Черный шум

      Что такое Рай? Лекс мог бы долго гадать. Пожалуй, обязательным критерием в этих условиях было бы наличие вкусной еды. Да, наркоман помыслить себя не мог без нее. А еще, наверное, косяк. Да не один и не два, а еще и без ломки. Без боли. Без страха.       Однако на деле все вышло несколько иначе. Первое, что Лекс увидел перед собой — это булочку. Булочку с корицей. Она, свежая и ароматная, лежала на идеально белом блюдце, которое стояло на таком же идеально белом столе. Рядом возвышался белый стакан молока. Белыми были пол, стены и потолок, мебель, плита и холодильник, на белых окнах висели белые тюлевые шторы, и за окном тоже было бело, но птички щебетали, свет бил в глаза, и все говорило о вполне хорошей погоде. Еще на столе стоял старый радиоприемник. Он белым не был, потому что такое невозможно по определению, но вместо гадких политических новостей или шансона из него доносилось лишь умиротворяющее шуршание. Шум. Он был тихий и, в принципе, ненавязчивый. Когда есть булочка, такие вещи вообще не могут напрягать.       — Отлично… — Лекс медленно улыбнулся, но не двигался. Тело болело, особенно шея. Парень не сразу смог вспомнить свои деяния. Последнее, что осталось в голове? Он пытался сдохнуть. А теперь - либо у него это вышло, и это такое испытание, после которого его определят в теплое и светлое место... Либо он отдастся соблазну и быстренько отправится жариться в котле. Но как можно отказать сладкому сдобному тельцу? Лекс потянул руку к угощению…       Булочка, впрочем, его не укусила. Не выпрыгнула из рук, не убежала. Она мирно сдалась острым зубам и канула у Лекса в желудке, оставив после себя липкость на пальцах и пряное послевкусие. Но разве одной булочки может хватить? Даже если запить молоком — не наешься, да еще и когда угощение такое вкусное… Прямо-таки райски вкусное. Определенно, манна небесная, описанная в Библейских преданиях, имела форму булочки с корицей. Но не успел Лекс задаться вопросом, где взять еще, как за спиной приоткрылась дверь, и оттуда его поманил все тот же бесподобный запах сдобы и специй. И наркоман не заставил себя ждать! Покачнувшись и поднявшись не с первого раза, серый мерно поплыл на аромат.       За дверью оказалась точно такая же комнатка. От предыдущей ее отличало только то, что в ней все было усыпано булочками. Они были везде: на столе, под столом, в тарелках и без, с пудрой или облитые кремом. А это, пожалуй, казалось даже лучше, чем Рай! Если бы не одно «но»: то, откуда все эти булочки брались. Было очевидно, конечно, что их пекли, но Лекс предпочел бы, чтобы плита занималась этим сама, ну или, на худой конец, чтобы возле нее стояла Лиля или мама… Только ни того, ни другого, ни третьего в небесной канцелярии не учли. И поэтому очередной противень с коричными булочками доставал из духовки не кто иной, как Ян: гармонично белоглазый, улыбчивый… и в розовом фартуке-сердечке на голое тело.       — Твою мать! — вскинулся Лекс и резко отвернулся. — Сука, что это, что это, что это… Это что такое, куда я попал, Господи, суицидникам, конечно, не светит ничего хорошего… Но, мать твою, не твоя же голая задница в фартуке! — орал как потерпевший наркоман, закрыв лицо руками.       — Очень даже аппетитная задница, зая, — подчеркнул Ян, выставляя перед Лексом тарелку с еще дымящимся булочками. — Еще молочка?       Доктор, похоже, не видел ничего предосудительного в том, чтобы крутить мясистыми ягодицами, припорошенными темной мужественной порослью, возле плиты и перед носом Лекса, потому что работа кипела, молоко лилось, а выпечка не кончалась. Ян работал, не покладая рук, чтобы угодить своему слишком рано почившему пациенту, а потому его загорелая кожа в кухонном жару поблескивала от пота. Время от времени он еще, похоже, сам прикладывался к стакану, а потому осевшие в щетине возле губ белые капли завершали по-домашнему уютный и при этом невероятно экстравагантный образ.       — Охренеть… — Лекс медленно отполз куда-то в угол, не в силах вобрать в свое сознание всю степень нелогичности происходящего. — Нет, это, конечно, круто… Спасибо… все дела… Я сдох? — решил поинтересоваться наркоман, стараясь справиться языком с куском булки и закинуть ее подальше за щеку, обеспечив себя возможностью говорить. Он старался ничему не удивляться. И принять все как есть: уж этому жизнь его научила хорошо за последнее время. Булки и голая задница? Отлично. Не бьет же? Не насилует? Замечательно! Просто не задавай вопросов и делай вид, что так надо.       — Нет, ты просто в коме, — сразу выложил все карты на стол кухонный демон. И с еще одной порцией булочек (тут можно было целую армию Лексов прокормить!) уселся прямо на краешек стола возле наркомана, закинув ногу на ногу. Фартук при этом кокетливо задрался. Наркоман зажмурился и издал недовольное мычание, отклоняясь.       — Блять… Даже сдохнуть нормально не могу, — Лекс прилично расстроился. Еще больше — тому, что в его сознании сидит демон. И никуда ему не деться. Совершенно. Абсолютно. И это было трагично. Посему Лекс, закрыв глаза, с крайне унылой мордой безнадежно жевал булки.       — Ну что ты печалишься? Ты думал, я тебя отпущу? Нет, я же предупреждал. Сейчас тебя реанимируют, а потом — добро пожаловать обратно в реальный мир… — Ян продолжал паясничать, картинно разводя руками. — Я и так старался, как лучше. Смотри, какой сон тебе сделал! Отдыхай, наслаждайся! Хоть какой утешительный приз для такого дебила, как ты.       — Зачем ты меня реанимируешь? Разве душа самоубийцы не безнадежна? — хитро зашипел Лекс. Ну, конечно, с набитым ртом это превратилось скорее в хрюканье голодного медоеда, приболевшего ангиной. — Я читал у Златы в тетрадке, что это точно билет в одну сторону.       — Да, безнадежна. Но я же объяснял тебе: если ты умрешь — тебя еще пойди найди, поймай… Я так не работаю. Я заключаю сделки, зая, и мне принципиально, чтобы твою душу в Ад затащил я, а не какой-нибудь специалист по неправедным жмурикам. Это дело чести! Не забывай, у меня личные счеты с тобой.       Доктор погрозил парнишке пальцем и склонился к нему, щуря глаза. А потом, хмыкнув, уцепился пальцами за край булки, которую тот жевал в данный момент, оторвал кусочек и отправил себе в рот. После этого, вполне довольный, демон заключил:       — Так что ты мой. Это факт. Осталось только соблюсти все правовые нюансы, а именно — получить твое согласие.       — Чушь. Зачем тебе так надрывать жопу? За деньги? За каплю удачи? Это у тебя в запасе сотни лет, и тебе этот год — пф! Пушинка. Чести… Тоже мне, выдумал… — заухмылялся Лекс, запивая все смачно молоком. — В любом случае душу не отдам. Говорил уже.       — Отдашь. Поверь, я умею добиваться своего.       — Ну-ну. А я — упираться.       Ян закатил глаза и причмокнул, выбирая слова.       — К тому же… Ну, может быть, самую капельку мне с тобой тут, в мире смертных, находиться интереснее. Мы ведь неплохо развлекались, не находишь? А если ты сдохнешь — так уже не получится. Я не смогу тебя трахать… Не смогу ломать твой рассудок. А пока ты жив — я могу стать хоть центром твоей Вселенной. Должен признаться, с такой культурной программой и времени не жалко на то, чтобы с тобой спорить.       Наркоман хмыкнул. Булочки ему уже притерлись и душа требовала чего-нибудь еще.       — Так это сон? Ах, тебе со мной весело… — Желтые глаза сверкали хитростью и ухмылками. Лекс вдруг повел себя так, словно он хозяин положения. И его глупые животные повадки полезли наружу. Вот и сейчас: парнишка прильнул к столу, наблюдая за демоном снизу вверх. — Интересный я? Тебе нравится?       — Да. Борзоватый. Туповатый. Но зато упрямый и симпатичный… пока. Пока лекарств не стало слишком много. По моему опыту, тогда и упрямства, и симпатичности становится значительно меньше.       Ян дернул бровями и чуть отодвинулся. В его ясных глазах в кои-то веки довольно четко читалась одна эмоция: недоверие. Демон, как и всегда, внимательно следил за каждым движением, как и всегда — контролировал. Он был властелином этой странной реальности, но у него складывалось впечатление, что Лекс отказывается ее принимать… Отказывается соблюдать даже мирный и совершенно демократичный закон булочек.       — Ой, учитывая то, какой у меня стаж принятия всяческих препаратов, я уже консервированный. — Белый ряд зубов показался в оскале. А Лекс подлез к мужчине совсем близко, укладывая свою голову ему на колени. Столь невообразимо доверительный и детский жест для зрелого паренька. Тонкие руки накрепко вцепились в фартук, не позволяя сбежать. Конечно, в физическом понимании этого слова, которое было наиболее понятно наркоману. — Там были еще психи. Меня бы разорвали. Но ты не дал меня в обиду. И быть со мной тебе тоже нравится. И трахать — это немаловажно. А еще ты печешь для меня булочки… Идиллия, — мурлыкал серый, вновь издав странный смешок.       — Это тебя с корицы так обдалбывает? Даже во сне? — ядовито поинтересовался Ян вместо ответа, мрачнея все сильнее. Даже в его мягком теле мышцы окаменели от напряжения — так демону не нравилось, к чему клонит излишне заносчивый смертный. И все вокруг тоже стало терять счастливую белизну. Стены посерели и облупились, булки покрылись какой-то черной плесенью, а шум из радио усилился. В голосе демона послышалась злоба. — А я ведь только во сне тебе их и пеку, только один раз… И, очевидно, не стоило этого делать, маленький ты, неблагодарный, любопытный щенок…       — Пугаешь меня, — засмеялся наркоман, вжимаясь еще сильнее в чужое тело. — Знаешь, в чем прикол?       — Удиви.       — В том, что я псих. А психи тонко чувствуют привязанность, — абсолютно обозленная морда поднялась с колен демона. Лекс окончательно обезобразился в гневе: на лице крепко взялся отпечаток сломанного разума. Или, быть может, переродившегося? — Заебал строить из себя хер пойми что. Ломать во мне уже нечего: я полон идиотизма и безмозглости, чтобы как пасть к твоим ногам, так и предать тебя. Боль? Мне нравится. Унижения? Еще лучше! И что? И что теперь, а? Гордость? Да ты уже давно засунул мне ее в глотку и заставил сглотнуть… — Лекс поднялся, перебирая всеми конечностями, словно паук. Наркоман уселся верхом на демона, а тазобедренные кости отчаянно впились в его бедра, причиняя боль. Впрочем, руки сделали то же самое с плечами, а ноги крепко обвили талию. — Ничего со мной не сделаешь, ибо и убить меня не можешь. Ты знаешь, что тогда конец, мы не увидимся… Что нам делать? Больно, больно, больно… Больно-больно?       — Ты… Ты нападать на меня вздумал? — Ян оскалился, и тьма просочилась наружу сквозь его поры. Светлый сон тоже рухнул: ничего от него не осталось, только пустота и двое в ней. В глазах демона ярко горела ненависть и страх. Страх того, что текущий порядок рассыплется, что обнаружится нечто такое, о чем никому знать и думать не следует… Этого Ян скрыть не мог. Он раздувал ноздри, щурился и резко изгибал брови, хватал ртом воздух и щелкал зубами, подобно затравленной зверюге. Желал что-то ответить, но никак не мог, а потому лишь рычал и впивался когтями в плоть наркомана.       — Нет, я жалеюсь. Интересуюсь твоими планами… Хочу, чтобы ты знал, что я не затравленный. И совсем не забитый тобой. И мне насрать на твои правила, — Лекс ухмыльнулся, а демон должен был это услышать. Парнишку, похоже, совсем не пугала меняющаяся обстановка. Он словно перешел черту и обрел за ней что-то такое, что давало силу.       — А… Ну это мы еще посмотрим, — с шипением процедил демон и спрятал клыки. Он еще долгое время просто смотрел на Лекса молча. Однако хватка Яна постепенно ослабевала, а уголки губ приподнимались и кривились в едкой усмешке. Затянутые бельмом зрачки бегали по лицу наркомана, ища отклика… Темнота зашумела. Снова, как то старое радио, она начала настойчиво зудеть в ушах и нарастать до нестерпимой боли в голове. Сильнее, чем когда-либо, потому что теперь Лекс не мог просто отступить.       — Посмотрим, — ухмылялся в ответ наркоман и морщился. Так морщился, что заболело в переносице, но шум был неумолим. — Кончай, а. Задолбал уже… Сейчас кровь из ушей пойдет.       Ян молчал, а пытка не прекращалась. В конце концов она достигла того пика, когда стало казаться, что с таким звуком из Лекса просто высасывают жизнь. Шум достиг определенного пика, а демон отпустил руки, зарябил и вдруг исчез, и вместе с ним пропал звук. Словно парнишка просто вмиг оглох… Он остался один в полной, совершенной вакуумной пустоте.       Потом он услышал только какое-то пищание. Оно выплыло как будто издалека, прорываясь сквозь густую пелену, и теперь становилось все чаще и чаще. Это был живой, реальный звук — звук медицинской аппаратуры, потом еще чей-то голос, мерный шум аппарата искусственного дыхания… Наркоман не успел об этом задуматься. С первыми ощущениями его тело разорвало. Мозг отказался существовать на грани двух миров и ослеп на мгновение, которого хватило, чтобы пересечь и стереть эту черту. Лекс вернулся.       После реанимации наркоман попал в палату-одиночку. В ней было тихо. Нет, если кто-то кричал из-за соседней стены — все оставалось как раньше, но в целом Лекса окружило молчание. Мягкие стены и пол впитывали любые звуки. Никто не трогал его. Никто не говорил с ним. Ян, проверив больного один раз, снова исчез. А тот первое время даже ходить не мог. Оставался прикованным к кровати, чтобы не срывать капельницу. Потерял голос на время. Из-за шины не мог и голову повернуть, а потому большую часть времени созерцал потолок. Или спал. Спать его заставляли. При помощи медикаментов высасывали время…       Потом стало немного легче. Лекс получил возможность ходить по своей тесной палате, а в течение дня громоздкая капельница сменялась катетером. Наркоману выдали модную смирительную рубашку, мягкие и мятые листы бумаги, представлявшие собой оборотки от ненужных документов, мелки и уголь. То, чем он не мог себе навредить. Вернее, так думали врачи. Самую страшную боль Лексу по-прежнему причиняло его состояние. Вырванный с того света, но брошенный, невидимый и неслышимый, он проводил дни и недели один. И даже ночью ему не выключали свет, словно запоздало приняв к сведению страх темноты и того, что живет в ней. У серого не оказалось даже теней, чтобы разговаривать с ними, как Глебу.       Он рисовал иногда. Черные силуэты, на них красные разводы, устрашающие лица. Все, что положено начертать на бумаге психу. Лекс не говорил какое-то время, ибо что-то в его глотке сломалось. Да и не о чем было говорить, не с кем. Когда борьба за жизнь и накапливание сил перестали быть первостепенной задачей в его жизни, она окунулась в пустоту. Время текло медленно, издевалось и насмехалось над наркоманом. Словно бы наказывало за то, что он хотел себя его лишить, и теперь, всецело бесцветное, оно опускалось слоями пыли на парнишку. Лекс находил себя теперь лишь в проигрывании в голове воспоминаний. Одно за другим, раз за разом они тоже теряли контрастность и красоту. И только Ян оставался той самой яркой звездой почти что во лбу… Точнее, в заднице. Заноза! Мамины прикосновения, затертые временем, конечно, меркли в сравнении с болью. Отцовские — тоже. И, казалось, что ничего у Лекса больше не было, кроме этих крепких мужских рук, такого же тела и травли, злобной улыбчивой рожи, демонических игр, редких подачек… Все это сияло в памяти парнишки, перевешивая всякую благодать. И когда оно разрослось, заняло целиком всю больную голову, Ян вдруг появился, словно материализовавшись из плотных живых мыслей.       