Буду идти вперед. Стопы земля сотрет. Тело похолодеет. Через замшелый лес, Но не найду я крест- Дайте хоть горстку пепла. Огонь обнимет тело, Плеснет волна за борт. Взовьется с криком стая - Плыви за горизонт…(с) Помни Имя своё
Калис шёл по краю скалистого утёса, опасно нависавшего над океаном. Его собственные мысли заглушались шумом злых волн и сильного ветра. Он искал папу Лира. Несколько дней назад они приехали в небольшой, почти полностью стеклянный дом, любезно предоставленный им Аранисом Варгом. Папа Лир постоянно кашлял, и отцы решили, что ему необходим влажный воздух — подлечить лёгкие. И, конечно, взяли с собой Куара. Маленький арабчонок и не подозревал, как много на нём грехов. Калис вешал на него абсолютно все беды: и папин кашель, и его обмороки… Ведь всё это начало происходить после двухмесячного пребывания в той душной, убийственной стране из-за него, из-за зверёныша. Куар был виноват абсолютно во всём. Но Калис больше не проявлял к мальчику своей ненависти открыто — ощущал и собственную вину за то, что папа тогда упал, хотя его никто в этом не обвинял. Калис закусил удила: он упорно молчал, но всё подмечал и раздражался ещё сильнее. Родители это видели. Нэйт купил сыну точно такой же костюм иллюзиониста вместо испорченного, но Калис даже не улыбнулся. Тихо сказал: «спасибо» и небрежно смял свёрток подмышкой. В руке он держал длинный прутик, что колебался от сильного ветра. Он бродил по утёсу уже целый час — искал папу Лира. Тот стал иногда уходить на прогулки, никому ничего не сказав. Но Калису хотелось хотя бы видеть его. Находя — никогда не тревожил. Садился в отдалении на поваленное дерево или пенёк, а то и вовсе на ледяную, влажную от брызг воды траву, и молчал. Папа Лир никогда не плакал. Он курил, глядя на волны или на небо, задрав голову, и размышлял. О чём были его мысли, Калису было неведомо. Куар чувствовал себя свободнее: он находил занятия на природе и никому не мешал; раздеваться ему не хотелось — слишком холодно. Южный загар постепенно сходил, Куар уже не был таким чёрным, как прежде. Становился мулатом с нежно-золотистой кожей. Но он по-прежнему не мог освоить разговорную речь и для общения больше пользовался знаками или возмущёнными криками. Калис бросил взгляд на дом: папа Нэйт стоял у прозрачной двери и разговаривал по телефону. Мальчик двинулся дальше, он уже в очередной раз обогнул дом, и тот скрылся за маленьким пригорком. Прутик застрял между крупными камнями, разбросанными в траве, и Калис застыл: Куар на корточках сидел на самом краю утёса и возился с веточками и камушками, сооружая маленький шалаш. Калис встал как вкопанный. Зверёныш находился очень близко к краю, и если его подтолкнуть… Совсем чуть-чуть, самую малость… Какая страшная мысль! Но её нереальная чёрнота обуяла его и поглотила, он не мог оторвать от Куара взгляд. Всего ничего… Несколько сантиметров. Мальчик огляделся по сторонам. Никого не было видно — они одни. Куар без присмотра и так близко к краю… Калис затаил дыхание и, пригнувшись, аккуратно положил прутик на землю. Зверёныш сидел к нему спиной и что-то напевал себе под нос. И он двинулся к нему, обходя камушки и едва приминая траву резиновыми подошвами тёплых ботинок. Мысль ещё не оформилась: она просто вела его — он толком не понимал, что именно им движет. Кроме «Слишком близко к краю… Подтолкнуть…» — ничего не думал. Длинные тонкие пальцы впились в шею зверёныша, Калис надавил, и Куар подался вбок. Волны бились о камни — Калис бросил взгляд вниз. Белые, пенистые, чёрно-синие и прозрачные — они налетали на валуны и разбивались