***
Когда Стайлз снова возвращается в реальность, то замечает Эллисон, которая сидит за его письменным столом с экземпляром «Искусства войны» [1] в руках, и брошенную на деревянную поверхность темно-синюю куртку. — Я подумала, что будет лучше дать тебе выспаться, — говорит она, не отрываясь от книги. Потирая глаза, Стайлз с большим усилием принимает сидячее положение и даже не пытается себя прикрыть, когда хлопковые простыни оседают вокруг его бедер, выставляя напоказ его обнаженную, покрытую метками грудь. Что-то злое и порочное царапает его затылок, но ему плевать. Он не отвечает, потому что ему ещё надо понять, что Эллисон здесь забыла. И именно в тот момент она поднимает на Стайлза глаза. — Мне позвонил Дерек, — говорит девушка, но для Стайлза её слова не имеют никакого смысла. Поэтому он ждет, медленно дыша. В конце концов она продолжает. — Он думает, что тебе, возможно, захочется с кем-то поговорить. Что на самом деле не имеет смысла, потому что, если бы Дерек думал, что Стайлзу может понадобиться — захочется — с кем-то поговорить, если бы Дерек заботился о Стайлзе хотя бы на десятую часть того, как всё время утверждает, то он бы остался. Он бы лежал в постели со Стайлзом до рассвета, а может, и дольше, нежась, пока голод не вытолкнул бы их на кухню. И, возможно, Стайлз бы отсосал ему там, опустившись перед ним на колени и приоткрыв рот, потому вот что он действительно хочет… — Я не хочу, — говорит он, потому что всё остальное — лишь нескончаемая пустота. Волосы Эллисон завязаны во французскую косу, которая немного покачивается, когда она поворачивается, чтобы убрать свою книгу в кожаную сумку, лежащую рядом с курткой. — Лидия, возможно, справилась бы с этим лучше, — говорит она тихим, но всё равно слышимым в безмолвной комнате голосом. У Стайлза перехватывает дыхание. — Что? Нет! Ты позвонила Лидии? Ты же не звонила ей, правда? — он замечает на одеяле пару трусов, которые, вероятно, положила туда Эллисон, и хватает их, быстро надевая, потому что он пока ещё в своем уме и понимает, что Скотт его обезглавит, если Стайлз не сбережет непорочность Эллисон. Ну, или, скорее всего, её остатки. — Я ей не звонила, — успокаивает его Эллисон. — Хорошо, — кивает Стайлз. По крайней мере ему не придется беспокоиться, что Лидия начнет психовать и названивать Дереку, только чтобы угрожать ему огромным количеством расчлененки, которую обязательно продемонстрирует. На безжизненном теле Дерека. Или, может быть, на не-таком-уж-и-безжизненном, если по-настоящему разозлится. Что всё-таки наиболее вероятно. Дерек достаточно ясно высказал свою позицию, и это то единственное, что имеет для Стайлза значение. — Эй, — говорит ему наконец Эллисон, присаживаясь на край кровати, — я не буду давить на тебя, если ты не хочешь… — Скотт когда-нибудь предлагал тебя обратить? — выпаливает Стайлз вопрос, который хотел задать ей с тех самых пор, как впервые осознал, что его влечение к Дереку перерастает в нечто серьезное. Только теперь он понимает, что эти слова порядком залежались на его языке, будто он слишком долго ждал, чтобы их озвучить, и они за это время уже начали подгнивать. Сидя в изножье кровати, Эллисон открывает рот, чтобы ответить, но Стайлз опережает её, добавляя: — Крис, наверное, скормит Скотту его собственные яйца, если узнает, но… Вы когда-нибудь говорили об этом? Что-то в глазах Эллисон смягчается, а её пальцы подергиваются на одеяле. — Не думаю, что подхожу на роль советчика в этом вопросе, — она осторожничает, Стайлз может прочесть это по её поджатой нижней губе и вмиг распрямившейся спине. Ему не нужна осторожность. Он этого не хочет. Поэтому он выбрасывает благоразумие в огонь, ощущая, как он горит под его кожей. — Потому что мы с Дереком говорили. К черту всё, нет смысла скрывать. Мы говорили, и я, должно быть, дал ему неверный ответ, потому что он… — но в горле будто встает огромный ком, и он понимает, что не в силах продолжить. Он чувствует себя таким пустым, грязным и использованным, хотя обещал себе, что никогда подобного не допустит. И ему кажется, будто он вновь становится тем маленьким застенчивым ребенком, которым когда-то был. Эллисон смотрит на него большими грустными глазами. Но в них нет жалости, только безграничная любовь, любовь стаи, которая может успокоить и окутать теплотой, любовь, которая исцеляет то, что сломано. — О Стайлз, — говорит она, передумав к нему прикасаться, потому