Дипломат

      Последнее, что помнит Жозефина о своей спокойной жизни, это стук каблуков.       По пустой улице, укутанной вечерними сумерками, она идёт домой и вспоминает тревожную беседу с коллегами о вспыхнувшей эпидемии на севере.       Из-за ближайшего угла слышится хрип и шарканье ног. Жозефина ускоряет шаг. Стук каблуков — чаще, хрип за спиной — громче. Жозефина сглатывает, ищет в сумке газовый баллончик. Вдруг — громкое, нечеловеческое рычание. Женщина резко поворачивается, испуганный крик вырывается из груди. На неё идёт хромающий мужчина с белёсыми зрачками, красными, вспухшими белками глаз, с кожей мертвенно-белой, зловонной, с открытым ртом, из которого вытекает чёрная жижа. Он хрипит, он рычит, он протягивает к ней руку с гнойными волдырями. Жозефина не может пошевелиться. Слишком страшно, слишком странно, слишком ирреально. Из рук выпадает баллончик, она не знает, что ей делать, и её бы разорвал на куски мертвец, если бы его висок не пронзила карбоновая стрела. Мужчина со свистящим воем падает на асфальт, и откуда-то вдруг выскакивает женская фигура с капюшоном на голове и спортивным луком в руке. Она вытаскивает стрелу, кладёт её в колчан на бедре, оглядывается и хватает Жозефину за руку. Тянет её за собой, уводит в какой-то подъезд, осматривает её.       И мир заканчивается. Больше Монтилье не слышала стука каблуков, не знала спокойствия и не спала в тёплой кровати. Её спасительницу зовут Лелианой, она объясняет Жозефине ситуацию, в которую та до последнего не может поверить. Это вымысел? Шутка? Розыгрыш?       — Нет, — твёрдо, без тени усмешки говорит рыжая спасительница, и по одному её тону можно понять, что она не врёт.       Затем всё закрутилось так, что голова шла кругом, и Жозефина не может теперь вспомнить, как она оказалась в лагере за городом, почему держала в руках пистолет, что случилось с её родными и каким способом она убила первого мертвеца. Монтилье не могла поверить в происходящее очень долго: всё было слишком быстро, слишком странно, слишком страшно. Ей и сейчас порой кажется, что этот окровавленный, искалеченный, пахнущий разложением и гнилью мир — лишь затянувшийся сон. И каждое утро Жозефина надеется открыть глаза дома, в тёплой постели. И каждое утро открывает их в мире, пропитанном смрадом мертвецов.       Однажды на рассвете она просыпается и обнаруживает в лагере новых людей. Двое были уже знакомы обитателям этого места — Кассандра и Каллен. С ним пришли Солас — учёный, который уверял, что знает, как остановить эпидемию, и… Инквизитор. Так они прозвали мужчину, чья кровь, по утверждению Соласа, могла помочь ему в разработке вакцины против вируса. Лелиана не верила им, Жозефина — тоже, но крепко обнимала подругу поздними вечерами, прижимала к груди и шептала: «Другой надежды у нас нет». Вера в Инквизитора, в Соласа, в мирную жизнь стала для всех спасением.       Странно и, тем не менее, отрадно было наблюдать за жизнью в лагере: суетливой, пугливой, грязной, но вместе с тем такой обычной. Вот Лелиана смеется над шуткой Зеврана, вот она ревнует Каллена к Кассандре, вот Сэра учит стрелять из винтовки тех, кто оружие держал только в детстве в тире, вот Жозефина с Мерриль готовят похлебку, а Хоук с братом и Алистером строят забор, пока другие мужчины на вылазке. Вечером у костра Лелиана тихо поёт иностранную песню, все, прижавшись друг к другу, как замерзшие птички, сидят и слушают, и кажется, что они просто в походе с дружной компанией, что нет кошмаров с белёсыми глазами, а патроны в карманах — лишь сувенир и муляж.       Жозефина почти не выходит из лагеря — ей запрещают. Потому как юридическое образование и работа в адвокатской конторе не дают навыков выживания, а слабая физическая подготовка вынуждает заниматься исключительно делами хозяйственными. Но ей не обидно. Ей лишь хочется найти родных — вдруг они живы? Она говорит об этом Лелиане, и та, резко отказав, через пару дней шепчет подруге, что ночью они могут сбежать в город. Она часто наведывалась в тот район с группой, она знает, что там все чисто или, по крайней мере, не очень опасно. Когда Жозефина видит пустой дом, без жильцов, но, к счастью, и без мертвецов, она не может разобраться в своих чувствах. Значит, есть надежда, что её родные живы. Они могли встретить группу выживших, могли присоединиться к ним. Или их растерзали по дороге. Жозефина заходит в комнату, принадлежавшую раньше ей и сестре, садится на кровать Иветты, и горькие рыдания вдруг раздирают женщине грудь. Лелиана утешает объятиями, гладит по волосам и понимающе молчит. Вылазка сближает подруг ещё больше, и обеим кажется, что они вечны, что они будут вместе, несмотря ни на что.       