Черный шум

      Больница стала бы уже родной, но Лекс для нее родным не станет никогда. Его долго толкали из кабинета в кабинет с сопровождением. Люди суетились, кричали, ругались. Никто в эту ночь сбежать не додумался, кроме, конечно, самого странного пациента психушки. У серого уже начало рябить от бесконечно сменяющихся, но одинаково блевотных цветов стен. Только через двадцать минут санитары и медсестры с огорчением заметили, что у него слегка обморожены ноги — столько хлопот!       — Придется его отдать доктору. Пусть осматривает, а то не хватало нам жмурика по недосмотру. Тогда придется отвечать перед законом, — говорил кто-то.       — Трандец, точно вздернут…       Лекса, полуживого и уже порядком измученного, буквально бросили в процедурный. Дверь за ним захлопнулась, а внизу в щели между ней и полом ясно читался силуэт как минимум двух ног. Серому, конечно, ничего не объяснили. Он понял такой расклад событий, как просьбу подождать врача.       Кафельный холодный пол и стены зеленого цвета. Лекс было задумался, откуда они берут это старье? Такое ощущение, что в больнице орудовал дизайнер прошлого столетия. Впрочем, наркоман быстро нашел применение освободившемуся вдруг времени.       — Додумались, оставлять наркомана с иглами, — улыбался парень, осматривая помещение. Две кушетки по бокам комнаты и выкрашенный белой краской старый тяжелый стол во главе. Маленькие окошки сверху, прямо под потолком — не сбежишь. Все было закрыто на ключ: и множественные шкафчики с лекарствами, которые Лекс чуял своим соскучившимся по химикатам носом, и все ящики стола, и даже странная коробочка на столе. Стерильная чистота. Лекс было дернул одну из запертых дверок, но амбал снаружи тут же ощутимо напрягся и прикрикнул на паренька. Пришлось остановить свой выбор деятельности на менее активной ее разновидности. Лекс уместился на кушетке с претензией на чистоту и значимость в больнице. Недаром она такая затертая! А на вторую забросил ноги, пошевелив чуть синюшными пальцами.       — Замерз… — заключил наркоман. А через пять минут ожидания, когда веки наполнились свинцом и стали неумолимо смыкаться, убедился еще кое в чем: — Устал.       Только уснуть у него уже не вышло. Снаружи послышались активные разговоры, и в процедурный вскоре вошел врач. Видно, единственный врач, который находился в больнице в такое позднее время. Который в любую минуту был готов помочь своему пациенту.       — Смотрю, ты уже лежишь? Ну ничего, отдыхай пока, — пропел Ян, с грохотом ставя на стол еще какой-то лоток. Энергичными движениями доктор открывал шкафчики, вынимал лекарства, перчатки, шприцы. Даже градусник нашел — и слава богу (или нет?) — не ректальный. На ходу он схватился за ледяную стопу Лекса. Ладони мужчины были подобны единственной на всю квартиру батарее в декабре. Наркоман вздрогнул, но за уходящей рукой наблюдал с сожалением.       — Ах, и даже носочки никто не предложил!.. — с деланным ярким сожалением воскликнул Ян, расплываясь в ядовитой ухмылке. Пальцы его подогнулись, и сказочно горячая рука превратилась на миг в орудие щекотки. Лекс соскочил с места и забился на одну из из кушеток целиком. — Ну ничего. Я-то тебя согрею.       — Опять ты. Правда, что ли, соскучился? Ян, иди к черту. Ну задолбал уже.       — Нет. Это я тебе нужен. А мне нужна только твоя душа, — уклончиво ответил доктор. — Раздевайся. Мерь температуру. Сейчас возьму у тебя кровь. Дискомфорт в легких есть?       — Нет.       Фонендоскоп на столе тоже нашелся. На минуту Ян даже перестал вызывать всякие опасения, вновь, как уже бывало, превратившись в обходительного врача, на сей раз — в терапевта. Он дождался, пока Лекс избавится от рубашки, поставил его на ноги, приложил мембранку к груди… Как в далеком детстве, серого направляли броскими «дыши», «глубже», крутили на месте, пусть и с изрядной долей эротизма в прикосновениях. Горячая рука демона то и дело касалась талии или пояса штанов, и даже градусник Ян заложил под мышку наркоману сам, толкнув его назад, на кушетку. Лекс послушался, стукнувшись тазом и болезненно поморщившись. После он просто облокотился о стену, словно стирая о ее холодность чужие горячие прикосновения. Желтые глаза следили внимательно, но устало. Ян тем временем натянул перчатки, достал бутылек со спиртом и одноразовое лезвие, емкости для приема крови; передвинул стул поближе к кушетке и подсел к наркоману.       — Это держи, — сказал он, отдав Лексу на время смоченную спиртом вату, которая уже коснулась подушечки длинного костлявого пальца. Один короткий, но болезненный укол — и капля крови выступает на бледной коже. Демон смотрел на нее пристально, с явным голодом, но продолжал выполнять работу. Ярко-красным заполнилась стерильная трубка, затем стерильная ампула. По стерильному стеклышку размазали порыжевшую кровь… Затем доктор убежал в лабораторию, оставив Лекса наедине с собой, с градусником и прижатой к раненному пальцу ваткой. Последняя, правда, тут же оказалась на полу, а палец — во рту. Наркоман зализывал раны, как пес. Вот и сейчас сидел и посасывал едва заметную царапину, рассматривая узоры паутины на потолке.       — Тебе повезло, — отчитался Ян, вернувшись минут через двадцать. — Крепкий парень…       Он протянул Лексу руку, чтобы забрать градусник, и лишь молча кивнул ртутной шкале. А затем занялся подготовкой инъекции.       — Теперь приспусти штанишки, и будем считать, что ты совершенно здоров… — проворковал доктор, наблюдая, как прозрачная жидкость наполняет цилиндр.       — Зачем? — спросил Лекс и поднялся, чтобы спустить штаны. Парнишка уже знал: вот начни он психовать, ломать кулаки о стены и челюсти — и все померкнет. Вместо Яна он в очередной раз кого-то жестоко поранит.       — Чтобы я сделал тебе укол. Зачем еще? Или хочешь, чтобы я тебя трахнул?       Доктор сохранял невозмутимость. Вот в верхнюю часть ягодицы впилась игла (гораздо больнее, чем когда уколы ставила Лиля) и через несколько секунд вышла, оставив тугую нарастающую боль. А Ян просто молча поднялся со стула, отправляя шприц в помойку. Лекс так же молча вернул свою одежду на место.       — Идти можно? А, доктор? — в голосе тонко звучали насмешливые нотки. — Или еще что-то?       — Ты не ответил на вопрос.       — Нет, не хочу.       — И даже умолять не станешь? Поскуливать, как ты обычно это делаешь? — на лице доктора начала прорезаться обыкновенная хитрая улыбка. Но тени не бурлили по углам и кровь не сочилась из стен. Только Ян щурился на свет, который сегодня даже не думал гаснуть.       — Я это обычно делаю уже в определенном состоянии. Пора запомнить, — дергано ответил Лекс. — Я иду или нет?       — Нет, — коротко ответил Ян. И пусть в его облике не было ничего демонического, неумолимая темная сила еще исходила от его тела. Сильная рука толкнула Лекса в грудь. Тот забарахтался, врезался ногами во всю мебель на пути, заскрежетал и заскрипел по плитке, пытаясь удержаться на месте. Но демон прорвался, приковав руки и ноги наркомана к кушетке ремнями, прилаженными к ней для особо буйных пациентов. — Наша процедура не окончена. А тебе все еще холодно, — шепнул он почти в губы серому, похлопав того по животу.       Затем доктор отошел. На беду Лекса, в процедурном кабинете было слишком много инструментов, которые умелый садист мог бы применить в своих извращенных играх. Снова катетеры? Клизма? Бинты и жгуты для удушения? Лезвия, чтобы резать кожу? Ассортимент был широк, но и Ян — избирателен. Он отдал предпочтение инструменту тонкому и, как ни прискорбно, слишком близкому для наркомана. Доктор водрузил на стол большую коробку одноразовых шприцов. Комнату наполнили шорохи картона и рвущейся бумаги, клацанье и хлопанье срываемых с сосудов игл. Запахло спиртом: когда Ян снова оказался возле Лекса, грудь последнего обдало мокрыми и холодными прикосновениями смоченной ваты, а потом — закономерным жаром.       — Одного укола тебе явно не хватит. А ведь тебе они нравятся, так? Сначала сам баловался, теперь подставляешь свою аппетитную попку хорошенькой девушке… Все твои забавы при тебе, правда, зая? Позволь тоже в них поучаствовать, — оскалился демон. Наконец тень упала на его лицо так, что глаза подернулись привычной молочной пленкой, а на лице растеклись мертвенные оттенки. Лекс лишь расправил плечи, словно приготовившись принять на них всю уготованную боль. И вынести ее.       — Тебя не приглашали, разве нет? С девушкой это делать приятнее.       — С ней ты тоже кончал? — Ян дернул бровью, вертя в руках первую иглу. Он присел на край кушетки так невозмутимо, словно собирался делать что-то совершенно обыденное для врачебной практики. Словно и правда намеревался лишь закончить некую процедуру.       — Нет, — Лекс поморщился, словно кто-то наступил на его белые ботинки и испачкал их зловонной мерзостью. — Я думал, ты за мной следишь и все знаешь.       — Да. И поэтому ловлю тебя на лукавстве. Это со мной будет приятнее, Лексик…       Серому погрозили пальцем. А потом чертов доктор легонько ущипнул его под грудной пластиной, и игла прошила плоть. Маленькая кровавая бусина набухла у выходного отверстия, а Ян продолжил свой тщательный и кропотливый труд. Острые стальные стержни, словно указывая на невидимую ось, проходящую вдоль тела Лекса, ровными рядами выстраивались вдоль каждого ребра, ниже и ниже, образовывая дугу. Доктор колол неглубоко, но порой, как и в первый раз, все же задевал мельчайшие капилляры. И поэтому когда первый ряд был закончен, он склонился к тощему, рельефному от выпирающих костей и жил торсу и собрал губами каждую алую каплю. Они окрасили хищный маленький рот, словно помадой. Ян собирал плоды причиненной боли с трепетом, с которым не далее чем пару веков назад в приличном обществе целовали дамам ручку. Лекс вел себя на удивление смирно. Он пребывал в какой-то задумчивости, и это состояние ему не могли сбить даже нервные конечности, что едва вздрагивали от каждого поцелуя иглы.       — Тебе бы Библия ничего не дала, да? В смысле, даже неприятно не сделала бы? — дернувшись очередной раз от иглы, озадаченно выдал наркоман.       — Я бы крайне заскучал, перечитывая ее, если ты об этом, — едко хмыкнул демон. — Дело не в книжке и не в крестах, зая. А в тебе. Ты понятия не имеешь об их силе, ты просто не можешь ее применить, а от остального я в состоянии ограждать себя.       И вот — еще один ряд игл. С другой стороны голубые колпачки, что крепят острие к сосуду шприца, симметрично выстроились, заканчивая перевернутую параболу. Ян вдохновленно вздохнул и с тем же порывом приник к груди своего пленника. На очереди стояли места более нежные — тонкая кожа внизу живота. Демон выстроил пять иголок в ряд, направляя их от паха к пупку. Подавленный последним откровением парнишка уже оставил попытки строить из себя холодного и отстраненного. Каждая игла возвращала дрожь, а Лекс тянулся, стараясь ее вытрясти из тела. Но никуда она, проклятая, не уходила. А лишь собиралась нежелательным возбуждением между бедрами. Наркоман вздохнул и зажмурился, готовясь к насмешкам. Ян, впрочем, сохранял сосредоточенную одухотворенность. Он словно не замечал набухшей сквозь тонкие пижамные штаны плоти, и только готовил новые, новые и новые иглы.       — Знаю, знаю, пока еще не так больно… — ворковал он, вбуравливаясь, кажется, в сам спинной мозг Лекса, во вместилище всех его подсознательных низменных желаний. — Но я дам тебе возможность поорать.       Тут сильные пальцы сжали сосок парнишки. Томно опустив веки и невесомо улыбаясь, демон выкручивал плотный розовый бугорок, мял его ногтями, раздражал нервные окончания. Спустя пару минут он поднял взгляд на лицо Лекса, издевательски улыбаясь, мол, «готов?». И, на беду, наркоман готов уже был. Ко всему, что ему предложат.       — Сукин ты сын, что ты опять творишь, а… — дыхание сбивалось, а Лекс уже с трудом фокусировался на чужом лице. Новый вид боли доходил до него особенно: сначала тебе резко больно, но совсем немного. Особенно в сравнении с тем, что парень уже пережил. А потом дискомфорт, как возбуждение, откладывался по капле где-то на заднем плане. Но каждое движение, коих Лекс выполнял много в своей любимой манере, приносило ему все больше и больше. Сейчас, когда чувствительную точку выкручивали, что сорняк из земли, тревожил наркоман свои иглы бесконечно.       — Все! Прекрати! — злился Лекс. Да все больше не на демона, а на себя. И свои ненормальные пристрастия.       — А то что? — бархатным тоном переспросил Ян, а к соску приткнулась игла. Стоило лишь приложить усилие — и она медленно прошила набухший бугорок. Доктор держал крепко, пресекая особо яркие попытки пациента вырваться, увернуться от острой, пронизывающей боли, которая словно пускала корни куда-то вглубь грудной полости, под кожу по всему телу. В данной ситуации ведь не надо было спешить. Наоборот — только продлить страдание. По торчащему из плоти острию Ян постучал пальцем, провоцируя новые стоны и конвульсии.       — Тш-ш-ш-ш, — шипел демон, обнажая мелкие зубы и шире раскрывая голодные прозрачные глаза. Под его руками трепетала грудная клетка, что быстро вздымалась и опускалась, как у загнанного зайца.       — Больной урод, — томный, надорванный болью голос сложно было сделать обиженным или хоть сколько-нибудь раздраженным. Лекс сжимал пальцы на руках и ногах, отвлекая концентрацию от болевых точек.       — Да, — просюсюкал Ян, — ты.       Он перешел к другому соску. Без долгих прелюдий, но с тем же чувством, той же точно отмеренной нерасторопностью. Лекс заныл. Доктор нашептывал какое-то дерьмо, достойное местных психов — что-то вроде «пой мне», — и сильнее нажимал на израненные торчащими иглами места.       — А может, в вену? По старинке…       Ян хохотнул и взялся за пояс штанов Лекса. Обнажил ноги до колен, взялся за потеплевшие бедра. Там, на внутренней стороне, кожа тоже была чувствительная, что демон и приметил. Приметил он наконец и эрекцию.       — Или член. Если бы ты делал пирсинг, то куда — в уздечку или на мошонку? А может, головку бы пробил? Ствол?.. Жаль, у меня только иглы…       Лекс не сразу сфокусировался на изменениях. Но когда он наконец это сделал, желтые глаза стали в два раза больше обычного.       — Не смей там трогать ничего своими иглами! Я тебе серьезно. Даже не думай… — наркоман брыкнулся для наглядности. Но в его взгляде все меньше читалось разумности. — Головку, — последовал неожиданный ответ спустя несколько секунд напряженного молчания.       — Я тебя не понял. Трогать или нет? — Ян веселился все сильнее, подстерегая свою жертву там, где она попадалась в ловушки собственного разума. Он ловко подхватил ладонью напряженную плоть, подразнивая ее небрежными ласками, а пальцы сжали влажный кончик. — Так, м? — поинтересовался доктор, прихватывая головку по бокам, а затем меняя положение: большой палец теперь лежал на уздечке, указательный — с противоположной стороны, в верхней части гладкой розовой плоти. — Или так?       — Так… — эхом отозвался наркоман, обезумевший от сочетания зудящей боли и такой же ласки. Он клялся себе, что ни за что на свете не станет скулить и просить. И ненавидел себя за то, что уже сейчас был готов сдаться с потрохами какому-то демону. Сволочи. Насильнику. — И так тоже...       — Тогда я выберу на свой вкус, — отозвался Ян. В его опустившемся голосе стало слишком явно угадываться возбуждение, а раздвоенный язык беспрестанно скользил по губам. Крепко обхватив ствол, доктор приладился к невидимой линии, проходящей сквозь головку справа налево, не задевая уретры. Острая сталь защекотала, зацарапала кожу, а затем руки мучителя пришли в движение. Боль появилась сперва в одной точке. Но она нарастала неумолимо, равномерно, разрезая изнутри набухший от крови орган. Тонкой струйкой алое сочилось по твердым горячим пальцам, и Ян, сопя от страшного напряжения, толкал и толкал иглу, пока она с натяжением и трудом не вышла с другой стороны. Сначала была тишина. Лекс подал голос где-то на середине пути, а под конец принялся орать. И когда в груди закончился воздух, наркоман просто стал скулить, облизывая искусанные в кровь губы.       — Больно, больно… больно… — беззвучно шептали губы. Парнишка не сразу сфокусировался на Яне. Боль спровоцировала в теле еще большее желание, чем до этого. Лекс даже представить не мог, где находится грань страшной особенности его организма. И это пугало.       — Я знаю, — выдохнул демон в ответ, неотрывно наблюдая за алеющим в его руках членом. Он прощупывал результат своей работы, сдавливая плоть с иглой внутри, глотал слюну и словно терялся в том многообразии вариантов, которые можно было бы воплотить в жизнь теперь. Решение нашлось еще через несколько минут страданий серого: сталь все так же медленно и болезненно вышла из прокола, а Ян… Ян молча накрыл губами окровавленную, припухшую головку, жмурясь. Он, казалось, отключился от реальности, пребывая в неком совершенно сладком и мирном настроении. Стоны и вскрики щекотали слух, а демон чуть не мурлыкал и жег парнишку поцелуями в средоточии его мук. По уретре трепыхался раздвоенный язык, острые концы его касались кровоточащих точек, собирая пряный, соленый, металлически-кислый вкус.       Лекс не нашел, как реагировать. Не определился даже, не мог избавиться от налета нереальности, к которому, казалось, давно привык. А тут что? Демон, его мучитель, у него же в ногах. Мука сменилась удовольствием, мозги вскипели, а глаза закатились. Тело дернулось раз. Потом — второй. Замерло. Еще секунда прошла, и несчастного наркомана скрутило так, словно кто-то потянул шарнирную куклу за все нити сразу и выломал суставы. У Лекса не было сил стонать, потому он издавал сквозь сжатые зубы странный заунывный мотив. Отпустило. Еще один такой приход произошел, спустив пару мгновений на тормозах. Бедра парнишки ожили и пришли в движение, путы натянулись, готовясь держать руки и ноги. Серый взвыл: по ощущениям казалось, что он сейчас отдаст душу. А подарил всего лишь оргазм.       Ян дернулся, поморщился. Вкус спермы на языке отрезвил его, но демон не думал отстраняться, пока не собрал все до капли. Потом он поднялся, пополз вверх по исколотому телу Лекса до лица, силой заставил открыть рот и сплюнул туда весь вспененный белок.       — Глотай… — зло проклокотал он, сжимая челюсти наркомана и таращась на него вмиг затянувшимися бесовской пеленой глазами. Лекс честно сглотнул, несколько боязливо поглядывая на демона. А главное — стыдливо. Но Ян не успокоился. Сощурившись, он ударил парнишку по лицу наотмашь. В гнилом сердце черного доктора вдруг вскипела такая ненависть, какой не было, возможно, и в самую первую их встречу в проклятой больнице. Ян наказывал наркомана за вольности — но разве не разрядка была логичной реакцией на сильнейшее блаженство?       — Ты возомнил, что мы с тобой любовники, щенок? Что я хочу чувствовать вкус твоих поганых соков? — зарычал он, стиснув в ладони не отболевшую еще плоть. Сейчас вся она была как одна гематома, оголенный нерв, сквозь который одинаковыми лошадиными дозами в тело вливались удовольствие и мучение.       — Нет. Ты сам полез! — захрипел Лекс, морщась от боли. Щека пылала, но он пытался сдержать ухмылку. А как же без нее? Смешно ведь вышло! — Я не хотел… А что мне, спрашивать, блять, когда кончать?       — Да, сука! Умолять меня! Просить, чтобы я тебе позволил… Обнаглевший, зажравшийся крысеныш... Я могу насрать тебе в рот с тем же успехом — хочешь? Чтобы не возникало больше никаких встречных вопросов… — Ян стиснул зубы, отняв руку от чужой промежности. Вместо этого он нашел пальцами одну из пронзивших кожу на груди игл — и выдернул ее. Завелся… Один за одним стальные острия разлетались в стороны, оставляя за собой красные следы из точек и царапин, оставленных на обратном пути. Соски демон приберег на сладкое. Прикосновение к ним теперь, спустя время, стало куда более болезненным, и, прежде чем рвануть иголки. Доктор придавил твердые бугорки.       — Ладно! Я буду просить, успокойся! — Лекс шипел и дергался, иногда вскрикивая, когда демон дотягивался до особенно чувствительных мест. — Прости! — наркоман притих и начал шептать, когда дело дошло до сосков. — Прости… Я тупой, ты же знаешь, сначала надо со мной обговаривать правила…       — Ах, вот такой тон мне нравится больше… — Ян поумерил пыл — но не остановился. Он потянул за иглу. Та выходила из соска медленно, с оттяжкой и тупой болью. — Но у нас с тобой пока не было никаких конкретных правил. Ты только одно должен был уяснить: я твой господин… И пока я не получу твою душу, твое тело — полностью мое. Каждое движение, каждое ощущение — все это я позволяю тебе. Я могу оставить тебя без ног и без рук, и тогда мы посмотрим, как долго тебе захочется влачить такое существование. Я могу сделать так, что ты больше никогда не испытаешь ни оргазма, ни возбуждения вообще, и твой мазохизм тебе в этом не поможет… Ты, зая, должен быть благодарен мне за то, что я позволяю тебе играть в прятки со свободой за красивые желтые глаза и влажное горло, в которое мне так понравилось тебя трахать! — на этом слове последняя игла вышла из тела, оставив за собой то же ноющее неприятное чувство. Парнишка заскулил. — Ты понял меня?       — Понял, — морщился Лекс. — Понял, что тебе нравится меня трахать и мои глаза красивые, — на бледном избитом лице появилась ухмылка. Но лишь на мгновение. Из кого-то вышибают последние мозги, а в наркомане избиения напротив, похоже, зародили разум. Хоть какой-то… — Я буду послушным. Не кипятись. Я даже не буду тебе напоминать часто, что тебе нравится меня трахать… и про глаза… Это был последний раз…. На сегодня.       — Уродец… — выдохнул демон, смеясь и морщась одновременно. Новый удар пришелся на другую щеку Лекса, после чего парнишку схватили за горло. Но нельзя было сказать, что Ян продолжает злиться. Он скорее забавлялся, разбивая боль на полутона и примериваясь: что же сделать дальше? — Ну ничего. Теперь мы поговорим о том, что нравится тебе.       Доктор расстегнул ремни, фиксирующие лодыжки серого, и сорвал с него штаны. Горячие руки развели длинные худые ноги в стороны, запрокидывая колени к плечам и оставляя Лекса в блядски открытой позе.       — Во-первых, ты любишь боль, которую дарю тебе я… И кто знает, может, дело не в одной только боли? Я ведь вижу, ты только здесь открыл темную сторону своих желаний… Свои грешки выпятил наружу… — Ян вновь обнажил зубы в самой своей зловещей и одновременно обворожительной улыбке. Его расслабленные пальцы темнели на почти сером в холодном свете бедре, медленно, щекотливо двигаясь по направлению к паху парнишки.       — Я, наверное, любую боль люблю… И что? Какой вывод ты из этого сделал? — искренне стараясь подражать нелепой, по мнению Лекса, возвышенной манере демона, вторил ему серый. Наркоман чувствовал, как прикосновения демона отдаются щекоткой на уровне глотки. В том самом противном месте, которое ты не можешь почесать, и это становится мучительным.       — Но не от любой тебе так хорошо, — подчеркнул черный доктор. Остальные нападки, он, впрочем, проигнорировал, вместо ответа сдвигая руку сразу под яички Лекса — там нашел сжатый сфинктер, погладил. — И во-вторых, когда боли нет, но есть ласка, ты тоже заинтересован. — Алчный взгляд неясных глаз скользнул по крепкой молодой плоти, запунцовевшей у кончика из-за прокола. — Нравится, когда жалеют после побоев? Кормят булочками? Или еще что-то? Я тебе нравлюсь, чокнутый ты гомик, м? — Демон под конец не сдержал хихиканья.       — Бедному одинокому демону так хочется кому-нибудь нравиться… — открыл было рот Лекс, чтобы начать нападать и тявкать в привычном его режиме. Но тут же крепкие челюсти захлопнулись. Такое бывает, когда иерархией повыше рядом псина в стае. — Булочки нравятся. Но ты меня не жалеешь ничерта, — вздохнул Лекс, сдавшись чужой реальности. Правила демона все равно всегда играли только ему на руку. А наркоман оставался в дураках. Да и сегодня все было как-то не так. Лекс отчего-то не ощущал абсолютной враждебности этого мрачного мира к себе.       — Не жалею? Неблагодарная ты сволота… — Ян цокнул языком и отнял руки, сложив их на груди. Присмотрелся к телу пленника, сощурился, словно ища что-то… На ребрах красным пунктиром выстроились следы игл. Доктор помолчал, потом хмыкнул и мотнул вихрастой головой. С животной плавностью в движениях пополз по кушетке, цепляясь за ее края и постепенно закрывая Лекса собственной тенью. А та была словно живая. Где касалась кожи — там ощущалось тепло и слабый ненавязчивый зуд, как при погружении с мороза в горячую ванную. — Я же тебя лечу всякий раз. Грею. Ну и что, что в этом мне самому выгода? Я мог бы оставлять тебе больше дискомфорта. Мог бы всю нервную систему тебе изгадить. А ты, жадный младенец… За такое мог бы и душу мне отдать. Все прочие сами со мной на сделку идут — просят чего-то, чего хотят больше всего. А тебя еще и уговаривать приходится… Я мог бы подарить тебе рай, зая, на то время, пока ты в сознании. Потом-то уже все равно будет… А ты за каким-то чертом выбираешь все муки, муки, муки…       Голос Яна опять смягчился, потек карамелью на уши. Холеная бородка щекотала Лексу шею, а между бедер, вплотную к его средоточию, придвинулось чужое колено. Демон словно пытался утопить несчастного смертного в какой-то жаркой блаженной тьме; грудь продолжало щекотать неясное приятное ощущение горячего нервного песочка, усугубляемое случайными прикосновениями свисающего с Янова тела черного врачебного халата. Совсем скоро шепот перерос в неясный шум, который охватывал и обволакивал, не тиранил, а звал в себя. Это был гипноз — он усыплял и отвлекал, но ему можно было сопротивляться. Очевидно, что прочие жертвы Яна этого обычно не хотели, видя за покорностью покой. Лекс дернулся и поморщился. А после еще раз тряхнул головой, недовольно засопев.       — Прекрати. Я послушный, но не побежденный. Просто аккуратный. Душу я тебе не отдам, я уже сказал… Делай со мной, что хочешь. Смотри, какой я странный. Ты меня топишь тем, чем топил, наверное, всех своих клиентов. А мне это нравится, как оказалось… Выкуси, Ян, — если бы реальность была ярче, желтые глаза точно светились в чужой тени от тихой ярости. Лексу бы помолчать стоило, но его тянуло и манило провоцировать демона на агрессию. Вечная игра на выдержку? Кто кого дожмет? Но голос парнишки был тихим и спокойным, даже теплым. Он подначивал, увиливал, но не издевался, не кидался и не кусался. По крайней мере, пока. — Да и вообще. Такое трепетное отношение вынуждает меня думать, что ты еще тот пидор! По молоденьким мальчикам, а? А ты по демонским меркам уже старый?       Ян театрально вздохнул и медленно перешел к другой стороне шеи, а чернота замолчала, перестала тревожить тело.       — Ты прелесть, — это слово доктор протянул как какое-то вычурное, но очень обидное ругательство. — А я… Ну, мне, знаешь, положено продвигать все то, что в выбранном мной обществе считается аморальным, ненормальным, отталкивающим… Однако молоденьких — и мальчиков в том числе — лично я предпочитаю старушкам типа Златы. Вот ее принц, очевидно, большой ценитель зубных протезов и обвислых грудей. — Ян чуть не хрюкнул от смеха. — Ну либо у них сугубо платонические отношения. Без понятия. Я же предпочитаю физику… Согласись, юная тощая попка плотнее обхватывает член, чем одрябшее влагалище. Хотя откуда тебе знать? Это ведь тебе нравится ублажать мрачных красивых мужчин родом из Ада.       С этими словами Ян внезапно укусил Лекса в шею — да как! Выпустил свои острые мелкие зубы и вгрызся в мясо, как пиранья, как чертов бульдог. Смешанная со слюной кровь закапала на хлопчатобумажную пеленку, подстеленную на кушетке. Лекс зашипел, стискивая зубы и извиваясь под демоном с такой силой, что, кажется, кушетка начала ездить туда-обратно…       — Ян! Хорош! Больно же, идиот! — мгновением позже Лекс уже вопил, покрывая демона ругательствами так жарко, как пылкий любовник покрывает поцелуями чужое тело. Ян отпустил, и его лицо тут же возникло перед глазами наркомана, довольное и облизывающееся.       — Ну нравится же? — прохрипел он, опуская одну руку вниз. До ушей Лекса долетел шорох одежды и жужжание молнии — доктор расстегнул брюки и удобнее примостился между бедер парнишки. — А мне вот нравится, как ты выговариваешь слово «больно»...       Горячий член ткнулся между припотевших ягодиц. Ян, очевидно, вовсе не собирался заботиться о смазке, тут же начав медленно и туго протискиваться в отвыкшее от такого рода ощущений тело. Он сам морщился, сам глухо рычал от жгучей тесноты, но продолжал толкаться в Лекса все глубже и резче с каждой новой каплей свободы. Парень заскулил, вытянувшись в струну под придавившем его телом. Нечем было дышать. Лекс только сейчас всецело осознал, насколько он исхудал и ослабел. С каждым толчком наркоман все теснее обхватывал демона бедрами, стараясь остановить движение. Боль внизу разрывала… Он перепробовал уже много ее видов, но такая больше всего унижала как снаружи, так и внутри.       — Ты бесишь, — натужно давил из себя слова наркоман. Он дышал, чтобы боль не овладела телом и не забивала в спазме чувства, но сквозь стиснутые зубы.       — Признайся: ты все еще считаешь, что это твой мозг тебя наказывает? Что это твое чувство вины шепчет как ты ничтожен? — Ян круто двинул тазом вперед, вжавшись пахом в зад Лекса. Лицо демона исказилось от наслаждения, а раздвоенный язык вновь мелькнул меж тонких губ. Белки глаз почти полностью скрылись под веками и поблескивали в полумраке, как два опала. Да и Лекс уже не отвечал. Не положено было гордому орлу поддаваться таким провокациям. Но причина была не в этом. Причина сидела в ощущениях.       Серый всегда знал, что он особенный. Ему мама говорила. Но быть особенным в восприятии боли... Он, как и все бы в такой ситуации, чувствовал, как в заднем проходе, совершенно неподготовленном и шокированном, лопаются стенки под напором демона. Он хотел выть и выл, дергался, скулил и как мантру раз за разом то кричал, то шептал свое «больно».       — Больно… больно… — и с этими словами бедра качнулись навстречу демону. Мозг помутился, пронзительно трезвое в жестких условиях сознание на секунду пошатнулось. Лекс обронил стон. Еще один такой обоюдный толчок, потревоживший раны внутри, и мальчишеский стон, полный, казалось бы, страдания, вышел дюже откровенным и надломленным. Бледные от страха и боли щеки зарозовели в возбуждении, а самый главный орган дернулся в желании поучаствовать. И в этом тоже было много боли, ведь раненный иглой член ныл и от прокола-то неплохо. А новая специя послужила как сигарета после выпивки. Желтые глаза уставились в лицо насильника. И в них было все так же много упрямства, глупости, молодости. Но теперь на самом донышке зрачков бликовало во мраке четкое осмысление собственных желаний. В которых, возможно, сам Лекс себе еще долго не признается.       Ян от этого плыл и таял, насколько вообще можно было сказать такое о демоне. Он медленно мигал, ловя каждый стон, каждое слово глазами и ушами, а бедрами работал, как отбойный молоток. От жуткого трения парнишка внутри был горяч, как нагретый солнцем песок, и этот жар заставлял еще сильнее кипеть кровь, расползаясь по сети нервов до самой макушки. Губы жгло от желания. Ян снова нагнулся к укушенной шее, нацедил крови, царапнул зубами челюсть Лекса, щеку, даже нос. Демон словно собирался живьем сожрать лицо своей жертвы. Но вместо этого он только впервые ахнул вслух и ускорился еще, втрахивая наркомана в кушетку мелко и часто, как кролик. Жесткое ложе под весом двух тел отвратительно скрежетало, но это было неважно.       — Сука… — со злобой сплюнул Ян, на миг широко распахивая наконец поистине ослепшие глаза и жмурясь вновь. Лампочка под потолком замигала, задетая водоворотом греховной темноты. Реальность разделилась покадрово между вспышками света и мраком, и среди мелькающих картинок действительности Лекс увидел, как тянется мимо рука Яна. Грубые пальцы впились в черную шевелюру, фиксируя голову, и демон набросился на шершавые от мелких ранок губы; пребольно укусил верхнюю где-то ближе к уголку, рыча. Почти на минуту он вдруг остановился, плотно вминаясь в теплые ягодицы и подгребая поближе собственное колено (одной ногой Ян упирался в пол). А потом хищный рот как-то соскользнул, и опасные тиски челюстей заменил влажный змеиный язык, проползший между зубов Лекса. Наркоман замер, смакуя вкус собственной крови во рту и чужой слюны. Он даже немного разочаровался, думал, демоновские-то слюни точно какие-то особенные. Но нет.       Лекс не смел кусать и отстраняться. Он бы и дальше оставался недвижим, но это сложно делать под таким напором. Стоны то и дело бились в чужие губы, а серый прихватил раздвоенный язык, едва посасывая, и засим перестал проявлять активность. И неудивительно. В голове Лекса творились страшные вещи: он не чувствовал моральной боли, лишь физическую. Тело страшно мучилось и корчилось, и билось, но в мозгу… Мозг был в возбуждении. В шатком состоянии с характеристикой «еще немного». Лекс не мог разорваться между двумя этими ощущениями. Он был готов и орать, и стонать, и бить, и подставляться. Он чувствовал, как все его раны сочатся, как их тревожит Ян. Но в голове — пронзительно пусто.       