Killer Smile

      В пятницу утром выясняется, что полиции нужно нечто больше, чем разовая консультация, учитывая, что Стайлз и Дэнни наткнулись на детектива, выходящего из офиса Дерека во время их перерыва на кофе.       — Позвоните остальным. Я хочу, чтобы через десять минут вы все были в моем кабинете, — говорит Дерек, прежде чем захлопнуть дверь. Впервые за четыре дня он посмотрел Стайлзу в глаза.       Ровно через восемь минут — девять для Джексона, потому что сначала принцесса пошла в туалет — они все находятся в офисе Дерека, как и приказано, и Стайлз оказывается у двери рядом с Бойдом. Он даже не смотрит на своё обычное место за столом Дерека, которое в любом случае сейчас завалено грудой документов. Не то чтобы он знал. Потому что он не смотрит.       Между тем Дерек информирует их о подозрениях полиции, что девушка, чье тело они нашли, была юной дочерью — вампира — наркодилера, которого команда Дерека поймала пару месяцев назад.       — Им понадобится тот, кто знает эту среду и людей, стремящихся туда попасть, — говорит Дерек, глядя на досье в руках.       Таким образом он негласно говорит им, что ему нужен волонтер, тот, кто готов быть отстранен от их основного дела, чтобы помочь полиции разрешить войну между наркокартелями. Как будто это вообще когда-нибудь произойдет. Но, возможно…       — Ну, — начинает он, прочищая горло, потому что он не совсем уверен, что его не обезглавят за то, что он собирается сказать. — В последний раз Эрика была под прикрытием уже довольно давно, так что…       Вероятно, Эрика понимает, почему Стайлз предлагает это решение, поэтому и не пытается выцапать ему глаза здесь и сейчас.       — Даже не думай об этом, — прерывает она его, бросая на Стайлза уничижительный взгляд, а затем поворачивается к Дереку. — Бойд и Скотт тоже могут с этим разобраться, они провели то же количество времени, что и я с делом Фергюсона. Я не понимаю, почему…       — Довольно, — обрывает Дерек её протесты спокойным, но твердым Альфа-голосом. Когда он снова заговаривает, то устремляет взгляд на Стайлза, сосредоточенный и напряженный. Готовый. — Я подумаю об этом и сообщу вам завтра утром, — это намек, что им пора на выход, и каждый его понимает, молча вытекая из кабинета, будто бы небольшой ручей нашел своё направление.       Несмотря на то, что находится в шаге от двери, Стайлз выходит последним. Но перед тем как уйти, он смотрит на Дерека долгим пронизывающим взглядом, полагая, что бесполезно что-либо скрывать, когда Дерек всё равно может услышать его сердцебиение, может прочитать его эмоции, вероятно, даже лучше, чем сам Стайлз. Когда Дерек не обращает на него никакого внимания, делая вид, что занят чтением чего-то на экране компьютера, Стайлз вздыхает и выскальзывает за дверь.       …Только чтобы чуть не врезаться в Эрику, ожидающую его со скрещенными на груди руками и взглядом того, кто только что проглотил лимон, но не получил никакой текилы, чтобы его запить.       — В чем твоя проблема, Стайлз, м? — шипит она, как только за его спиной закрывается дверь.       — В чем… — Стайлз на мгновение сбивается, потому что замкнутое лицо Дерека занимает огромное количество пространства в его голове. — Стой, — говорит он, — я просто подумал, что было бы неплохо провести несколько дней вдали от всей этой неразберихи…       Но хмурый вид Эрики предельно ясно дает понять, что она устала от его брехни.       — О-о, — снова прерывает она его, — точно, и какую именно неразбериху ты имеешь в виду? — спрашивает она, переводя взгляд с лица Стайлза на кабинет Дерека и обратно — жест, который слишком расчетливый, чтобы восприниматься как случайный.       Конечно, её слова задевают за живое, и Стайлз тут же напрягается, выпрямляя спину, потому что нет… Нет.       — Ты не имеешь права…       — Не имею права… Что? — говорит ему Эрика острым, словно лезвие, голосом. Нет ни единого шанса, что другие их не слышали и что их не слышал Дерек. Черт, они же гребаные оборотни, они, вероятно, услышат, как пчела пролетает мимо здания, если захотят… — Слушай, Стайлз, — продолжает она, когда он не отвечает. — Я очень зла на тебя прямо сейчас, и, наверное, это не лучшее время для этого разговора, но… — она зажимает переносицу, будто собираясь с мыслями. — Ты мой друг и один из тех людей, которых я уважаю, но ты не можешь выбирать за меня, когда дело касается моей работы, окей? Я понимаю, почему ты так поступил, но я бы предпочла, чтобы впредь ты так больше не делал.       