***
— Лир, ты слышишь меня? Лир! Да приди же ты в себя. Ох… Сколько пальцев? — Аранис тряс и хлестал омегу по здоровой щеке, сидя на полу, но тот не приходил в себя, хоть и открывал веки. Альфа видел только белки. Отчаявшись, он кинулся вон из номера в поисках врача. Администратор плохо понимал его, Аранис с трудом объяснил, что ему нужно. В самой гостинице врача не оказалось: вызывать его из ближайшего госпиталя потребовало бы много времени, и альфа решил отвезти Лира сам. Его трясло. Он чувствовал, что это не просто обморок. Потеря истинного — даже думать об этом не то, что страшно — больно. Некстати вспомнился Дарнелл, и, поднимаясь обратно в номер, Аранис на миг застыл, закрыв лицо руками. Он пытался справиться с собой. Когда же он вошёл, Лир уже сидел на полу, обняв себя руками, и смотрел на урну, покачиваясь из стороны в сторону. — Почему так холодно, Аранис? Здесь же очень жарко. Почему?.. Включён кондиционер? — шептал он тонким, не своим голосом, облизывая до крови растрескавшиеся губы. Альфа замер. — Здесь нет кондиционера, — только и ответил он. Аранис опустился на четвереньки и подполз к омеге, пытаясь поймать его пустой взгляд. Он нащупал запястье Лира и оторвал его руку от колена. — Лир, пойдём, — прошептал альфа, — пойдём, поднимайся. — Куда? — Что ты чувствуешь кроме холода? Может быть, ты хочешь пить? Или есть? Кружится голова? Ты упал в обморок, — поднимая необычайно лёгкого омегу на ноги, спрашивал Аранис тем голосом, каким говорят в момент сильного испуга. Когда, например, ребёнок сидит на подоконнике у открытого окна, свесив ноги на улицу. — Пойдём, пошли со мной. Лир был бледен как покойник. Будто из него разом испарилась вся кровь. Аранис потёр глаза: омега зрительно уменьшился в размерах. — Нет… Не хочу пить… Куда мы идём? Альфа поддерживал Лира, уже выведя его в гостиничный холл, но он скорее нёс его, чем помогал идти.***
— Всё хорошо, Нэйт. Просто тепловой удар. Здесь очень жарко, — говорил Лир в трубку. Аранис успел позвонить его мужу, пока омега был на приёме у врача, который мгновенно объяснил в чём дело. Но у Араниса остались сомнения. Скорее всего, местные доктора привыкли к тому, что приезжие падают в обмороки от тепловых ударов. Но Лиру определённо становилось лучше. Сейчас он лежал на кровати с мокрой марлей на лбу, разговаривая с мужем по телефону. Омега уже сообщил Нэйту о том, что Миро умер, и о том, что его кремировали. А потом заговорил о ребёнке, которого собирался забрать и усыновить. Нэйт надолго замолчал. Эта новость явно произвела на него впечатление. — Это значит, ты ещё задержишься, — ответил он наконец. — Жаль, что тебя волнует только это, — проговорил Лир. — Аранис поехал в нужную деревню, разузнать всё, найти мальчика. — Так он не с тобой? — Я лежу с обеда. А он узнаёт, как мне забрать ребёнка. Он уже достал перечень документов в посольстве. Я боюсь, это может надолго затянуться. Мне нужны будут ещё от тебя… — Поверь, с этим я разберусь. В конце концов, это моя среда. — Ты даже не скажешь мне слова против? Тебя не интересует сам факт, да? — Интересует. Я… Я просто в шоке. Запрещать тебе это я не имею морального права. — А хотел бы? — Ни в коем случае. Я всё понимаю. — Мне так не казалось, — Лир приподнялся на подушке повыше. Он лежал в полной темноте: все окна были зашторены толстой чёрной тканью. — Я хочу лишь, чтобы ты вернулся оттуда, причём как можно быстрее. С кем ты приедешь — вопрос десятый. Я отсюда не вижу, что у тебя происходит. Сделаю всё, что от меня потребуется, — он умолк, ожидая ответа, но Лир не подавал голос. Он смотрел на урну. — Лир, ты слышишь меня? Связь плохая. — Да, Нэйт. Слышу. — Сколько ему лет? Как его зовут? — Лет шесть… Семь… Где-то так… — с длинными паузами произносил омега, думая о своём. — Его зовут Куар. Он не стал говорить Нэйту, что Миро назвал сына Лиром. Так проще. — А по типу? Омега пожал плечами сам себе. — Не знаю. — Лир… Я хочу сказать, что… — Нэйт подолгу подбирал слова и явно понимал, что они бестолковы и ничего не значат, но непременно хотел что-то сказать. — Прости меня... Я… Давай забудем?.. Я знаю, что… — Я люблю тебя, — прервал его омега почти нежным голосом, но при этом хмуря брови. — Мы всё забыли.***
Калис рисовал, низко склонившись над белым листом бумаги, почти уткнувшись в неё носом. Он всегда так делал. Мальчик не видел своего папу Лира уже целых два месяца. Нэйт объяснил ему, что Лир пытается вывезти из другой страны ребёнка, но Калису было трудно это понять. Он злился, думая о том, что папе Лиру понадобился ещё один ребёнок. Совсем чужой. Нэйт всё ему рассказал, и Калис знал — это сын истинного альфы, который умер. Но почему обязательно везти его к ним домой? Он не хотел, просто не хотел. И он очень скучал по папе. А ещё неосознанно обвинял этого ребёнка, которого ни разу не видел, в долгом отсутствии любимого родителя. Калис уже заранее его ненавидел. Остро ненавидел, как это могут только дети. Нэйт склонился над лохматой макушкой сына и посмотрел на рисунок. Калис рисовал Лира. Альфа сразу узнал большие глаза, длинные волосы и ножик на поясе. Кроме того рядом с рисованным человечком была изображена яркая афиша с названием последнего фильма