Deus ex Machina

Глава 2 Любимцы богов

Часы на фасаде замка пробили одиннадцать. Кардинал, по словам камердинера, должен был вернуться еще две четверти часа назад, но его до сих пор не было. Мазарини стоял, опершись на каменные перила, и со скучающим видом смотрел вниз, на зеленоватые воды крепостного рва. В затянутой тиной глади невозможно было рассмотреть собственное отражение, поэтому молодой человек наблюдал за тем, как время от времени между белыми кувшинками мелькали спины рыб, заставляя круги разбегаться по тихой воде. Прошло еще некоторое время, прежде чем послышался отдаленный стук копыт. Гул мерно нарастал, пока, наконец, в распахнутые ворота замка рысью не въехали два всадника, в одном из которых Джулио Мазарини тут же признал Ришелье. Едва тот успел спешиться, как к нему подбежал конюший, принял поводья и с полупоклоном что-то сказал, кивнув в сторону Мазарини. Герцог перевел взгляд на итальянца, улыбнулся ему и приветственно помахал рукой, приглашая подойти поближе. - А, Джулио! Как я рад вас видеть! - произнес Ришелье снимая перчатки. - Надеюсь, вам не слишком долго пришлось ждать? - Нет-нет, что вы! Я сам только что приехал, - заверил Мазарини, кланяясь герцогу. Трудно было поверить, что стоящий перед ним человек, одетый в запыленный камзол и черную широкополую шляпу, на самом деле был первым министром Франции и, к тому же, католическим кардиналом. - Рад видеть Вас в добром здравии, Монсеньор. Кажется, свежий воздух и целебные воды Ланси* пошли вам на пользу! - Спасибо, Джулио, я действительно чувствую себя намного лучше, - белые зубы Ришелье обнажились в широкой улыбке; от его привычной суровости и болезненной меланхолии, не осталось и следа. Герцог положил руку на плечо итальянцу, и они оба направились в сторону замковых покоев: - Вы не торопитесь? - Нет, Монсеньор, сегодня я в вашем полном распоряжении. - Отлично. Тогда оставайтесь у меня обедать. - Почту за честь, - с поклоном ответил Мазарини и вслед за герцогом вошел в просторный холл. Здесь Ришелье ненадолго оставил гостя в одиночестве, сославшись на необходимость сделать кое-какие распоряжения. Ожидая, пока кардинал вернется, итальянец осмотрелся. В холле было прохладно и пусто: большую часть пространства занимала каменная лестница, отражавшаяся в зеркально начищенном полу. Слева и справа симметрично располагались два полукруглых стола, на каждом из которых стояла ваза со свежими цветами. Мазарини подошел поближе и обнаружил, что стены были занавешены старинными шпалерами; от времени они выцвели так сильно, что почти сливались с бело-желтыми камнями замковых стен. На одном из полотен был изображен средневековый фестиваль, а на другом - сцена из королевской охоты на лис. Итальянец вздрогнул от звонкого металлического щелчка. - Обед подадут через двадцать минут... Обернувшись, он увидел герцога, который стоял чуть поодаль и держал в руках золотые карманные часы. Ришелье переменил дорожный костюм и теперь на нем была обычная кардинальская мантия. Сшита она была, в отличие от парадной, из тонкого шелка, что придавало Его Преосвященству вид скорее домашний, нежели официальный. - ... а пока мне бы хотелось показать вам кое-что еще. Уверен, вам понравится. И кардинал провел папского посла в свой кабинет: небольшую комнату с камином и тремя окнами, смотревшими в сад. Здесь было уютнее, чем в остальной части замка: то ли изящная позолоченная мебель и книжный шкаф, то ли письменный стол, на котором в причудливом порядке были разложены страницы рукописи, создавали ощущение, будто там обитала живая душа. Ришелье подошел к письменному столу, на котором среди бумаг стояли три небольших деревянных ящика, и открыл один из них: внутри, среди соломы, лежали маленькие свертки. - Только что я ездил на западную окраину Ланси, где согласно королевскому плану прокладывают дорогу. Рабочие постоянно натыкались на