В этом-то и проблема — быть и в стае, и в команде одновременно, потому что иногда границы между двумя понятиями становятся настолько размытыми, что трудно понять, что из них что. Инстинкт Стайлза защитить Эрику, чтобы держать её подальше от того, что в прошлом месяце очень её расстроило, заставил его вмешаться в её профессиональную жизнь.       — Извини, — говорит Стайлз, признавая свою ошибку.       Эрика тут же преображается, улыбаясь ему, и заключает Стайлза в крепкие объятия.       — Всё в порядке, мне просто было нужно, чтобы до тебя наконец дошло, — шепчет она ему в ухо. А потом, прежде чем удалиться, произносит: — А, и еще: Лидия сказала, что ей нужно с тобой поговорить.       «У неё был секс с Джексоном на моем диване!» — хочется выкрикнуть Стайлзу. Единственное, что удерживает его от этого, так это то, что остальные, вероятно, спросят, есть ли у него фотографии… Они те ещё извращенцы.       — Отлично, — вместо этого бормочет он себе под нос и, сунув руки в карманы, направляется в сторону лифта.

***

      Короче говоря, Лидия хотела увидеть Стайлза только для того, чтобы сказать, что они с Джексоном закончили своё время страсти на его диване, так что он может возвращаться домой, но сначала они прогуляются после работы, и он купит ей напиток. Стайлз не совсем понимает, как работает её разум, но, так или иначе, смиряется с этим.       В конечном итоге они оказываются — или лучше сказать, Лидия притащила их сюда, — в небольшом современном баре, оформленном в бело-красном стиле, где потягивают напитки, сидя за столом в виде, эм, облаков. Или, возможно, в виде цветка. Дизайн интерьера никогда не был его сильной стороной.       Учитывая, что все, похоже, знают об их с Дереком фиаско, Стайлз уже морально готовится к допросу с пристрастием, которому он вот-вот подвергнется. В конце концов, он говорит о Лидии, и Стайлз уверен, что у неё есть степень по сплетням или вроде того. Поэтому, когда он не получает вопроса, которого так сильно боится, он немного озадачивается.       И когда Лидия перестает трещать о судмедэксперте Криса и о том, что Дерек однозначно должен попытаться его украсть, потому что Дитон потрясающий…       — Ты разве не собираешься меня спрашивать? — осмеливается он, а затем со сверхсветовой скоростью прячется за своим напитком.       Она моргает, уставившись на него, словно не может понять, на каком языке он говорит.       — О чем?       Ох. Стайлз этого не ожидал. Он совсем этого не ожидал.       — Эм… Что я подумываю о том, чтобы завести кота? — лепечет он, зарабатывая этим громкий смех Лидии и несколько любопытных взглядов от сидящих рядом людей.       Близится второй час ночи, когда Стайлз наконец паркует свой джип перед их домом, а на пассажирском сиденье Лидия вовсю хихикает и подпевает радио. Стайлз с улыбкой за ней наблюдает и думает, что она выглядит великолепно.       Хотя вскоре его улыбка сходит на нет, когда он замечает припаркованный прямо перед входом черный «камаро» Дерека. Поэтому совершенно неудивительно, что, когда Лидия и Стайлз добираются до квартиры, Хейл сидит на их диване. Ну ура, чё.       Подумав об этом, Стайлз решает, что ему, наверное, стоило уносить ноги, когда ещё было время, подбросить Лидию домой, а затем вернуться к Айзеку, вместо того чтобы терпеть эту пытку. По правде говоря, он подозревает, что может быть немного мазохистом, и он не имеет в виду «о, да, эта боль такая приятная, пожалуйста, ещё» мазохизм. На самом деле, его поведение, вероятно, можно описать как безрассудно глупое.       Видимо, Лидия на это и рассчитывала, учитывая то, как она вдруг довольно улыбается.       — Прости, у нас на пути встала парочка бокалов мартини, — извиняется она перед Дереком. Что не должно иметь абсолютно никакого смысла, потому что она не могла… Ну, разумеется, могла.       Стайлз начинает нервно теребить молнию толстовки.       — Лидия, — стонет он, всё ещё стоя у порога перед открытой дверью, потому что ему определенно необходим быстрый маршрут побега.       — Что, — фактически рявкает в ответ Лидия, умудряясь сохранить при этом ангельский голосок. У Стайлза есть сильное подозрение, что, если бы она могла, то она, вероятно, прямо сейчас столкнула бы Дерека и Стайлза головами. — Я тебя не спрашивала. Ты должен быть счастлив, — дружелюбно улыбается она.       