вдребезги. «Вдребезги». Калис толкнул сильнее, но зверёныш в свои семь обладал удивительной силой и вёрткостью, он мгновенно обернулся и вцепился двумя руками в предплечье недруга, сверкнув иссиня-зелёными глазами. «Вдребезги». Калис напрягся и упал на колени, толкая яростно рычащего зверёныша, но мальчику было всё равно — Куар уже потерял опору, нижняя часть тела болталась над скалами. Он карабкался ногами, сгребая камни, и те летели вниз, беззвучно терялись в воздухе и воде. Если бы он не держал Калиса за руку… «Вдребезги». Калис понял, что сам оказался в западне. Зверёныш тянул его за собой, и мальчик поддавался. Но страха не было. В венах бешено бился адреналин, кровь осязаемо бурлила. Куар сумел оторвать одну руку, оттолкнуться ногой, зависнуть повыше и схватить Калиса за длинные волосы, что нещадно трепал буйный океанский ветер. Было очень холодно, но по лицам обоих мальчиков катился пот. Калис уже и сам опасно свисал с края — упирался, напрягая ноги. У него получалось отползать, но зверёныш держался крепко, уже зацепившись за громко хлопающий ворот пальто. Мальчик нашарил свободной рукой камень и начал бить Куара по запястьям и предплечьям, разрывая рукава. Тот уже полностью сполз с утёса. Единственное, что его спасало — у него в руках был сам Калис, совершенно не желавший падать вместе с ним. Зверёныш извивался, кричал и шипел, рычал и пытался укусить, а Калис раз за разом, безжалостно бил острыми краями камня по тонким, крепким ручкам, глядя Куару в глаза. Он видел в них ужас и трепетал от болезненного, странного предвкушения. Адреналин разметался по телу эйфорией. Он улыбнулся, продолжив бить. Всё это продолжалось не больше полутора минут. Чьи-то руки схватили его под рёбра, да так сжали, что Калис услышал хруст. Их обоих подняли и перекатили на безопасное от края расстояние. Куар тут же расслабил побелевшие пальцы и, трясясь, упал на камни. Начал истерически рыдать. Он страшно испугался. Калис медленно приходил в себя, но у него успела промелькнуть мысль, что это папа Нэйт. Он повернул голову и получил такую мощную затрещину, от которой ощутил каждый зуб. Он часто заморгал и, к своему удивлению, обнаружил перед собой отца-омегу… Сердце мгновенно ушло в пятки, а эйфория куда-то улетучилась. Ноги подкосились, и он повалился на траву, неотрывно смотря на папу Лира. Он никогда его не видел таким. Это был чужой человек. Его глаза будто горели и прожигали насквозь, а на лице застыла каменная непроницаемая маска… Но почему-то казалось, что папа Лир, не раздумывая, его убьёт. Отец-омега всегда был чутким и ласковым, любые шалости и провинности прощал, смеясь. Руки его были нежны, а взгляд — тёплым. Калис считал папу Лира слабее папы Нэйта. Во время работы на съёмочной площадке он менялся. Люди его слушались, он умело чередовал веселье с командным тоном; управлял подчинёнными. Но никогда, никогда!.. Он не выглядел таким страшным как сейчас... Калису стало больно дышать. Он не знал, что сказать. Будто протрезвел и понял, что собирался сделать: убить человека на полном серьёзе. Зверёныша. Куара. Но человека. Папа Лир уже уносил ревущего арабчонка. Он больше ничего не сказал сыну. И от этого стало больнее всего. Лучше бы он его ремнём исхлестал — Калису было бы легче. Но папа ушёл. И мальчика пронзило удушающее чувство потери. «Ему больше не нужен такой сын», — простонал он и лёг на заиндевевшую, хрустящую траву, обхватив себя руками.***