В какой-то момент в сознании стало совсем темно и холодно. Умиротворенно. Такого спокойствия, чистого мира в душе несчастный не помнил за собой никогда. Искажаемое жгучей болью лицо вмиг преобразилось, словно действительно кто-то перещелкнул кадр. Оно разгладилось, глаза, большие и не понимающие, уставились на единственный знакомый фрагмент в чужеродной среде — Яна. В реальности же мальчишка застыл, крепко стискивая талию ногами демона. Его руки натянули путы, отпечатывая на запястьях узоры. Лекс не знал, сколько провел в этом состоянии. Разбудил его нарастающий зуд, который сначала был далеким и едва уловимым, но приближался с огромной скоростью. Тонкое тело вздрогнуло. И в следующий миг — сломалось таким немыслимым образом, какому позавидовали бы все одержимые демонами на приеме у экзорциста.       — Ян… вот сука… — наркомана ударило как током еще раз. Лишенный внимания все это время член прекрасно справлялся без помощников: сначала он был почти возбужден, а потом демон без конца помогал ему догнаться. Они терлись друг о друга. Лекс кончил не обильно, даже сухо. Но вот тело его еще долго не могло себя унять, даря владельцу бесконечность мышц, трясущихся от перенапряжения и очень болезненного тонкого чувства внизу. Серому казалось, что он превратился в оголенный нерв: каждое прикосновение возобновляло и продлевало ощущение оргазма, хоть и теряющего силу. Бесконечно долгая пытка удовольствием… Парень устал стонать и под конец совершенно четко нудел, едва вздрагивая. Но именно этих конвульсий Яну хватило. Только с ними демон перестал засасывать и кусать наркомана, отдав свой рот одному-единственному делу: воспроизводить хриплый низкий вой. Напряженный орган, заполнивший Лекса, после нескольких особенно резких толчков остановился. Внутри чувственно отдавался чужой страстный пульс — Ян, подергиваясь, кончал. Еще раз свет под потолком вспыхнул и смерк наполовину, оставив лишь рябой и жужжащий зеленоватый огонек над трупного цвета стенами и полом.       — Вот же ты блядь, а… — выдохнул Ян. Он словно вернулся в сознание после наркотического экстаза и теперь глядел на Лекса с прежнем презрением. — Нет, ты правда просто жалкая лживая блядь. Куда тебе твоя гордость, когда все твое естество орет, как ты тащишься от этого…       Демон коротко усмехнулся. От наркомана он уже отлип, оставшись лишь наполовину довольным: вроде бы зов тела удовлетворен, а как будто фитиль оборвали… Чуял черный разум подвох в собственных умозаключениях, в собственных чувствах. И оттого замыкался, отстранялся от реальности. Лекс представлялся Яну сейчас беспомощной сломанной куклой, которая уже и шевельнуться не сможет. Он потерял блеск и ярость в желтых глазах, а потому пропал и азарт. Щелкнули ремни на запястьях наркомана, прохладный воздух освежил влажную стертую кожу. Доктор же поднялся с кушетки и отвернулся, ленивым недожестом руки заправляя член в штаны. Он, кажется, собирался найти выключатель и уж совсем выключить свет, погрузив Лекса в очередной стазис до утра, когда тот вновь проснется в палате после очередного сексуального кошмара. Но не все было так просто.       Серый побегал взглядом из стороны в сторону. К нему вернулся разум, медленно включились все турбины. Лекс дернул руки, вернув их в естественное для тела положение, размял запястья. И соскочил с места, ознаменовав свое движение скрипом измученного предмета мебели. Поясницу скрутило болью, колени почти подкосились, но парнишка устоял.       — Эй, Ян, — в голосе послышалась ухмылка. Демон, конечно, обернулся, разморенный происходящим и разочарованный чем-то. Лекс слабо понимал, чем именно. Но он и свою-то голову понимал плохо. Серый не дал своему злейшему врагу ответить. Тут же по скуле пришелся удар кулака. А тут уж, как говорится, получил по одной щеке, подставляй вторую! И Ян получил. Лекс всю жизнь провел на улице, там и вырос. Драться он умел так, словно в теле просыпался медведь в каждый критический момент. И даже сейчас, когда противник заведомо больше, два удара заставили пошатнуться и осесть на противоположную кушетку. А за ним, как в танце, поспел и Лекс, умело придавил своим телом, навалился. Ушибленный затылок серый тут же компенсировал укусом в шею и за мочку уха, но не таким, как у Яна, конечно. Это дозволено только демону, сам серый к такому рангу себя не приписывал. Прижался весь, что нашкодивший кот, подставляя спину под все, что угодно: хоть терзай его, хоть бей. Острые пальцы вцепились в плечи, угрожая прорвать одежду. Лекс самозабвенно двинул бедрами, тыкаясь своим опавшим, но все еще возбуждением, в чужую полную апатию. И еще раз, и еще. Он чувствовал, как ноет от саднящей боли анус, но готов был бы осесть на демона еще раз. Но пока лишь острый нос ткнулся в плечо и втянул воздух.       — Из твоей задницы течет мне на брюки, гнида… — прошипел сквозь зубы Ян, но отчего-то разулыбался. В глазах снова отразился огонь ненависти, и рука с готовностью сдавила глотку зазнавшегося звереныша, отрывая его от безопасного изгиба шеи. Безжалостный взгляд нашел лицо наркомана, связал волю. — Тебе мало? Оседлать меня вздумал?       — Нет, — прохрипел Лекс, вытягиваясь, чтобы сбежать от удушья. Руки сжимали в кулаках черный халат, а бедра вновь жалобно толкнулись вперед. Долгие оргазмы всегда такие: оставляют тебя после в нелепом полувозбуждении.       — Нет? А чего тогда? — Демон издевательски сощурился и свободной рукой вновь выпустил свою плоть из ширинки. А потом пробрался под ягодицы наркомана, надавил пальцами на скользкий вход, внимательно следя за наркоманом. Куда тот рванет? Как двинется?       — Я требую… внимания. Не уходи от меня. Я не хочу к психам, — искорка сознания на этом моменте, впрочем, вновь погасла во взгляде. Конечно, наркоман был не дурак. Понимал, что в этом отделении для здравомыслящего придется весьма туго. И увы, так сложилась судьба, самый адекватный для общения — Ян. А за внимание демона нужно платить. Во всяком случае, такую легенду для совести себе придумал Лекс. Он с выдохом осел на чужие пальцы, заскрипел зубами. Тело крепко обхватило их, хоть Лекс и взвыл от боли, а после вновь двинул бедрами, уткнувшись своим средоточием в чужое. Он терся. Насаживался на демонские пальцы и терся о его же член.       — М-м-м… — Ян выгнул брови. Он ожидал не этого идиотского интеллектуального порыва, а физического желания. Впрочем, Лекс все равно был зависим от него. То, что эта зависимость оказалась глубже, чем ожидалось, — разве это плохо? Она влекла за собой подчинение, желание угождать. Демон, конечно, не мог получить душу серого. Но при таком раскладе он получил уже пол-души. Получил податливое тело, готовое терпеть любые пытки, жаждущее унижений, чего угодно — лишь бы не оказаться забытым. Доктор видел в этом страшную гротескную карикатуру на любые близкие межличностные отношения. Смертные любовники, думал он, тоже готовы терпеть измены и предательства, обиды и оскорбления, — лишь бы не чувствовать себя одинокими. И чем более строгими обязательствами они обложены со стороны социума, со стороны законов и стереотипов, тем сильнее эта больная связь.       Наконец демон удовлетворенно ухмыльнулся. По телу стрельнуло возбуждение — более острое и летучее, нежели до первой разрядки. Какое-то время Ян оставил Лекса неспешно извиваться на коленях, ластясь и бессознательно рисуясь. Парнишка был живым товаром, который теперь старательно предлагал себя. А что так сильно разогревает покупательский аппетит, как не созерцание рекламы?       — Хорошо, — наконец дал ясный ответ демон. — Будешь послушным и сговорчивым — и, кто знает, может, я даже награжу тебя. Дам тебе булочку, чем бы она ни оказалась… Но за каждое разочарование будешь платить одиночеством и безответностью. А теперь — садись сюда…       Ян приподнял Лекса со своих пальцев и кивнул вниз, на окрепший в полной готовности член. Доктор придержал его рукой для парнишки и тот осел вновь. Было больно. Лицо наркомана исказилось в пытке, на которую он сам себя обрек, тело тут же вспыхнуло дрожью и краской. Лекс не сразу пересилил себя и смог двигаться, разорванный задний проход ныл и дергал. Но теперь, когда ритм был задан, мальчишка, что все еще держался крепко за демонский халат, поскуливал. Но в этом не было жалобности. Этот скулеж приправлялся яростным взглядом и приподнявшимся сильнее прежнего членом.       — Умница, — оскалился Ян, жмуря и едва не закатывая белые глаза. Мимические мускулы на его лице беспорядочно подрагивали от удовольствия. Однако доктор не собирался просто лениво наслаждаться процессом. Горячая истерзанная плоть приятно скользила по его органу, но этого было мало — Лекса стоило подстегнуть, наказать, наконец, за нанесенное ранее оскорбление. А потому зубы Яна скрипнули, а улыбка стала шире, злей и кровожадней. Он выпустил когти — и те впились в бедро и спину, надрывая ранки при каждом толчке.       — Но как ты понимаешь, после этой встречи ты останешься один. Сделка есть сделка, зая.       — Почему?! — не смог сдержать своего возмущения Лекс, тесно придвинувшись к злобному доктору. Даже толчки стали яростнее. — Я послушный!       — Ты ударил меня. Проявил неуважение. Я же сказал — платить будешь одиночеством. А пока наслаждайся моим вниманием!       Ян гортанно рассмеялся и задвигал бедрами сам, делая сексуальную пляску еще быстрее, еще жестче, еще жарче. Он застонал, запрокидывая голову и царапая зад парнишки, разрывая его в мясо внутри и снаружи. Твердый орган бился в простату, таял горячим соком. Лекс взвыл, как раненый звереныш, подстраиваясь под чужие желания. От боли он уже почти не мог шевелиться, ибо каждая активность мышц вызывала спазм, оцепенение. Он бы злился, но терял голову и уже не мог реагировать на реальность.       — Больно… — привычно отстранено зашептал наркоман. Конечно. Его член уже крепко стоял несмотря на то, в каком состоянии находились мышцы сзади.       — Правильно, — с ядовитым одобрением отозвался Ян. Однако и он не смог долго выдерживать бешеный ритм. Совсем скоро демон вскинулся, в порыве припал губами и зубами к груди Лекса, к проколотому больному соску, и снова спустил внутрь. Только больному кончить не дал: сразу столкнул его с себя и отправил к шаткому столику из ДСП, ткнув мордой в холодное лаковое покрытие. Ладонь стала хлестать по ягодицам: левой, правой, левой, правой, — до красноты, до ярких полосатых отпечатков. Подкрашенная буровато-красным сперма сочилась из жмущегося ануса Лекса, а Ян заведенно сопел, выбивая дух из парнишки. И заодно оргазм. И он пришел, когда наркоман дурниной завопил и вжался в стол. Чем дальше разрядка, тем сильнее билось несчастное истерзанное тело, тем больше сохранялось напряжение в Лексе. Он пару раз дернулся, закрутил головой, словно слепой кот, а после уперся лбом в столешницу. Ноги подкосились, парнишка обмяк. Вниз по столу потекла капелька розового от крови семени. Лекс едва дышал, а сознание почти покинуло его. Последнее, что он почувствовал — это как побои сменяются ласками широко гладящих дрожащую спину рук. До слуха сквозь застывший воздух долетал низкий шепот:       — Хороший мальчик. Спи. Спи…       А потом все сожрала монотонно шумящая, как морской прибой, тьма.