От этих слов по Стайлзовой спине начинают бежать мурашки, поэтому он воздерживается от дальнейших пререканий. А Дерек всё так же сидит на диване, до сих пор не сказав ни слова. Черт, Стайлз даже не уверен, дышит ли он вообще.       — А знаете что, — говорит им Лидия, хлопая в ладоши, как будто ей в голову только что пришла замечательная, просто блестящая идея, — думаю, я переночую у Джексона, — и с этими словами она втягивает Стайлза внутрь гостиной, а сама выходит и даже запирает входную дверь на ключ.       Окей, ситуация официально превратилась из неловкой в жутко смущающую, потому что Дерек не сводит с него взгляда, а Стайлз очень занят изучением шнурков на своих ботинках, и даже если Дерек видит его пылающее румянцем лицо и слышит слишком громко колотящееся сердце, то, что Стайлзу действительно хочется сейчас сделать, это…       — Кажется, у меня начинается приступ, — хрипит он и наконец-то поднимает на Дерека испуганный взгляд.       В мгновение ока Дерек оказывается рядом со Стайлзом и протягивает руки, прикасаясь пальцами к длинным плавным изгибам его шеи и мягко надавливая на пульс.       — Просто дыши, — шепчет Дерек, его голос глубок и спокоен, а слова резонируют внутри Стайлзовой груди ленивой вибрацией.       И Стайлз дышит, позволяет давлению кончиков пальцев и ногтей на тонкой коже опустить его на землю, пытается подчиниться слову и сосредоточиться, делая один глоток воздуха за раз.       — Дышу, — говорит он спустя несколько минут таким же дрожащим голосом, как и он сам. — У меня получается.       Однако Дерек, вероятно, так не думает, потому что он морщится, опуская руки с шеи Стайлза на предплечье, и тянет его к дивану, усаживая на него. — Просто посиди здесь и минутку помолчи, — говорит он Стайлзу. — Я вернусь [1].       — Звучит не очень обнадеживающе, — бормочет в ответ Стайлз. Он уверен, что собирался сказать что-то ещё, но мягкость кожи за его спиной отвлекает его от каких-либо дальнейших комментариев.       Спустя минуту Дерек действительно возвращается, и это о чем-то да говорит, поскольку Стайлз ожидал, что он попытается сбежать через окно в ванной или типа того.       — Ты вернулся, — произносит он с ноткой удивления в словах, потому что он болван, который не может держать язык за зубами, даже если от этого зависит его жизнь.       Дерек садится на диван рядом с ним.       — Стайлз, — говорит он насыщенным тягучим тоном, как будто это слово на самом деле нечто большее, чем просто имя.       — Это я, — поднимает руку Стайлз, перебирая пальцами. Он не знает, что Дерек здесь делает, не знает, что ему нужно, и это пугает его больше всего на свете.       Однако что-то, должно быть, его выдает, потому что Дерек вдруг вцепляется пальцами в его рубашку на груди, осторожно сжимая ткань и притягивая его к себе.       — Да, — выдыхает Хейл, утыкаясь носом во впадинку у основания Стайлзовой шеи, — это ты.       И в животе Стайлза начинает расцветать тепло, словно кувшинка посреди озера: робкая и красочная, окруженная чем-то гораздо большим, чем она сама, но всё же такая сильная. Он громко сглатывает, пытаясь сопоставить нынешнее поведение Дерека с тем мужчиной, который последние несколько дней избегал его, как чумы, и недоуменно моргает, потому что в этом нет никакого смысла. И всё же он не может заставить себя возражать против того, что делает Дерек.       В этот момент он похож на игривую акулу, неторопливо изучающую свою жертву, так медленно он двигается: задерживаясь у нежного чувствительного местечка между шеей и плечом Стайлза, кончиками пальцев цепляя воротник и оттягивая его, пока не показывается ещё больше обнаженной кожи, а идеальные изгибы ключицы так и манят пробежаться по ним губами.       — Ты весь ею пропах, — рычит он наконец минуту или год спустя, и те устрашающие собственнические нотки в голосе, которые Дерек так долго скрывал, внезапно выныривают наружу, заставляя Стайлза задрожать и практически затаить дыхание.       — Это не так, — находит он в себе силы прошептать.       Это глупо. Не потому, что прошли годы с тех пор, как он был тем парнем, который бегал за Лидией и расправлял плечи, когда она входила в комнату, потому что Дерек уже об этом знает. Все знают. На самом деле, Стайлз имеет в виду, что Лидия пахнет только самыми свежими и разнообразными ароматами, цепляющимися за его кожу, поэтому он несет на себе невидимый знак стаи и гордится этим, ни от кого этого не скрывая, тем более от Дерека.       