В лагере их выходку многие не одобряют, но женщин это не волнует. Им легко, им радостно, они полны жизни. Лелиана всегда казалась с виду холодной, со стальным блеском в глазах, но теперь она улыбается, она чаще поёт и рассказывает всевозможные истории. Идиллия длится для их нового мира долго — почти два дня. На второй в лагерь врываются мертвецы, и последнюю надежду разрывают у Жозефины на глазах: Инквизитор срывается с ветки клёна и камнем падает прямо в толпу мертвецов. Женщина слышит его душераздирающий, нечеловеческий крик, видит, как его кусают, рвут, как алеет его кровь на чужих серых лицах и костлявых руках. С ней произошло бы то же самое, не окажись рядом Каллена, который оттащил её в сторону.       Оставшиеся в живых бредут по железным путям молча, не в силах выдавить из себя слов. Надежды нет. Инквизитор погиб, Солас куда-то пропал. Жозефина наивно полагала, что мир закончился в тот день, когда она в последний раз слышала стук каблуков. После ночи с Лелианой в доме её родных ей казалось, что мир закончился со смертью Инквизитора. Но всё действительно рухнуло с гибелью подруги. Жозефине казалось это таким вопиюще несправедливым, что она — слабая, бесполезная, — выжила, а сильная и боевая Лелиана погибла. Из-за чего? Из-за того, что пошла охотиться. Из-за того, что хотела достать им еды. Из-за того, что упала на камень и разбила голову. Сильных губят только слабые — так решила Жозефина, проклиная голод и саму себя за… за всё.       Пронзает Лелиане висок острым ножом — чтобы, спаси Создатель, не поднялась с распахнутыми белесыми глазами, — лично Жозефина, чувствуя себя на грани помешательства от горя. Лелиану закапывают под сосной. Монтилье оглушают и несут на руках — она лежала на свежей могиле, отказываясь вставать и куда-то идти. Но даже это было не последним ударом.       Жозефина закуривает сигарету, которую ей протягивает Каллен. Сигарета — последняя. Они с Калленом — последние. Больше никого нет. Пустота внутри разрастается до такой степени, что становится почти что легко. Им незачем больше сражаться. Всё кончено. Но умирать — слишком скучно. Года через три или четыре от мертвецов останутся только кости да лохмотья кожи. Мозг сгниёт, и вирусу негде будет больше разгораться.       Они идут дальше, сами не зная зачем и куда.       Лелиана, ты слышишь? Твоя Жозефина стала сильной. Ей теперь тоже словно всё нипочем. Она теперь с виду — холодная, грубая, в глазах острым блеском — жестокость. Внутри у неё — мечется раненным зверем душа, вся избитая, кровоточащая. Спасает её только Каллен — добрым словом, тёплым объятием, нежным, немного скомканным поцелуем. Жозефина хранит память о Лелиане, Монтилье стала почти как она, даже из лука научилась стрелять, даже влюбилась в Резерфорда по той же причине — чтобы стать ещё больше похожей на свою рыжую спасительницу, чтобы в теле своём совмещать две души, чтобы быть вечными, всегда вместе.       Жозефина смотрит на Каллена и правда не знает, любит она его или только делает вид. Он, судя по всему, тоже не знает, что испытывает к Монтилье, но обоих это устраивает, оба в холодные ночи согревают друг друга, отводят глаза наутро, зачем-то целуют в висок, когда страшно, держатся за руки, когда этого, по сути, не нужно.       Женщина делает затяг и смотрит на тусклое солнце, укутанное утренней молочной дымкой. Вдруг Жозефине грезится прошлое, когда ещё она слышала стук каблуков и любила курить перед работой. Только раньше Монтилье затягивалась дорогими ароматными сигаретами, а не поганым табаком, завернутым в дрянную бумагу. Только раньше на фильтре оставались алые пятна от люксовой французской помады, а не кровь из разорванной зубами губы или зловонных остатках чужой плоти, оставшихся на перчатках. Только «раньше» уже вернуть.       Жозефина делает последнюю затяжку. Мир закончился, как её паршивая сигарета — истлел с тихим треском и падая пеплом на рыхлую землю. Его уже не собрать заново, не затянуться им вновь. Бросив под ноги бычок вместе с этим ненужным «раньше», она придавливает его носком тяжёлого ботинка.       Жизнь идёт своим чередом, только выживать теперь приходится чаще. Нет, мир не закончился, он до сих пор хрипло дышит, он вечен, и Жозефина решает топтать его до тех пор, пока сама не истлеет. Она будет идти вперёд с карбоновыми стрелами у бедра и патронами в кармане, с заполняющими пустоту внутри смолой в лёгких и повадками, движениями Лелианы. Чтобы с ума не сойти, нужно только найти новую пачку или выдрать из онемевших пальцев какого-нибудь мертвеца сигарету. И поискать обувь полегче.       Впереди — алеет рассвет.