Исправляя ошибки

      К чести генерала Органы следует сказать, что ее оцепенение продолжалось недолго — всего пару мгновений.       Лея отчаянно пыталась пробудить в себе то самое прославленное свое нахальство, которое сопровождало ее на протяжении всей жизни, даже в более катастрофических ситуациях, чем эта. К примеру, перед лицом Таркина, когда ее держали пленницей на «Звезде Смерти», или в период своего кратковременного рабства во дворце Джаббы. Или же позднее, когда леди Синдиана представила на обозрение сенаторов давнюю голозапись Бейла Органы, чтобы обличить родственницу, как тайное дитя Дарта Вейдера. Можно припомнить массу случаев, когда врожденные наглость и отвага помогали Лее держаться и не падать духом, так пусть помогут и сейчас!       Наконец, когда пробуждаемые свойства ее натуры все-таки пробудились, Лея смерила вторженца горделивым взглядом и холодно произнесла:       — Приветствую, майор. Что вам угодно?       — Может, будет лучше продолжить разговор с глазу на глаз? — предложил Диггон. Все же, ему стоило хотя бы из уважения попытаться избежать излишней огласки.       Лея, однако, решительно замотала головой. Как ни противна ей была мысль о разборке на публике, генерал опасалась покинуть коридор. Ведь в ее отсутствие вооруженные пришельцы могли начать обыскивать ближайшие палаты. Что если они обнаружат Бена, пока она будет пытаться поставить на место Диггона?       Она стояла, словно часовой на посту, на страже главного своего сокровища, и не смела сделать даже шагу в сторону.       Конечно, ее сил не хватит, чтобы остановить целый отряд военных. Но по крайней мере ее суровая непоколебимость послужит им укором и, быть может, задержит хотя бы ненадолго.       Майор пожал плечами. Если генерал Органа сама ведет к тому, чтобы это чудовищное дело стало достоянием любопытных ушей, ему ли мешать?       — Я здесь, Лея, оттого, что до Верховного канцлера дошла информация, отчего вы упрямо остаетесь на Эспирионе, когда вас уже которую неделю ожидают в столице.       — Это неслыханно! — возмутилась глава Сопротивления. — С каких пор канцлер считает себя вправе диктовать мне, куда отправиться? Я уже снесла достаточно его нападок, но ваш приезд — это перебор. Знайте, Диггон, я немедленно свяжусь с Викраммом и потребую у него объяснений.       Тот лишь прозрачно улыбнулся. Эта улыбка содержала намек на снисходительность, даже на жалость. Диггон видел, что Лея скалит зубы, как зверь, угодивший в западню. Ей просто не оставалось ничего другого.       — Полно вам разыгрывать из себя оскорбленную добродетель, генерал. Я знаю, что вы укрываете где-то в этих стенах раненого человека, которого пленили ваши люди во время операции на «Старкиллере». Это — один из рыцарей Рен. Их главарь. Более того, — добавил Диггон немного тише, — мне известно, почему вы сразу не отдали пленника властям. Будете отпираться и дальше? Вам угодно, чтобы общественность снова начала обсуждать ваше ужасающее родство?       Лея скрипнула зубами. Шесть лет назад группа сенаторов-оппозиционеров тяжко унизила ее перед широкой публикой. И хотя никакого злого умысла тогда, по существу, обличено не было, центристы подали правду об ее происхождении с такого мерзкого, искажающего истинные события ракурса, что эта правда сама по себе стала в глазах общественности преступлением. Лея Органа лишилась многих друзей, лишилась уважения, лишилась сына и едва не лишилась места в сенате, решив никогда больше не появляться в Палате созыва, на глазах у всех этих людей... А сейчас Диггон посмел прямо угрожать ей повторением того былого кошмара.       Вся ее горькая надменность, вся старая боль унижения поднялись в душе Леи, восстав единым махом против этой угрозы.       — Как вы смеете? — прошептала она, едва удерживая гнев. — Кто сказал вам, что вы имеете право являться сюда и обвинять меня невесть в чем? Райла, дорогая, будь свидетельницей, я не преступила ни один из законов. Хотите правду? Так вот она: здесь со мной и в самом деле живет один мальчик — это мой сын, которого я не видела много лет. Вам ведь это известно, Диггон? Недавно он получил тяжелую рану и перенес сложную операцию. Ему нужен покой, поэтому я ни под каким предлогом не подпущу вас к нему, по крайней мере, пока он не поправится.       — Сын? — госпожа Беонель воззрилась на нее в полном недоумении. Потом перевела взгляд на Диггона. — Что за дичь, майор? Одно невероятнее другого. То этот пленник — сын Леи, то магистр рыцарей... как там его имя? Прошу, нельзя ли придерживаться какой-нибудь одной истины?       — Глупенькая моя пташка, — трогательно усмехнулся Диггон. — Так ведь магистр рыцарей Рен, Кайло Рен — и есть сын генерала Органы.       Слух Леи уловил приглушенные вздохи изумления, доносящиеся со всех сторон.       Глаза Райлы еще больше округлились.       — Как же так? — спросила она совершенно потерянным голосом.       — Очень просто. Одно не исключает другого.       — То есть, он — и то, и другое? Все вместе, верно?       — Именно так.       Диггон восторжествовал. Разоблачение, которое он предвкушал, когда ехал сюда, надо сказать, не без удовольствия — разве это не удовольствие, устыдить обманщиков перед всеми? — произвело даже больший эффект, чем он рассчитывал.       Райла неожиданно рассмеялась, согнувшись пополам и вцепившись в руку Охара хищной хваткой, с широко растопыренными пальцами. Смех ее продолжался так долго и был таким самозабвенным, что еще немного, и впору обеспокоиться ее душевным здоровьем.       — Вот так история! — выдавила она сквозь хохот. — Мало того, что дорогой моей кузине приписали родство с этим чудовищем Вейдером, так теперь она еще, выходит, и мать этого... Кайла Рена! Такой несусветной чуши мне раньше слышать не доводилось.       — Это правда, — сказала Лея, опустив взгляд.       — Что касается Вейдера, — вставил Диггон, — его отцовство — именно с биологической точки зрения, поскольку относительно родственных чувств никто ничего не возьмется утверждать наверняка — в отношении Леи Органы (а точнее, Леи Скайуокер) — это факт, давно установленный. Трудно судить, имеет ли прежняя история какое-либо отношение к нынешней, но лично я собираюсь выяснить это. Генерал, вы все еще не хотите подыскать более подходящее место для беседы?       Лея подумала, что еще никого и никогда ей не хотелось убить так, как этого отвратительно самонадеянного человека.       — Так где ваш сын, Лея? — снова спросил майор своим невозможно спокойным тоном. — Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам.       Та молчала, лихорадочно соображая. Диггон добивался своего с удивительным упорством и не оставлял ей пространства для маневра.       Майор прекрасно понимал, что сейчас только одна несчастная мать стоит между охотником и его жертвой. Однако он, судя по всему, не был склонен недооценивать силу природного инстинкта, естественного желания женщины любой ценой защитить свое чадо. Тем более, если женщина эта занимает генеральский пост, и у нее за спиной имеется какая-никакая, а военная поддержка.       Краем глаза Лея заметила, что каждый из помощников Диггона держит руку на карабине с оружием. Что Бранс уже принял знакомую стойку, готовый в любой момент выхватить пистолет. Что Райла с отчаянием глядит в глаза Охару, и нервно трясет его за плечо, как бы говоря: «Ну что же ты, дурень, ничего не сделаешь?»       Генерал к своему ужасу осознала, как мало сейчас требуется этим людям, чтобы между ними пролилась кровь. Если солдаты Диггона попытаются прорваться силой, Охар и вся губернаторская охрана встанут у них на пути.       — Послушайте, — сказала она Диггону, переходя от угроз и оскорблений к другой, не менее известной и распространенной тактике — теперь она умоляла. — Майор, выслушайте меня. Позвольте мне оставить пленника у себя, под опекой Сопротивления. Неважно, мой он сын или нет. Но у него есть важные сведения, которые могут изменить ход войны. Под пыткой он не расскажет ничего. Канцлеру придется его убить, но какой прок с этой смерти? Вам ведь нужна информация — и я обещаю, рано или поздно вы ее получите. Мало-помалу я попытаюсь узнать у сына все, что требуется.       Сейчас она готова была обещать любые золотые горы, лишь бы Диггон не тронул Бена и согласился убраться восвояси.       — Знаете, генерал, — начал майор таким размеренным, отвлеченными голосом, что сразу стало понятно: горячая, запальчивая мольба Леи нисколько не проняла его. — В такие моменты, как этот, я начинаю понимать, насколько разумно поступал всю жизнь, избегая значимых постов. Зато сейчас я могу сказать вам с чистой совестью, что ничего ровным счетом тут не решаю. Мне было приказано доставить на Корусант вас и вашего мальчишку, на этом моя миссия себя исчерпывает. Если вы хотите торговаться, извольте торговаться с Верховным канцлером. Уверен, он будет только рад наконец-то увидеться с вами.       — Но мой сын и вправду ранен. Он не выдержит перелета до Корусанта.       — Я предупрежден об этом. На моем корабле есть военный врач. Не беспокойтесь, за пленником будет осуществлен необходимый уход.       Органа готова была завыть в голос. У этого ужасного человека, похоже, имелась отговорка на любой случай.       Она решилась прибегнуть к последнему аргументу:       — Вам и вашим людям не совладать с ним. Кайло Рен чувствителен к Силе и прекрасно обучен, как джедай. Только я, его мать, способна удерживать его мощь. Разве не было бы разумно со стороны Викрамма пойти мне навстречу?       О нет, она не собиралась сообщать о его слабости; напротив, считала необходимым скрывать это небольшое, но важное обстоятельство, сколько сможет.       Глаза Диггона засветились лукавым, недобрым огоньком.       — Не волнуйтесь на этот счет, генерал. Неужто вы всерьез считаете, что я не предусмотрел такого важного обстоятельства, как способности вашего сына? На борту корабля его ожидает одна любопытная компания, хотя она, к сожалению, вряд ли покажется ему приятной.       О Сила!.. Волна ужаса затопила мысли Леи.       И после услышанного как она могла отступить, отойти в сторону, допуская к сыну этих людей? Бен и так будет порядком напуган и сбит с толку, когда очнется — и все из-за ее отвратительной выходки.       А если они отыщут его бессознательным и унесут с собой? Лея опасалась даже подумать, каким испугом и отчаянием наполнится сердце Бена, когда тот придет в себя. С каким головокружительным натиском, с какой безудержной силой он набросится на первого же тюремщика, который посмеет к нему приблизиться...       ... ненамеренно вымещая злобу на обманщицу-мать.       Нет, нельзя допустить этого! Часовой до последнего не собирался покидать свой пост, даже если он — она — отлично видела, к каким катастрофическим последствиям может привести ее упорство. К тому же, в глубине души Лея все же понимала, что голос разума рано или поздно принудит ее подчиниться. Как ни полно было ее сердце той совокупности чувств, которая, как ни одна другая, способна толкать человека на безрассудные поступки, генерал Органа все же не была готова взять на себя ответственность за смерти ни в чем не повинных людей.       Пока люди Диггона и подчиненные Охара хмуро разглядывали друг друга, дожидаясь, когда наступит решающий момент, который повлечет за собой развязку, никто из них поначалу не обратил внимания на показавшийся в глубине коридора белый силуэт.       Вскоре силуэт приблизился — приблизился неровным, трясущимся от слабости шагом, — и постепенно преобразился в высокого и бледного молодого человека. Только теперь, когда он подошел достаточно близко, все вокруг могли ясно увидеть его. Мрачная торжественность и неожиданность его появления, его многозначительное, осуждающее молчание и угрюмо-внимательный взгляд, то и дело перебегавший от одного лица к другому, разом приковали к нему всеобщее внимание.       Лея в бессильном ступоре попятилась. Теперь она готова была ожидать чего угодно. Почему-то матери вдруг показалось, что само напряжение молчаливого противостояния этих людей привлекло ее сына. И что этот его поступок каким-то злосчастным образом связан с нею.       — Довольно, — приказал юноша спокойным и твердым голосом с налетом отвращения. Казалось, он намеренно давал окружающим понять, что их возня неприятна ему до глубины души.       Люди понемногу начинали осознавать, что происходит. Они видели белизну больничных одежд молодого человека и такую же белую повязку, скрывающую рану на его голове. Видели его тяжелый, по-звериному внимательный взгляд, искрящийся легкой насмешкой, и его бескровные губы, которые то ли улыбались, а то ли просто дрожали. Его болезненный его вид и странные повадки говорили лучше любых слов.       Наконец, все поняли, кто перед ними.       Кайло сделал еще один небольшой шаг вперед. Навстречу онемевшей враждебности.       