Именно поэтому, вопреки всяким разумным причинам, он откидывает голову назад, добровольно предоставляя Хейлу полный доступ к своей шее. Покорность. Это всего лишь слово, понятие, которое всегда тихо сидело в углу Стайлзового разума, прислушиваясь и ожидая, учась вместе с ним тому, что иногда нужно просто позволить чему-то случиться.       На секунду у Дерека еле уловимо перехватывает дыхание, и это подсказывает Стайлзу о том, что он всё сделал так, как надо.       — Я знаю, — урчит Дерек, на этот раз язык сменяется острыми зубами, что не должно быть приятно, но вместо этого кажется совершенно правильным. — Я знаю, — повторяет он, вылизывая шею Стилински и оставляя поперек неё короткие влажные полосы, будто бы отмечая путь, по которому рано или поздно пройдутся его когти.       И это становится тем, что наконец пугает Стайлза больше, чем что бы то ни было ещё, вытягивая его из вялого состояния и заставляя нахмуриться.       — Правда? — спрашивает он, и это немного похоже на падение в темноте.       Так же внезапно, как он схватил футболку Стайлза, Дерек его отпускает. Ткань выскальзывает из его пальцев так же легко, как вода по стеклу. А затем он поднимает на Стайлза смертельно серьезный взгляд.       — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос.       Вот только сегодня Стайлз больше не хочет слышать никакого загадочного дерьма, осточертело играть в догадки. Он наклоняет голову на бок.       — Нет, — говорит он, облизывая губы. — Вообще-то, не знаю.       Теперь Дерек смотрит на него так, будто видит впервые.       — Стайлз, — говорит он снова, хотя на этот раз голос кажется уставшим, словно он слишком надолго задержал дыхание и теперь просто хочет выдохнуть. — Ты точно не хочешь начинать этот разговор, — хмурится он, выделывая бровями этот медленный странный танец, который означает, что нечто заставляет его испытывать противоречивые чувства.       Стайлз не хочет быть этим нечто, но всё же…       — Это касается укуса? — он выпускает слова на свободу и наблюдает, как они медленно обретают смысл, когда он кладет руку на бедро Дерека, чье тепло согревает ладонь, пока он гладит ею по грубому хлопку джинсов, чувствуя напряженные крепкие мышцы под ними, и они словно пылают.       На деле же Дерек выглядит немного сбитым с толку вопросом, но Стайлз видит, что он не спешит, чтобы как следует его обдумать, придавая моменту ту важность, которую он заслуживает. Потому что это старый вопрос, которого ни один из них не касался, но который сейчас отчаянно требует ответа. Им это необходимо, прежде чем они перейдут на следующий этап, каким бы он ни был.       — У меня не может быть только половина тебя, — наконец говорит Дерек, проводя рукой по своему лицу. С его губ слетает горький смешок, когда он продолжает, — конечно, это касается укуса. Как и всегда. Если бы я тебя укусил, то ты бы был полностью мой, не смог бы мне ни в чем отказать, ты даже не смог бы думать о жизни, которая не включала бы меня, — под своей ладонью Стайлз чувствует его дрожь. — В этом не будет никакого баланса, это лишь поглотит тебя без остатка. Но будучи человеком, ты можешь выбирать, какую часть себя хочешь мне открыть, устанавливать границы дозволенного там, где считаешь наиболее подходящим, наиболее безопасным. Я бы никогда не стал тебя к чему-либо принуждать, Стайлз. Я никогда не попрошу больше, чем ты сможешь мне дать, особенно если это будет означать, что я тебя потеряю.       — Это не… — пытается сказать Стайлз, потому что Дерек ошибается во многих отношениях, но Дерек его прерывает.       — Ты уверен? — его рука накрывает руку Стайлза, покоящуюся на бедре Дерека. — Укусить тебя — мой инстинкт. Ты слишком часто забываешь, что волк и я — едины, что мы разделяем всё: от наших мыслей до потребностей и… Речь уже не только о нас с тобой. У тебя есть место в моей стае, Стайлз, важное место, и я не могу просто послать всё к чертям. Я не могу подвести их.       Есть что-то очень ранимое в глазах Дерека, в том, как он просто держит руку Стайлза, пока из его уст, словно хорошо выдержанное вино, льются искренние слова, которые заставляют сердце Стайлза затрепетать в груди, и в него будто вселяется какое-то новое сознание, которое подталкивает его к действию.       — Я всегда буду рядом, — шепчет он Дереку, наклоняясь вперед и скользя подбородком по его плечу. — Мы видим всевозможных монстров каждый гребаный день нашей жизни, так что не приходи ко мне с разговорами про инстинкты, потому что они не определяют тебя как личность. Потому что это не то, кто ты есть. Я знаю это, Дерек. Я знаю тебя. И тебе меня не провести.       Глаза Дерека сейчас такие огромные, мрачно сияющие в ярком свете комнаты. Огромные, неуверенные и полные страха.       — Но в этом-то и дело, Стайлз, — он утыкается носом в висок Стайлза. — Ты не можешь этого хотеть, ты не хочешь жить такой жизнью, когда…       Нетрудно догадаться, к чему клонит Дерек. Они вместе валялись в постели в обеденные перерывы, часами подготавливали вместе отчеты, делили одну кружку кофе на двоих и обменивались короткими прикосновениями — всё это сблизило их и сформировало прочную связь. И Стайлз понимает, почему Дерек так боится это потерять, даже слишком хорошо понимает, так как одиночество было его другом на протяжении очень долгого времени. Но он устал бояться и не хочет больше беспокоиться о том, что может потерять, когда вместо этого он может попытаться завоевать желаемое.       — Но я уже так живу, — говорит он, его губы так близко к Дерековым, что он практически может ощутить их вкус, почувствовать запах его кожи. — Мы выбрали такую жизнь давным-давно, и ты никогда от меня не услышишь, что я об этом жалею, потому что это не так.       Закрыв глаза, Дерек делает долгий судорожный вдох.       — Ты не врешь. Ты действительно этого хочешь, — шепчет он, в его тоне слышится удивление, словно он не может поверить себе и своим ощущениям.       Наклонившись, Стайлз сокращает то небольшое волнующее расстояние, оставшееся между ними, и оставляет на его губах легкий поцелуй.       — Болван, — усмехается он, чувствуя себя таким по-глупому счастливым, потому что знает, к чему всё ведет, уже ощущая клубящееся в воздухе напряжение: сладкое, горячее и безумно реальное. — Конечно, я этого хочу. Я хочу тебя.       Из миллиона вещей, казалось, именно сейчас Стайлз действительно подобрал правильные слова, потому что губы Дерека наконец расплываются в зеркальной ухмылке против Стайлзовой, а пальцы ласкают тыльную сторону его руки, отслеживая запутанную паутинку пролегающих под кожей вен.       — Вроде припоминаю что-то такое.       И, вау, это внезапно оказывается на самом верху списка Стайлза под названием «наиболее возбуждающие фразы, которые мне говорили реально живые, не сумасшедшие, люди». Потому что воспоминания о том, каким твердым и возбужденным Дерек был против него, тут же обеспечивает ему мгновенный стояк.       — Хм, — он густо краснеет, а в штанах от одной только мысли заинтересованно дергается член.       К счастью, Дерек затыкает его своими губами, тем самым спасая Стайлза от бормотания чего-то совершенно неловкого.       — Да, — от этого рычащего звука сердцебиение Стайлза вдруг ускоряется, а когда язык и зубы Дерека заставляют его приоткрыть рот, его разум заволакивает красный душистый туман.       Скользкий, влажный, голодный поцелуй Дерека одновременно разрушает и возрождает каждое Стайлзово убеждение, переставляя их в идеальный пазл, собранный из возможностей. Из его груди вырывается глубокий стон, когда рука Стайлза медленно скользит вверх по бедру Дерека, дразня, только чтобы перескочить самую интересную часть и в конечном итоге прижаться к твердой груди Дерека, широко растопырив пальцы поверх хлопка и рельефных мышц.       Не требуется больших усилий, лишь едва ощутимое давление кончиков пальцев, слегка подталкивающих до тех пор, пока Дерек не прислоняется к спинке дивана, а его плечи не погружаются в кожаную обивку. Он сжимает рукой ткань Стайлзовой рубашки, утаскивая его за собой, и снова впивается в его губы поцелуем. Он упивается каждым задыхающимся вдохом Стайлза, проходя языком вдоль ровной кромки его зубов, ощущая, как в его паху бурлит постепенно растущее устойчивое желание, когда Стайлз внезапно седлает его, прижимая колени к твердым бедрам Дерека и лишь сильнее разжигая пожар.       — Так-то лучше, — нахально говорит Стайлз, игриво трется своим носом о нос Дерека и немного извивается на его коленях, пытаясь устроиться поудобнее, поскольку его кайфоломные брюки не позволяют раздвинуть ноги настолько широко, насколько он хочет. А он очень, очень хочет. Раздвинуть их. Несколько раз. В нескольких разных позах. Он пробегает языком по своим губам, слизывая вкус Дерека и позволяя ему задержаться во рту, словно драгоценному нектару.       