что знает, что прямо сейчас Стайлз не хочет, чтобы его трогали. — Знаешь что? Я, наверное, пойду сварю кофе. Почему бы тебе не сходить пока в душ? Она выскальзывает из комнаты с той же бесшумной грацией, с какой и появилась, оставив дверь приоткрытой. Стайлз ждет, пока не слышит, как она передвигается по кухне, и только тогда выбирается из постели, по пути в ванную прихватив чистую одежду. Светло-зеленая плитка холодит ноги, когда Стайлз на неё ступает, и он даже не утруждается закрыть дверь, потому что, слава богу, поблизости нет Джексона, который может прокрасться к нему, когда Стайлз меньше всего этого ожидает. Эта мысль одновременно и утешительна, и в то же время по-странному грустна. Но лишь до того момента, пока он не встает под струи воды, позволяя своему разочарованию скользить по щекам в виде крупных горьких слез. Его руки остаются висеть по бокам сжатыми в кулаки до тех пор, пока его беспорядочные рыдания не стихают до сдержанного плача. Он устал надеяться. Когда он входит на кухню, за стойкой сидит Эллисон, а перед ней стоят две чашки дымящегося кофе. Стайлз присаживается на стул рядом с ней и улыбается, когда она предлагает ему красную кружку с отколотой ручкой — ту, которую он привез с собой из дома своего отца, потому что она напоминает ему о маме. Они пьют кофе в полной тишине, лишь настенные часы медленно и ритмично тикают, отмечая каждую секунду. Однако через некоторое время Эллисон вздыхает. — Я не буду ни о чем спрашивать, — говорит она таким нежным голосом, будто перышко ласкает острие меча, — но я кое-что тебе скажу. Стайлз трет ладонью лицо. — Я сейчас не в настроении для нравоучений. Эллисон просто его игнорирует. — Скотт иногда будит меня ночью, — признания, Стайлз может с этим справиться. — Он просит меня поговорить с ним, впустить в свой разум, пока я ещё в таком хрупком состоянии между сном и реальностью… — или не может, учитывая, что они вторглись на территорию слишком личных откровений. Главное название сцены — «слишком много информации». Но, конечно, Эллисон продолжает как ни в чём ни бывало. — Волк должен чувствовать. Они же по определению социальные, стайные животные и этот инстинкт лишь усиливается, когда дело касается их возлюбленных, — она на мгновение замолкает. — Я не в курсе, как это проявляется у Альф, но примерно догадываюсь. — Возлюбленные, — бормочет Стайлз, запинаясь. — Мы не… — но он понятия не имеет, что сказать, даже не думает, что хочет что-то сказать, пока слова Эллисон медленно в него погружаются, словно слишком тяжелые, чтобы оставаться на плаву и унестись течением. Она понимающе ему улыбается и с глухим стуком ставит свою чашку на мраморный прилавок. — Я знаю, — говорит она, но наибольшее беспокойство вызывает тот факт, что Стайлз понимает, что она и в самом деле знает. — Просто подумай об этом. И когда Стайлз всё-таки решается что-нибудь сказать, возможно, даже излить душу или попросить её обнять его — начинает звонить его телефон, а на экране появляется номер Ника. — Черт, — выругивается он, и его сознание мгновенно переключается на Стайлза-профайлера ФБР. Он взмахивает рукой, как бы извиняясь перед Эллисон, и принимает вызов. Она делает очередной глоток своего кофе, совершенно этим не впечатлившись. — Стайлз? — произносит Ник с другого конца провода. — Ник, — отвечает Стилински, пытаясь по голосу парня понять, всё ли в порядке. — Не ожидал, что ты позвонишь. Это правда. Стайлз дал Нику свой номер, как только впервые пришел в «Октагон», но тот никогда раньше его не использовал. Почему-то, без каких-либо логических причин, это посылает дрожь по спине Стайлза. — Знаю, — говорит Ник спокойным голосом. — Сожалею об этом. Мне просто нужно с тобой кое о чем поговорить. — Так говори. — Ну, — он замолкает, оттягивая время либо для того, чтобы собраться с мыслями, либо… — есть несколько кадров с камер, я думаю, что ты должен их увидеть. Помнишь ту девушку, которую убили несколько дней назад? Я, возможно, нашел… Но Стайлз уже встает, жестами говоря Эллисон, что должен идти, потому что это важно. — Ты сейчас в клубе? — спрашивает он Ника, хватая ключи от джипа. — Да. — Тогда увидимся минут через двадцать, — он вешает трубку, пока бежит вниз по лестнице, и тут же мыслями и чувствами полностью сосредоточивается на новой информации. Он даже не думает о том, чтобы позвонить Дереку и дать ему знать, что он собирается встретиться с Ником. Если записи с камер наблюдения помогут отсрочить разговор, который у них обязательно — и неизбежно — случится, то Стайлз воспользуется этим шансом. Конечно, чтобы дополнительно подчеркнуть тот факт, что Стайлз идиот, а его жизнь — лишь череда глупых решений, когда он добирается до клуба его встречает странный туман с подозрительным запахом, а Ника нигде не видно. Стайлзу хватает двух шагов и неожиданного головокружения, чтобы понять, что происходит. — Твою ж мать, — едва успевает он пробормотать, прежде чем рухнуть на пол.***
