда лежит расслабленный и пропускает мои волосы сквозь пальцы. Я люблю, когда он разнеженный и довольный, но сейчас мне это не нравится, а от плохого предчувствия сохнет в горле. — В чем дело? — пальцы замирают, а глаза Оливера жалами впиваются в мое мгновенно покрасневшее от выпитого вина лицо. — Все нормально, — пробую защититься я, но Стрелу этими отговорками не собьешь с верного следа. Он смотрит исподлобья, изучая мои красные щеки и бегающие глаза — я ничего не могу поделать с тем, что не в состоянии смотреть на него. — Барри, — мягко говорит он, но его напряженная поза и вмиг похолодевшие кончики пальцев говорят о том, что эта мягкость обманчива, — ты можешь поделиться со мной, если тебя что-то тревожит. «Меня тревожит. Меня тревожит то, что я сплю с тобой за деньги, а на деле трахаюсь с твоим прямым противником и почти что врагом, и мне, черт подери, это нравится. Настолько, что я уже сомневаюсь в необходимости нашего контракта. Настолько, что я готов послать к чертовой матери наши устоявшиеся деловые отношения, привычные и удобные, как старый рваный домашний свитер или тапки в доме Джо. Потому что я не могу смотреть на Леонарда Снарта без поджимающейся задницы и трясущихся ног вкупе с членом, натягивающим ткань штанов. Потому что он дарит мне розу, а ты — безликие часы, которых в магазинах сотни. Снарт настолько пролез в мою жизнь, что даже сейчас, сидя за этим ебучим столом, я смотрю на тебя и вижу его глаза. Его руки и плечи. Его блядские губы. Ощущаю его член в заднице, ствол его пистолета на языке. Я весь целиком состою из его прикосновений и слов. Его интересую я, а не моя работа, а ты, Оливер, хочешь, чтобы я просто перестал работать на Циско. Понимаешь, блядь, именно все это меня и тревожит». Моя голова едва ли не взрывается, когда в ней вихрем проносятся мысли. Вместо того чтобы произнести хотя бы слово, я судорожно втягиваю носом воздух и делаю внушительный глоток вина, обжигающего гортань. Оливер все еще ждет ответа. — Я просто… задумался, — выдавливаю я. — Все это как-то… странно, — провожу рукой вокруг себя, показывая попеременно на стол, комнату и на дверь. — Не припомню, чтобы шлюх приглашали на ужин для двоих. От грубого слова Оливер слабо вздрагивает, как от несильного удара, но так мастерски это маскирует, что я почти не замечаю, как дернулись его плечи. — Ты хочешь, чтобы такое случалось почаще? — миролюбиво начинает он. — Я мог бы… поработать над этим. Я кручу ножку бокала, глядя, как по стенкам плещется кроваво-красное вино, похожее на разбавленную кровь. — Не знаю… Но мне вроде бы нравится здесь. Я говорю как робот — слова вылетают изо рта подобно стрелам, четко и выверенно, я словно готовился к этому разговору. — Давай устраивать такие вечера хотя бы раз в неделю, — предлагает Стрела, — я буду стараться выкраивать свободные часы почаще. А ты бы мог приезжать сюда заранее, скажем, часа за три-четыре до моего прихода, отдыхать и расслабляться. Я непонимающе гляжу на него. — Да я вроде и не особо устаю, — язык не поддается, словно я выпил не бокал вина, а пару бутылок, — совсем необязательно, чтобы я… Тут меня как молнией ударяет — озарение внезапное и шокирующее донельзя. Я близок к тому, чтобы перевернуть этот долбаный стол, руки трясутся, а вино ползет обратно вверх по гортани, вызывая острый приступ тошноты. — Ты пригласил меня, чтобы опять поговорить про… мою работу? — стараясь говорить размеренно, начинаю я. — Мистер Куин, кажется, мы уже все обсудили. «Мистер Куин» какое-то время безразлично разглядывает утку, а потом вскидывается, меняясь в лице. Я был чертовски прав — от мягкости не осталось и следа, теперь он больше похож на охотника, того и гляди вскинет лук и выстрелит мне прямо в сердце. — Я хочу предложить тебе хорошие