При виде этого в глазах Дерека что-то плавится, только чтобы воспламениться секундой позже.       — Иди сюда, — урчит Хейл, сильными пальцами удерживая Стайлза за бедра, вдавливаясь ими в ткань и кожу, пока его язык следует тем же путем, что проделал язык Стайлза за секунду до этого, оставляя после себя влажный блестящий след, а после ненадолго ловит зубами нижнюю губу Стайлза перед тем как её отпустить.       Это безумие — очутиться на пороге чего-то настолько важного, и Стайлз, вероятно, должен быть немного напуган тем, насколько быстро всё это происходит, насколько легко им было погрузиться в это, найти друг друга и просто сделать шаг вперед… Но грудь Дерека под его ладонями такая твердая, такая до боли реальная, а его руки теперь блуждают по всей Стайлзовой спине: от шеи до основания позвоночника, вырисовывая невидимые линии, которые медленно просачиваются сквозь ткань и втираются в кожу.       Они уделяют несколько минут медленной прелюдии, чтобы насладиться близостью, которая никогда не казалась такой правильной, этим выбором, который они делают вместе, молча, покачиваясь на волне до самого последнего момента. И тогда Стайлз позволяет себе наконец окунуться в ощущения с головой, поскольку руки Дерека перемещаются со спины на грудь, принимаясь расстегивать рубашку Стайлза, в то время как его губы оставляют мокрые жадные поцелуи на хрупком изгибе шеи, а там, где он впивался в кожу зубами, она начинает краснеть.       Но этого недостаточно, Стайлз хочет большего, гораздо большего. Он чувствует, будто это сжигает его изнутри, мерцая красным пеплом и воспламеняясь.       — Давай же, — скулит он, толкаясь своей скрытой штанами эрекцией против живота Дерека, и стонет, когда тот в ответ кусает лишь сильнее, кончиками пальцев пробираясь под расстегнутую рубашку и скользя ими по его соскам… Стайлза тут же прошибает дрожь.       Изучая большой участок смуглой, восхитительно гладкой кожи, наполовину скрытой за воротником Дерековой рубашки, Стайлз не может дождаться, когда Хейл позволит ему его исследовать, вылизать, пока кожа не будет мокрой от слюны, не может дождаться, когда Дерек будет голым и твердым против него, над ним, ощутить под пальцами его напряженные перекатывающиеся мышцы, пока они будут двигаться в унисон, задыхаясь и дрожа, и…       — Хватит, — приказ, который Дерек отдает сквозь стиснутые зубы, слова, эхом прошедшие сквозь Стайлза, словно щелчок хлыста. Но Стайлз сейчас такой твердый, что просто не может перестать покачивать бедрами. Ему это нужно.       И тогда ладони Дерека неожиданно отталкивают Стайлза, от чего он почти падает на задницу. Почти, потому что Дерек успевает его поймать, сомкнув пальцы вокруг бицепса Стайлза и удержав его.       — Спальня, — рокочет Дерек, и темное бархатистое обещание закручивается в воздухе, словно ленивая змея. Это самая офигенная идея, которую Стайлз когда-либо слышал.       Они выбираются из комнаты и спотыкаясь идут дальше по коридору — лишь ненадолго останавливаясь возле одной из стен, потому что Стайлзу чертовски необходимо поцеловать Дерека прямо сейчас — и в конце концов добираются до двери в Стайлзову спальню. Что хорошо, очень хорошо, потому что в ближайшем будущем Стайлз планирует много обнаженки.       Будущее, которое вдруг становится настоящим, когда Дерек наконец-то расстегивает штаны Стайлза, хватает пальцами шлевки и дергает вниз, пока ткань не соскальзывает с бедер Стайлза, кучей оседая у его ног вместе с нижним бельем. Это кажется чем-то непристойным — стоять посреди своей спальни болезненно твердым и практически полностью голым, если бы не распахнутая рубашка, всё ещё покрывающая его плечи, в то время как Дерек до сих пор одет, только рубашка немного помята там, где всего лишь несколько минут назад Стилински судорожно цеплялся пальцами.       — Черт, — шипит Стайлз, его выдержки и след простыл. И прежде чем он может даже подумать о том, что делает, его пальцы смыкаются вокруг члена и скользят вниз. — Черт. Дерек, — выдыхает он и еле удерживается на дрожащих ногах, толкаясь в свой кулак.       И на этом игра разума, в которую, должно быть, Дерек до сих пор играл, заканчивается, и стена разваливается на части лишь от одного легкого прикосновения. Стайлз наблюдает, как глаза Хейла становятся красными, как наконец-то — наконец-то — он руками находит голую кожу Стайлза, а его идеальный рот обрушивается на один из сосков парня и обхватывает его, и с губ Стайлза срывается хриплый стон, когда Дерек кончиком языка обводит его розовый чувствительный контур.       