Первое, что замечает Стайлз, когда приходит в себя, — что его запястья и лодыжки крепко связаны, а голова раскалывается от боли. Ну, ура, блять. Очевидно, его похитили. Он не знает, нужно ли быть благодарным или нет за то, что никто не всадил в него что-нибудь колюще-режущее. Пока что. Именно поэтому он решает отложить празднество, пока не выпутается из этой ситуации. По возможности целым и невредимым, потому что обратное его совсем не прельщает. Он очень привязан к своему телу, спасибо большое. По-прежнему не открывая глаз, Стайлз решает не слишком себя изводить мыслями о том, что был совершенно безответственным, ставя себя в опасное положение, и что в итоге, скорее всего, кто-то может пострадать. Хотелось бы надеяться, что это будет не он, если, конечно, ему удастся на это повлиять. Но всё же он чувствует пузырящийся внутри него гнев по отношению к самому себе, а также что-то ещё, похожее на отвращение. Зачеркните, это определенно отвращение, — понимает Стайлз, в то время как в его голову начинает прокрадываться ещё одно осознание. И тут в ноздри Стайлза, словно кулаком в лицо, ударяет отчетливый запах разложения, от которого ему хочется блевануть. Холодный бетон под щекой совсем не помогает отвлечься от этого зловония, и, похоже, он здесь один, судя по окружающей его тишине, поэтому спустя минуту он наконец решается открыть глаза и несколько раз моргает, чтобы привыкнуть к тусклому освещению. И когда он находит источник запаха, то необходимость опустошить желудок становится невыносимой. На полу, по-прежнему одетый в нечто, похожее на женскую одежду, сидит гниющий труп, немного накренившийся и с отброшенной к стене головой. Вся эта картина напоминает марионетку с обрезанными нитками. За всю свою короткую карьеру Стайлз ещё ни разу не видел такого зловещего и так сильно отличающегося от других место преступления, что на миг его одолевает безумное стремление изучить тело. Но он подавляет этот порыв и оглядывает всё помещение, глубоко задумавшись. Взглядом обводит каждую стену и не находит ничего, кроме тошнотворного вида трупа всё в той же стадии разложения. К тому времени, как в комнату заходит Ник, Стайлз уже вычислил, что тот будет безоружен, но всё равно приятно видеть, что его догадки подтвердились. Только жаль, что они появляются тогда, когда уже не имеют значения. — Прости за головную боль, это всё из-за анисового тумана [2], — приветливо произносит Ник, будто это не он связал Стайлза и держит его в плену в одной комнате с вонючим трупом. Он моргает, пытаясь бороться с желанием перекатиться на спину, потому что убийц, подобных Нику, провоцируют такого рода действия, а Стайлз прекрасно знает, что кое-кто любит себя показать, ведь он изучал Ника и его работу многие месяцы, поэтому необдуманные поступки сейчас не в его интересах. — Хочешь пить? — продолжает Ник, улыбаясь точно так же, как и множество раз в своем клубе. — У меня есть вода. Я мог бы дать тебе её, но пока не уверен, заслуживаешь ли ты, — заговорщицки заключает он и подмигивает Стайлзу, как будто это секрет, который должен остаться только между ними. Прикусив язык, Стайлз сдерживает себя, чтобы не указать на то, что мертвое тело, возможно, их подслушивает. Этот странный монолог затягивается ещё на несколько минут. Ник открыто разговаривает со Стайлзом и выглядит почти дружелюбным в своем непринужденном поведении, но Стайлз не отвечает ни на один его вопрос, держа язык за зубами и прижимаясь щекой к бетонному полу. Со своего места он едва ли может увидеть лицо Ника, который, видимо, совсем не возражает, что Стайлз молчит, напротив, он, кажется, безумно счастлив, что его хоть кто-то слушает. — …ты должен это уважать. Я о том, что мама всегда уважала, — и тут в голове Стайлза начинает звенеть звоночек, и мигающий там же красный свет сигнализирует ему, что он должен обратить внимание на то, к чему всё