Исправляя ошибки

      После встречи с матерью — да, с матерью, хотелось ему того, или нет — Кайло окончательно пробудился от апатии и принялся энергично рассуждать. Он мерил комнату широкими, скачковатыми шагами, не обращая внимания на слабость и глухую, ноющую боль в боку, которая возникала при малейшей нагрузке. То и дело он тер ладонями глаза и зарывался пальцами в спутанные волосы, так что со стороны могло бы показаться, словно он вот-вот заплачет.       «Ослабел… ослабел…» — повторял он сквозь зубы. Негромко, но в тишине его заточения даже этот судорожный шепот казался громовыми раскатами.       Он все еще спорил с истиной.       Неудачное жертвоприношение повергло его в смятение. Но теперь, когда гнев перегорел, и боль, вроде бы, успела улечься, что может стоять на его пути? Как получилось, что все его искусство, вся мощь одаренного вдруг обратились против него самого?       «Ты ей не принадлежишь».       «Первый Орден — порождение Темной стороны, а ты — нет».       Это начисто противоречило учению Верховного лидера и ордена Рен, согласно которому Тьма и Свет, Зло и Добро — лишь две грани одной сути. Само их разделение условно, а возможно, неверно вовсе.       От рождения дается лишь потенциал, определенный мидихлорианами, который можно легко установить путем простейших медицинских анализов. Все остальное — выдумки людей, чья несовершенная природа и нормы морали существуют лишь для того, чтобы обеспечить безопасность обществу.       «Нет волнения — есть покой»       Люк Скайуокер говорил, чтобы Бен учился управлять своими чувствами, удерживал их, подавляя ураган внутри себя. Мастеру было невдомек, что, снова и снова усмиряя собственные разрушительные чувства, юноша лишь накапливал их. Однажды они должны были вылиться, подобно взрывной волне.       «Покой — это ложь».       Ситхи утверждали, что страсть дарует могущество, а могущество влечет свободу. Но и эта теория была пустой без некоего противовеса, без возможности перевести дух в бушующем ритме огненной стихии страстей. Поэтому философия Сноука, перешедшая от него к Кайло, а от магистра — и ко всем братьям молодого ордена Рен, лучше всего отражала воззрения юноши, чья душа от рождения полнилась противоречиями.       Философия нигилизма, которая вполне органично вписывалась в холодную, чопорную и предельно лаконичную картину идеологии Первого Ордена. Теория Единой Силы, хотя и донельзя упрощенная: «Нет покоя, как нет и страсти. Все это — у нас в голове. Свобода же достигается одним способом — если, отказавшись от Тьмы и от Света, идти к пониманию Силы, ее природы и возможностей, собственным путем».       Вроде бы, все звучало логично. Но была одна подковырка, которую Кайло пока не осознал в полной мере, хотя уже успел испытать на себе ее каверзу.       Последний этап становления воина Света — искушение Тьмой, каждый это знает. В ордене ситхов также существовало испытание перед посвящением в рыцари — и это искушение Светом. Традиционно темный воин должен был уничтожить, положив на алтарь своих будущих свершений, нечто особо для себя значимое. Человека, которым душа дорожит больше всего. Так Дарт Сидиус, урожденный Шив Палпатин, убил в порыве гнева собственного отца. Так Вейдер погубил свою супругу. Все это — только символика, выражающая отторжение того или иного мировоззрения; разные пути одинакового фанатизма.       Для того, кто проповедовал непринятие обоих этих путей закономерным выходило двойное испытание. Два этапа становления идеального бойца, истинного избранника Силы. Главная цель Кайло Рена и финальная стадия его обучения.       Когда он положил себе убить Хана Соло — это было его личным решением, кто бы что ни говорил. Он должен был поступить так не просто для того, чтобы разорвать связи с прошлым, но еще и потому, что надеялся поскорее преодолеть один из этапов, пройти испытание Светом. За ним следовало испытание Тьмой — и вот, цель достигнута, все барьеры, все преграды, все мыслимые условности остались бы позади.       Но на деле, решившись на отцеубийство, Кайло нисколько не продвинулся дальше. Напротив, его отбросило назад. Вместо того чтобы оставить и Свет, и Тьму позади, он непоправимо застрял где-то между ними. Предатель, с какой стороны ни погляди.       