Когда-то он носил свой черный доспех и непроницаемую маску с одной простой целью — визуально искоренить в себе человечность. Придать своему телу форму и пластику абстрактного, потустороннего существа. И утаить лицо, которое так потрясающе обличало всю фальшь и напыщенность выбранного им темного образа. И сейчас ему пришлось сделать над собой титаническое усилие, чтобы явиться с открытым лицом перед целой толпой и перед вооруженными военными.       Он как будто заявлял: «Я — Кайло Рен. Я у вас в руках, но вам все же не взять меня голыми руками». Это было и смирение, и одновременно вызов.       Одна только Лея знала, чего ему стоило решиться на это. Но сейчас Кайло не замечал ее и не глядел в ее сторону — словно матери для него не существовало вовсе.       В какое же замешательство пришли окружающие, когда увидели его лицо! Не лицо существа, бесповоротно преступившего общеизвестную грань нравственности, обезображенное жестокостью и вседозволенностью. А чистое и открытое, с бледной решительностью и пронзительным бархатом темных, живых глаз — лицо истинно человеческое.       Даже сотрудники медцентра, которым уже доводилось видеть этого юношу прежде, испытали сомнения. Большинство из них полагали, что он — всего-навсего один из пациентов, хотя и содержавшийся одно время под стражей. Теперь же, когда устрашающее имя — Кайло Рен, магистр рыцарей Рен — прозвучало открыто, каждый готов был поклясться, что никогда не заподозрил бы устрашающего палача Первого Ордена в этом пленном мальчишке.       Но больше всех поразился Диггон. Замешательство майора было крайним, ошеломленно-немым. Молодой человек, представший его глазам, одним только своим обликом посягнул на весь накопленный им жизненный опыт, который до сего момента позволял майору отличить массового убийцу, убежденного злодея практически безошибочно (ведь годы работы в разведке стоили немало).       И что хуже всего, удивительное — всецело добровольное — появление этого человека сразу же возвысило его над другими, и над самим Диггоном в том числе. Чего произойти, по мнению майора, никак не должно было.       — Стало быть, это вы? — произнес Диггон, обстоятельно оглядывая высокую фигуру Бена.       Тот не стал отвечать. Ответа и не требовалось.       — Полагаю, вас не удивит тот факт, что вы арестованы? Именем закона Республики, — майор кашлянул, чтобы скрыть волнение.       Только теперь глаза Кайло выстрелили острым взглядом в сторону Леи. Ее сын жестоко улыбнулся.       Да, вырваться на свободу не в его власти — он ранен, к тому же, соотношение сил явно не на его стороне — но он мог, по крайней мере, снискать достойную смерть. Не позволить этим дрянным лицемерам выпотрошить себя на пыточном столе и не доставить им удовольствия от публичной казни.       «Ну, что вы теперь скажете, мама? — горделиво вопрошал его взгляд. — Ведь вам отлично известно, что меня ждет».       Таинственный темный рыцарь, изобличенный и пойманный в сети, лишенный маски. Одна из загадок Темной стороны, которую героям Новой Республики удалось разгадать и поставить на колени. Вот как к нему станут относиться.       Его превратят в военный трофей. Попытаются выбить все, что возможно; а когда убедятся, что он ни при каких условиях не откроет того, что знает (а он не откроет), пленник станет бесполезен. Его протащат связанным и беззащитным через гневную толпу, жаждущую отмщения за поверженные миры Внешнего кольца и за гибель системы Хосниан, и показательно пристрелят под ликующие возгласы поборников демократии.       Прежде Кайло доводилось видеть старые документальные кадры казней нескольких имперских офицеров, которые были приговорены к высшей мере военным судом Новой Республики. Такая унизительная смерть хуже любой другой.       Безумию толпы всегда нужна мишень. Тысячи людей будут рваться к нему, готовые растерзать пленника в припадке благочестия. Они легко возненавидят его. А через него — собственную слепоту и глупость, которые не позволили им вовремя изобличить угрозу Первого Ордена.       «Будь вы на моем месте, генерал Органа, разве вы сами не предпочли бы погибнуть, забрав с собой как можно больше врагов?»       Недавние события подтвердили, что он еще может управлять Силой, когда это действительно необходимо. Кайло не был уверен в собственных возможностях, но разве нынешняя ситуация — не из тех, когда стоит попытаться?       И все же, ему была интересна реакция матери. С нездоровым интересом он ожидал от нее ответного хода. Чему она отдаст предпочтение — поддержит его или вновь начнет гнуть свою линию?       