идет. А Ник тем временем продолжает: — Мама всегда со мной играла, знаешь? — говорит он, лаская взглядом труп, и от этого вида желудок Стайлза скручивается от отвращения, а на языке ощущается вкус желчи. — Она говорила, что я был её куклой, её любимой прекрасной куколкой. Между одним осторожным вдохом и другим, Стайлз внутренне готовится к такому же длинному признанию в любви, как и Великая Китайская стена (подзаголовок: от твоего сына, серийного убийцы, твоему на самом деле мертвому сердцу), но его слова вновь застают его врасплох. — Я ненавидел её. Я ненавидел её, любил и желал ей смерти, — злобно шипит он, обнимая и убаюкивая свои ноги, словно потерянный сумасшедший ребенок. — И когда я спросил её, можно ли у меня будут свои собственные куклы, она мне не позволила. А потом наказала меня, сказав, что это за то, что я был плохим мальчиком, и мне нужно выучить урок… Но я хотел хотя бы одну свою куклу! — этот жалобный, мрачный, громогласный крик заставляет кровь Стайлза быстрее нестись по венам. Ну, веселье начинается. Ник вскакивает на ноги и принимается нервно ходить по комнате, неистово размахивая руками. — Девочки такие красивые. И я тоже красивый, я знаю, мама всегда мне это говорила. Так почему они не разрешают мне с ними играть? Почему не улыбаются? — и под конец его бредовой тирады в его голосе появляется намек на искреннее удивление, будто его на самом деле озадачивает, почему молодые девушки, которых он убил, не хотели проводить время с убийцей, у которого проблемы с плохой мамочкой. Ник тяжело дышит, его глаза вспыхивают новым огнем, который Стайлзу нисколечко не нравится. Он дергает веревку, связывающую его запястья, и сглатывает, пытаясь что-нибудь придумать, чтобы отгородиться от мерзкого смрада, наполняющего помещение. Но Ник тут же бросает на него неожиданно внимательный и сосредоточенный взгляд, словно о чем-то размышляет, может, и о самом Стайлзе. И впервые с тех пор, как он очнулся в этой комнате, внутри него начинает пузыриться страх. — Но ты же поиграешь со мной, да? — спрашивает Ник — убийца, поправляет себя Стайлз, так как теперь он видит его истинное лицо, — и дикая улыбка перекашивает его черты, снимая тем самым маску беззащитного парня, которой Стайлз ранее позволил себя одурачить, маску, которая усыпила его бдительность, ненамного, но достаточно, чтобы стать жертвой. Только он не жертва, его учили ею не быть, даже если счет не в его пользу, даже когда ситуация кажется слишком отчаянной и безвыходной, чтобы увидеть свет. Стайлза учили отбиваться. Кроме того, он, по понятным причинам, уже был зол, поэтому выходка Ника нисколько не помогает улучшить его настроение. — Конечно, поиграю, — отвечает он, добродушно улыбаясь и прижимая плечо к полу, чтобы повернуться и взглянуть прямо в глаза Ника. — Когда ты будешь лежать в морге. И тогда я помогу нашему судмедэксперту вскрыть твою черепушку и изучить каждый дюйм твоего больного мозга. Как тебе такая игра? От этих слов Ник скулит, словно раненый зверь, и пятится, шаркая ботинками по бетону. — Ты… — говорит он одними губами, не отводя глаз от Стайлза. Но Стайлз не дает ему продолжить, не может позволить ему продолжить, потому что не хочет упустить подобную возможность, когда эмоции Ника находятся в таком раздрае, что он по-прежнему не уверен, как ему поступить. — Ты — больной мальчишка, который убил свою мать, а затем попытался восстановить своё внутреннее равновесие, убив ещё больше людей. Никто никогда не полюбит такого, как ты. Ты просто псих… — он останавливается, когда улавливает отчетливый отблеск лезвия, которое Ник вытаскивает из кармана, и кровь Стайлза холодеет, потому что ну конечно. Вместо того чтобы ранить и сломить Ника, слова Стайлза лишь сильнее его взбесили. По лицу убийцы бегут слезы. — Ты не понимаешь! — этот резкий возглас эхом проносится по комнате; гласные бьются о стены и отскакивают от них, словно пули. — Мои внутренние триграммы [3]… Эти жизни, которыми пришлось пожертвовать, были для того, чтобы восстановить моё равновесие, чтобы заново собрать мой Восьмиугольник. Триграммы. Восьмиугольник. Эти слова начинают крутиться в голове Стайлза, напоминая акул, кружащих вокруг морского котика и первым делом подбирающихся к голове жертвы, а не телу. Багуа [4], — проносится у него в уме, вот из-за чего были все эти убийства, вот кем была мама Ника. Ведьмой, которая следовала догмам Багуа, жила и уважала