***
Лир прикрыл дверь в гостевую спаленку, где уложил Куара. Мальчик заснул ещё в машине, да так крепко, что проспал всю дорогу. Он не проснулся даже, когда Нэйт переносил его в дом. Омега на цыпочках прошёл в столовую. Нэйт до сих пор ещё не имел возможности сжать его в руках — Калис не давал ни единого шанса. Он намертво вцепился в папу Лира. Когда отец вошёл в столовую, сын снова приник к нему, вжавшись лицом в живот. Он плакал и шептал неразборчивые слова. — Малыш, — устало проговорил Лир, перебирая его длинные локоны. Нэйт наблюдал за ним, и в груди его болезненно кололо. На лице омеги застыла печать потери истинного. Он знал, что это. Знал, как. Конечно, его горе, пережитое много лет назад, не шло ни в какое сравнение с тем, что переживал Лир. У Нэйта не было связи с Эйшей — между ними никогда не происходило ничего интимного. Но он действительно понимал. И ещё он чувствовал себя последней скотиной, осознавал — какую боль причинял омеге своим безграничным эгоизмом. — Калис, — он приблизился к снова обнявшимся отцу и сыну. — Калис, папа устал с дороги. Дай ему хоть освежиться, — он накрыл ладонью плечо мальчика, и тот закивал, отстраняясь. И Лир сам вжался в Нэйта, сам обнял его, целуя в шею, скулу, висок. Альфа тут же ответил на эти объятья, зарылся лицом в волосы, вдохнул запах. От омеги пахло зноем, ветрами, войной, альфами, усталостью… Но он вернулся. Калис потёр глаза, наблюдая за родителями. — Как ты мог думать, что я не вернусь? — слёзно прошептал Лир. — Я ненавижу тебя за это, просто ненавижу… Что я брошу тебя и Калиса… Как это пришло в твою дурную башку? — Прости… Я придурок. На всю голову придурок. Я страшно боюсь тебя потерять, я бы не смог это пережить… — Эгоист… Ревнивая сволочь… Ненавижу… — Я сам себя ненавижу… Калис тихо вышел из столовой, поняв, что отцам необходимо побыть вдвоём. Он направился к комнате, где спал Куар.***
Уже был поздний вечер, а Куар так и не проснулся. Калис стоял у приоткрытой двери и придирчиво его разглядывал. Он был мрачен и хмур. Его одолевали смутные дурные предчувствия. Мальчик запомнил, как Куар жался к его папе Лиру. И ненависть становилась только крепче. Он никогда не видел людей настолько тёмного цвета, и этот ребёнок внушал ему настороженность одним своим странным видом. У него не укладывалось в голове, что Куар может остаться с ними навсегда. Мальчик спал под толстым одеялом, а окна в комнате были закрыты наглухо. Папа Лир объяснил, что Куар привык к жаркому климату, и ему здесь очень холодно. Калис заметил ещё в аэропорту, как мальчик дрожит, хотя одет был тепло. Но в этой одежде Куар выглядел странно, было видно, что ему в ней непривычно и неудобно. «Привык, наверное, голым ходить», — думал Калис. Он ещё не знал, насколько близок к истине. — Он хороший. Вы подружитесь, — мальчик услышал голос папы Лира. Тот опустился перед ним на корточки. — Сомневаюсь, — не задумываясь, ответил Калис. — Я не хочу, чтобы он с нами жил. Лир вздохнул и притянул сына к себе, заглядывая в глаза. — Калис, я хочу кое о чём тебя попросить. — Да, пап… — Пожалуйста, не ревнуй. Он чужой тебе, я знаю. Но мне сейчас очень тяжело. Я могу рассчитывать на то, что ты будешь мне помогать? Сын передёрнул плечами, стрельнул недобрым взглядом в сторону чёрной головы крепко спящего Куара и снова посмотрел на отца. — Да, пап… Конечно… — он потупился. Лир улыбнулся и погладил Калиса по щеке. — Ты же не думаешь, что я тебя разлюбил, правда? — Нет… — хотя Калис с детской категоричностью именно так и думал. Ему слишком не хватало папы всё это время, и он хотел абсолютного внимания. И даже в мыслях не допускал, что это внимание придётся с кем-то делить. — А он… Он по типу альфа, да? — зачем-то спросил он, хотя знал, что — да. — Да. Альфа. Калис, он обычный ребёнок. Просто… Он жил совсем в других условиях. Он — дитя войны. Это страшно, это очень страшно… Калис со вздохом устремил очередной быстрый взгляд на Куара. Мальчик только заметил, что другой рукой отец держит Рамзеса. Любимец семьи тоже старался забраться на руки Лира, едва он зашёл в дом. И только к вечеру у омеги наконец появилась минутка, чтобы обласкать кота.***