старые каменные кладки, но вчера они обнаружили вот это... Кардинал развернул один из предметов и передал Мазарини. - Cristo santo… Она же просто великолепна! - проговорил молодой человек, разглядывая изящную фигурку, выточенную из белого мрамора. – Невероятно... Вы стали обладателем настоящего сокровища! - Я знал, что вам понравится, - с довольной улыбкой произнес Ришелье. – Здесь их около двух десятков. Прекрасные осколки Римской Галлии... Выберите себе что-нибудь на память; остальное я отправлю Его Величеству. Мазарини в замешательстве посмотрел на стол: - Чувствую, это будет непросто… Герцог на мгновение задумался, а потом открыл все три ящика. - Тогда предлагаю отдаться на волю случая: возьмем по одной статуэтке наугад, - он сделал пригласительный жест рукой, давая гостю возможность попытать счастье первым. Мазарини, после некоторых колебаний, опустил правую руку во второй ящик. - Хм… Нимб, крылья… Кажется, вы стали обладателем Авроры*, - произнес кардинал. – Это добрый знак, особенно для такого молодого человека, как вы. - Благодарю вас, Монсеньор, - поклонившись ответил итальянец. - Теперь ваш черед. Что-то мне подсказывает, вам попадется Марс или всеведущая Минерва*. Кардинал достал из первого ящика сверток и развернул его. На левой ладони Ришелье оказалась фигурка сгорбленной старухи в длинных одеждах. В руке у нее был обломок, оставшийся от некогда длинного посоха. Побледневший герцог провел пальцами по фигурке, убирая следы пыли и песка; на боковой стороне подставки показались наполовину стершиеся буквы одного единственного слова «Decima»*. Мазарини решился первым нарушить напряженное молчание: - Похоже, вам предначертана жизнь столь долгая, что даже парке не хватило посоха, чтобы отмерить ее. - Может быть вы отчасти правы... - задумчиво проговорил герцог, не глядя на собеседника. - Что ж... Раз вы получили предзнаменование грядущих успехов, а я - долголетия, самое время обратиться к делам нынешним. Ришелье повел гостя на открытую террасу, где уже был накрыт стол. Отсюда открывалась великолепная панорама сонного бургундского городка, раскинувшегося у подножия холма, над которым лениво проплывали облака с серой каймой. Из рощи неподалеку доносился шум листвы, которой играл теплый августовский ветер, и этот монотонный звук чем-то напоминал итальянцу шум волн Адриатического моря. Герцог обитал в замке уже больше месяца. Людовик, опасаясь за слабеющее здоровье первого министра, настоял на том, чтобы тот поехал на лечение в маленький городок Бурбон-Ланси, издавна славившийся своими целебными источниками. Чтобы доставить Его Преосвященству как можно меньше хлопот, связанных с переездом (пусть и временным), король предоставил в распоряжение Ришелье одно из своих поместий. - Итак, какие новости из Ватикана? - спросил кардинал, когда слуги удалились. - В целом, ничего нового. Только... Его Святейшество в последнее время... Как бы это сказать... - итальянец запнулся, подбирая слова, - немного... immusonito*. - Вот как? - поднял брови кардинал. - И что же в очередной раз стало предметом его недовольства? - Папа все чаще говорит Альдобрандини*, что даже среди ваших домашних слуг полно гугенотов. - Его меньше всего должно беспокоить, кто прислуживает мне за обедом. - Он также крайне недоволен, что вы пошли на компромисс с протестантской Саксонией и маркграфом Ансбаха. Его Святейшество все больше убеждает себя в том, что вы не только подрываете авторитет Римской церкви, но и нарушаете и без того очень хрупкое равновесие в Европе. Герцог налил себе еще вина и безразлично пожал плечами. - Барберини* знает, что я действовал и буду действовать только в интересах своей страны. Я первый министр Франции и слуга Его Величества, а только потом уже кардинал Римской церкви, - последние слова Ришелье прозвучали так жестко, будто он уже вступил в незримую борьбу с понтификом. В этот