Кошмары

      Химера никогда не сможет избавиться от кошмаров, независимо от того, когда они врываются в его жизнь — под покровом ночи или же при свете дня. Они многогранны, ужасны в своей непоследовательности и непредсказуемости. Он может видеть, как его рвут ради опытов, а в следующее мгновение уже он будет рвать ни в чем неповинную девочку, которая просто попалась ему на глаза. Это все сменяется со скоростью карусели — вроде можно еще догнать предыдущее воспоминание, но лучше не стоит, иначе выбросит во тьму, в которой таится куда больше ужасов.       Энзо садится на кровати, его желтые — как у оборотня, которым он был от рождения — глаза сияют в ночи. Он дышит тяжело, громко, хрипло, пытаясь справиться с самим собой и у него это почти получается. Но когда рядом кто-то шевелится, кто-то зовет его и сонным голосом спрашивает, что случилось, все успехи идут коту под хвост (как забавно, учитывая его животный облик). Он набрасывается на невиноватую Каприано, кусает ее, жадно хлебает кровь, хотя скорей заливает ею постель. Ломает ее кости, наслаждаясь громким криком боли. Ее кости для него все равно что бумага — даже трудиться не приходиться, чтобы переломить шейный позвонок. Она исцелится, конечно же, исцелится, но через время. Изломанное окровавленное тело на кровати выглядит почти красиво, почти сексуально. Выглядит, как последствия пробуждения Чудовища. Тонкие длинные ноги лежат под каким-то неестественным углом, руки разбросаны вокруг головы, в попытке защититься. Огромная рана на шее уже затягивается и не выглядит так жутко. Чудовище хрипит, воет, рычит и выбегает из квартиры. Он прыгает через лестницы, иногда перескакивая через перила. Оглашает дом своим ревом. Выбегает на улицу и скрывается с нее на удивительной скорости.       Конте видит докторов — так они себя называли — слышит их запах и голоса, чувствует их прикосновения. Хотя на самом деле это лишь легкие поглаживания веток, когда химера мчится меж деревьев и кустов, дальше, дальше от цивилизации, в леса, чтобы никто не смог его найти. На секунду мелькает мысль, куда он мог бы пойти, где его бы поняли. Но у Дэймона сын. Как благородно — отказаться от помощи лучшего и, наверное, единственного друга, в пользу того, чтобы не испугать, не навредить Харланду. И он бежит быстрее, врываясь на территорию оборотней. Боже, как давно он был простым оборотнем… Чудовище слышит их шаги, чувствует их приближение, но не останавливается, падая, скатываясь с пригорка. Когда он останавливается, в нескольких шагах от него, стоит волк — огромный, мохнатый, черный, с алыми глазами. Он не скалится, но рычит, рычит предупреждающе. За ним виднеются другие волки — белый, рыжий, серый. Другие не волнуют Чудовища, который пригибается к земле, сменяет форму, предстает огромной кошкой, которая все же в размерах уступает волку. Он знает, что этот волк, этот альфа, достойный противник. Может даже он сможет выжить после стычки с Чудовищем? Может… Чудовище бросается в атаку и огромный комок, в котором можно рассмотреть черную шерсть волка и бурую шкурку пумы, катится по земле. Они кусают друг друга, рвут, рычат, ревут. Химера удивляется, как волк может так долго ему противостоять и не слабеть. Удивляется и видит — стая подпитывает альфу своей силой, своей энергией. Эта драка затягивается еще на минут десять и когда оба отпрыгивают в разные стороны, их шкуры мокрые от пота и крови, раны болят, в зубах застряли куски шерсти. Альфа находит в себе силы и выпрямляется — сильный, властный, привыкший отдавать приказы. Он открывает пасть и рычит, сгибая Чудовище, позволяя Энзо упасть на землю. Он даже благодарен, когда щелкает хвостом и отползает, встает, убегает прочь. Химера не знает, что это за стая, кто этот альфа, но он мысленно говорит ему спасибо. Спасибо, что помог.       А когда он возвращается домой, находя там испуганную Каприано, он шумно вздыхает, понимая, что она видит не совсем то, что хотела бы. Голый, окровавленный, с еще незажившими глубокими ранами по всему телу, длинными царапинами. Он уже не так ужасен, как был несколько часов назад, но все еще страшен. И дампир не сбегает.Не спрашивает. Не говорит. Странно. Просто отправляет его в душ и заходит в кабинку следом, осторожно — боязно? — обнимая его, помогая смыть кровь, землю и пыль, промывая раны, насчитывая с десяток глубоких и больше двадцати мелких ран, включая царапины. Он — одна большая кровоточащая рана. А она помогает, не прячется, морщится, когда он просит прощенья. Это почти искренне, почти правдиво. Но в его глазах больше правды, чем в словах. Дампир видит это и молчит.       Потому что боится Чудовища.