Лир возился в ванной уже больше часа. Нэйт нервно перекладывал коробочку с подарком из руки в руку, сидя на постели и задумчиво кусая губы. На полу лежал раскрытый чемодан, и альфа смотрел на аккуратно обёрнутую полотенцем урну с прахом Миро. Отложив коробку, он поднялся и вытащил её. Размотав белое полотенце, поднял повыше, разглядывая. Медь била в глаза рыжиной. — Спасибо, Миро, — прошептал Нэйт. — Спасибо, что освободил его… — Он никогда не держал на тебя зла, Нэйт, — заговорил Лир у него за спиной, и альфа обернулся. Омега стоял в распахнутом на груди махровом халате. Его глаза влажно блестели глубинной темнотой в мягком свете прикроватных ночников. — Я поставлю пока в гостиной на камин. Лир поджал губы, соглашаясь, и альфа быстро вынес урну. Он вернулся через несколько десятков секунд и сразу повалил мужа на постель, распахнув халат полностью. Вспомнив, схватил с подушки красную коробочку, обвязанную золотой лентой, и вложил Лиру в ладонь. Тот, не торопясь, развязал ленточку и уже скоро вертел в руке бриллиантовый браслет. — Это тебе, — прошептал Нэйт, покрывая поцелуями его плоский провалившийся живот. Лир лежал, согнув расставленные ноги в коленях. Влажные ласки Нэйта вынуждали его чуть прогибаться. По телу пробегали мурашки. Он отвык от прикосновений, поэтому ощущения были ярче. Он быстро заводился. Альфа уже исследовал языком его пах, спускался на мгновенно окрепший миниатюрный член. Лир постанывал, облизывая губы и примеряя браслет то на одно запястье, то на второе. — Ты помнишь, что ты сделал той ночью? — прошептал он, уже отложив подарок и заведя руки за голову, вонзив ногти в подушку. — Да, — прошептал Нэйт, сжимая его бёдра и продолжая ласкать языком каждый сантиметр плоти. — Я не знаю, как… Искупить свою вину… — он приподнялся и навис над лицом омеги. — Я не могу себя простить. Поэтому не могу просить у тебя прощения... Мы можем это только пережить… — и он начал жадно сосать, вернувшись к паху, скользя ладонью между ягодиц Лира. — Ты до сих пор почти сухой… — прошептал Нэйт и попытался протолкнуть в него палец, но сухое колечко расходилось с трудом. Омега поморщился. — Обычно, ты сразу начинаешь, — продолжил шептать Нэйт. Он вдавился ртом в губы Лира, целуя требовательно и жарко. — Я хочу тебя, — кусая пухлую губу. Нэйту было уже тяжело терпеть. За два месяца воздержания он сотни раз успел прокрутить в голове, как это будет. Но не смел причинить омеге боль, поэтому не торопился. Расслаблял, расцеловывал, вылизывал это любимое упругое тело. Лир сильно похудел, под кожей легко прощупывались кости, но он не утратил власти над желаниями альфы. Нэйт неустанно его готовил, не позволял Лиру сделать ему минет — хотел полностью овладеть. По крайней мере, сейчас. Через полчаса безостановочных ласк, Нэйт прижался лбом ко лбу омеги. — Ты почти сухой, — снова констатировал он. — Достань гель и не парь мне голову, — прошипел распалённый Лир. У него уже всё сводило от дикого желания. — Хватит играться. — Почему? Это из-за?.. — тяжело дыша, допытывался Нэйт. — Тебе приспичило поговорить? — Лир впился ногтями в твёрдые плечи своего альфы и сполз чуть пониже, агрессивно кусая соски мужа. Нэйт простонал, ощутив, что уже на пределе, и отстранился. Дрожащей от желания рукой открыл ящик тумбочки и достал колбу со смазкой. Он снова вернулся к омеге, подмял под себя, обхватив его ноги под коленями, и приник языком к входу, смачивая слюной. Лир вцепился руками в его голову, ощутив внутри горячий, мокрый язык. По всему телу под кожей пробежала обжигающая дрожь. Нэйт густо обмазал свой член прозрачной смазкой и, заметив, что Лир собирается перевернуться на живот, схватил его за руку. — Только лицом к лицу, — пророкотал альфа, блеснув мутными от возбуждения глазами. И он наконец смог взять своего омегу, как того желал. Перемежая жёсткость с нежностью, он заставлял Лира трепетать и задыхаться, прогибаться дугой и постанывать. От глубоких, медленных толчков омега протяжно стонал на низкой ноте, от частых, почти животных — повизгивал, всхлипывая без перерыва. Нэйт сжимал его горло, подтолкнув к краю постели так, что голова Лира безвольно болталась в воздухе, пока альфа, громко шлёпаясь бёдрами о его — вбивался по основание, а затем замирал и жадно трахал его рот языком, медленно двигался, сминая руками влажную кожу до белых пятен… Упивался им, пытаясь утолить свой дикий голод. И тело Лира отвечало красноречивым, жарким огнём.