деньги. Очень хорошие деньги. Подумай, что ты можешь получить, если оставишь свою работу. Положение в обществе. Нормальную работу с перспективой карьерного роста… — Твою мать, — вырывается у меня. Оливер осекается. — Ты ругаешься, — недовольно констатирует он. — Раньше ты почти никогда не выражался при мне. — Мне сейчас еще не такими словами хочется выразиться, — меня начинает трясти уже с ног до головы, — что ты о себе возомнил? Ты один раз меня уже купил, хватит. Я прошу тебя, — мой голос срывается на скрипучий фальцет. — Я не хочу… Почему мы не можем оставить все так, как есть? Зачем эти ужины, это все… — еще одно озарение, от которого что-то сжимается в груди. — Ты просто хотел усыпить мою бдительность, да? Чтобы я размяк, расслабился, а потом ты бы меня трахнул и вынудил согласиться на твои условия? «Карьерный рост, работа с перспективой…» — кривляюсь я, а глаза нестерпимо жжет от сдерживаемых слез. — Оливер, прекрати этот цирк. Я не залезу в твою золотую клетку. — Барри! — Больше мы это обсуждать не будем, — заканчиваю я, с грохотом отодвигая стул. — С меня на сегодня хватит. Спасибо за ужин. Оливер не произносит ни слова, пока я иду к двери, крепко сжимая кулаки. Мне хочется что-нибудь разбить, а лучше, блядь, его лицо. Господи, какое все это дерьмо… — Барри, — голос Оливера настолько сочится злостью и ядом, что я останавливаюсь, сам того не ожидая. Руки по швам, глаза в пол. Мне хочется одновременно плакать и орать благим матом. Как же достало. — Я заплатил за этот вечер деньги, — медленно произносит он, — так что будь добр, отработай положенную сумму — и катись к чертовой матери на все четыре стороны. Я оборачиваюсь, встречаясь с ним взглядом. Оливер, видя, что я смотрю, откинулся на стуле и приглашающе раздвинул ноги, потирая ширинку и улыбаясь краем губ. Блядски. Привычно. Как нормальный человек, снявший шлюху. Но сейчас он настолько переигрывает, что меня начинает тошнить. — Давай, делай свою работу, — зло бросает он, дергая пуговицы на рубашке, — ты же шлюха, вот и работай, открывай рот и соси, как ты привык. Тебе такое отношение нужно, да? Ты этого хочешь? — рубашка летит на пол, а Оливер начинает надвигаться на меня. — Я знаю, ты любишь грязные разговоры, да, Барри? Любишь, чтобы тебя трахали, как последнюю блядь. Давай, иди сюда, я дам, что тебе нужно, раз ты не принимаешь нормального человеческого отношения. Снарт тебя тоже точно так же называет грязной шлюхой? — Оливер, перестань. Я никогда не видел Стрелу таким. Между нами остается несколько метров — я с диким грохотом врезаюсь спиной во входную дверь, пытаюсь нашарить ручку, чтобы выскочить из этой ебучей квартиры, от этого чертового Стрелы, сбежать подальше, но ее будто заело. Я произвожу столько шума, что Стрела словно просыпается от им же устроенного кошмара и дико таращит на меня глаза. — Если ты уйдешь от меня, то будешь трахаться с ним? Со Снартом? Имя взрывается в моей голове, как ядерная, мать ее, бомба. — Тебя только это волнует? — резко отвечаю я, а замок наконец поддается и тихо щелкает, но взбешенный Оливер этого не слышит. — Чтобы Снарт не уложил меня в постель? Кто угодно, лишь бы не он? — Закрой рот! — не остается в долгу Оливер. — Ты понятия не имеешь… — О, как раз имею! Меня может выебать хоть брат твоей жены, если таковой имеется, но Снарта ты и близко ко мне не подпустишь, да? — Барри, твою мать! — Что Барри?! Я уже хуй знает сколько лет Барри, — меня неконтролируемо несет, но я даже не пытаюсь притормозить. — Разбирайтесь между собой сами, членами меряйтесь, количеством выебанных шлюх, чем хотите! Только без меня! Засунь свой контракт себе в зад, с меня довольно! Я дергаю дверь прежде, чем Оливер успевает преодолеть разделяющее нас расстояние, и вываливаюсь в пустой коридор, тут