Больнее и Больнее

      Он был так близок. После часов упорного труда его пальцы были содраны в кровь и сильно болели, но он знал, что результат будет стоить его усилий, если всё получится. А у него обязано было всё получиться, иначе другого шанса могло и не быть. Он боялся, что если у него не выйдет, то для Эда будет уже слишком поздно.       С ухода Рэми прошла маленькая вечность, но крики его искалеченного подчинённого по-прежнему звенели в ушах Роя. Они заглушили его здравый смысл и решительность, оставив лишь пустую оболочку и инстинкты, заточенные на побег отсюда, подальше от криков чистой агонии. Хотя Рой уже был уверен, что никогда не сможет забыть их, что полные боли вскрики Эдварда попросту присоединятся к кавалькаде кошмаров, мучивших его, как только он закрывал глаза.       Но это было неважно. Громче и чётче всего он слышал тот свой внутренний голос, который вопил ему отнести Эда в больницу. Рой уже и думать позабыл о том дурацком прозвище.       Долбанный Рэми и его долбанный ребёнок.       Он понимал, что следующую встречу с безумцем Эд уже не переживёт, а ещё, судя по огромной луже крови у его ног, Рой боялся, что, даже при должной помощи, юноша может уже не оправиться от таких ранений. Этот вариант развития событий был слишком ужасен, и Мустанг старался не думать о нём.       Он вытащит Эда отсюда и доставит в безопасное место, чего бы ему это ни стоило, потому что он наотрез отказывался позволить своему подчинённому умереть, как шавке в переулке. Стальной заслуживал лучшего, Эд заслуживал долгой и счастливой жизни, возможно, любви с той его милой подругой-механиком, заслуживал состариться с ней и со своим братом.       Хотя, опять же, он не заслуживал потерять свою мать, свои конечности и тело брата.       Волосы Эдварда представляли собой спутанные кровавые клочья, и он был болезненно бледным, несмотря на лёгкий розоватый цвет на его щеках от жара. Металлический прут всё так же торчал из его правой ноги, его раны по-прежнему не были обработаны. Возможно, оно и к лучшему, думал Рой; скорее всего, именно металл блокировал большую часть потока крови, а, значит, спасал парню жизнь.       Он точно знал, что у похитителей были и материалы, и навыки, чтобы подлатать их, учитывая то, как сам он был обмотан бинтами с ног до головы. А вот Эду такой роскоши не перепало, и он просто обвис на стуле, выставляя напоказ следы жестокой пытки над собой.       В принципе Рой понимал суть этой непрямой пытки, потому что от одного вида изуродованного и сломленного тела Эда у него по коже бежали мурашки, а вдох и выдох застревали где-то там, внутри. Он был уверен, что Рэми никоим образом не мог ранить его сильнее, чем ранив Стального, и это срабатывало.       Мустанг поморщился, когда стяжки на его запястьях впились в плоть, но проигнорировал боль: не было времени на такие мелочи, ведь он был так близок.       Полковник взялся за работу с того момента, как Рэми покинул комнату, и отчаянная решительность его не подводила. Он умудрился порвать рукав своей рубашки одной рукой и добраться до вшитых в ткань пуговиц. Их было три, если Рой правильно помнил; все они - большие, острые и металлические. Если бы он мог достать одну, они бы прекрасно подошли, чтобы нацарапать круг на стуле.       И они могли быть их единственным ключом к побегу.       Его пальцы кровоточили от острых краёв, но Рой не обращал внимания. Он не спускал глаз с бессознательного мальчика перед ним в поисках признаков жизни. Какая-то его часть беспокоилась, что Эд так и не проснётся от своего вынужденного сна, и тогда Мустангу придётся объяснять свою слабость и некомпетентность Альфонсу.       