восемь основных стихий, составляющих мир. А также эти убийства были из-за того, что каждая девушка, несомненно, принесена в жертву таким образом, чтобы проявить одну из стихий — гром, огонь, воду… сколько было жертв, Стайлз, сколько? — и лишь увеличить магическую силу Ника и опасность, которую он представляет. Этого человека необходимо остановить. Но, возможно, Стилински должен беспокоиться в первую очередь о себе, поскольку Ник подходит к лежащему на земле Стайлзу, сжимает пальцами его рубашку и рывком приводит в сидячее положение. — Но я заставлю тебя понять, прямо сейчас, — говорит убийца. Стайлз сглатывает и старается не моргать. Металлическое острие ножа проникает в мягкую плоть бедра Стайлза с ослепляющей доходчивостью, и от внезапной боли он сжимает зубы, а его джинсы тут же пропитываются кровью. И в голове Стайлза начинает вращаться достаточно четкая уверенность, что здесь он и умрет. Стоя на коленях перед Стайлзом, и находясь глазами на одном с ним уровне, Ник вытаскивает нож и медленно слизывает с него кровь. — На вкус ты намного лучше, чем те… — он останавливается и бросает взгляд в тот угол, где, уставившись на них своими пустыми разлагающимися глазницами, лежит тело его матери, — те сучки, — говорит он почти торжествующим голосом. Одно слово, но его оказывается достаточно, чтобы Стайлз понял, что Ник только что превратился в куда более опасного человека, который посмел подавить авторитет своей матери — не из инстинкта самосохранения, а по доброй воле — и осознал, что может делать это совершенно безнаказанно. Беспрепятственно. Ник решительно хмурит брови, и от этого нового взгляда внутри Стайлза начинает закручиваться вязкий тугой страх. Он встречается с голодными глазами убийцы, смотрящим на него из-под полуопущенных век, и пытается выглядеть меньше, будто не несет какой-либо угрозы в его адрес. «Не буди спящую собаку» — шепчет голос Дерека в его голове, и Стайлз бы, наверное, от души посмеялся над этой веселой ситуацией, если бы прямо сейчас не был занят, находясь в заложниках у серийного психопата-убийцы. — Знаешь, — говорит ему Ник, всасывая каплю крови с кончика своего большого пальца, — после той ночи, когда на тебя напали… — Стайлз вздрагивает, а его глаза расширяются, когда он понимает, кто именно на него напал. — О, да, мне нравится твой взгляд. Конечно, это был я. Ты такой красивый, когда истекаешь кровью, — он расплывается в мерзкой улыбке. — И вот пока ты выздоравливал, в мой клуб заходил твой друг Скотт. Он почти поймал меня, маленький доставучий волчонок. Мне пришлось, — он поднимает одну бровь, — дать ему правильный напиток, чтобы притупить обоняние этого проклятого оборотня, — Ник прижимает указательный палец к своим губам и подмигивает Стайлзу, будто это их маленький драгоценный секрет. «За ним следует зловоние смерти», — всплывают в памяти слова Дерека, ударяя прямо в грудь, и от этого у Стайлза перехватывает дыхание. Он был так слеп, так чертовски слеп и не замечал того, что происходило у него под носом. Теперь он заплатит за свою ошибку своей же жизнью и уже не сможет остановить этого ублюдка от новых убийств невинных девушек… Это убьет его отца. Это убьет Дерека.***
Несмотря на свой молчаливый характер, Дерек никогда не любил кинотеатры. Он видел слишком много плохих вещей, произошедших в темноте, чтобы по собственному желанию часами сидеть в затемненной комнате. Конечно, не считая того, что громкий звук, исходящий из динамиков, вредит его чувствительному слуху, а барабанные перепонки так сильно вибрируют, что от боли у него искрится в глазах. Он тот человек, которому больше нравятся ночи кино. Дерек обычно занимает половину дивана, но всё равно позволяет Стайлзу свернуться у него под боком, а Айзеку положить голову на его колени. Он наслаждается довольной и счастливой болтовней своей стаи, даже если не понимает и половины фильма, потому что проводить хотя бы немного времени вместе — это то, что действительно важно. Так что нет, Дереку не очень нравятся кинотеатры. И стали нравиться ещё меньше, когда следующую жертву находят именно там. — Её мозг буквально сварили на медленном огне, — произносит Лидия, стоя склонившись над мертвой девушкой, а кремового цвета брюки Мартин резко контрастируют с фиолетовым сидениями кинозала. — Посмотри сюда, — говорит она Дэнни, указывая обтянутыми в резиновые перчатки пальцами на небольшие темно-красные пятна на груди