Дипломат

      Переговоры в Минратосе могли пройти и лучше — Жозефина была уверена в этом. Тевинтерцы — своенравный народ, к ним леди посол не привыкла. Ферелденцы — простодушны, антиванцы — эмоциональны, орлесианцы — лицемерны. Тевинтерцы… другие.       Жозефина не могла подобрать подходящего слова, но этим она решила заняться позднее. Сейчас её мысли были заняты совсем иным.       Минратос не любил чужеземцев. Жозефина чувствовала тихую, затаённую злобу за каждым резким поворотом, ощущала холод и недоверие в каждом резном окне. Но ей не хотелось сбежать.       Минратос манил. Каждый портал гротескного храма источал некую силу, каждая гранитная лестница напоминала о величии былых времен. Здесь хотелось остаться.       Именно поэтому Жозефина приняла приглашение магистра Анодата и отправилась вместе с ним в поместье его друга Эрастенаса.       — Прошу прощения за отсутствие гостеприимства, — деликатно произнес магистр почему-то с легкой усмешкой, — однако дома у меня нынче страшный беспорядок — неудачно провел ритуал. Мой коллега гостей не жалует, но он у меня в долгу! Придётся ему нас потерпеть, — Анодат засмеялся. — К тому же, не могу ведь я отпустить посла Антивы, который так заинтересовался нашей столицей?       Жозефина услужливо улыбнулась и поблагодарила магистра за оказанную честь. Встретив Эрастенаса, леди посол не забыла извиниться за неудобства, на что хмурый маг отозвался невнятным ворчанием, и бесцеремонно пригласил гостей к столу.       Анодат непринужденно рассказывал последние новости, историю храма из чёрного камня, который так заинтересовал Жозефину, изредка отпускал колкие шутки. Монтилье внимательно слушала его тирады, посмеивалась и улыбалась, когда видела в этом необходимость, и пыталась понять тевинтерцев. Ей было неуютно среди этих мужчин и немногочисленных рабов, но уходить было слишком рано.       — Эй, подлей мне вина, — грубо произнес Анодат, общаясь к худой нескладной служанке. Та подошла с графином в руках и выполнила просьбу. Жозефина бросила на неё взгляд, и слегка вздрогнула.       Монтилье смотрела на неё и поверить не могла, что эта девушка — рабыня. Леди посол в принципе не могла смириться с мыслью, что живое существо можно заковать в кандалы и заставить подчиняться. Но та, что стояла сейчас перед ней, была другой. На лице её не читалась боль от постоянного угнетения, плечи её не ссутулились и взгляд не был потухшим. Жозефина вздрогнула. Перед ней стояла волчица с гнусной веревкой послушания на длинной шее. Казалось, что дай ей волю, этой, с виду хрупкой девчушке, и клыки её вопьются в загривок Анодата, она разорвет мощными зубами его артерию, выпьет досуха и помчится на волю, глухо и злобно рыча.       Кальперния посмотрела Жозефине в глаза — быстрый, внимательный, цепкий взгляд поймала посол, и девушка тут же опустила веки. Ей нельзя было поступать так дерзко. Ей нельзя смотреть на господ. Монтилье внутренне ликовала — эта женщина перед ней никогда не была рабыней. Не тот нрав у неё, не та сила, чтобы ползать под теми, в чьих жилах текла благородная кровь. Под теми, кому просто повезло родиться у знатных родителей.       Жозефина ни разу не сомневалась, что сможет «договориться» с её хозяином. И она не ошиблась. Только судьбу Кальпернии помогал решать и Адонат. Губы мужчины расплылись в широкой улыбке от просьбы антиванского посла. Жозефина сглотнула и вытерпела намеки, лёгкий шантаж и колкие усмешки. Лисица не боялась грязи, ей надо было только махнуть хвостом в другую сторону и спрятаться среди деревьев от охотничьих псов. Пару раз вильнув им, сбив с пути кисточкой рыжего хвоста, Жозефина получила желаемое, и вот Кальперния сидит перед ней — не сжавшись от страха, не теребя одежду в смущении, без смирения в глазах. Сидит по мере своих сил прямо, а на лице ее — маска спокойствия, почти что холодной гордости. Нет, то не рабыня, то — волчица, что по ошибке приняли за дворняжку.       — Какой твой любимый чай? — спрашивает Жозефина со слабой улыбкой, и замечает пораженный взгляд Кальпернии. Вернув себе самообладание, она тихо, немного сипло отвечает:       — Мятный.       Жозефина задает вопросы, Кальперния — отвечает. Монтилье поражается интеллекту и внутренней силе юной магессы, та, в свою очередь, удивляется безобидным намерениям посла. За всю ночь лишь одно прикосновение — случайное, естественное, когда обе девушки потянулись за сахаром, и обе тихо вздохнули, ощутив, как в душе что-то резко перевернулось.       С тех пор все изменилось. Жозефина отныне чаще наведывается в Минратос, позабыв о своих настоящих обязанностях, к стыду своему «арендует» Кальпернию на несколько часов, проводит с ней время, наслаждаясь её обществом. А по приезде домой изучает законы Тевинтера, с горечью рассуждая, как бы спасти Кальпернию. И с нетерпением ждёт следующей встречи.       Закрутилось всё между ними невероятно быстро, видимо потому, что запретный плод сладок, и вот уже Монтилье ловит волчьи, нежные взгляды, гладит ломкие светлые пряди, плавится под жаркими поцелуями и клянется, что любит, со слезами шепчет, что поможет, спасёт.       Кальперния усмехается — грустно и с благодарностью. Утром прощается с антиванским теплом и просит передать привет витражным окнам столицы, которой никогда не видела.       Но Жозефина обещает, что покажет ей витражи. Покажет и шпили Королевского Дворца, и Золотую площадь, и перстень из маминой шкатулки, который так напоминает ей родную столицу. Покажет весь мир, если захочет. Монтилье горячо целует в щеку любовницу и с комом в горле уходит, оставляя её в холодном Тевинтере.       Когда свободная Кальперния протягивает ей руку, Жозефина сомневается — хватать её или нет, — лишь на долю секунды, лишь краем сознания. И сжимает шершавую ладонь с каким-то облегчением. Кальперния ведет её в новый мир, знакомит с Корифеем, заверяя того в важности Монтилье. Магистр долго и пристально смотрит антиванке в глаза. В какой-то момент Жозефина понимает, что её вот-вот превратят в пыль. Она не знает, что заставило Корифея благосклонно кивнуть, но счастью Кальпернии нет предела. От этого становится легче.       Жозефине жутко и смешно от подобного хода событий, ей не верится, что быть вместе с любимой без единой преграды она может только под сводами разрушенного мирового спокойствия, целовать её без страха - только под крылом существа, что до одного мига жил исключительно в легендах.       Корифей обещает построить новый мир. И обе женщины знают, что мир этот будет кипеть в крови, разлагаться под алым лириумом и задыхаться от догм нового бога. Жозефине страшно.       — Ничего не бойся, — еле слышно произносит Кальперния, кладя теплые руки на щеки антиванки. В их комнате душно, темно, но Монтилье чувствует на себе её нежный взгляд. И знает, что магесса говорит это лишь для того, чтобы поддержать уставшую антиванку. Кальпернии хочется разрушить мир, чтобы построить новый, она знает это.       Жозефине страшно. Она сделает все возможное, чтобы облегчить муки этого нового мира, поможет вернуть Тевинтеру силу и не позволит разрушить Антиву. Она будет, как лисица, вилять пушистым хвостом и путать следы, чтобы охотничьи псы её не догнали. Будет обманывать, лгать, изворачиваться, будет применять все известные навыки красноречия, чтобы убедить Корифея поступить так или иначе. Станет серым кардиналом и не даст утопить этот мир в страшной агонии.       — Мы справимся, — шепчет волчица.       Лиса вымученно улыбается и кладет ей голову на плечо.       — Мы справимся.       Другого выбора у них нет.