же кидаясь к лестнице, ожидая, что в любую секунду Стрела меня догонит и убьет к чертовой матери, размажет по стене. Вылетаю на улицу, рвано дыша и кашляя — воздух холодный, царапает легкие и кусает меня за покрасневшие от злости щеки. Водитель, который курил возле машины, при виде меня тут же выбрасывает сигарету и лезет в карман за телефоном. — Отвези меня домой, — прошу я, но он не реагирует, только бросает одно: «Не было приказа». — Я тебе заплачу, только отвези. — Не было приказа. Мои глаза цепляются за кобуру на его поясе. Вот бы сейчас застрелиться на хрен. Его телефон надрывно пищит, звуком разрезая тишину переулка. — Садись, — после некоторого молчания произносит водитель, разглядывая экран мобильного. — У меня приказ отвезти тебя в С.Т.А.Р. — Лучше домой, — мрачно отвечаю я, забираясь на заднее сиденье и с отвращением сдирая пиджак. Телефон вываливается из кармана на пол, блокировка экрана снимается, и я вижу надпись: Одно новое сообщение. Мне хочется выкинуть этот ублюдский мобильный в мусорку, в окно, в реку — куда угодно. Я сую его в карман брюк, делая вид, что мне до пизды это чертово сообщение. Но любопытство берет верх, рука ныряет обратно в карман, выуживая аппарат. Мне жаль, что так вышло. Я позвоню через пару дней, надеюсь, ты остынешь. Я отстукиваю «Остыл — это когда закапывать пора» и изо всех сил давлю на кнопку выключения.14
20 сентября 2016 г. в 20:05
Роза стоит в длинной узкой вазе из прозрачного стекла, которую мне отдала Кейтлин, потому что в моей комнате можно найти что душе угодно — от флоггеров и плеток до фаллоимитаторов, раскрашенных под полицейские жезлы, а вот емкости для цветов точно нет. Я водружаю благоухающий цветок на подоконник и зарываюсь носом в лепестки, вдыхая головокружительный аромат. Забытые часы сиротливо лежат на консоли возле входной двери, и мне действительно до них нет никакого дела. Это чертова роза, всего лишь цветок без шелестящей и блестящей упаковки, но красивый жест Снарта настолько необычен и вообще несвойственен криминальному авторитету Централ Сити (как мне кажется), что рядом с ним широкий жест Стрелы выглядит жалко, донельзя пошло и смешно, будто он меня купить пытается.
Купить второй раз, три ха-ха два раза.
На самом деле причина моего равнодушного отношения к подарку Оливера кроется не только в том, что на другой чаше весов теперь Леонард Снарт, а еще и в том, что это далеко не первый раз, когда он присылает мне дорогие аксессуары. После нашей первой встречи он передал мне запонки — я, конечно, был удивлен, потому что сроду их не носил, пусть теперь и предпочитаю исключительно рубашки без пуговиц на манжетах. Тогда я был совсем зеленым, и жест моего самого лучшего и богатого клиента показался мне манной небесной. После того как я впервые сделал Оливеру минет, почти высосав ему мозги через член, он прислал мне золотую цепочку, которую я до сих пор периодически ношу, но она немного натирает мне шею — это сейчас Стрела идеально угадывает размер моего запястья, раньше он понятия не имел обо всех этих тонкостях имени Флэша, так что пытался просто попасть пальцем в небо, покупая мне очередную безделушку.
Где-то на третий или четвертый раз эти сюрпризы перестали приносить мне удовлетворение, потому что по большей части все это барахло я мог купить себе сам, но чувство уважения к клиенту не позволяло мне отказываться от подарков, а уж тем более передаривать их, как вы могли подумать. Но теперь все стало сложнее в разы — мне не просто все равно, мне бессовестно плевать, потому что аромат розы зверем вгрызся мне в мозг, намертво засел там и ни в какую не хочет выветриваться. Даже кончики пальцев пропитались этим запахом, я весь будто прошит Леонардом Снартом, нитки торчат, выдавая мою одержимость с потрохами.