Он пришел однажды утром (или это был вечер? Лекс не знал, просто этот визит разбудил его). Как всегда, в безупречно-белом халате и вызывающе-красном галстуке, с золотыми кольцами на пальцах и загорелой кожей. Он явился, принеся с собой, впрочем, не боль и не тени, а всего лишь приятные запахи. Дорогой одеколон, которого Лекс так давно уже не чувствовал, кофе, и еще выпечка… В руках у доктора была белая пластиковая коробка и стаканчик с крышкой из городского кафе.       — Ну здравствуй, зая, — сказал он, щурясь и внимательно рассматривая наркомана, цепляясь взором за каждую новую деталь, возникшую с момента их последней встречи. Лекс поднял глаза, но вставать не спешил. Он вцепился взглядом в демона, а его мозг едва смог осилить такую работу. Сознание во взгляде появилось не сразу. Но даже когда появилось, Лекс оставался до страшного безразличен.       — Ян.       — Надо же, помнишь, — цокнул языком доктор. В светлых глазах какое-то время еще хранилось сомнение — Ян прищурился, втянул носом воздух… Но все же продолжил свой путь плавной походкой к постели наркомана. — Ты, верно, даже представить себе не можешь, какой сегодня день.       — Такой же, как и все прочие, — здесь уместна была бы для яркой мимики Лекса какая-нибудь гримаса, полная живости и эмоций. Но ничего не последовало. Даже язык еле ворочался и казался самому серому опухшим и неуклюжим.       — С Днем рождения, Лекс, — мягко проговорил Ян, присаживаясь на кровать наркомана. — Ты почти год здесь. Наверное, кажется, что гораздо, гораздо дольше — но на деле всего лишь около года. И я принес тебе маленький утешительный подарок. Кто знает, может, он поможет тебе решить свою дальнейшую судьбу верно…       Белая коробка легла на тощий живот Лекса, а Ян с вызовом дернул бровью. Теплый стакан он пока продолжал держать в руках, но уже сейчас было очевидно, что тот является бонусом к содержимому контейнера. Пальцы тощей руки дернулись по направлению к «сундучку», но были неловки и несмелы. Лекс сел, придерживая подарок, а после открыл его.       — Издеваешься? — Хриплый смех, похожий на кашель, вырвался из груди наркомана. Его лицо странным образом просияло: сложно было понять, гнев это или счастье. Или все вместе? — День рождения, сука… Урод ты.       — Конечно, я же демон. — Ян скривился. В его глазах, хоть те сейчас и были человеческими, тоже засело неясное выражение: то ли сомнение, то ли злорадство. — Впрочем, я бы на твоем месте не отказывался… Как я уже сказал, я надеюсь наконец услышать твой ответ. Ты несколько раз едва не умер, ты был спасен, ты испытал на своей шкуре почти все, на что способна эта психушка… Собираешься ли ты дальше играть в недотрогу и бороться или кофе с булочкой напомнят тебе о том, что такое «здравый смысл»?       — Я собираюсь продолжать, — Лекс вгрызся в булочку с такой жадностью, словно вампир в полнокровную жертву. — Соскучился?       Ян хмыкнул. Он не выглядел ни разочарованным, ни радостным, но, очевидно, именно этого ответа он и ждал.       — Половина демонов Ада сейчас сорвала джек-пот, поставив на этот ответ, я уверен. Соскучился ли я? Возможно. — Доктор задумчиво облизнул губы и поджал их. — А что насчет тебя?       — А что насчет меня? — Лекс предусмотрительно вцепился в стаканчик. — Дай кофе, скажу.       Стакан оказался в руках у парнишки.       — Какой ты меркантильный.       — А то, — ухмыльнулся Лекс, пряча от демона ароматный напиток подальше. — Конечно, соскучился, ибо ты единственное разумное существо здесь. По-моему, даже санитары здесь больные имбецилы… Но… — На худом лице отразилась печаль, отчего скулы вырисовывались живописными тенями еще яснее.       — Но? — Ян заерзал в нетерпении.       — Хуевый ты конспиратор. Уже весь Ад знает, что я тебе нравлюсь. И припереться ко мне с двумя булочками и кофе, делая вид, что ты издеваешься… Дурачок мой, — и Лекс поднес вторую булочку ко рту демона. — Откро-о-о-ой ро-о-о-о-отик...       Ян зарычал сквозь зубы, закатывая глаза. Нет, чего лукавить — этот псих ему нравился. Но он был псих…       — Я смотрю, зая, дома уже все, нет никого, — выдавил доктор, а ноздри его шевельнулись то ли от гнева, то ли от возбуждения, то ли от корицы. Однако отказываться он не стал — только вместо того, чтобы откусить, чопорно отщипнул от булки кусочек двумя пальцами. Прямо как во сне.       — Есть. Знаешь, кто? — пародируя демона, Лекс тоже отломил от булочки кусочек двумя пальцами, важно оттопыривая мизинец. Конечно, на него опустилась и придавила тяжесть осознания упущенного времени. И напоминание о дне его рождения… Но он не хотел терять драгоценные минуты чьего-то общества. Ни за что на свете. Пострадает потом он один.       — Кто?       — Ты, конечно. Идиот. — Ухмылка поползла по лицу наркомана, сделав его еще более нереальным. — Столько времени, чтобы проиграть в голове каждую минуту нашего общения… — и острый нос ткнулся в предплечье демона. Лекс сопел, втягивая чужой аромат. Так и повис, притих. Могло показаться, что даже уснул. Столь резко, словно потерял сознание.       Ян, очевидно, не знал, что делать. Он нахмурился, бешено тараща на больного узкие зрачки в белых ореолах. Напрягся. Его поза выдавала нервозность, черное сердце тревожно и болезненно отстукивало какой-то марш. Скулы свело. Доктор не приходил к Лексу месяц. Месяц его не было ни в больнице, ни в этом городе. За месяц он успел отвыкнуть от того, что нашел спустя вечность. Что забыл за время своего мрачного бессмертия. Эта близость, не граничащая с похотью, для Яна затерялась в глубине веков, и он не знал, что делать: просто принять ее или разорвать клыками и когтями, как любой светлый порыв человечности. На этот счет у него не было никаких правил и никаких мыслей. И как тогда, в коматозном сне, Ян боялся неведомых проявлений чужой воли и стремления навстречу, а не прочь. Лекс не отстранялся, но и не наглел. Точнее, как — он, конечно, немного придвинулся спустя несколько мучительных минут в полной тишине. Во-первых, потому, что у него затекла спина. Во-вторых, прощупывал границы своего влияния.       — Ты можешь погладить меня по голове?       Лицо Яна еще сильнее скривилось в недоумении. Внутри раздулось отчуждение и гнев — нормальные эмоции для демона, который перестал чувствовать себя полноправным хозяином ситуации. А потом промелькнула хитрая мысль. Нет, ведь его корону никто не отбирает. Щенок ластится к его рукам. Выражает покорность… Эта душа все еще принадлежала ему — так Ян думал, так он и чувствовал. Он слышал о подобном выражении покорности у людей, помнил что-то об этой слабости, точащей сердце, подобно червю, и обостряющей все чувства.       — Могу. Но не думай, что это будет бескорыстно, — промурлыкал внезапно расплывшийся Ян, запуская пальцы в поседевшие волосы. Лекс был еще так молод, но жизнь стремительно покидала его. Его облик был разорван между юностью и старостью. А страшной границей стала мука… Демон не испытывал жалости, но понимал, что уже скоро между ними все изменится. Наркоман оставался привлекателен, мертвенно-красив в определенной мере, но его силы иссякали. В этом была своя печаль, но и своя выгода — тоже. До сих пор Ян терзал его тело, услаждая свою похоть. Но что потом?.. Потом Лексу нечем будет расплачиваться. Потом каждый день станет еще сложнее пережить, сохранив волю…       — И что ты за это хочешь? — разомлевший Лекс вдруг стал мягким и теплым. Казалось, даже температура у него повысилась. А Ян продолжал самозабвенно ласкать его, перебирая белые волосы на висках и на лбу, обманывая ощущением полной безопасности.       — Мне нравится твоя готовность. Я приду к тебе ночью, зая. И все, все тебе расскажу… И не забудь выпить кофе, а то остынет.       Весь вечер, как оказалось, наркоман ждал. Или нет? Его глаза уже болели от напряженного наблюдения за немигающей лампочкой. Демон мог и обмануть, а парнишке не хотелось выказывать особенного желания на аудиенцию. Даже если очень-очень нужно. Но этой ночью в палате Лекса наконец-то погас свет.       Усталые зрачки столкнулись с привычными тенями. С привычным неверным лечением, которое сводило с ума — и теперь это, может, было только к лучшему. Лекс почему-то сполз на пол и забрался под кровать, словно играл в прятки с темнотой. Там, обнимая подобранные к животу колени руками, задремал. В последнее время сил у него стало совсем немного. Но его разбудил скрежет засова и шаги. Это был Ян. Он не вышел из черноты, а совершенно точно пришел на своих ногах, во плоти. Не из сна и не из бреда. Носки вычищенных ботинок ловили красивые матовые блики от призрачного белого света, разрезавшего мрак палаты.       — Зая… Ну что ты, поиграть решил?       Лекс вздрогнул. Засуетился, выполз обратно и остался в ногах демона, заглядывая в его глаза со своего абсолютного низа. Похоже, серый знал, как понравиться Яну. Знал и нарочно ли, специально ли применял все свои маленькие хитрые уловки.       — Тебя ждал. Но санитары, знаешь, такие люди… — он жмурился, морща нос. — За людей нас не считают.       — О, не переживай. Без моего ведома и поручения тебя не тронут. И тем более к тебе в такой час никто, кроме меня, не придет… — Черный доктор обнажил мелкие зубы в улыбке и погладил Лекса по голове. А потом пальцы скользнули за ухо и вовсе на шею — Ян почесывал своего послушного подопечного, как котенка или щеночка. Так продолжалось около двух минут. Но потом ласки закончились, и демон жестом ладони приказал встать.       — Ну не сиди на полу. Сегодня без этого.       — А с чем? — Лекс отпружинил от пола, и вот уже он смотрел на Яна чуть свысока. Но не растерял покорности во взгляде.       Ян молчал, но не переставал улыбаться. Он с удивительной ловкостью сохранял во взгляде покровительственность, даже будучи ниже ростом. В конце концов, он был сильнее. Умнее. Он был хозяином, и знал, что эта мысль успела оцарапать сознание наркомана. А потому уже не одна, а две руки касались самозабвенно, ощупывая и оглаживая исхудавшее тело, прикрытое свободной смирительной робой. Потом демон схватился за длинные рукава, и Лекс лишился свободы. Вот так, прикрываясь нежной леностью, его связали.       — А вот это будет правильно, — зашептал Ян на ухо серому, затянув крепкий узел у того сзади и прижавшись грудью к спине. Горячие мягкие руки обвили талию. — Ты ведь, вообще-то, опасен. Сколько на твоем счету? Ты напал на Витю. Еще отчим… Матушка, если верить документам. Теперь и Олег. Нет, конечно, в его случае ты не замарал руки, но мы-то с тобой знаем, что это по твоей вине он мертв. Его ведь не спасли — ты знаешь?       На лице наркомана в один миг нарисовалась гримаса крайней ненависти и злобы. Момент — и ни одного намека на негодование или негатив не стало. Лекс принял свое положение, но руки сжались в кулаки.       — Он заслужил такую судьбу. Да и не будет мучиться больше… Сложно быть двуликим.       — Это кто так решил? — Ян слабо сжал пальцы, щекоча сквозь грубую одежду впалый живот.       — Ты, конечно. Я неверно истрактовал твой поступок? Прости, куда мне, тупенькому…       — Да, неверно. Потому что это ты — ты так решил. «Ян убьет тебя»... Бедный зая. «Не трогай чужое», «не трогай чужое»... — Ян засмеялся, утыкаясь носом в шею наркомана, и стиснул в руках подол смирительной рубашки, оголяя Лексовы бедра. — Ах, как ты старательно играешь в сострадание…       — Это плохо? — терпеливо улыбнулся наркоман, уставившись пустым взглядом в стену.       — Да, сладкий. Это лицемерие. А лицемерие — это не очень хорошо. Однако мы с тобой не гонимся за добродетелью, да? Так ведь? — И тут Ян вдруг напрягся и взяв захват шею Лекса, придавливая горло предплечьем, как той ночью — Олег. В мелком частом дыхании черного доктора угадывалось какое-то агрессивное внимание. Но он играл, и лукавый прищур можно было ощутить даже кожей. — Как это славно, зая, что ты звал меня на помощь… Как славно, что ты меня ждал. Скажи, Лекс, ты соскучился по боли? По той, которую я тебе дарил, м?       — Конечно… — хрипел парнишка. — Конечно. Очень… Олег делал это не так…       — Ну он ведь хотел тебя убить… А я — показать, что со мной можно сотрудничать. Я же знаю, как лучше для тебя, зая. Я знаю, как сделать тебе приятно. — Ян усмехнулся, и та его рука, что была внизу, наконец нырнула под ткань. Кончики пальцев щекотали кожу бедра, вырисовывая круги и спирали на пути к паху. Но демон ласково трогал только ноги. Даже шею он почти не сдавливал — только держал парнишку в удобной позе. — Однако сегодня я не буду тебя бить. Не буду резать и колоть. Что ты об этом думаешь?       — Я не знаю, что и думать… Серьезно… — Лекс выглядел смущенным. В нем осталось совсем мало от былой силы, он едва мог сопротивляться. До него давно никто и никак не дотрагивался. Он и сам себя совсем не касался, а посему тело звало и ныло, как никогда раньше. — И что ты будешь тогда делать, если не все это?       — То, о чем ты попросил сегодня. Гладить… — И наконец пальцы под одеждой приблизились к средоточию, смяли жесткий волос у основания члена. Демон уткнулся носом куда-то за ухо наркомана, посапывая, а его ладонь внизу ощупывала, как в первый раз — человеческий первый раз, — трепетно и внимательно. Сперва большой палец скользнул по верхней стороне члена до конца крайней плоти, потом указательный прошелся снизу… Потом целая ладонь проникла между бедер глубже, накрывая промежность и захватывая яички. Кожа Лекса была теплой внизу, но под руками демона она становилась горячей. Кровь пекла изнутри, а прикосновения врача — снаружи. В мелко прерывающемся дыхании Яна слышались смешки. Он ослабил хватку, и с шеи та переместилась на грудь в форме крепкого и властного объятия. Вот, вторая ладонь скользнула под крепко примотанные к телу руки Лекса; демон прилип к нему со всех сторон, буквально врос в тощее, но еще слишком живое и полное желаний тело. Прикосновение к соску… И после этого наконец Ян забрал потвердевшую плоть своего пациента, начав медлительное движение кольцом пальцев вдоль. От основания — и до самого конца, словно вытягивая наружу возбуждение и формируя его.       Наркоман трогательно дрожал и дергался, но совсем скоро стих. Он начал играть в молчанку, надувшись немного обиженно. Но его, конечно, накрывало. Так быстро, что несчастный с удовольствием бы принял дозу для храбрости, чтобы не испытывать зудящего ощущения заполняющей пустоты в животе. Больше прочего он чуял подвох. Много подвохов. Его локаторы орали и визжали, предупреждая об опасности.       — И чем мне за это придется расплачиваться? — деланный серьезным голос звучал нелепо и смешно. Лекс же старался не замечать своей уязвимости и играть роль «крутого парня».       — Своими чувствами, как и всегда. Итог нашей игры не меняется, только ее содержание. Согласись, однообразие портит даже лучшие увлечения. А так…       Ян продолжал мастурбировать Лексу, и темп все нарастал. В какой-то момент полы задранной рубашки снова упали вниз, скрыв и руку, и возбужденный орган — оголенная влажная головка теперь терлась о ткань, и доктор иногда прерывал этот контакт пальцем, что пробегался по гладкой плоти, по щелке уретры и по уздечке. Сперва мягко, потом со знакомыми садистскими жестами: с усилием, не подушечкой — а кромкой ногтя. Но только удовольствие достигало какой-то высшей точки, отдаваясь электрическим эхом, сотрясающим позвоночник, как рука доктора замирала вновь где-то в паховой впадине, сминая мягкую нежную кожу.       Наркоман каждый раз дергался и возмущенно сопел, словно бы ему не хотелось такого расклада событий. Словно бы логичное завершение ласк для него что пощечина. Его несчастный мозг никак не мог уложить образ Яна в новое амплуа приносящего удовольствие. Но вот первый оргазм отклонен. И второй тоже. Ноги не держали, и нервная система, перегруженная, уставшая, измученная не меньше самого серого, начала разбивать его стойкость о гиперчувствительность. И Лекс стал понимать, что это совсем не благодать…       — Сука, ты ж ни хуя не дашь… Ты играешься! — дошло до серого. Правда, открыв рот, он тут же нарушил правило, что сам для себя составил, и обронил несдержанный стон. Парнишка зашипел и дернулся.       — Ну-ну, а ты разве спешишь? Представь, что у тебя, как и у меня, впереди вечность. Ну и зачем в таком случае все и сразу? Зачем? — Голос Яна стал совсем издевательски-лукавым. На время ласк сверху стало больше, чем снизу: крепкие пальцы истязали сосок, терли о него грубую ткань смирительной рубашки, напоминая о том, что не так уж давно грудь была проколота. Кажется, до сих пор там осталось эхо острой вяжущей боли, которая в сложившейся ситуации только сильнее стреляла вниз, пронизывая перенапряженное до самого конца естество. А потом еще губы демона прижались к шее, холеная бородка защекотала кожу, а короткие, летучие, обжигающие поцелуи осыпали путь вдоль артерии и назад, к седеющему затылку и ямке в основании черепа. Ян жался крепче, словно пытаясь прирасти, присосаться, как паразит. Не только Лекса он дразнил — сквозь одежду и его плоть упиралась в ягодицы наркомана упругим комом.       — Бесишь, сука… Хоть раз бы нормально, как у людей, нет же… нет же… — вновь речитатив прервал стон. Наркоман дернулся настолько яростно, насколько позволяли последние силы. А они в свою очередь позволили совсем каплю. И несчастный стух в объятиях демона, раздраженно фыркая на каждый мелкий штрих в новой истории его истязаний. Теперь ласками.       — Надеюсь, в Аду, где я буду гореть, я буду подальше от тебя, засранец… — Лекса колотило, как при лихорадке. И это было вполне объяснимо для его состояния. Но парнишка, как всегда, не унывал. Хитро ухмыльнувшись, он качнул бедрами навстречу Яну. А после еще раз, и еще, натирая особенное демонское место.       — О, поверь — это я сопровожу тебя и я буду твоим палачом, — сладко вздохнул Ян, вытянувшись. Конечно, его человеческое тело было так же уязвимо для удовольствия, пусть и в меньшей мере, ибо демон все еще оставался в выигрышной позиции. И пока он, покачиваясь и оттого изредка теряя равновесие вместе со своей жертвой, только покусывал острыми зубами тонкие губы и выпускал когти. Да, теперь когти мелко щекотали и безболезненно царапали Лекса внизу, и видно было, что тут-то черный доктор сдерживается — сдерживается, чтобы не впиться, не пустить кровь, не обострить ощущения.       — Что, решил подразнить меня? — возбужденно прошипел он на ухо наркоману, постукивая по головке члена подушечкой пальца. — Ну нет, зая, за такое буду наказывать…       Тут ладонь вдруг накрыла плоть и надавила, сгибая ее вниз и пронзая пах тугой, нестерпимой болью от натяжения нервов и жил. Лекс жалобно заскулил, резким движением бедер уводя из-под руки мучительно пульсирующий теперь член.       — Сука… Больно…. — горячо выдохнул парнишка. На теле теперь, наконец, расцветал возбужденный румянец, раскрашивая белое полотно кожи в здоровые оттенки. — Не дразню, я предлагаю… Чтобы ты меня пустил… Ты же устал, поди, на работе, а я тебя расслаблю…       — Я польщен этой заботой, но я тут и с тобой работаю. Мне не трудно напрячься еще немного — я перфекционист, и мы с тобой добьемся идеального результата… — Ян усмехнулся и ткнулся носом во влажный висок, как ни в чем ни бывало продолжив ласково гладить Лекса. Скользкие от смазки пальцы легко пропускали плоть, сжимали ее, издевались нежной медлительностью. — Впрочем, можешь пожалеть немолодого меня. Думаю, нам обоим совсем не обязательно стоять…       И демон легким толчком отправил Лекса на кровать. Уложил на спину, головой на подушку (с комфортом!), а сам сел на край, запустив руки между длинными худыми ногами. Только не раздел. Длинная рубашка все так же закрывала пах, оставляя лишь силуэт твердой и прямой молодой плоти да руки, что вилась вокруг нее. Вторая ладонь доктора тоже теперь была там: скользила вдоль бедра и под ягодицы, опускаясь на икры и даже на стопы… Сейчас, когда Ян хранил человеческое обличье, впервые было видно, как расширились его зрачки. Как медленно опускаются веки, словно в трансе или полусне, от тяжелого, томительного желания и так же медленно поднимаются вновь.       Лекс лежал смирно. Иногда, когда вся кровь и эмоция собирались в средоточии удовольствия, шипел, как кот в подворотне. Защищал свою территорию. Дергался, скрипел, ругался, бранился, но лежал спокойно, как никогда. А когда Ян начал гулять по телу со все большим радиусом, Лекс стал придумывать новый план для совращения демона. Нужно ли это было ему? Наркоману уже все казалось совершенно неважным и игрушечным, как в домике кукол. И вот, очередной раз Ян задержался где-то внизу, а несчастный наркоман, изнемогая от истомы, уперся большим пальцем ноги в пах демона. Конечно, слегка. Едва-едва. И начал мерно поглаживать, как то обычно делают девицы во имя соблазнения мужчин. Но чем же Лекс хуже? Ничем, разве что его совсем нельзя назвать изящным. Лекс совершил несколько осторожных движений и только после смог поднять взгляд на демона. Тот смотрел в глаза наркоману заинтригованно, но все так же расслабленно. Дернул бровями, втянул носом воздух, а затем накрыл ладонью подъем любопытной стопы. А другая рука и вовсе скользнула между ягодиц, оставив в покое дергающийся под хлопковым покровом член. Уж не этим ли Ян собрался наказывать своевольного паренька?       Наркоман хмыкнул и продолжил: нога уже уверенно набирала обороты и ласкала демона. Лекс, конечно, в отместку тоже напирал, сразу прохаживаясь по чувствительному. Ему вдруг искренне понравилась мысль, что и самому мучителю, кажется, приятно сделать можно. Острый взгляд не сходил с чужих глаз, а вертлявая нога не прекращала своей диверсии, но двигалась все увереннее. Лекс старался не обращать внимания на собственное неудобство, хотя выходило у него это с большим трудом, конечности не хотели слушаться. Серый сам уже с удовольствием терся о рубашку, извиваясь, как уж на сковородке.       — Нет, — вдруг резко выдал Ян севшим голосом и сдернул подол наверх, оголив пах Лекса и лишив его возможности дразнить собственное возбуждение. Однако ответным ласкам он не сопротивлялся… Вернее, демон сдерживался, словно проверяя самого себя на прочность. Он не ронял ни звука, только сжимал плотнее губы и поочередно напрягал бедра — и лишь изредка придерживал наркомана за лодыжку. Вероятно, когда начинал слишком сильно отвлекаться на собственные ощущения. А Яну важно было держать контроль. Важно было, чтобы желание Лекса стало мучительным, ослепляющим, лишающим воли. Парнишка ведь каждый раз — так глупо — начинал упрямиться! И это, впрочем, только добавляло огня…       Вот, пальцы демона наконец преодолели еще один барьер: перестали гладить снаружи, раздвинули тесное отверстие. Скользнув по естественной смазке, Ян стал все так же медленно и аккуратно, почти как обходительный любовник, разминать уже забывший заполненность вход. Конечно, он нашел простату. И конечно, мягкая подушечка пальца теперь не отрывалась от этой заветной точки, мерно надавливая на нее то слабо, то сильно, то часто, то редко... Теперь Лекс совсем не сдерживался. Он иногда замирал, забывался, выдавливая из себя протяжные жалобные стоны. Но каждый раз сознание, переворачиваясь не одну сотню раз, возвращалось вновь. И Лекс продолжал свое коварное дело. Его губы пересохли от частых жадных вдохов. Серый никак не мог удержать себя от желания совершить парочку десятков поступательных движений. Да так, чтобы на заветную кнопку Ян нажимал пожестче, побыстрее да абсолютно безжалостно.       — Не могу больше… — жалобно заскулил парнишка, чувственно качнувшись на пальцах мужчины. Тело отозвалось болью во всех местах сразу, мышцы начало скручивать. — Еще немного…       — Кончай… — тихо прошипел Ян и наклонился. Вторая рука оставила ногу, позволив той всецело занять место между бедер, и легонько шлепнул наркомана по яичкам. И снова… И снова… И палец внутри выпрямился, вбуравился в чувствительную стенку к простате. Лекс взвыл, натянув локтями рукава смирительного одеяния. Он оцепенел. Острое удовольствие оказалось болезненным, словно вымученным сквозь долгое-долгое время. И от того оно становилось еще приятнее. Серый долго не мог отнять взгляда от лица демона и сделал это только тогда, когда зрачки закатились от удовольствия и спрятались под веками. Кончил он скупо на жидкости, но богато на эмоции. Наркоман еще долго ерзал на чужой руке, поскуливая, когда та задевала крайне чувствительную сейчас точку. Оргазм отпускал постепенно. И ушел совсем тогда, когда Лекс с облегчением притих.       Все это время Ян смотрел на пациента совершенно бешено. Из его глотки тоже вылетали тихие задавленные стоны, а ноги одеревенели, словно пытаясь сдержать плещущееся в теле возбуждение и не выпустить его наружу. Расслабился демон вместе с наркоманом. Отпустил его, погладил обмякший член, а потом соскользнул ладонью до самых икр, зажмурившись. В паху доктора все еще бурлила кровь, но он, видно, и для самого себя успешно делал вид, что это не причиняет боли. Собой можно было заняться позже. Никто ведь никуда не спешил.       — Я тебя развяжу, — выдохнул Ян, выпутавшись из ног Лекса, поднялся с кровати. Совсем скоро парнишка снова обрел возможность размять затекшие руки, которые доктор тоже приласкал ладонями. Он смог и рубашку задрать теперь выше, до самой груди, обнажив до жути резко прорисовавшиеся под кожей ребра. Пересчитать их пальцами. Вряд ли кто-то нормальный теперь прельстился бы телом изможденного молодого наркомана. Но не Ян. Он считал это своим творением: от немыслимо-шального блеска в желтых глазах, единственных цветных пятнах на поблекшем лице, до угловатых костлявых колен… До мельчайшего шрама, будь то нанесенные им или самим Лексом. И смотреть на результат своей работы спустя время было сладко и тоскливо даже демону. Тоскливо… Не размяк ли он?       Ян поморщился, вдруг резко ощутив позыв тела. Оно всегда реагировало безотказно, выпячивая физические ощущения над эмоциями, что только рассеивали внимание и притупляли инстинкты. Нет, все, что сейчас оставалось сделать — это трахнуть парнишку, как и раньше, удовлетворив свои потребности. Сломать его и подмять под себя, если тот снова начнет строить жертву изнасилования… «Перегладил», — решил Ян. Потом подумал еще немного, но так или иначе снова навис над Лексом, взявшись за ремень брюк. Только его руки натолкнулись на чужие, уже готовые помочь. Наркоман остановился и замер, когда мужчина обнаружил его наглость.       — Я… Это… Ну, можно? — Серый действительно спрашивал и почти совсем не нападал. И даже сам себе он не представлялся смешным в такой роли. Ему оказалось чертовски уютно видеть в лице Яна хозяина. Главного. Подавляющего. Забирающего у него все без разрешения и в тот же миг дарующего еще больше по собственному желанию. Ян повел бровью, недоверчиво сощурился. Но потом все же опустил руки. Ему польстила мысль о том, что Лекс настолько выдрессирован. Что готов сам умасливать своего господина ради желанного внимания.       Наркоман обстоятельно поднялся, усаживая демона на кровати. Каждое его движение было переполнено просьбами и мольбами. И все это почему-то напоминало требования и четкий расчет. Лекс расстегнул брюки и стянул их, его руки тряслись, и пальцы едва слушались. Он был задумчив, а лоб выказывал крайнюю степень напряжения прорезавшейся на нем морщинкой. Серый устроился между бедер мужчины, небрежным жестом почесав щеку о его волосатую ногу, что непроизвольно дернулась в ответ то ли от неожиданности, то ли от щекотки, то ли от колкости оставшейся после плохого бритья щетины. Он никогда ничего такого по собственной воле не делал. И сейчас чувствовал крайнюю степень отвращения, его тошнило даже. Но в этом всем было что-то еще.       Губы наркомана накрыли член, вызвав со стороны Яна довольный глубокий вздох. И демон после воздержания испытывал облегчение. Лекс работал языком, был неуклюж и не сразу дошел до мысли, что ртом — быстрее и приятнее. Да и Ян любил глубокие проникновения. Спустя пару мгновений, когда наконец сработал инстинкт и показал верное направление действий, Лекс нашел руку демона и положил себе на затылок. Однако тот сегодня, кажется, решил, что если и менять вектор, то во всем. А потому ладонь не вжалась в череп, толкая наркомана на твердую плоть, как раньше… Она стала гладить. Сверху последовал короткий хриплый смешок. Лекс раздражился вдруг, кожа на спине от гнева покрылась мурашками. Но, уговорив себя в чем-то, продолжил. Он насаживался, вылизывал, гладил, чесал щеку и повторял все вновь. Со временем брать в рот выходило все лучше, и вот уже совсем глубоко вошла головка члена, а наркомана чуть не выворотило наизнанку. Откашлявшись, он принялся наглаживать руками внутреннюю сторону бедра. Он искал лазейку. Его хитрый взгляд то и дело поднимался, но каждый раз разный. То хитрый, то злой, то умоляющий… Но чем дальше, тем чаще желтизну разбивали яростные искры. Однако Ян был доволен. Да, сегодня не было физического насилия. Может, с его стороны не было вообще никакого. Лекс сам добивал себя морально — не просто шел на сделку с совестью, но соглашался с собственным удовольствием от процесса, что услаждало Яна не хуже, чем неумелые, но слишком искренние ласки. И вот, снова глаза демона туманились, а границы черных зрачков размывались, словно подтопая в белизне радужек. Он медленно облизывал губы раздвоенным языком, глядя наркоману прямо в глаза и в темный мягкий рот, забирающий его возбужденный орган. Вздрагивал от прикосновений вокруг, которые чем-то разбавляли тупое плотское наслаждение. И кожа от этого становилась горячей настолько, что хоть прямо на ней сейчас жарь грешников; что даже исчадию Ада становилось жарко под одеждой и душно. Сглотнув пересохшим горлом, Ян потянулся к шее, чтобы ослабить галстук. Он жмурился и зажимался — слышно было, как первые стоны, еще тщательно сдерживаемые, выходят наружу в форме какой-то едва ощутимой вибрации гортани.       