Лира. Улыбнувшись, Нэйт потрепал сына по плечу. — Он уже завтра прилетит, — сказал он сам себе, рассматривая лёгкие росчерки карандаша на бумаге. Калис красиво рисовал, особенно хорошо у него получались глаза. — Он прилетит с Куаром. Как ты думаешь, какой он? Этот Куар? — оторвавшись от своего занятия, сын направил пристальный взгляд на отца. Лир не сразу забрал мальчика из его родной деревни. Пока шла бумажная проволочка, он приходил каждый день. Найти, а потом и забрать ребёнка оказалось нетрудно, как Миро и говорил. Семья малыша чуть ли не с радостью отнеслась к тому, что Куара забирают. Омеге хватило названия деревни и образа Куара, что он не раз встречал в своих видениях, чтобы его отыскать. Но когда уже перед самым отъездом он его увозил — эти истерзанные войной и беспросветной бедностью люди плакали и бежали за машиной. Что в этот момент делал Куар, омега умолчал. Лир говорил, что мальчик — полудикий, и его поведение будет казаться странным — но они справятся. Где-то Нэйт уже это слышал. Ещё у Куара были проблемы в общении. Лир обронил, что дело не только в языке, но в чём именно — умолчал. — Я думаю, он просто маленький мальчик, он немного отличается от нас, но мы его воспитаем. — Почему именно мы? — спросил Калис то, что его волновало. Он уже не в первый раз задавал такие вопросы. Нэйт притянул его к себе за плечи и улыбнулся. — Ты маленький ревнивец. — Папа даже не посоветовался со мной, — щурился Калис, не отвечая на улыбку отца. — Вдруг я не хочу? — Что именно ты не хочешь, сынок? — Чужого мальчика в доме. — Для нас он пока чужой, но он сын истинного альфы Лира. Я же говорил тебе. Для него — он уже не чужой. Калис и сам не понимал, почему так себя ведёт. У него никогда не было проблем с другими детьми, и он даже хотел братика или сестричку. Но ему привезут кого-то странного и чужого. И заставят относиться как к брату… И… Возможно, даже смотреть за ним. Он напрягался, думая об этом. Но радость от того, что уже завтра вернётся его папа Лир — всё же пересиливала. Два месяца Нэйт был как на иголках. Он не расставался с мужем на столь долгое время за всю их совместную жизнь. И его нервировала мысль о том, что с Лиром находится Аранис. Да, он всё понимал мозгами, но по ночам не мог уснуть. Его терзали фантазии о том, что вдруг альфа перейдёт границу, вдруг между ними что-то было раньше или будет теперь. Но к утру, измученный и усталый — стряхивал с себя эти мысли и улыбался сыну как ни в чём не бывало. Калис и так нервничал. Это проявлялось в том, что мальчик часто бегал в туалет, постоянно не высыпался и очень часто был раздражён. Нэйт осознал свою ошибку. На эмоциях позволил себе всколыхнуть и так очень хрупкое душевное равновесие Калиса. Выдал ему собственные переживания и неосознанно внушил сыну свои страхи. Когда Лир только сказал ему, что Миро умер — он облегчённо выдохнул. И позже корил себя за это. Омега услышал, но никак не отреагировал. Голос Лира казался ему странным — слишком спокойным, равнодушным. Омега будто всё время был под кайфом — так размеренно он говорил, о чём бы ни шла речь. Нэйта постоянно преследовали иррациональные сомнения, которые он из себя буквально выбивал. Порой запирался в ванной и бился головой об стену. То ему казалось, что Лир врёт — и Миро не умер, то он слишком часто, по меркам Нэйта, дышал в трубку. И его грызло, без конца грызло осознание того, что омега ему недоступен. На самом деле ребёнок, которого вёз Лир, интересовал альфу в последнюю очередь. Ему нужен был Лир и только Лир. Пусть вернётся хоть со всей деревней, но вернётся. Поэтому он пересылал все требовавшиеся от него документы, расписки, согласия, выписки с банковских счетов — с молниеносной скоростью. Он рвал и метал, когда посольства и службы опеки обеих стран, как будто специально вставляли палки в колёса. У Куара не было никаких документов. Соответственно, сначала пришлось их делать, чтобы потом переоформить всё на граждан иной страны. Нэйт сидел ночами перед ноутбуком, перебирая самые быстрые схемы организации этих бесконечных оформлений, которые уже вызывали зубной зуд и пульсацию в висках. Из одного вытекало другое. Подписи, печати, бесконечная череда чиновников, через которых пришлось пройти. Но в итоге всё получилось. Куар Галлахер-МакТавиш уже сидел в самолёте. Они дадут ему фамилию отца — Астервуд, чуть позже, когда уже в Ратиморе начнут заниматься бумагами касательно отцовства. Главное — вывезти его. Иногда в мысли Нэйта вклинивались случайные вопросы. Например, почему за всё время Лир ни разу не показал ему Куара по видеосвязи. Почему не прислал, в конце концов, хоть фотографию. Что-то ведь не так, но всё это забывалось и улетучивалось спустя секунду. Он думал только о том, как снова увидит своего омегу, как подарит ему золотой браслет, усыпанный бриллиантами крупных каратов. На одном из камней выгравирована объёмная фигура водолея. Подарок уже давно лежал в коробочке на столе и ждал своего часа. А потом он насладится им, отобрав у целого мира: и у Куара, и у призрака Миро, запечатанного в медной урне, и даже у Калиса. Но это будет потом. А пока ему нужно просто запастись терпением и выждать последние, самые длинные пятнадцать часов.