Но это не шло ни в какое сравнение с парализующим страхом того, что ему придётся жить с собой и со своими провалами, если он не сумеет оторвать чёртову пуговицу со своей чёртовой рубашки. Для Роя ситуация была проста, в масштабах человечества же это мог быть один из самых трудных подвигов. После долгих часов утомительных, упорных попыток он был жутко разочарован. Неужели они не смогут сбежать от Рэми?       Внезапно Эдвард застонал во сне и крепко зажмурился. Он нахмурился и задёргался, насколько стяжки и прут в ноге ему позволяли.       С его губ сорвался звук, что-то среднее между всхлипом и шёпотом, но Рой не смог толком расслышать. Он вперился взглядом в полное боли лицо блондина, и его пальцы заработали над пуговицами с новым приливом энергии.       — Нет…       Полковник напряг слух, будучи в сомнении, правильно ли он расслышал, но всё равно не хотел верить, что это был голос Эда. Он был поражён тем, как хрупко звучал его прежде звонкий голос. Юноша замер, и лишь побелевшие костяшки выдавали его напряжение.       — Стальной? Эд? Ты меня слышишь, мелкий? — тревожно прошептал Рой, но Эд, казалось, не слышал его. Рой отчасти надеялся, что знакомое обзывательство вырвет блондина из его кошмара, и мальчик сам с руганью спрыгнет с этого треклятого стула, невредимый и беззаботный, как обычно.       Если бы.       — Нет, оставь его в покое, Ал… — взмолился Эд во сне, и всё его тело напряглось в попытке защитить брата в его сознании, пускай ему самому требовалась помощь. — Не трогай его!       Пуговица была пришита к рубашке всего лишь одной ниткой, и сердце Роя забилось сильнее от радости. Он упорно игнорировал тот факт, что плана у него не было, и что незаметный побег на сломанной ноге с еле живым тринадцатилетним подростком казался делом невозможным. Особенно теперь, когда Рой уверился в том, что если Стального подвигать больше, чем можно было, это будет для него фатально.       Но он был так близок, и мечта разорвать их с Эдом цепи уже казалась недостижимой.       — Прошу, Ал. Прости меня. Пожалуйста, — услышал Рой крик Элрика-старшего и на мгновение представил проснувшегося от кошмара маленького мальчика, одинокого и напуганного, в поисках утешения, которого не было. Сценарий был столь реалистичен для Эда, что Рой поморщился, но на утешения время у них ещё будет, когда парень будет вызволен отсюда и уложен на каталку.       Для Роя имел значение лишь мягкий звон металла о металл, когда нить порвалась, и его ладонь опустилась, зажимая большую пуговицу пальцами. Рой никогда в своей жизни не рисовал круг так быстро.       Она была простой, и он знал, что Стальной посмеялся бы над ней, но при всей своей грубости и примитивности она была в прекрасном рабочем состоянии. Рой закрыл глаза в молчаливой молитве богу, в которого он не верил, и прижал ладонь к маленькой печати.       В пустой комнате раздался треск алхимической реакции, и полковник с облегчением открыл глаза, выдохнув. Стяжки вокруг его запястий загорелись, сжигая вместе с пластиком его кожу. Но огонь словно очищал Роя, освобождал его от грязи этих часов заточения. Он смаковал свою свободу пару мгновений, а затем отбросил остатки стяжек и принялся работать над ногами.       После ещё одной печати и ещё одного превращения его ноги были изуродованы такими же ожогами, как и его руки, но Мустанг был свободен.       Наконец-то, блять.       Идти со сломанной ногой было трудно и невероятно болезненно, чего и следовало ожидать. Это были самые мучительные два метра в его жизни, но каким-то образом Рой сумел доползти до подростка. Он использовал стул в качестве жалкого подобия костыля, и тот с пронзительным звуком скрежетал по каменному полу. Разумеется, если Рэми был поблизости, он сразу же залетит к ним, но лучше было не думать об этом.       