Уже вечерело. Калис сидел на крыльце дома и мучил себя противоречивыми догадками. С того момента он не видел ни отцов, ни Куара — они заперлись в спальне. Один раз он подходил к двери и слышал приглушённые голоса. Родители уже несколько часов о чём-то говорили, не выпуская зверёныша из комнаты. Калис так и не решился туда зайти. Мучительно осознавал свой поступок в одиночестве. «Я пытался его убить, — думал он. — Папа Лир не простит меня». Лицо до сих пор горело от удара, но Калис принял это как данность. Он не держал обиды на отца-омегу. «Этого даже мало». Наконец он услышал шаги. На пороге появился папа Нэйт: он скользнул по сыну взглядом, и Калис не смог понять его значения. — Не сиди здесь. Холодно, — произнёс отец-альфа. — Зайди в дом, сынок, — почему-то его голос прозвучал тепло, но мальчику вовсе не стало легче. Его царапало изнутри. Папа Нэйт потрепал его по плечу и подошёл к гаражу, нажал на кнопку, и автоматическая дверь с тихим жужжанием поехала вверх. Калис не пошевелился. Отец скрылся в проёме и завёл машину. Спустя несколько минут на улицу вышел папа Лир, держа на руках дремавшего Куара. Мальчик не решился посмотреть отцу в лицо. Он поёжился, натянув капюшон своего пальто на лоб. Все скрылись в гараже. Отцовский джип выехал на узкую дорожку и направился в сторону трассы серпантина, огибающего утёс. Первой мыслью Калиса было: «Они уехали и оставили меня здесь одного — умирать. Им не нужен сын-убийца. Они будут жить с Куаром и никогда за мной не вернутся», — он сам испугался своей мысли и в первый раз за весь день расплакался, уткнувшись лицом в толстый воротник. Но ему на плечо легла горячая ладонь. Папа Лир сел рядом с ним. Калис ощутил его мягкий запах даже через плотную ткань пальто. А потом отец-омега с такой знакомой, привычной нежностью, обхватил сына руками и прижал к своей груди. Калис расплакался ещё сильнее, вдавившись мокрым лицом ему в шею. — Чш, мой хороший, — прошептал папа Лир. — Ты не виноват. Куар уехал навсегда. Калис дёрнулся и поднял голову, тут же скинув капюшон. Он не поверил собственным ушам. Отец-омега поцеловал его в лоб и снова прижал к себе. — Я люблю тебя, Калис. Не смей сомневаться. Слышишь? Никогда. Я знаю, о чём ты думаешь. Я ударил тебя, чтобы отрезвить. Я сильно испугался. Очень. — Я… Хотел… — мальчик давился слезами. — Я пытался убить его, папа! Я очень плохой сын! — Нет, Калис. Это моя вина. Мальчик не понимал, что он такое говорит. Разве можно простить попытку убийства? Он ничего не знал о своём отце. И ему это всё уже казалось до дикости кошмарным сном. — Всё к этому шло. — Что теперь будет с Куаром? Вся ненависть к зверёнышу испарилась в мгновение ока. Ведь мальчик не виноват в том, что он такой. Это война сделала его… Зверёнышем. А он, Калис, хотел… «Вдребезги». Он содрогнулся, вспомнив двигавшую им мысль. — Ничего. Им будут заниматься специальные люди. Нэйт вернётся послезавтра. Я сейчас принесу урну с Миро, и мы развеем его прах над океаном, — с дрожью в голосе произнёс папа Лир.***
Они стояли на том же краю утёса, где едва не произошла трагедия. Лир держал в руках урну и молился, закрыв глаза. Калис молча смотрел на яркие звёзды и слушал, как волны бьются о скалы. Молитва отца звучала словно грустная, тягучая песня морских духов. Омега закончил молиться и снял с урны крышку. — Прости меня, Миро. Я не справился. Не смог исполнить твоё последнее желание. Я прошу у тебя прощения и понимания, ведь ты меня видишь, — говорил он, глядя в чёрную дыру урны. — Я слишком слаб, чтобы жертвовать своим сыном. Прости. Лир зачерпнул первую горсть праха истинного и развеял её над пропастью. Они долго рассыпали пепел тела с утёса. Омега позволил и Калису развеять несколько пригоршней. Его сын тоже просил у Миро прощения со слезами на глазах.