жертвы. — Это электрические ожоги. Он, должно быть, постепенно увеличивал ток, выжидая, пока не поджарил её до смерти. Дэнни кривит лицо, будто проглотил что-то противное, но кивает и делает несколько крупных планов ожогов, разбросанных по всему телу девушки. И на шее, и на груди, спускаясь по ее обнаженным рукам, и… — Что это? — он останавливается, опустив камеру, чтобы получше рассмотреть предмет, выглядывающий из кармана жертвы. Лидия тут же оказывается рядом с ним, длинные волосы занавешивают её лицо по бокам, когда она склоняется к девушке. — Похоже на флешку, — бормочет она. Что странно, потому что это первый раз, когда они находят что-то помимо одежды жертвы. И, как ни странно, всё это и близко не похоже на несчастный случай. — Зови Дерека, — говорит Лидия Дэнни, подбирая флешку с той же осторожностью, с какой подняла бы бомбу, готовую вот-вот взорваться. Вскоре возвращаются Дэнни и Дерек, вооруженные ноутбуком. Скотт идет сразу за ними, держа в руках пустой полиэтиленовый пакет. — Охранник говорит, что её никто не трогал, — говорит он, пока Дэнни ставит ноутбук на одно из фиолетовых кресел и открывает его. — Поэтому, что бы это ни было, оно уже находилось в кармане, когда здесь оставили её тело. — Давайте посмотрим, что там, — предлагает Дерек, забирая протянутую Лидией флешку и вставляя её в USB-порт. На накопителе есть только один видеофайл. — Сюрприз.avi, — читает вслух Дэнни и щелкает по иконке, попутно озвучивая свои мысли: — Не знаю, почему, но мне это совсем не нравится. На экране начинает воспроизводиться видео. Качество изображения довольно хорошее, несмотря на то, что оно, очевидно, было записано в ночное время. А потом все присутствующие замирают, и кровь тут же стынет в жилах от ужаса и осознания, что перед ними та самая ночь, когда напали на Стайлза. Еда разлетается по тротуару, а Стайлз, даже несмотря на то, что был захвачен врасплох, вступает в борьбу. Но тут в него, точно в сливочное масло, погружается нож… И к концу видео у Дерека уже полностью видны клыки, а из губы, в которую они вонзились, выступила кровь. Это одновременно и вызов, и угроза: убийца заявляет о своем преступлении и намекает, что это может случиться вновь. Ведь невозможно предугадать, что кто-то может скрываться за углом, с оружием в руке поджидая подходящий момент, чтобы устранить самое слабое звено. Человека их стаи. В груди Дерека начинает пузыриться рычание, толкаясь и царапая горло, чтобы вырваться на свободу в немедленной потребности бежать к Стайлзу, туда, где несколько часов назад покинул его спящим и в безопасности. До того, как причинил ему боль, оставив одного и ничего не сказав. — Звони Стайлзу, — вместо этого говорит он Скотту, медленно погружая когти в ладони, пытаясь успокоиться. Вот только Стайлз не отвечает на звонки Скотта. И Дэнни. Или Лидии. Как и не отвечает на сообщения, которые отправляют остальные. Голову Дерека начинает затоплять паника, а грудная клетка вдруг сжимается вокруг сердца, словно в смертельной хватке, не давая дышать. Все вокруг становится красным, как только мысли заполняют воспоминания о целующих его губах Стайлза, и царапающих спину ногтях, когда Дерек толкался в его тело… Стайлз в опасности, и Дерек сейчас на волоске от того, чтобы обратиться и послать всё к черту, потому что внутри него громко воет инстинкт Альфы защищать (читать как «убивать»). — Тебе удалось с ним связаться? — слышит он, как Скотт спрашивает Бойда. А затем, как Вернон ему отвечает, что нет, не удалось, что им, возможно, стоит послать кого-нибудь к нему домой, чтобы проверить… — Звоните Эллисон, — произносит Дерек всё ещё не совсем человеческим голосом, но уже практически вернувшись к своему обычному тону. Взгляд Скотта тут же устремляется на Дерека. — Эллисон? — спрашивает он, склонив голову на бок. — Зачем нам ей звонить? — а когда Дерек не отвечает: — Ты знаешь то, чего не знаю я? Почему именно Эллисон? — Скотт хватает Дерека за руку, в порыве паники позабыв о рангах. — Она в порядке? — Скотт должен знать, должен быть проинформирован, если Дерек думает, что с Эллисон, возможно, что-то произошло, если она в опасности… — Да, — ворчит Дерек, отцепляя от себя руку Скотта, — она в порядке. Просто позвони ей. Когда спустя минуту Эллисон берет трубку, Дерек даже не дает Скотту возможности с ней заговорить, выхватывая телефон из его рук. — Эллисон, это Дерек, — говорит он. — Скажи, ты