момент Мазарини невольно поймал себя на мысли, что завидует кардиналу, его силе и независимости. Ришелье умен, талантлив, обладает привлекательностью и умеет быть обаятельным. К тому же, он сказочно богат. Одним словом, любимец своего короля и самой Фортуны. Иначе как объяснить, что люсонский епископ, происходивший из бедной дворянской семьи, за короткий срок сделался кардиналом, первым министром Франции и главнокомандующим армии? Интересно, чьим любимцем нужно стать ему, Мазарини, чтобы достичь тех же высот и признания? От Папы таких милостей не дождешься... - В конце концов, нельзя быть преданным слугой двух господ, - более мягким тоном продолжил Его Преосвященство. - Особенно, если эти господа не ладят друг с другом, - с улыбкой добавил он. Оставшееся время обеда проходило в спокойной, неторопливой манере. Кардинал ел мало, пил умеренно и внимательно слушал все, что рассказывал собеседник. Ришелье и Мазарини обсудили светские новости и темы отвлеченные, вроде возвращения во Францию Рубенса или пьесы, которую начал писать мэтр Корнель для королевского театра. Итальянец был немало удивлен прекрасной осведомленностью Его Преосвященства обо всем, что происходило при дворе, за десятки лье от Ланси. В конце вечера, когда они с кардиналом неспешно шли через сад к воротам замка, где ожидал экипаж, Мазарини спросил: - Когда мы сможем вновь иметь удовольствие видеть вас в столице, Монсеньор? - Думаю, в начале сентября. Я чувствую себя полным сил и не вижу необходимости здесь задерживаться. А вы когда отбываете в Рим? Мазарини слегка нахмурился: - Мой отъезд планировался на следующей неделе, но в своем последнем письме Его Святейшество пожелал, чтобы я остался здесь еще на неопределенный срок. Теперь я и сам не знаю, когда вернусь в Италию. Папа, кажется, забыл, что я выполняю обязанности легата, а не нунция, - со вздохом сказал молодой человек и помрачнел. Последние два месяца ожидания неизвестно чего угнетали деятельную натуру итальянского посла, и Ришелье прекрасно видел это. Ему импонировала та неукротимая энергия, с которой Джулио Мазарини стремился заявить о себе. - Это не так уж и плохо, - ответил Ришелье. - Главное, что именно вы делаете, а не какую должность занимаете. Впрочем, если по какой-то причине служба вам наскучит, я с удовольствием предложу вам место у себя, - кардинал благосклонно улыбнулся. - Я ведь знаю, насколько несносным иногда бывает простое присутствие в непосредственной близости от Барберини. У меня же вы не будете скучать. В черных глазах Мазарини на мгновение появилось искреннее удивление, граничащее с восторгом, однако молодой человек быстро овладел собой и склонился в глубоком поклоне: - Монсеньор, я от всей души благодарю вас за великодушие, которого не вполне достоин. Для меня будет великой честью служить вам. Его Преосвященство проводил итальянца благосклонной улыбкой. Наблюдая за тем, как карета покидает двор, Ришелье подумал о том, что Мазарини похож на него самого несколько десятилетий назад: та же амбициозность, то же страстное желание показать миру, на что он способен. Только здесь главное - не ошибиться, и занять правильную сторону на шахматной доске придворной политики. Когда карета папского легата скрылась из вида, кардинал неспешно вернулся в замок. Прогуливаясь по дорожкам сада, он глубоко вдыхал теплый воздух, напоенный тонкими ароматами цветов. В этих запахах проскальзывали едва уловимые нотки догорающего лета, сообщавшие всем живым существам о скором приближении осени. Поднявшись в свой кабинет, Ришелье бросил взгляд на фигурку Децимы, которая так и осталась стоять среди рукописей его неоконченной пьесы. Взяв в руки находку, кардинал вновь внимательно осмотрел ее. Да, так и есть. Безобразная старуха в лохмотьях с обломком посоха в костлявой руке. - Tertium non datur*... - задумчиво проговорил Ришелье. - Tertium non datur...