Стайлз зарывается пальцами в волосы Дерека, удерживая себя единственным способом, который знает, и позволяет Дереку подтолкнуть себя к кровати и уронить на неё; позволяет рукам мужчины блуждать по внутренней стороне его бедер, там, где под бледной кожей виднеются крепкие мышцы, а на ней — россыпь редких волос, и давит кончиками пальцев на ноги Стайлза, пока не раздвигает их так — неприлично — широко. Дерек оставляет легкие дразнящие поцелуи на икрах Стайлза, на нежном местечке под коленом, где кровь стремительно мчится по венам… Каждое прикосновение его губ заставляет Стайлза вибрировать в предвкушении. Словно камертон [2] в нежных руках Дерека.       Кожа парня покрыта красными, как закат, отметинами, а его член уже обильно сочится смазкой к тому времени, когда рот Дерека наконец добирается до его входа, прижимаясь мягкими сухими губами к плотному кольцу мышц, прежде чем на пробу пройтись по нему языком. Стайлз выпускает всхлип, который даже не осознавал, что сдерживал, и сминает в кулаках простыни.       Всё ещё находясь между его ног, Дерек обхватывает рукой одну из лодыжек Стилински.       — Твой чертов запах, — рычит он, высовывая язык и беззастенчиво проводя им влажную полоску по сжимающийся дырочке. — Такой невероятный, ты даже не представляешь, — и теперь его пальцы скользят там, где мгновение назад был его язык, едва касаясь кожи, прежде чем пройтись по яичкам Стайлза, лениво исследуя. Дерек не торопится, изучая наилучший способ извлекать из Стайлза задыхающиеся хриплые стоны.       Упираясь ногами в матрас, Стайлз выгибает спину, в то время как горячий влажный язык Дерека терзает его изнутри. Ему кажется, что умолять — это единственный способ вынудить Дерека позволить ему наконец кончить, позволить избавиться от этой волны, которая лишь растет и растет в его паху, заставляя его член ныть, и яйца тяжелеть…       — Пожалуйста, — хнычет Стайлз, бедра сами собой отрываются от кровати, толкаясь навстречу жаркой влажности Дерекова рта. — Пожалуйста, Дерек, просто… Мне нужно… — он нуждается в большем, хочет, чтобы Дерек взял всё от него, и сам хочет взять всё от Дерека.       Возможно, из-за дрожи в голосе Стайлза, или, может быть, из-за того, как бьется его сердце — быстро и так совершенно живо, находясь в ловушке Стайлзовой грудной клетки, но спустя мгновение Дерек выругивается и приподнимается меж ног Стайлза, яростно хватаясь за свою рубашку и разрывая её, спеша быстрее раздеться, чтобы стать ближе к Стайлзу — человеку, который сейчас смотрит на Дерека огромными, глубокими, доверчивыми глазами… Когда Дерек снова подползает к Стайлзу полностью обнаженный, скользя по нему своей смуглой загорелой кожей, так идеально подходящей менее крупному телу Стайлза, что это кажется почти чудом.       — Я хочу тебя трахнуть, — выдыхает Дерек прямо в ухо Стайлза откровенным рычащим звуком, не имеющим ничего общего с человеком, с которым работает Стилински, но в то же время отражает каждый из его темных уголков: потерянных, сломанных, которые Дерек никогда не показывает, но Стайлз знает, что они есть.       Стайлз охает, когда Хейл сжимает в ладонях его задницу, притягивая к себе до тех пор, пока головка Дерекова члена не скользит по всё ещё влажному входу парня.       — Да, — бормочет он. Одновременно и разрешая, и моля. Он хочет этого, хочет так сильно, что почти больно.       Не проходит и минуты, прежде чем у подножия кровати мнутся простыни, на тумбочку отставляется открытый тюбик смазки, и пальцы Дерека наконец-то скользят внутрь Стайлза. Теперь Стайлз сидит на нем сверху, полузакрыв глаза и приоткрыв рот, и прерывисто дышит в шею Дерека, пока тот медленно его растягивает.       Удивительно, как тело Стайлза открывается вокруг него; пальцы Дерека обволакивает мягкое хрупкое тепло, когда он крутит ими, растягивая Стайлза, входя и выходя, смазанными кончиками пальцев обводит чувствительное колечко мышц, прежде чем снова скользнуть внутрь. И Дерек такой твердый, до боли жаждет попасть внутрь Стайлза, чтобы наконец взять его, оттрахать и утвердить на него свои права, чтобы убедиться, что он никогда не достанется никому, кроме него.       — Боже, — шепчет он, протянув свободную руку к тумбочке, чтобы взять презерватив.       — Я думаю о котятах, — неожиданно говорит Стайлз. Это в каком-то смысле удивляет Дерека, потому что какого, собственно, хрена?       