— Ты так и будешь там стоять? — доносится до меня недовольный голос Кейтлин. Она сидит в кресле (в том самом кресле, блядь) и терпеливо ждет, пока я наглазеюсь на цветок. — У тебя лицо такое, будто тебе прислали святой Грааль.
— Если бы мне прислали Грааль, я был бы меньше удивлен, — отвечаю я, касаясь губами раскрытых лепестков. — Ну и что прикажете теперь делать?
— Делай свою работу, Барри, — меланхолично произносит Сноу, — тебе за это хорошо платят. Пока еще платят…
Чудность момента с треском разваливается, когда я оборачиваюсь и вижу, что лицо Кейтлин выражает крайнюю степень озабоченности, которая никакого отношения к постели не имеет.
— Это был риторический вопрос! — гневно заявляю я. Посмотрите на нее, сидит тут и все портит! — И что вообще значит твое «пока еще»?
— Думаешь, что Стрела, прознав про твои шашни со Снартом, будет платить тебе дальше? — интересуется Кейтлин, а мои щеки заливает краска.
— Это никакие не шашни. Лен заплатил только за первую встречу! — парирую я, только в конце предложения понимая, что сморозил.
— Ле-е-е-ен, значит, — издевательски тянет Сноу. — Так получается, что Стрела — это работа, а Лен — личная жизнь?
— Пошла ты! — рявкаю я, резко отворачиваясь от ее насмешливого взгляда, который тут же щиплет мне спину. — Какая там «личная жизнь»!
— Барри, — тоном учительницы начальных классов начинает Кейтлин, — когда ты трахаешься с человеком, который не оставляет тебе купюр на тумбочке, это точно не работа, а просто секс. Обычный секс нормальных людей. Ты же помнишь, что такое секс без оплаты?
— Тебе бы тоже не помешало вспомнить, дорогая, — язвительно говорю я, но Кейтлин такими тупыми подколами не проймешь. Она улыбается и по-совиному наклоняет голову набок.
— Барри, ты вляпался по самое не хочу.
Мысли не успевают за языком, и я брякаю:
— А если хочу?
— Тогда разберись со Стрелой: или разорви контракт и пошли его в любую другую задницу, или пошли Снарта, но что-то в такое развитие событий я слабо верю, — говорит она. — Не одобряю влюбленности в клиентов, но это лучше, чем пытаться строить отношения с коллегой.
Пока я перевариваю «влюбленность в клиента», мысленно всячески отрицая причастность этих слов ко мне, до меня медленно доходит смысл слов Сноу.
Отношения с коллегой.
— Ты не хочешь это… обсудить? — дружески предлагаю я, хотя меня распирает от желания узнать подробности. Кейтлин первый раз завела эту тему вот так, в лоб, предпочитая обычно упоминать Ронни вскользь.
Она качает головой и смотрит куда-то в стену.
— Не сейчас. Мне нужно идти, через полчаса клиент, а у меня еще конь не валялся, пока душ приму, пока переоденусь… — она поднимается с кресла и целует меня в щеку, оставляя липкий отпечаток яркой помады. — Спасибо тебе за помощь. И подумай над моими словами, Барри. А роза прекрасна, правда.
Дверь за Сноу закрывается, а я в изнеможении падаю в кресло, раскидывая ноги в стороны. Нет ничего хуже «подумай над моими словами». Я над своей жизнью-то подумать не могу, а тут… Вроде бы предложение Стрелы — мечта всех проституток мира, ну правда, а с другой стороны…
Телефон пищит, высвечивая на экране сообщение от Кендры.
Стрела, 18:00, за тобой заедут. Бабочка и костюм.
Со стоном швыряю мобильник на кровать и зарываюсь пальцами в волосы. Блин, ненавижу выезды всей душой. А тут еще и Оливер, черт его подери.
Надо часы надеть.
Ремешок плавно обхватывает запястье, я застегиваю замок и смотрю в зеркало на свое лицо: глаза красные, будто я не спал два дня, волосы всклокочены. Даже кажется, что я похудел от переживаний, хотя куда уже…
Решительно отворачиваюсь и иду в душ, на ходу стягивая одежду. Пора включить Флэша и быть хорошим мальчиком, трахающимся за деньги.
О розе, стоящей на подоконнике, я усиленно пытаюсь не думать.