***
У входа в Студию 54 огромная очередь, которая тянется почти до конца квартала. Мы вытряхиваемся из машины, и я расплачиваюсь с таксистом, пока Ронни ищет знакомого охранника, который должен нас пропустить. Я отдаю бедному водителю почти всю наличность, чтобы хоть как-то загладить вину за его грядущую мигрень, появившуюся от наших воплей и ужасного пения Кейтлин, и спешу за ними — Реймонд машет рукой, приобнимая за плечи какого-то бугая. — Сюда! Идем! — кричит он, а на нас с пошатывающейся на шпильках Сноу с ненавистью пялится народ из очереди. — Нас пропустят! И нас действительно пропускают. В клубе приятный полумрак, много красного (ох, кажется это мой любимый цвет теперь), диджей крутит пластинки, на танцпол набилось уже прилично людей, ритмично дергающихся под музыку. Пахнет чем-то сладким, атмосфера просто нереально классная, какая-то слишком спокойная для клуба с таким провокационным названием, но меня это полностью устраивает, не люблю шумные гадюшники, где народ только и делает, что бухает, а потом спьяну выясняет отношения прямо на танцполе. Видимо, этот профессор ревностно следит за публикой, которую пропускает охрана. Интересно, надолго ли его хватит? Официантка подводит нас к столику и предлагает меню — большую бордовую папку с широким выбором коктейлей на любой вкус. Я жутко люблю «Секс на пляже», так что выбираю именно его и с наслаждением откидываюсь на мягкое кресло, которое занял. Кейтлин и Ронни сидят напротив меня и уже пьют — пока мы искали свободный столик, они успели цапнуть в баре по стакану какой-то зеленой бурды. Нашу текилу я прикончил в такси. Как только мне приносят заказ, Кейтлин одним махом опустошает свой стакан и вперивается взглядом в разномастную танцующую толпу. — Хочу танцы! — кричит она на ухо Ронни, и они вместе выбираются из-за стола. Я же решаю благоразумно отсидеться, пока не дойду до нужной кондиции, но Сноу и меня хватает за рукав — ничего не остается, как пойти следом.***
Блядь, как же я устал… Ноги как желе. Валюсь на кресло, как мешок с дерьмом, и цепляю со стола, залитого чем-то липким, еще один шот — водка с какой-то кислой дрянью, на вкус отвратительно, но вставляет не по-детски! Опрокидываю в себя стопку и шальным взглядом осматриваю клуб и беснующуюся толпу. Представляю, как профессор… о-о-ох… рвет волосы на заднице, что творится вокруг! Содом и Гоморра, полный разврат и расколбас. Пьяные парни, полуголые девушки на барной стойке, охуевший бармен… Кажется, это заведение переживет только открытие. Блядь, где Ронни и Кейтлин? Мой взгляд почти не фокусируется, но я кое-как умудряюсь рассмотреть этих двух придурков, подсевших за чей-то столик. Ронни говорит «за жизнь» с каким-то лысым мужиком, а Кейтлин пьет на брудершафт с высокой тощей блондинкой, с ног до головы упакованной в Версаче. Они смеются так громко, что даже сквозь музыку слышно. Мне вдруг делается тоскливо — алкоголь что ли отпускает? Я шмыгаю носом и выпиваю еще одну стопку, утирая губы рукавом куртки. Надо отлить, а потом еще налить, сразу пройдет! Чуть повеселев, проталкиваюсь сквозь толпу в сторону туалета, который почему-то пуст, захлопываю дверь кабинки и с наслаждением расстегиваю ширинку. О-о-ох, блядь, какое облегчение, думал, что мочевой пузырь сейчас лопнет. Кое-как справившись с неподдающейся с первого раза молнией на брюках, я вываливаюсь обратно к умывальниками и встречаюсь взглядом со своим собственным пьяным в стельку отражением. Рожа в зеркале подмигивает, я сам на себя… у-у-ух, стоять, Барри… не похож. Лезу за телефоном, чтобы посмотреть время и вдруг вижу на дисплее сообщение от Стрелы. Оливер: Как ты? Напиши хоть три строчки. Три строчки? Три ебаных строчки? Ха-ха, мистер Куин, я не буду тебе писать! Пошел ты к дьяволу в задний проход, Барри Аллен — самостоятельная, бр-р-р-р, ли-и-ичность и сам будет решать, когда писать, а когда нет. Голова кружится, пока я пытаюсь нажать на вызов, но с пятой попытки у меня наконец получается. — Да, черт, алло! — слышится в трубке недовольный шепот Оливера. — Барри? — Это не Барри, сукин ты сын, а Флэш! — гордо заявляю я, не чувствуя, что язык начинает заплетаться и Оливер рискует половину слов не разобрать. — Барри, что случилось? — Оливер так шокирован звонком, что не понимает — я пьян в дерьмо. — Почему ты звонишь? — Я в клубе. Не хочешь приехать? — говорю я, хватаясь за стену, чтобы хоть как-то удержать равновесие. — Ты с ума сошел? — шипит