Хоть ему и удается ухватить один из рассыпанных по небольшой поверхности презервативов, он сжимает руку вокруг упаковки, стараясь не выглядеть слишком изумленно.       — Что, прости? — спрашивает он, всё ещё находясь пальцами глубоко в заднице Стайлза, потому что, как известно, такова их жизнь.       Стоя над ним на коленях, с покрасневшими от жара лицом и шеей, Стайлз нахально ухмыляется.       — Либо думать о котятах, либо кончить на тебя прямо сейчас, — поясняет он Дереку, сжимая мышцы задницы вокруг пальцев Хейла, потому что он был рожден, чтобы дразнить. — Пожалуй, — продолжает он, его ресницы трепещут, когда он наклоняется к Дереку, — мне нужны эрекционные кольца.       Блять. Это… Блять. Один лишь мысленный образ такой убийственно жаркий, что Дерек изумленно раскрывает рот, и презерватив выскальзывает из его пальцев; его член дергается, когда он сгибает пальцы внутри Стайлза. От задыхающихся стонов, которые вызывает его действие, Дерек ответно ухмыляется.       — Пожалуй, — рычит он, одновременно опасно и завораживающе, — я куплю тебе одно.       И тогда больше не остается места ни для чего, кроме рта Стайлза на Дерековом, даже время начинает течь по-другому — медленнее, когда Дерек натягивает презерватив и смотрит, как пальцы Стайлза размазывают смазку по всей его длине. Он выглядит так, будто до сих пор не может в это поверить, будто ему не верится, что этот момент реален, что это Стайлз — тот, к кому он прикасается, тот, кто медленно раскрывается вокруг него, окутывая Дерека теплотой, мягкостью и желанием.       Бедра Стайлза дрожат, когда он опускается на член Дерека, его щеки такие красные, что мужчине хочется их укусить, впиться зубами в плоть и просто попробовать густую вкусную кровь, стекающую по его языку — настолько сильно Дерек сейчас обладает Стайлзом…       — О Боже... Я чувствую себя таким наполненным. Как же хорошо. Ну же, Дерек, помоги мне, пожалуйста, — произносит Стайлз жидким, словно горячий мед, голосом. Его ногти царапают спину Дерека, когда тот качает бедрами, а пальцы упираются в матрас, в то время как член Дерека почти полностью из него выскальзывает, прежде чем снова погрузиться до самого конца.       В груди Дерека так внезапно вспыхивает собственничество, что у него перехватывает дыхание.       — Я знал, что ты будешь таким идеальным, — стонет он в шею Стайлза и спускается руками от его бедер к расщелине между ягодиц, касаясь кончиками пальцев там, где его член продолжает исчезать и толкаться, в то время как его указательный палец скользит вместе с ним, а мышцы Стайлза так легко его принимают, как если бы он был создан для этого.       — Чертов извращенец, — смеётся Стайлз. Смеётся. И этот смех такой потрясающий, что Дерек может ощутить его в своей груди.       — Хочу тебя в свою стаю, — эти невинно прошептанные слова слетают с губ Дерека, словно лепестки, падающие с увядающего цветка, таким легким и естественным это кажется. Только это не так, потому что Стайлз знает, о чем на самом деле просит Дерек, знает, что за его просьбой скрывается сад из шипов и полнолуний. А он этого не хочет и никогда в своей жизни этого не пожелает.       Так что…       — Я уже в твоей стае, — он облизывает губы, позволяя своему ответу упасть между ними, пока он покачивает бедрами против идеального давления члена Дерека внутри него, и удовольствие прошибает его, словно выстрел, когда он наконец находит правильный угол.       Дерек моргает, лежа под Стайлзом. И что-то в его глазах умирает.       — Да, — хрипит он, кончиками пальцев находя резкий изгиб Стайлзовых бедер, и оставаясь там. — Точно.       Вскоре движения Стайлза становятся хаотичными, головка его члена сочится смазкой, и с каждым толчком бьется о живот. От этого зрелища во рту Дерека скапливается слюна, и он наконец сжаливается над Стайлзом, обхватывая руками его грудную клетку и переворачивая их. Стайлз взвизгивает под ним, пару секунд размахивая конечностями, прежде чем понимает в чем дело.       — Так. Гораздо. Лучше, — рычит Дерек, всем своим весом прижимая Стайлза к матрасу и вбиваясь в него всё быстрее, пока Стилински в конце концов не кончает на свою грудь и шею густыми длинными полосами. Этот запах затуманивает голову и взор Дерека, и лишь безумно быстрое сердцебиение Стайлза становится его единственным ориентиром, когда он находит своё собственное освобождение.