Лея вытянула вперед шею и со страхом закачала головой. Ее лицо покрыла маска беззвучной мольбы, хотя несчастная женщина даже не надеялась, что сын прислушается к просьбе ее сердца.       Одна только мысль, что Бен может умереть немедленно, сейчас, здесь, на этом самом месте, да еще послужит причиной смерти других людей, была для нее невыносимой. Уступив Диггону, ее сын, по крайней мере, будет жить, а пока он жив — есть надежда ему помочь.       «Умоляю, Бен, не делай этого...»       Она прекрасно понимала, что не имеет морального права просить его. И все же просила, подчиняясь бессознательной мудрости чувств.       Кайло глядел на нее, не отрываясь — сперва с лихорадочной угрозой, потом на грани между ненавистью и отвращением, и наконец попросту устало и отрешенно. В какой-то момент юноша вдруг осознал, что само присутствие генерала Органы необъяснимым образом начисто лишает его страсти к борьбе.       Кайло перевел полный обреченной готовности взгляд на Диггона.       — Как угодно.       Он вытянул вперед руки и позволил одному из спутников Диггона закрепить на его запястьях железные браслеты — точь-в-точь такие же тонкие и блестящие, изящной выделки, какие Кайло носил еще совсем недавно.       Кажется, он проиграл в игре, которую сам же и затеял.       Молчаливая покорность пленника еще больше озадачила майора. По долгу службы Диггону приходилось слышать о несдержанной, истеричной натуре Кайло Рена и о его невиданных способностях. Так где же теперь и то, и другое?       Диггон обещал себе непременно выяснить, в чем тут дело.       — Вас отправят на Корусант, в Правительственный тюремный госпиталь. До выяснения всех обстоятельств.       Кайло лишь кивнул.       Двое военных, ухватив его за локти с обеих сторон, повели к выходу.       Проходя мимо матери, юноша не обернулся, но внезапно вздрогнул всем телом.       «Последний подарок обманутого вами сына. Теперь вы довольны?»       Короткой, едкой фразы оказалось достаточно, чтобы горечь захлестнула Лею без остатка. Она отчаянно простерла руки к сыну и непроизвольно ухватила край его рубашки.       Кайло тотчас высвободился, раздраженно дернувшись.       — Вы тоже арестованы, генерал, — сообщил Диггон. — По прибытии в столицу вас ожидает глава правительства.       — И на меня наденете наручники, майор? — язвительно осведомилась Органа.       — Думаю, в этом нет нужды.       Известно, что мать и так пойдет за своим ребенком — без принуждения, без цепей и охраны.       — Прошу вас, следуйте за моими людьми. Они проводят вас на мой личный линкор. Надеюсь, вы найдете его удобным.       — Вам это с рук не сойдет, — пообещала Лея, зло прищурившись.       Когда оба арестанта в сопровождении военных удалились, майор поцеловал руку Райлы.       — Не печальтесь, душа моя. Обещаю, вас никто ни в чем не обвинит. Еще одно... — Майор отступил на шаг, оглядывая собравшихся. — Лейтенант Бранс, майор Калония.       По его данным, эти двое были последними членами офицерского состава Сопротивления на Эспирионе.       Диггон знал, что Калуан Иматт недавно прибыл в столицу, а коммандер Дэмерон отправился выполнять некое поручение генерала Органы, которое (если верить информации, предоставленной их осведомителем) имело какое-то отношение к пропавшему Люку Скайуокеру. Майор был уверен, что канцлер приложит все усилия, чтобы внести ясность и в эту пока малопонятную историю; однако его самого и его миссии здесь она никоим образом не касалась.       Они, робея, вышли вперед. Хартер вся — с головы до пят — тряслась от гнева. Ее руки были крепко сжаты в кулаки. Тэслин глядел на Диггона исподволь и, казалось, все еще раздумывал, уж не пристрелить ли ему эту паскуду прямо сейчас.       — Вам приказано оставаться на Эспирионе. До особого распоряжения Верховного канцлера.       — Мы не подчиняемся канцлеру, — напомнил Бранс. — Наш командир — генерал Органа. А в ее отсутствие заместителем назначен адмирал Джиал Акбар.       — Все верно, — кивнул Диггон. — В свою очередь адмирал Акбар, будучи членом военного совета, подчиняется Верховному канцлеру как главнокомандующему военных сил Республики.       Лейтенант отвернулся на мгновение и беззвучно выругался.       — Всего хорошего, господа.       Не скрывая удовлетворения, Клаус Диггон двинулся к выходу.