Как же так получилось? Что же это? Или он не был готов к такому крутому повороту, рано решившись прыгнуть выше собственной головы? Или ему попросту не дано достигнуть равновесия? Может, он и вовсе не является Избранным?       В первом случае по возвращении к ногам Верховного ему предстояло суровое наказание; а во втором... юноша боялся даже представить, какое будущее может его ожидать. Впрочем, в одном он мог безоговорочно согласиться со словами Леи Органы — худшей муки, чем та, что он уже терпит в настоящий момент, никто для него не измыслит.       Он торопливо оглядел обстановку, стараясь отыскать что-нибудь простое, на чем можно было бы проверить свои возможности. Его взгляд задержался на литой зеркальной поверхности одной из дверей шкафа, откуда на него глядело бледное, изнуренное, с длинным и глубоким, похожим на трещину, шрамом лицо и глаза в обрамлении уродливых синеватых кругов. Глаза, в которые было страшно взглянуть.       Он ощутил уже знакомый прилив отвращения — но на сей раз не к Бену Соло, не к прежней своей личности, а к новой, которая на поверку оказалась ничем не лучше. Этот шрам на лице являлся отражением всего его нынешнего, а возможно, и дальнейшего существования — треснутый, надломленный, потерянный. Выходит, он остался таким же, каким и был.       Юноша попытался сосредоточить взгляд на двери, мысленно приказывая ей сдвинуться в сторону. Простейший прием телекинеза, с которым справился бы и юнлинг. Через него одаренный мог полноценно отследить собственную связь с великим потоком, все стадии — от воззвания до ответа, — и увидеть свои ошибки.       Сила по-прежнему была с ним. Она проходила через него, как электрический ток, проходящий через провод, но цели почему-то не достигала. Кайло с его усердием и опытом не стоило особого труда направить поток энергии, куда нужно, однако он не мог сделать этого, воспринимая все вокруг тяжелее и как бы острее, чем прежде. То и дело сбиваясь.       Казалось, чем сильнее и отчаяннее он взывает, собирая внутренние усилия, тем тяжелее становилась для него незначительная с виду задача. Никогда прежде Кайло не был так мал, так незначителен и — воистину! — так смешон.       Мимоходом в его мысли вновь предательски вторгся образ девушки Рей. Нет никаких сомнений, это она — по крайней мере, отчасти — лишила его силы. В тот час, когда магистр рыцарей Первого Ордена, словно простой романтичный юнец, ни с того, ни с сего снял маску. Позволил этой мусорщице, этой навозной крысе проникнуть в свои мысли...       Не на это ли указывал Верховный лидер, укоряя его в том, что ученик слабеет рядом со своей пленницей, и что, хуже того, беспрепятственно дает ей почувствовать превосходство?       Как бы ему не хотелось уничтожить эту девчонку, Кайло понимал, что никогда не сможет сделать этого. И не только потому, что она стремительно набирает силу, пока он продолжает слабеть...       Она оказалась Пробуждением Силы, эта девочка — той бурей, о которой учитель предупреждал его. Тем, что он, Кайло, лишь отдаленно ощутил на Такодане, сумев различить в ней что-то необычное и уникальное. Об этих своих подозрениях он сообщил Верховному, когда хоть немного в них утвердился. И удостоверился окончательно, увидев в ее руках световой меч Скайуокера. Сейбер, который, согласно легендам, обладает уникальной способностью возвращаться, как бы далеко его не отбросили обстоятельства. Возвращаться в руки Избранного.       Вот что имел в виду Кайло, пораженно выдохнув перед нею: «Это ты…»       Наконец дверь шкафа слабо сдвинулась. Кайло упал на колени и низко опустил голову, проклиная себя и свою самоуверенность. Час назад он мог свободно использовать телекинез. И кто знает, куда забросят его неуверенность и стыд еще через час, или через сутки…       Тяжелый и злой взгляд его глаз взметнулся к собственному отражению, и губы шепнули, подобно проклятию:       — Туда и дорога, Бен Соло…       О Сила, как же люто он себя ненавидит! Убийца Хана Соло, презренный и жалкий трус!       Наверное, впервые в своей жизни он не делал разницы между собой прежним и настоящим. Да и была ли она на самом деле хоть когда-либо, эта разница?       