Наркоман все уловил. Хитрый маленький засранец прекрасно научился чувствовать своего напарника по танцам с бубном. Его рот, к сожалению, ухмылки отразить не мог (занят был), а вот глаза вовсю искрили наглостью. Лексу, конечно, много расчетливости дано не было. И одним своим поведением он тут же сломал все. Но ласка продолжалась, и теперь член забирался глубоко в глотку, которая болезненно сжималась вокруг крепкого ствола. Рвотные позывы заставляли все болеть, а ублажением демона вдруг стало заниматься на одну руку меньше. Свободной Лекс исследовал все, до чего можно было дотянуться. Ему было интересно, он любопытствовал, но не наглел. Сначала едва касался, и если над головой не раздавалось недовольного рыка — продолжал. Так он добрался до яичек, а перед этим даже успел, задумавшись, помассировать лодыжки. Ян повел головой, шипя. Он все же сорвался на стон, а рука, все это время теребившая волосы серого, вдруг сжалась на них. Ноги резко напряглись, член дернулся на языке, роняя каплю смазки, и Ян тихо рассмеялся.       — Хорош, паршивец… — проурчал он, откинувшись назад и надолго смежив веки. Над верхней губой и на висках в бледном призрачном сиянии заблестели капельки пота. Поза демона наконец стала более доверчивой. Он мысленно расслабился до такой степени, что позволил себе не следить и совершенно не контролировать происходящее, отдавшись на волю своего питомца. Решил, что за старания тому полагается немного свободы. Наркоман отстранился, вновь потеревшись щекой о ногу мужчины. Открыл было рот, чтобы что-то сказать едкое, но проглотил это вместе с каплей смазки. Не стал озвучивать. Вместо этого, хитро стрельнув глазками, вновь припал к чужой плоти, чувственно потеревшись щекой о член. Он измазался, словно пометился, и принялся ублажать демона. Лекс боялся все испортить, и это было видно, но реакция Яна развязала его вспыльчивый нрав. И серый пополз наверх.       Он аккуратно приподнялся, вставая на колени. Стянул с себя смирительную рубашку. Вновь прильнул к демону, оказываясь аккурат между его бедер. В его власти, серый нисколько не претендовал на давление или лидерство в этой ситуации. В следующий момент его острый профиль ткнулся в широкую мужскую грудь. Еще секунда — и хитрые глаза уже поравнялись с чужими, а Лекс оказался близко-близко. Губы в губы, нос в нос. Он встречал демонское дыхание и принимал его всей грудью. Наркоман вновь поймал чужие руки, устраивая их на своих боках. Его член тоже был уже налит кровью до отказа, но движения все еще полнились сосредоточенностью и расчетом. Лекс теперь затих, почти не двигался. Он повел носом по чужой колючей шее, выбивая из демона позволения. Ну а как тот мог отказать? Выкрутасы истомившегося и обезумевшего парнишки ввергали доктора в какое-то неясное сладостное состояние. Наверное, именно так должен был ощущаться секс, в котором Ян все же отказался от постоянного злого «рабочего» напряжения, от роли изуродованного преисподней чудовища с острыми когтями и клыками. Он согласился так же, как согласился Лекс, и теперь получал все то же, что и обычно, но только с добавкой и на блюдечке. На, бери истерзанное грешное тело, мни его, стягивая пальцами на ребрах кожу, которая стала чуть свободнее сидеть на костях. Яна соблазняли, и он это понимал. Не задумывался, зачем, не знал, что это даст отчаявшемуся парнишке, но позволял…       — Хочешь сесть на меня? Ну давай, садись… — доктор усмехнулся и, схватив Лекса за бедро, уронил к себе на колени, а после вцепился в ягодицы и рывком придвинул ближе. Их органы соприкоснулись… И после короткого порыва — снова ласка. Демон горячей рукой прошелся вдоль позвоночника, широко провел снизу вверх по торсу до плеч, потянулся к лицу. Ткнулся в губы ленивым закрытым поцелуем, лишь касаясь и щекоча острое лицо бородкой. Эта игра была едва ли не интереснее, чем пытка. Лекс ухмыльнулся, опуская взгляд чуть ниже. Он аккуратно зажал между пальцами галстук.       — Разденешься? — наркоман дернул легонько предмет одежды. — Я раздену. Давай? — он нашел первую пуговицу на пути рук, томно качнув бедрами. Лекс говорил твердо, уверенно, словно действительно хотел этого. Серьезность его помыслов разбавлял лишь пошло-хриплый голос.       — Зачем? — Ян даже как-то опешил, на минуту выплыл из густого сиропа истомы.       — Так приятнее, — ухмыльнулся парнишка. — И я посмотрю.       — Там не на что смотреть, зая… — На лицо демона забралась кривая ухмылка. Он склонил голову набок, чуть отклонившись и опершись руками позади себя. — Морда у меня явно симпатичнее того, что ниже. Да и ты же сам видел. Во сне.       — А-а-а-а… — острые зубы впились в демонскую нижнюю губу, когда Лекс попытался скрыть издевательский оскал. — Ты… комплексуешь?       Ян вырвался и, фыркнув, закатил глаза. Рот демона стал еще ярче от заалевшей ссадины, которую тот сразу раздраженно зализал.       — Обидно быть страшным бессмертным созданием с несуразным обличьем, знаешь ли. Вернее… обычным по человечьим меркам — так, наверное? Потому стараюсь, как могу.       — Ничто человеческое демонам не чуждо… — задумчиво заключил Лекс, тут же расплываясь в хитрой ухмылке. Своих мотивов он уже не скрывал. — Знаешь, что?       — М?       — Это ты такой злой, потому что у тебя раньше Лексика не было. Теперь у тебя есть Лексик… — парнишка припал к чужой шее, покрывая ее поцелуями. А после начал играть языком и губами с мочкой уха, нашептывая демону сладким голоском что-то. Завлекал. — Дай посмотрю… Ну дай… Ну дай-дай-дай, будет круто, я, как в сказке, избавлю тебя от комплексов всех мигом, взяв в рот или подставив зад…       — Не знаю, где ты сказок таких начитался... — Ян засопел, дергано уворачиваясь от ласк, которые слишком уж глубоко проникали в тело, вновь отравляя его лакомой сладостью. — Но… впрочем… ладно. — Он напряженно втянул носом воздух. Зачеркнул строку в своем негласном своде правил. Разрешил…       Белые глаза цепко впились в лицо Лекса, бедра шевельнулись под весом наркомана. Парнишка выглядел довольным и наглым. Впрочем, как обычно. Его руки быстро нашли занятие: сначала он стянул с демона галстук, напялив его зачем-то на себя, потом принялся расстегивать рубашку. Лекс не медлил, почему-то проникнувшись к насильнику искренним сочувствием. Но и очень-то расхваливать не умел. Раздел Яна в два счета. Лекс оскалился, когда пред ним предстал нагой демон.       — Ну и че ты тут прятал? Обыкновенный нормальный мужик, — наркоман шлепнул демона по животу, а после прильнул к нему, вновь и вновь приставая к шее. Ему очень нравилось чесаться щеками об нее. Нравилось кусать и терзать мочку уха. Еще больше нравилось чувственно тереться о демона. Ян опять скорчил гримасу, кажется, естественную для любых случаев, в которых к нему проявляли какую-то приязнь. Только спешное жадное дыхание все равно скрыть был не в силах и всей кожей теперь впитывал прикосновения, тепло чужого тела, поцелуи. Но долго это продолжаться не могло. И Лекс решительно приподнялся, чтобы осесть на истосковавшийся уже член. Задница без боя не сдавалась: давно не зная ласк, Лекс долго возился, а когда справился, удовлетворенно охнул. Он осел на утробно застонавшем Яне, медленно покачивая бедрами. Сам же льнул к демону, демонстрируя, насколько приятно плавится кожа под чужим горячим от возбуждения и желания телом. Лекс ликовал. Он покажет то, чего, возможно, у адского создания еще не было. И это отразится большим плюсом в отношении к нему, он был уверен.       