Эд скорчился, и Рой заметил на его щеках свежие слезы, смывавшие часть сажи и грязи, покрывавших его лицо. Он осторожно прислонился к стулу мальчика и к самому Стальному, не в состоянии нагружать свою ногу ещё больше. Рой и не осознавал, как необходимо ему было дотронуться до юноши; это заверяло его, что Эд был здесь, и что он был жив. Он чувствовал тепло его кожи, быстро покидавшее его, и видел, как его грудь вздымалась и опускалась с поверхностными вдохами.       — Ал. Мне так жаль, прости меня, Ал, — рыдал Эд. Рой нахмурился и постарался обхватить подростка, насколько ему позволяло его поврежденное и отчасти неподвижное плечо. — Не умирай.       — Все нормально, парень. Это просто кошмар. Просыпайся, мы выбираемся отсюда, — сказал Рой и мягко толкнул Эда, ожидая, что это, вкупе с испытываемой им болью, разбудит его.       Но мальчик лишь поморщился и продолжил что-то говорить. Он отчаянно умолял кого-то, и сердце Роя болезненно сжалось. Кто бы мог подумать, что тринадцатилетний был способен испытывать такое самоунижение и такие горькие сожаления?       — Эд, — сказал он чуть громче и ущипнул холодную, влажную щёку мальчика ногтями.       Ему казалось, что такой незначительный стимул потонет в боли от множества ран, и чуть не упал от удивления, когда подросток ахнул и на мгновение замолчал; потом пара подёрнутых дымкой янтарных глаз открылась.       — Полковник? — невнятно спросил Эд.       Рой угрюмо улыбнулся, будто пытаясь его обнадёжить, но у него не получилось. Он собирался было спросить, в порядке ли был юноша, но передумал. Он и сам прекрасно знал ответ на свой вопрос.       Эд медленно моргал, будучи неуверенным, в сознании он или нет. Где он вообще? Он проследил за взглядом полковника и был искренне удивлён, увидев в своей ноге металлический прут.       Что происходит? И почему полковник выглядит таким… обеспокоенным?       — Всё будет хорошо, Стальной. Просто дыши, — сказал Рой, который не знал, слышит ли его он вообще или нет. — Я отвезу тебя к Алу, я… Я обещаю.       Эд больше не мог анализировать подтекст поведения Мустанга, так как его, без всякого предупреждения, накрыла волна невыносимой боли. Казалось, каждая клетка его тела рвалась на части.       Но Эдвард ухватился за эту боль, с радостью воспользовался ей как щитом, чтобы вновь не потерять сознание. Он делал это не ради того, чтобы услышать больше успокаивающих слов полковника, вовсе нет, в нём элементарно взыграло любопытство. А ещё, возможно, какая-то его часть жутко боялась того, что если он заснёт, то уже попросту не проснётся.       Эд осознал, что хуже боли были лишь непередаваемые холод и окоченение, которые постепенно охватывали его. Он попытался пошевелить пальцами ног, но не почувствовал их. Это явно было не к добру, но опять же, его ногу из плоти, очевидно, недавно насадили на прут. Как это вообще произошло?       — Слушай сюда, Стальной. Оставайся в сознании, это приказ.       У Элрика-старшего не было сил бросить говнюку-полковнику злобный взгляд. Он не был уверен, действительно ли это говорил он, или у него просто разыгралось воображение, но ему было уже всё равно. Он выдавил напряжённую, тихую усмешку.       — Пользуешься служебным положением, сволочь? Е-если бы я не знал тебя, решил бы, что т-ты переживаешь за меня.       Рой мягко улыбнулся, услышав ворчание Стального. Он практически закончил выцарапывать очередной круг на оковах Эда, но мальчик-то был скован металлом, в отличие от Роя, и это заняло больше времени.       