Позови меня небо Удиви меня правдой Я конечно не первый Кто летал и кто падал Ты как будто нарочно Ты со мною играешь... Агата Кристи
Ваккуум и пустота. Лир завис на стуле, покачиваясь на двух его ножках. Он жевал губу с обратной стороны, в руке дымилась чашка кофе. Голубоватый рассвет забирался в кухню вороватым стальным зверем и поглощал темноту ночи. Бесконечные «тик-так» настенных часов не касались слуха омеги. Он не сомкнул глаз всю ночь. Ни единая мысль не скользила по туманному сознанию. Выжженный, выбритый изнутри наголо, он вяло покачивался, неосознанно держась рукой за стол. «Вот и всё. Вот… И всё», — шептал он, сам себя не слыша. Ледяной и яркий блеск пронзил рассветный полумрак двумя полосами, слившимися в одну под мерный вязкий грохот колёс по камням. Рамзес забрался к Лиру на колени и, подняв голову, требовательно посмотрел на хозяина. Мягкие лапы легли на плечо. Омега положил ладонь коту на холку, а тот ткнулся мордой ему в шею; чуть влажный маленький нос коснулся подбородка, а шершавый язычок нетерпеливо огладил расслабленную челюсть. Но хозяин не замечал его. Тогда раздалось пронзительное низкое «Мяу», и Лир опустил взгляд на Рамзеса — неритмично погладил между ушами. Две передние ножки стула со стуком встали на пол. Лир широко расставил ноги и сжал руками сидушку, а кот перебрался ему на плечи, улёгся как на спинку дивана и загромыхал утробным мурчанием на всю кухню. Лир низко опустил голову и сглотнул. На руку упала капля, вторая, третья. Он сжал зубы — до боли. До скрипа. — Мне всякое снится, Рамзес, — произнёс он. — Всякое, а я не понимаю. Как будто я… Под ЛСД. Снится страшное… И грезится. Ты не понимаешь, но это и хорошо. Я не расскажу тем, кто понимает. Знаешь, чего я боюсь? Кот медленно водил хвостом, гладя хозяина по скуле. — Я боюсь, что это мой конец. Я не выдержу больше, — голос спустился на хрип — с треском и надломом. Лир закусил на мгновение губу. — Я… Правда не смогу, Рамзес… Нэйт приехал. Видел фары? А я не хочу… Говорить. Я не могу слышать вопросы и ответы. Я устал… Я так устал, Рамзес. Он со свистом втянул воздух в нос и снял кота с плеч, поднял на вытянутых руках и заглянул в круглые, слепяще-жёлтые глаза, всё понимающие глаза. Кот покорно висел, чуть напрягая лапы. — Я знаю, ты тоже был не рад Куару. Тебе было тяжелее всех, но ты же терпел. Тебе всё равно, умеет он говорить или нет. Умеет он вести себя с людьми — или нет. Какая разница, Рамзес? Это же неважно… Входная дверь распахнулась. Нэйт шёл тяжело, по пути сбрасывая на секретер ключи и телефон, с шелестом снимая непродуваемое пальто, шмыгая носом. И ступая, так тяжело ступая. — У него тоже камень на сердце, — Лир опустил кота на пол и провёл пальцами по гибкому позвоночнику, до кончика задранного «трубой» хвоста. Омега закашлялся. Нэйт замер в коридоре, а потом направился в кухню. — Всё нормально? — не глядя на мужа, спросил Лир. Снова начал качаться на стуле, вонзив глаза в чёрную паутинку рисунка на кожаной сидушке между своих ног. — Да. — Не рассказывай мне. — Не буду. Нэйт приблизился, опустился на корточки у стула, но не попытался заглянуть в скрытое волосами лицо. Он провёл подушечками пальцев по ногам Лира, скользнул выше, руки замерли на бёдрах и с силой сжали. — Ты не один, — прошептал он, уперевшись лбом в живот омеги. — Не один… Лир молчал, медленно перебирая пальцами по паутинке рисунка. — Все — одни, — прошептал он не сразу. — Приходим сюда одни и уходим — тоже. И хватит меня жалеть, — процедил он, отталкивая от себя мужа и поднимаясь. Альфа встал на колени, не выпустив омегу, крепко сжимая бёдра и вминаясь лицом в напряжённый пресс. — Ты же знаешь, что всё… — Пройдёт. Уже прошло, — омега задрал голову к потолку, не позволяя слезам выкатиться из глаз. — Я всегда был уверен в том, что делаю. Никогда не сомневался, что всё будет