Кошмары

      Лукас не может объяснить, почему он вышел из дома. Почему он покинул удобное кресло. Почему вышел в этот мороз, чувствуя, как лицо колют злые снежинки. Что-то зовет его, что-то не дает расслабиться, нуждаясь в Саммерсе. И он не против проверить, кому он так нужен. А может это волчье чутье?       Парень подумывал обратиться, правда, но оставлять одежду под усилившимся снегопадом не хотел. Не только из-за того, что одежда замерзнет или промокнет от снега, а просто… просто не хотел. Желание быть человеком было сильнее, чем желание ощутить лес всем своим звериным нутром. Он слышит стрекот редких птиц и белок, слышит ветерок, который с треском гнет и ломает ветки деревьев. Чувствует запахи, которые припорашивает снег. Улавливает малейшее движение рядом с собой. Но это все не то. Саммерс ускоряет шаг, вскоре почти срываясь с места. Спустя почти десять минут пути он чувствует ее. Соленый морской запах, с яркими свежими нотками груши. Он знает этот запах и чувствует в нем тревогу и боль. Это пугает оборотня, стрелой летящего сквозь чащу леса.       Снег сверкает, взметаясь вверх, когда оборотень выбегает на берег еще не замершего озера и тормозит, немного скользя по мокрой земле. Он, наконец, видит ее — темноволосую, бледную, с большими, как у олененка, глазами, горящими голубым. Девушка стоит по колено в воде, не обращая внимания на холод, снег и то, что на ней из одежды только джинсы и хлипкая кофточка с рукавами до локтей. Явно замерзла, дрожит, пытаясь сохранить крохи тепла в теле, но ничего не делает. Просто стоит и смотрит, в то время как Лукас подходит ближе, настороженно окликая ее. Ридли улыбается и поет. Поет негромко, убаюкивающе, мелодично. Сильный голос разносится над гладью озера и вода чуть бурлит, расходясь кругами от сирены. Ее песня зачаровывает, заставляет забыть о тревогах, манит, и Саммерс почти готов поддаться, потому, как сопротивление стоит больших усилий. Он качает головой, стараясь сбросить с себя эти музыкальные оковы, закрывает уши руками, но все равно слышит ее. На каком-то подсознательном уровне. И силы таят, таят слишком быстро, чтобы разобраться в том, что происходит. Лукас почти сдается, убирая ладони от ушей, входя в воду, чувствуя, как кроссовки понемногу намокают, тяжелеют, становятся холодным. Делает еще шаг и джинсы мокнут, от чего оборотень передергивается. Если даже он чувствует температуру воды, то какого же сирене, которая по сути простой человек с магическим голосом? Эта мысль отрезвляет и короткой заминки хватает для принятия решения. Оно кажется единственным правильным и верным сейчас, и Лукас рычит. Рычит по-настоящему, по-звериному, громко, яростно. От его рыка по воде бегут маленькие волны, а в лесу кто-то пугается и быстро бежит, ломая ветви кустов. И сирена вздрагивает, обрывая свою песнь. Ее взгляд становится осмысленным, голубое сияние сменяется привычным тепло-карим цветом. Ее губы — синие, как у утопленника! — дрожат и с них срывается одно единственное слово. Саммерс не медлит, хватая девушку на руки, выходит из воды, оглядывает ее и, скидывая с себя куртку, закутывает в нее сирену. Она мокрая, холодная, едва живая от переохлаждения, и Лукаса это пугает. Сирена что-то говорит о сне, о том, что лунатила, что не помнит, как оказалась здесь и как пела, заманивая оборотня. Все это так… неважно сейчас, что Саммерс едва ли ее слушает, быстро, очень быстро стараясь выбраться из леса и дойти до дома. Ему не нравится, как маленькая белая ладошка стискивает ворот куртки, как фиолетовые губы подрагивают, и сирена выдыхает, но пара от дыхания нет. Все становится неважным для оборотня, кроме этой маленькой замерзшей девчонки, которой приснился кошмар об ее родителях, об аварии, в которой они погибли и в которой была сама Ридли с братом. Саммерс тщетно пытается согреть ее своим дыханием, выдыхая горячий воздух прямо на нее. Девушка жмурится, сильнее кутаясь в куртку и затихает, кладя голову парню на плечо. Она еще что-то шепчет, благодарит, извиняется, но Лукас мотает головой. Ему не нужны благодарности, нужно только чтобы Ридли была здорова. Чтобы можно было не беспокоиться о ней. Не думать о том, что она может умереть у него на руках. И когда они добираются до дома, Саммерс может выдохнуть от облегчения, помогая наставнику привести сирену в чувства, согреть ее, отпоить горячим чаем. А Ридли смотрит на него — на Лукаса — с горячей благодарностью, от которой кровь бурлит, а в груди что-то надувается, как красочный воздушный шарик, наполненный удовольствием и спокойствием.       Потому что с ним она в безопасности.