Куин. — Я дома! Все, я не могу говорить… — Ты же хотел, чтобы я был только с тобой, — сердито говорю я. — Так приезжай, я буду. — Барри! — Оливер начинает терять терпение. — Поговорим завтра, отдыхай. В мозг врезаются короткие гудки, и я едва удерживаюсь, чтобы не шваркнуть мобильный о блестящий кафельный пол. Вот урод. Дома он. Сволочь. Козел. Думает, что я поддамся на его убогие попытки купить меня подарками. Черта с два, Оливер Куин. У меня есть… У меня есть номер Снарта. Мысль плохая. Очень и очень плохая, просто ужаснейшая, отвратительная, у-н-и-з-и-т-е-л-ь-н-а-я. Нельзя, Барри, ни в коем случае, нет! Дверь туалета открывается, и я вижу подвыпившего паренька лет восемнадцати, который удивленно глядит на меня. — Чувак, скажи, — начинаю я, с трудом сдерживая смех, — мне звонить или не надо? Парень быстро берет себя в руки и улыбается, протискиваясь мимо меня к кабинкам. — Конечно, звони! — говорит он, скрываясь за дверцей. — Потом пожалеешь, что не сделал этого! Пожалею, я уверен. Твою мать, я просто идиот. Но пальцы уверенно пролетают по кнопкам. Я облокачиваюсь спиной на раковину и отсчитываю гудки. На пятом положу трубку, на пятом я точно… — Снарт. Дар речи исчезает в ебеня. Голос Леонарда резкий, грубый, пугающий… заводящий меня с пол-оборота. Господи, Леонард, что ты делаешь со мной и моим членом… — Я хочу отсосать тебе, — четко выговаривая каждое слово, произношу я. С того конца провода не доносится ни звука. — Прямо сейчас. — Барри? — тон меняется, теперь он бархатный и густой, как патока, у меня волосы на шее встают дыбом от предвкушения. — Сейчас, — повторяю я. — Прямо сию минуту. — Где ты? — спрашивает Снарт вместо того, чтобы послать меня на хуй. Три часа ночи, я пьян в стельку, звоню ему и требую, чтобы он выебал меня в рот, а он… спрашивает, где я. — Студия 54. — Ты смелый мальчик, Барри, — мягко смеется Снарт, — не побоялся позвонить… Мне приехать? У меня поджилки трясутся. — Да. Наступает многозначительная тишина. Паренек выходит из кабинки и, ехидно улыбаясь, скрывается за дверью туалета, я провожаю его взглядом, а потом собираюсь сказать, что-то вроде «Неудачная шутка, Лен», как слышу довольное: — Полчаса, Барри. Едва я показываюсь в дверях туалета, меня сгребает в охапку Кейтлин — у нее размазалась тушь, помада где-то на щеках, а грудь вываливается из блузки, почему-то белой и с гигантским вырезом, откуда торчит кружевной красный лифчик. — Я переоделась, — кокетливо произносит она, прижимаясь губами к моему уху, — тебе нравится? У меня в глазах темнеет, а ноги выделывают головокружительные пируэты, будто я заправская балерина — балерун, балерон… короче, танцор я. Хреновый, надо признать, потому что я сейчас больше похож на подвыпившего пингвина в красном костюме… — Красная Вспышка, — хихикает Кейтлин, обнимая меня за талию. — Потанцуем, зажжем? — Я всегда за! — у меня уже губы болят, но я скалюсь, развратно двигая бедрами, и уже сам тащу Сноу на танцпол. Музыка долбит в уши, басы хрипят, вокруг толпа, сливающаяся в безумно яркое пятно, как краски, разлитые нерадивым художником, перемешанные, влитые друг в друга, ебучие сообщающиеся сосуды. Я пьян — от текилы, водки, музыки, от Кейтлин, встряхивающей волосами, от их невероятно пошлых поцелуев с Ронни, они лижутся прямо у меня перед носом, — но это вызывает у меня не отвращение, а резкую волну возбуждения и похоти, прошивающую мое тело насквозь. Господи, я тоже хочу засунуть язык в чей-нибудь рот… В рот Леонрдр… Лена. Да, точно, до самых гланд, влажный и скользкий язык… в моей заднице… вылизывающий меня до блеска, чтобы потом засадить… — Барри! — Кейтлин дергает меня ближе к себе, трясет за плечи и смеется, запрокинув голову на плечо Ронни. Мы теперь танцуем втроем, двигаемся синхронно, наверное, со стороны это больше похоже на секс втроем — я глажу округлые бедра Сноу, а Ронни целует ее в шею. Разврат, блядь, какой же разврат… Я е-б-а-н-у-л-с-я. Вдруг я чувствую, как чьи-то руки обнимают меня за талию — нежно, но в то же время обхват стальной, сильный и крепкий, эти руки заявляют на меня право владения. Я вижу, как лицо Кейтлин на мгновение озаряется искренним удивлением, но когда она замечает, что я поддаюсь и отодвигаюсь от нее, она рассеянно кивает и снова целуется с Ронни, отвлекая его, давая мне — нам — уйти. Я узнаю прикосновение этих рук из миллиарда, но Леонард Снарт никогда не позволит кому-либо касаться меня. Мы пятимся к двери туалета — эту дорогу я еще кое-как помню, пусть мозги и почти отрубились, а руки Лена лишают меня последней возможности мыслить разумно. У меня так горит между ног, просто пиздец… — Ебаный пиздец, — выдыхаю я, когда замок на двери щелкает, отрезая реальность и беснующийся клуб, а Снарт снимает темные очки, окидывая совершенно расхристанного меня полным нескрываемой похоти взглядом. На нем незнакомая куртка и серая футболка, набедренная кобура туго обхватывает ногу в темных джинсах. — Получишь по губам, — с легкой улыбкой произносит Лен, оглядывая меня с головы до ног. Кожа привычно ползет по швам, трещит, расходится, и я с готовностью обнажаюсь перед Снартом — мое тело затянуто в красную кожу, а внутреннее «я» абсолютно раздето и заведено до предела. Блядь, как же я хочу его. — Лен… — соскальзывает с моих подрагивающих губ, а приторная улыбка Снарта исчезает, уступая место той самой холодности, которую я видел в нашу первую встречу. Той самой холодности, к херам сжигающей мою адекватность. Мне нужны его рот, его член и он сам. — Сейчас, — выдыхаю я, делая первый шаг — прижимаю Леонарда к стене и языком раздвигаю его губы. Я целую его. Не он меня, а я. Мозг полыхает огнем, когда Снарт влажно выдыхает мне в рот. Мы сталкиваемся зубами, боремся за право вести в поцелуе, вжимаемся друг в друга, и я с блеском выигрываю эту борьбу — Леонард сцепляет руки за моей спиной и сквозь движения языков улыбается. Его улыбка чувствуется медом на губах, я сцеловываю ее, слизываю и заталкиваю обратно глубоко в рот Леонарда. — Отсосать тебе? — спрашиваю я, переводя дыхание. Кожаная куртка чувствуется на плечах как стотонный груз, я пытаюсь расстегнуть молнию, но Лен перехватывает мои запястья. — Не снимай, — просит он и размашисто проводит языком по выступающим на кисти венам. Я сжимаю зубы, сдерживаясь, не накидываясь на него и не сдирая штаны, блядь, я больше не могу… — Лен… — все, хватит, нервы сдают окончательно. Я падаю на колени, собираясь расстегнуть ширинку, коснуться языком его невероятного члена, но мои ладони, медленно двигающиеся вдоль его ноги, замирают рядом с ремнями пустой кобуры. Я не спрашиваю разрешения. Темная, почти черная, кожа на вкус отдает мятой, будто Снарт пропитан ею насквозь, она чуть горьковатая, а металлические заклепки на языке чувствуются как кровь. Скольжу языком по каждому ремешку, облизываю заклепки, меня сотрясает неконтролируемая дрожь, а в груди зарождаются стоны на грани рыка. Когда язык оказывается в опасной близости от члена, скрытого тканью джинсов, я дергаю собачку молнии. На Снарте нет белья, а у меня нет, блядь, цензурных слов. Ловлю языком терпкую каплю предэякулята, глядя на Лена из-под полуприкрытых ресниц, и наконец делаю то, о чем думал весь вечер. Всеми силами своей пьянющей затуманенной головы думал, а теперь… теперь я делаю это. Его член на ощупь гладкий, теплый, скользкий от моей слюны, просто, блядь, идеальный… Вылизываю его сверху донизу, неспешно вырисовывая языком круги на головке. Снарт прерывисто выдыхает мое имя, запускает ладонь мне в волосы, чертыхаясь — гель мешает, но он упрямо дергает пряди, зарываясь пальцами, потягивая и отпуская, отрезвляя меня. Заглатываю как можно глубже — к хуям рвотный рефлекс, когда я пьян, я чертовски смел, — носом касаясь коротких паховых волос. Хватка усиливается, и Лен делает пробное движением навстречу мне. Я поощряющее поглаживаю его обнаженное бедро, и он откровенно толкается мне в рот. — Не молчи, — успеваю выдохнуть я, снова вбирая член до основания, помогая себе нервно подергивающимися пальцами. Лен смеется — блядь! — и поглаживает мою напряженную шею. — Хороший мальчик… — приговаривает он одновременно с нежной лаской. — Ты такой смелый, меня восхищает твое рвение, ты так хочешь доставить мне удовольствие. Я обязательно отплачу тебе тем же, ты хочешь, Барри? Я пытаюсь простонать «да-а-а-а», но не могу оторваться — меня ведет, засасывает в сабспейс, член Лена от моих движений языком напрягается, выпуклые вены становятся четче. Я ускоряюсь, мерно двигая головой, пальцами перебираю мошонку, очень медленно и дразняще. Лен вздрагивает всем телом, засаживая мне до самых гланд, контрастное движение посылает по моей спине волну мурашек, холодных, как лед, но я бессовестно тащусь. — Я кончу тебе в рот, — на выдохе говорит Лен, а я не слышу этого, чувствую, член во рту напрягается и давит на гортань. Снарт дергает меня на себя, еще и еще, еще… — Барри…