виделась утром со Стайлзом? — перешел он сразу к делу. — Дерек? — Арджент, похоже, удивлена услышать его второй раз за день. — Да, конечно, я ходила его проведать этим утром, — всё же отвечает она без промедления, потому что всегда была умной девушкой. — Почему ты звонишь мне с телефона Скотта? Вы, ребята, в порядке? Но у Дерека нет времени ни на какие другие вопросы, кроме своих. — Во сколько ты покинула его квартиру? — спрашивает он, игнорируя удивленное выражение, застывшее на лице Скотта. Прямо сейчас ему некогда оценить проницательность Эллисон, но он делает мысленную пометку вспомнить об этом позже, когда они поймут, что за хрень происходит. Голос Эллисон звучит настороженно, когда она снова заговаривает: — Он ушел около одиннадцати утра, кажется. Я осталась ещё на несколько… Что?! — Он ушел… — прерывает её Дерек, рыча. — Да, кто-то позвонил ему, и он так быстро убежал, словно ему предложили деньги, — она на мгновение замолкает. — Кажется, он назвал его… Хм, Ником? Да, я уверена, что это был Ник. Сердце Дерека пропускает удар, а у стоящих рядом Скотта и Бойда широко распахиваются глаза одновременно и от удивления, и от ужаса.***
— Ты будешь таким хорошеньким рабом, как только я с тобой закончу, — Ник хихикает и хлопает в ладоши, будто ему не терпится продолжить. Будто бы то, что он делал со Стайлзом последние несколько часов — всего лишь закуска, а основное блюдо ещё впереди. Из-за многочисленных порезов Стайлз истекает кровью, которая медленно сочится из ран, нанесенных Ником. — Да, — кивает ему Стайлз, передвигая руку так, чтобы дать убийце больший доступ к своей коже. В голове парня начинает вырисовываться безумный отчаянный план, его единственная надежда, учитывая, что силы медленно его покидают, утекая с каждой секундой, с каждой каплей. Пальцы Ника смыкаются вокруг запястья Стилински. — Тебе это нравится, да? — он расплывается в улыбке, осматривая его взглядом маньяка и восхищаясь своей работой над телом Стайлза. — Я знал, что ты просто создан для этого, — эти слова звучат так неправильно и мерзко, что желание плюнуть ему в лицо поражает Стайлза, точно острая, болезненная и гладкая стрела. Вместо этого он предпочитает играть в другую игру. — Хочешь по-настоящему меня пометить? Тогда тебе нужно выбрать место, где кожа тонкая, и где шрам останется надолго, — практически шепчет он эти нежные, точно шелк, слова, потому что знает, что Ник его прекрасно слышит. Это самое рискованное, что он мог придумать, и всё же это его единственный вариант. Перед его носом Ник покачивает ножом слева направо, а после сжимает остриё, обдумывая предложение Стайлза. — Пометить тебя, да? — бормочет он, большим пальцем проводя по тонкому запястью Стайлза, там, где хорошо видны вены — голубые сети, едва скрытые кожей. И тогда Стайлз видит, какое решение он принимает, когда в тусклом свете комнаты блестит лезвие, а пальцы Ника сжимают его предплечье, чтобы обездвижить руку. Кожа легко поддается металлу, и тот довольно улыбается. — Это может быть лучше, чем я думал. Стайлз закрывает глаза и старается не кричать от мучительной боли. Не проходит и десяти минут, когда Ник в конце концов оставляет его в покое. — Ты такой хороший мальчик, — говорит он ему, облизывая один из всё ещё кровоточащих порезов Стайлза, прежде чем подняться с пола и направиться к выходу из комнаты, обещая скоро вернуться с водой для парня. Как только он уходит, закрывая за собой дверь с мягким отчетливым щелчком, Стайлз тут же принимается изгибать и вращать рукой, пока его ладони не соприкасаются. Он трет левую ладонь о рубашку, пытаясь отчистить её, насколько это возможно, чтобы привести план в действие. Руны — это не то, с чем должны играть люди: Стайлз выучил это на собственном опыте, едва не потеряв глаз во время одного из своих экспериментов. Но бывают случаи, когда они становятся единственным выходом, случаи, когда сила рун — единственное, что может вам помочь: свет этой силы направит вас в безопасное место. А прямо сейчас Стайлз как раз нуждается в проводнике, но не для себя, а для людей, которые его любят, и в чьих силах вытащить его из этого дурдома. Руну Наутиз [5] легко начертить: она состоит всего из двух пересекающихся линий, но одним из основных компонентов является кровь, и Стайлзу следует постараться использовать нужное её количество, ни больше ни меньше. Его палец подрагивает, когда он рисует две линии на левой ладони, концентрируясь на единственном человеке, который, он уверен, может ему сейчас помочь. Он закрывает глаза и позволяет магии захлестнуть себя с головой.***