Он мог бы легко сжечь их, но Рой решил, что он и так уже в ответе за множество ранений мальчика, и отказался наносить ему ещё больше увечий. Его опыт в менее взрывоопасных направлениях алхимии был в лучшем случае ограничен. Он несколько минут слушал болезненные всхлипы Эда и держал мальчика, пока тот трясся от приступа неконтролируемого кашля, и всё-таки умудрился доделать самый уродливый круг преобразования в его жизни. Была в этом какая-то закономерность.       Но придётся обходиться тем, что есть: у него не было времени всё аккуратно выводить.       Помещение вновь наполнил алхимический треск, и оковы исчезли. Если бы его нога не была сломана, а подчинённый был бы в состоянии получше, Рой подпрыгнул бы от радости. С цепями на ногах Эда было полегче, и вскоре руки Роя были по локоть в крови неподвижного Стального и... заняты им, собственно.       — Слушай сюда, мелкий, — пробормотал Рой, сжимая зубы от боли, которую причинял его ноге вес Эда. Как мог тощий засранец быть таким чертовски тяжёлым? — Не знаю, как, но я вытащу тебя отсюда. Только… пожалуйста, оставайся в сознании, Эд, — неуверенно добавил он.       Покрасневшие от жара веки юноши открывались и закрывались, пока тот отключался и снова приходил в себя, и Рой переживал, что однажды они больше не откроются. Он поспешил ухватиться за стул, который снова стал для него костылём, и, крепко держа Эда, попытался направиться в сторону выхода.       Но его побег был прерван, когда Рой услышал открытую с грохотом дверь, а сразу следом — выстрел из пистолета.       Рой вскрикнул от шока, когда пуля прорвалась сквозь его икру, и землю выбило у него из-под ног. Эд бесцеремонно упал на пол и больше не шевелился; он еле дышал и морщился от боли. Полковник слышал шаги и чьи-то — вероятно, Рэми — проклятия, но не мог пошевелиться. Неудивительно, учитывая, что одна нога у него была сломана, а другая прострелена, но желание сбежать это никак не уменьшало.       Тяжелый пинок в бок, и Рой закашлялся слюной и кровью.       — Какого хрена ты творишь? — услышал он злобный рык Рэми.       — А на что похоже? — сквозь сжатые зубы выдавил Рой и заработал очередной пинок. На мгновение его зрение помутилось, и лишь распростёртый на полу перед ним Эд не давал ему поддаться наступающей тьме.       Он с трудом поднял голову и увидел ухмылку Рэми. Тот тоже выглядел неважно: его глубоко посаженные глаза были залиты кровью, кожа покрылась холодным потом. В руке он держал бутылку виски, шаг у него был нетвёрдый. Мужчина был пьян.       — Мы выбираемся отсюда, — прохрипел Рой, но Рэми лишь усмехнулся и показал на истекающего кровью мальчика.       — А вот щеночек-то, похоже, никуда уже не пойдет. Печально, но у собак ведь продолжительность жизни короче, правда, полковник?       Рой смотрел на Эда, который упал вбок от ног полковника, и он не видел, был ли тот в сознании или нет. Или жив вообще.       — Что ты собираешься с ним сделать? — мягко спросил Рой.       Рэми заносчиво ухмыльнулся и мягко потрепал темные волосы Роя к отвращению последнего.       — Не переживай. Я покончу со страданиями псины, — усмехнулся он. — Это ведь милосердно, в конце концов.       — Нет! — резко ахнул Рой, будучи в ужасе от угрозы, которой он ожидал, но к которой не был готов. Его собственное будущее уже не имело никакого значения. Все его мечты и амбиции будто смыло слезами Эдварда Элрика, и от самого Мустанга осталась лишь пустая оболочка. Единственная мысль у него на уме была: сбежать, сбежать, сбежать.       — Поверь, я не хотел, чтобы до этого дошло, — пробормотал Рэми, практически извиняясь. — Мне-то непривычно детей убивать… У меня же нет твоего военного опыта, полковник. Но, ради бога, можешь меня остановить, — рассмеялся он. — Назови имя моего сына или, еще лучше, сразись со мной. Ты ведь теперь свободен, разве нет?       — Катись к чёрту! — взревел Рой, но правда, скрытая за издёвками маньяка, вновь наполнила его глаза отчаянными слезами. Рэми был прав, он был свободен, он почти выбрался, и ради чего? Чтобы лежать и смотреть, как какой-то ненормальный садист вышибет мозги Эду, а потом и самому медленно истечь кровью до смерти?       Рой знал, что он тоже нуждался в помощи, пусть и не так сильно, как Стальной. Недостаток боли и ужасная тошнота указывали на шок, будто его тело отражало его психическое состояние.       — Не смей трогать его, — попытался прибегнуть к угрозе Рой, но слова прозвучали сбито и безжизненно.       — Или что? Накашляешь на меня? — оскалился Рэми. — Ты бы не смог ничего мне сделать, даже если бы я дал тебе это, — сказал он и помахал пистолетом. Тем же самым, которым он только что прострелил Рою ногу.       — Ты за всё заплатишь, — зарычал Огненный алхимик, но угроза вновь была подорвана приступом хриплого кашля.       — Ой, расслабься, полковник, — промямлил мужчина и отпил от своей бутылки. — Глотнёшь?       Не успел Рой и отреагировать или даже осмыслить слова Рэми, как стеклянную бутылку прижали к его губам. Безумец наклонил ее и подбородок Роя, и алхимик почувствовал, как едкая жидкость потекла на его язык, кожу и раны. Он испустил гортанный стон от жгучей боли и крепко зажмурился.       При других обстоятельствах он бы с радостью глотнул виски, но в этот наполненный паникой момент одна лишь мысль об алкогольной интоксикации казалась безответственной, на грани с суицидом. И он предпочитал сам себе наливать ликёр.       Рой пытался вырваться из хватки Рэми, пытался сжать губы, чтобы не дать горящей субстанции проникнуть в его тело, но мужчина был беспощаден, и вскоре Мустангу пришлось проглотить алкоголь.       Он задумался, что вообще могло бы побудить их похитителей напоить связанного и израненного человека, но ни от одного из возможных ответов легче ему не стало. Возможно, они собирались дать покойнику испить последний раз?       Он не хотел об этом раздумывать.       Рэми протяжно, хрипло рассмеялся, и Рой услышал, как бутылка зазвенела на каменном полу. Он хотел было проклясть похитителя, но тут услышал, как Рэми снял пистолет с предохранителя, и тут же пришёл в себя.       Из глаз Роя вновь потекли безнадёжные слёзы. Он вообще не помнил, когда последний раз так много плакал, или когда плакал вообще. Он практически надеялся, что Эд был без сознания. Толку от этого мало, но таким образом юноша хотя бы не заметит, что он умер.       — Интересно, плакал ли ты так же, когда умирал мой сын. Но что-то говорит мне, что тебе было всё равно.       — Не смей… делать этого… я убью тебя, клянусь, я убью тебя, если ты тронешь его! — закричал Рой и попытался встать, ухватиться за Рэми, вырвать пистолет и спасти Эда. Но их похититель лишь рассмеялся и пинком отправил его обратно на пол. Рой тут же понял, что на другую попытку сил у него не было. Он остался ни с чем.       Он был слишком слаб.       — Поверь, я знаю, что это неправильно… — сказал Рэми, медленно, неторопливо подходя к Эду. — После этого я тебя отпущу. Ты сможешь позвать своих друзей, и я не буду оказывать сопротивления.       Он нацелил пушку на висок ничего не знающего Эда. Рою хотелось хотя бы закричать, разбудить Стального, чтобы тот надрал задницу этого больного на голову Рэми, но сил у него не осталось. Он слышал, как кто-то приблизился к ним, но был слишком поражён ужасом и шокирован, чтобы отвести глаза от пистолета и мальчика, на которого тот был нацелен.       — Но это не делает мою месть менее желанной. Это правосудие, — Рэми с триумфом посмотрел на Роя. — Сын за сына.       