Но Ян о таком вообще пока не задумывался. Он вцепился пальцами в ягодицы парнишки, помогая ему двигаться. Смазки было слишком мало, и член почти до боли туго обхватило жаром. Медленные движения высекали искры. И Ян стонал, хмурил брови, кусал губы, разминая Лекса своим объемом, порывисто вскидываясь, видно, в стремлении порвать… В какой-то момент он откинулся назад, ухватив наркомана за галстук и утянув за собой. Узел на шелковой ткани затянулся туже, придушивая парнишку, и демон ухмыльнулся, чаще заелозив бедрами в новой удобной позе. Лекс работал самоотверженно, как и всегда последнее время. Это вошло в привычку и не могло не расстраивать вольного обычно во всех отношениях наркомана. Но разум сломался под определенным углом в определенных местах. И все вышло как вышло. Лекс уверенно скакал на бедрах демона, а когда его придушили — так рвения стало в два раза больше! А то и в три. С момента их последней встречи наркоман, вероятно, много думал о делах плотских, ибо теперь воплощал каждую фишку в жизнь. И каждый раз поглядывал на своего единственного зрителя. Он то особенно выгибался, то сжимался весь, соскальзывая с чужой плоти и обхватывая ее тем самым теснее и жарче. То искривлял податливое тело так, что его начинало выворачивать от удовольствия, и парнишка в привычной своей манере хрипло и откровенно постанывал. И каждый раз сомкнутые в удовольствии веки в какой-то момент раскрывались, и любопытный взгляд впивался в лицо демона.       — Маленькая ты блядь, м… — довольно бормотал Ян, отвечая на зрительный контакт. Галстук затянулся еще туже, а вторая рука демона огладила тело, опустилась с груди вниз, на живот, и наконец снова нашла твердый член парнишки. Влажная головка мягко уперлась в ладонь. — Я скоро кончу.       Ян зафыркал от удовольствия и запрокинул голову. Лекс теперь с каждым движением проскальзывал в кольцо пальцев, что снова выцеживали из него все соки, все чаще капающие на живот черного доктора по мере того, как тот сильнее и быстрее толкался в простату. Да и сам он тек внутри: чем дальше, тем легче получалось входить, тем яростнее извивался на его коле молодой грешник, тем ближе становился оргазм. Он показался почти неожиданным. От резко схватившего снизу удовольствия Ян прервал свое натужное молчание громким протяжным воем и задергался, смяв в кулаке собственный галстук и клюнув носом скулу нависшего Лекса. Тело толчками посылало его глубже, и Ян ритмично дергался, изливая свое семя внутрь. Снова притих… Только довольный рык кипел в глотке, когда переживающий еще послеоргазменные судороги демон впился зубами в шею наркомана, выпустил когти, царапая взмыленную костлявую спину. Лекс вскинулся, застонал. Ему было немного надо для того, чтобы кончить: погладь, побей, погладь, побей… При необходимости можно повторить.       Парнишка на этот раз излился бурно, со вскриками и всхлипами, медленно и методично раскачиваясь на ослабшем органе. Семя попало демону на руку, Лекс уронил голову на плечо Яна. Расслабившись, он вытянулся прямо на нем, по-хозяйски захватив демона в объятия всеми своими длинными худыми конечностями. Лекс был предан. Точнее, вся его поза, взгляд, движения говорили об этом.       — Только попробуй уснуть на мне, — прохрипел Ян, глядя на умиротворенную, довольную и все-таки слишком хитрую морду наркомана. Но он пока отдыхал, задумчиво рассматривая испачканную в мелких потеках прозрачной спермы руку и почесывая парнишку за ухом второй.       — Не уходи от меня. У тебя впереди вечность, мне осталось не так много, — хмыкнул Лекс, подставляясь под ласки от демона. — Тебе жалко пары часов для смертника? Скоро я ничего не смогу для тебя… Прикинь, как хреново.       — Странные желания у тебя, зая… — Ян сощурился. Полежал еще немного, а потом поднялся вместе с наркоманом — но лишь для того, чтобы повалить спиной на кровать, головой в подушку. А сам навис сверху, со знакомым недоверием и первородной злобой глядя в глаза. — И осталось тебе ровно столько, сколько я решу. Не дразни меня своей смертью. Я не отпущу тебя на тот свет, пока ты не отдашься мне целиком… — Последнее слово демон выделил как умел сладко, ухмыльнувшись.       — Твое рвение, конечно, похвально, трудоголик ты адский… — Лекс закатил глаза, а после хмыкнул. — Но тогда рано или поздно я совсем перестану для тебя быть привлекательным. И что тогда? Я же тебе нравлюсь, я знаю… — и наркоман аккуратно коснулся губами губ мужчины, тут же несмело отстранившись.       — Поверь, я не буду испытывать горечь из-за того, что ты исчахнешь, — едко прошептал демон, облизнувшись. Что за нежности? Но он любил целоваться, ибо нередко поцелуями скреплял сделки, а потому потянулся за добавкой, и на сей раз сам мимолетно тронул Лекса раздвоенным языком. — Принцип есть принцип, зая. Работа есть работа. Слишком далеко я зашел, чтобы просто так отпустить тебя.       — С работой не трахаются… И вообще это вот щас обидно было. — Наркоман ухмыльнулся, нисколько не расстроившись словам демона. — Ну и ладно. Хоть трахнулся… Хорошо… Ну че, время глубоко целоваться до посинения? Будешь? Или ты слишком независимый демон для этого?       — Трахаемся мы во внеурочные. А на обиженных воду возят. Сладкий, — парировал Ян. Он, впрочем, вдруг расслабился и полулег на кровать рядом с Лексом, продолжив нависать над его лицом. Серьезным стал — вот только галстука в этот момент на шее и не хватало. — Ты знаешь, что через поцелуй я и забираю душу?       — Ну вот, теперь я буду ревновать тебя к твоей работе… Жестокий ты малый, — пробубнил Лекс, прильнув к демону всем телом. Кажется, всерьез он уже ничего не воспринимал. Вообще. — Будем или нет? Мы с тобой целовались уже, пока не забрал.       — Я тебе просто рекламирую, что если душу отдашь — будет поцелуй лучше, чем в «Титанике». Или где там… — Ян веселился все сильнее. Чем-то его забавлял этот пир во время чумы. Это желание измученного разума. — Ну хорошо, хорошо. Тебя я поцелую просто так. Еще раз…       И демон склонился ниже, прижимаясь к губам Лекса, сминая их и раскрывая. Да, он целовал. Обычно кусал и рвал, насиловал и порабощал — он это делал, чтобы показать свое верховенство. Сейчас, возможно, тоже, но наркоман не сопротивлялся, а потому Ян мог похвастаться. Он был страшной, наглой темной тварью, порождающей боль и отвращение — но ласкать он умел, как райский любовник. Змеиный язык, извиваясь, щекотал кромку рта и небо, острые концы оплетали с двух сторон кончик Лексова языка. И парнишка отдавался. Всецело, целиком, без остатка, полностью, как угодно, подставляясь под демона, идеально подстраиваясь. Лекс любил, когда рядом с ним Ян. Любил эту бесконечную игру. И он не знал, откуда родом эти унижающие его достоинство эмоции. Куда девалась его гордость. Свободолюбие. Может, он уже просто давно сошел с ума? И в этом нет ничего настоящего? Он отвечал на поцелуй, закрывая глаза, доверчиво запрокидывая голову, касаясь кончиками пальцев груди и живота. И мог бы отдать в руки демона свой поводок, будь он на шее...