Лидия как раз ступает на открытое пространство, когда из кабинета Дерека буквально вылетает Ричардсон, а следом за ним марширует Эрика с таким видом, будто собирается всех поубивать. Или, возможно, сделать какую-нибудь глупость. Хотя, если подумать, то между этими двумя явлениями не такая уж и большая разница. И посреди этой суматохи, склонившись над столом, стоят Скотт, Айзек и Джексон. Они прослеживают красные линии на карте города, придерживаясь конкретного метода и приступая к исключению нетронутых зон. Когда Лидия проходит мимо, никто из них не отвлекается от своего дела, но девушка ничего не имеет против того, чтобы хотя бы раз в жизни на неё не обратили внимания. — У Дерека сейчас Крис? — спрашивает она Эрику, когда оказывается в шаге от неё. Серьги Лидии позвякивают, когда она проводит рукой по волосам. Рейес резко бросает стопку фотографий на рабочий стол Джексона. — Да, — отвечает она, и в её голосе слышится какой-то мрачный и яростный рокот. — Мы как раз собирались… Но она не успевает закончить, так как из своего кабинета выходит Дерек, долбанув при этом дверь о стену. — Все сюда! — зовет он. И по его внешнему виду можно сказать, что он работает на пределе своих возможностей. Если честно, это зрелище ужасает. Стайлз уже пять часов как пропал без вести и, если связать это с оставленным убийцей видео-посланием, он уже может быть мертв или, что ещё хуже, кричать от боли, пока в его плоть вонзаются раскаленные иглы, а сквозь его тело проходят электрические разряды, медленно поджаривая его изнутри. И во всем этом Дерек обвиняет себя, сожалея о том моменте, когда наперекор голосу разума решил оставить Стайлза одного в постели и уйти, потому что знал, что ему никогда не заполучить парня так, как ему бы этого хотелось. Он никогда не сможет обратить его, овладеть им… — Крис заверил меня, что его команда будет сотрудничать с нами, — слышит он свой собственный голос. Слова льются из его уст, словно река, бросающаяся со склона горы: стремительно, бесстрашно и громко. Так много всего нужно сделать, но в их распоряжении слишком мало времени. За случаи о похищении людей, как правило, берутся с крайней осторожностью: каждая теория детально рассматривается и обсуждается, прежде чем быть забракованной, а время используется экономно, потому что каждый потерянный час может оказаться последним для их заложника… Но сейчас речь идет об агенте ФБР. Агент Стайлз Стилински — не просто обычный человек и рядовой сотрудник. Нет. Стайлз — любимый коллега для многих агентов ФБР, работающих с ним, и дорогой друг для тех, кто находится с ним в одной команде. Стайлз — стая. И они ни за что на свете не позволят ему умереть, они не бросят его. Лидия сидит за столом скрестив ноги и слушает то, что говорят ей Дерек и Крис. Она как раз записывает отдаваемые ей приказы, когда прямо под её кожу просачивается странное и неприятное ощущение. Она едва успевает моргнуть, а ресницы лишь слегка касаются розовых щек, прежде чем ей в грудь с ясностью пушечного выстрела ударяет имя Стайлза. Всё остальное исчезает и становится неважным, когда ей в голову начинают приходить темные размытые образы. — Стайлз, — прерывисто выдыхает девушка, широко распахнув глаза, а её блокнот выскальзывает из руки и падает на пол. — Стайлз, — повторяет она спокойнее, когда все в комнате замолкают. Дерек тут же оказывается рядом с ней. Его глаза светятся, когда он изучает лицо Лидии, будто видит её впервые в жизни. — Что, — произносит он и сжимает плечи Мартин. — Что ты видела? Магическая энергия Стайлза всё ещё бежит под кожей Лидии, точно шлейф аромата: такой слабый, но в то же время такой ощутимый, как если бы вот-вот снова должна возродиться искра. — Я знаю, где он, — говорит она, чисто на инстинкте заставляя себя говорить, пока рациональная часть её разума по-прежнему молчит, чего-то ожидая. А потом её губы изгибаются в дикой улыбке… — Готовьте тяжелую артиллерию. Электричество, бегущее по её венам, по опасности и мощности соизмеримо с громом. Всё так же удерживая Лидию за плечи, Дерек чувствует, как радужку затопляет красным, ощущает тяжесть клыков, когда они неожиданно начинают давить на язык… Волк окончательно берет над ним верх. Они идут выручать Стайлза. Они вернут его домой.