Сын?       В помещении раздался выстрел, и Рой закричал с такой силой, о существовании которой в себе даже не подозревал.       Он был уверен, что всё кончено; что яркий свет, которым был Эдвард Элрик, был эффективно погашен. Что у тринадцатилетнего подростка уже не будет возможности вырасти и изменить мир своими умом и решительностью.       Что Рой больше никогда не услышит насмешливый смех паренька и «полковника-ублюдка», что так часто шло следом.       Однако, спустя мгновение всепоглощающего ужаса, Рой осознал, что не увидел, чтобы Эд отреагировал на своё предположительное убийство. Крови не было, он даже не дёрнулся; Рою было показалось, что Рэми промазал.       Но тут мужчина с пистолетом упал лицом в пол и закричал от боли, сжимая свою истекающую кровью ногу, и перед Мустангом развернулся вариант развития событий номер три.       Он повернулся, чтобы отследить траекторию пули, в надежде увидеть лейтенанта Хоукай. Но он был разочарован, не говоря уже о том, что ошарашен, когда увидел мистера Слизняка с дымящимся пистолетом в трясущихся руках и с залитым слезами лицом.       — Брат, я так больше не могу, — жалобно всхлипнул он. — Я со всем могу смириться, чёрт, паренёк милый. Но не с убийством. Мне нужно, чтобы ты вспомнил обо всём сейчас, пока ты не совершил того, о чём будешь сожалеть. Он не убивал твоего сына, Видар.       Какого… что ещё за чёртов Видар?       Рой был уверен, что ему послышалось. Это должно было быть какой-то ошибкой, и мужчины сейчас посмеются и скажут, что это лишь ловкий розыгрыш. Даже судьба не могла быть настолько жестокой, чтобы заставить их пережить этот ад, истечь кровью и чуть ли не умереть, из-за того, что какой-то безумец их с кем-то спутал.       Да не может, блять, быть такого.       — Ты неправ, у меня есть сын, и он… — Рэми, которого, видимо, звали Видар, закричал и опасной манерой замахал пистолетом. — …он убил его, он убил их обоих!       Мистер Слизняк, который буквально несколько часов трогал Эда своими отвратительными руками, задумчиво улыбнулся и покачал головой.       — Нет, брат, он их не убивал.       Рой услышал, как Эд застонал и всхлипнул, и он рассмеялся бы, будь у него ещё силы. Эдвард был жив, и этот крохотный луч надежды сделал всю его злобу и жажду мести бессмысленными. По крайней мере, пока.       — Нет, я помню, я видел его, он был сожжён! — закричал их похититель и нацелился пистолетом в Роя; его палец был опасно близок к курку. Несмотря на нависшую опасность, Рой мог подумать лишь об одном: «Спасибо, что ты не целишься в него, пристрели меня, а не его».       Он закрыл глаза и смирился с судьбой, надеясь, что ценой его жизни Эд выживет.       Второй выстрел так и не прозвучал, и какая-то часть Роя была тому благодарна. Другая же задумалась, а заслужил ли он выжить. Но большая его часть была сосредоточена на Эде и на том, дышал ли он.       — Я был там с тобой, брат. Я видел твою семью, но они не были убиты военными, — убеждал Видара другой мужчина, чьё имя Рою ещё предстояло узнать.       Или он был Рэми?       — Так кто же? — завопил Видар и бросился на своего брата, игнорируя своих пленников.       Бам.       Прозвучал второй выстрел, которого ждал Рой, и он ждал боли, крови и смерти. Он был готов, смирился с этим и считал, что таким образом поплатится за свои грехи. Странно, но в его вызванном избытком адреналина трансе это как-то его утешало.       И когда Рой увидел, как два брата вцепились в друг друга, пока у них под ногами растекалась лужа крови, он едва ли не расстроился. Мужчины, которым доставляло удовольствие мучить его и Эда, рыдали и кричали, смешавшись в непонятную кучу. Рой понятия не имел, кто кого подстрелил. От двух ненормальных с заряженными пистолетами можно было ждать всего, чего угодно.       