Возможно, что условное разделение на прошлое и будущее — только ложь, самая большая ложь в его жизни. Возможно, как бы ни был Кайло Рен убежден в том, что бесповоротно разделался с Беном, однако тот есть и остается его первообразом, его заготовкой, отправной точкой нового человека, и отрицать частичку Бена в душе Кайло — все равно, что отрицать само существование Кайло, поскольку без Бена тот никогда не родился бы.       И Кайло Рен, и Бен Соло воистину стоили один другого — и оба не стоили ничего. Ни прощения, ни даже того доброго родительского слова, которым он пренебрег.       «Помоги мне».       «Всем, чем смогу».       Юноша сдавленно застонал и отвернулся.       Итак, он убедился, что его слабость — слабость духа, а не тела — это не плод воображения, не самообман. Как же быть теперь со знанием этого?       Ясно, что никто не явится спасти его. Если уж величайший одаренный из тех, кто еще не сошел с круга, магистр рыцарей Рен, позволил пленить себя, значит, он обязан освободиться самостоятельно — или окончательно сгинуть. Верховный лидер наверняка рассуждает так же.       Кайло Рен должен доказать свою состоятельность. Всем, и главным образом, себе самому.       В свете нового, неприятного открытия его обещание собственноручно убить мать приобретало еще больший смысл. Он должен был вновь попытаться пройти испытание Светом, только на сей раз достойно.       В конце концов, даже если ему не удастся достичь желаемого, разве не является первостепенной целью адепта Первого Ордена уничтожить, пусть даже ценой собственной жизни, опасного противника? Сейчас, когда действующий сенат в подавляющем составе, как и большая часть флота Республики уничтожены «Старкиллером», Сопротивление стало основной угрозой для новой Империи. Таким образом, генерал Органа теперь является главным врагом для всех приверженцев Верховного лидера. И для своего сына в том числе.       Двадцать лет. Двадцать хаттовых лет мать с отцом не видели сына, знать его не желали. И вот, однажды вспомнили — и тут же взялись осыпать благодеяниями, лить слезы по его утерянной душе! «Вернись домой, мы скучаем…» И он должен был им поверить?! Отказаться от своих целей, предать Первый Орден и уйти с отцом, повинуясь его глупому заверению: «Никогда не поздно признать истину. Полетели со мной домой»? Разве тогда он не пришел бы к тому же, к чему пришел сейчас — к новым сомнениям, к истощению сил, наконец, к заключению под стражу в ожидании суда с перспективой расстрела, либо (в исключительном случае) пожизненного тюремного срока на одной из скрытых станций типа «Призмы»*?       Или же генерал пошла бы против своих принципов, рискнула бы всем, за что боролась долгие годы, согласившись замалчивать его преступления? Прежде она вовсе не была такой самоотверженной матерью.       Понимал он и то, что пока не должен пытаться осуществить свою цель — просто потому, что не чувствует в себе твердости осуществить ее. Достаточно сказать, что от одной мысли о матереубийстве в придачу к отцеубийству он начинал ненавидеть себя еще сильнее, так что впору пробить головой стену.       Вот какова она на деле, эта каверза его философии, эта противоречивая идея отрицания и Света, и Тьмы! Она завела его в тупик. Теперь он не мог совершить как раз то, что был обязан совершить. Бен Соло снова стоял Кайло поперек дороги. Бен был зол на мать; возможно, он ее ненавидел, однако ни при каких обстоятельствах не мог желать ей смерти, как не желал смерти и своему отцу. Но для Кайло Рена это важная веха, обойти которую никак нельзя.       ... Глядя на скорчившуюся на полу фигуру, Лея торопливо отвернулась от монитора.       Стараясь ничем не выдать своих чувств, генерал Органа распорядилась проследить, чтобы без ее разрешения ни одна живая душа, даже медицинские работники не навещали опасного пленника. Пусть дроиды следят за его состоянием и доставляют пищу, а доктор Калония ежедневно просматривает их отчеты и докладывает генералу.       Пока это все. Остается ждать.       Лея поблагодарила охрану за добросовестный труд и торопливо, без оглядки покинула пост. Что именно подсказала ей трансляция с камер наблюдения, и насколько мать сумела угадать в рваных движениях Рена его мысли, его смятение — так и осталось неизвестным.