Он слышал, как мистер Слизняк выдавил что-то надломленным голосом, но отказался поверить своим ушам.       — Ты… это был ты. Брат, мне нужно, чтобы ты вспомнил, это ты убил их!       Рой молча сыпался проклятиями. Учитывая то, как им с Эдом везло по жизни, ничего другого и ожидать не стоило. Но этот случай был исключителен даже для него. Должно быть, их обоих благословили боги неудач и трагедий. Или прокляли.       Судьба, грёбанная ты сука.       — Брат, после войны ты лишился разума. Я знаю, что ты не помнишь этого, но я был там, я видел, что ты наделал! — закричал, практически взмолился один из мужчин. — Я пришёл навестить вас, ты был без сознания, а они были мертвы! Я нашёл их уже мёртвыми! Ты сорвался, брат, и это была не твоя вина. Но и не их тоже! Ты обещал не убивать их!       Они уже оба плакали, и Рой осознал, что он тоже не мог сдержать слёз. Это был очень жестокий, злой, несправедливый поворот судьбы. Он рассеянно подумал, что эта сцена напоминала ему преданность Ала Эду и все их частые маленькие ссоры. Упрямый старший брат и более рациональный младший.       Он не слышал, чтобы их похититель и мучитель извинился, но Рою это было и не нужно. Они не заслуживали просить прощения после того, что натворили, и Рой был в бешенстве, что ему не доведётся испепелить Видара.       Или как бы его там нахер не звали.       Секунды растянулись на туманные, полные боли минуты, а может, часы. Рой не был уверен. Он уже собирался терять сознание, как вдруг услышал чьи-то шаги совсем рядом. Его зрение помутилось, от него едва ли был какой-то толк, и Огненный лишь надеялся, что пришедший не был врагом.       Он натужно застонал, когда мужчина поднял его и закинул себе на плечо, а несколько мгновений спустя также взвалил на себя и Эда. Судя по всему, лежал на полу и истекал кровью всё-таки Рэми.       — Мне жаль, — сказал мужчина. — Я понимаю, что в этом нет смысла, но мне правда жаль. Он сказал, что никого не убьёт.       Рой не удостоил мужчину ответа, на пронзительный взгляд сил тоже не хватало. «Жаль» действительно никак не покрывало их действий.        Мустанг не мог простить его за то, что тот пытался искупить свою вину, спасая их, после того, чему был подвержен Эд. И пускай он понимал, что мистер Слизняк уносил его и Эда подальше от той треклятой комнаты, которая служила их мучителям развлекательной площадкой, он едва ли мог вынести мысль о непосредственном контакте кожи этого ублюдка с кожей Эда.       Огненный ненавидел его за то, что они там оказались. Он хотел сотворить с ним нечто ужасное за причиненную Эду боль.       И всё же, он не мог отрицать, что этот человек, которого Эд ненавидел, и который так отвратительно касался мальчика… этот человек спас их обоих, но Рой не мог заставить себя испытывать к нему благодарность.       Их положили на неухоженную лужайку, и Рой сумел медленно повернуть голову так, чтобы видеть Стального и их бывшую тюрьму. Это место он узнал мгновенно: старая молочная фабрика на окраине Восточного Города.       Это была уже давно заброшенная индустриальная часть города, далекая от его населённой части.       Рой проследил взглядом за мужчиной, который обрёк их на страдания и спас, пока тот шёл обратно на старую фабрику. Последний, четвёртый выстрел прозвучал в воздухе, и он знал, что мучители больше их не побеспокоят.       Они пережили Рэми и Слизняка, но, судя по всему, им обоим оставалось недолго. Рой мог лишь надеяться, что Риза найдёт их до того, как будет слишком поздно.       Мустанг закрыл глаза и погрузился в тишину.