по-моему. Никогда не верил в то, что мама может умереть, не спросив меня. Не думал о том, что так всё обернётся с Миро. А теперь мне остаётся только жевать губы и упиваться собственным бессилием. Нэйт, признать свою слабость — самое страшное испытание из всех. Оказывается, я ничего не могу. Ничего не решаю. И я чуть не лишился собственного сына из-за своей глупости… Из-за того, что верил! До последнего верил… В ответ Нэйт крепче прижался к нему, скользнул широкими ладонями выше, накрыв холодные лопатки. Все три недели, что с ними жил арабчонок — Нэйт ни разу не сказал Лиру и слова против, ни разу не проявил раздражения к малышу. Он молча наблюдал за тем, как муж бьётся с призраком матери — на этот раз в лице несчастного ребёнка. С самого начала знал и понимал, что ничего из этого не выйдет. Помогал, занимался, безропотно принимал чужого сына. И ждал. И он не удивился, когда Лир влетел в дом на подогнутых коленях с трясущимся в истерике Куаром на руках. Не удивился, когда он прошептал, глотая слова: «Звони. Звони Чессвику, звони Бейрузу и Диане». Параллельно успокаивал Куара, убаюкивая. И в пустоте его глаз горели ужас и ярость — доступное Лиру проявление страха. — Я догадываюсь, но… Что именно случилось? — спросил его тогда Нэйт, уже покачивая на ладони смартфон. — Я еле успел. Ещё минута, и у нас не было бы сына. Они оба слетели бы… Или Калис стал бы убийцей в одиннадцать лет. Куар хлюпал носом и жаловался на своём языке, заливаясь слезами. Нэйт бросал на него косые взгляды, старался не смотреть прямо. После этих слов они обсуждали только техническую сторону вопроса: людей, и куда и как везти. Нэйт лишь догадывался, что испытывал Лир, но и этой догадки было достаточно, чтобы содрогнуться. Он сделал всё, что от него требовалось. А теперь вернулся и видел то, что и ожидал — разобранного на шурупы мужа. И ему казалось, что пока он его держит — тот не развалится по частям, лишённый всех опор и шарниров. — Нэйт, — позвал Лир и вырвал Нэйта из размышлений. Тот всё ещё стоял на коленях — неизвестно сколько времени. Он уже не чувствовал ног. — Нэйт, выеби меня. Сейчас. Жёстко, чтоб до криков. Чтоб больно. Альфа помотал головой и поднял лицо. — Ты чего? — Я хочу почувствовать хоть что-нибудь, — он вцепился пальцами в плечи мужа. — Без разговоров. Прошу. Нэйт поцеловал его в пупок сквозь тонкую ткань майки и ощутил прохладу тела. Лир будто озяб и покрылся инеем. Альфа начал медленно расстёгивать пуговицу на его джинсах.***
— Папы! — истошно вопил Калис, несясь в спальню. Он с ноги распахнул дверь, и отцы едва успели отскочить друг от друга. Но сыну было всё равно, он запрыгнул на кровать прямо между ними и примостился средь подушек. Его лицо озаряла улыбка от уха до уха, в руках он держал планшет — как самую большую ценность. — Папы, какой у нас точный адрес? Нэйт нашарил на тумбочке очки, пока Лир прикрывался одеялом. — А зачем тебе? — спросил альфа и на автомате назвал адрес, а Калис тут же начал тыкать в экран планшета. — К нам едет Кики! — крикнул он, не в силах сдержать блеска в глазах и радости в голосе. — Кики? Вот бл… — Нэйт прикрыл рот ладонью. Лир спрятал лицо в одеяле. — Да! Он будет у нас через шесть часов. Едет в аэропорт! — снова прокричал Калис. — Чего его нелёгкая понесла? — потирая глаза под очками, спросил Нэйт. — Он спросил, чего бы я хотел. Я сказал — увидеть его. И он сказал — вылетаю!— сын никак не переставал кричать. Родители видели его таким радостным последний раз еще до того, как умерла Ноэль. Он буквально светился улыбкой. Лир не разделял эту бурную радость. Он вовсе не горел желанием видеть сродного брата, но настроение Калиса было в приоритете, поэтому он раскрылся и тяжело вздохнул. — Он что-то хочет, — проговорил омега. — Он будет здесь к пяти вечера, — сказал Калис, поднимаясь с кровати. — Я пойду рисовать ему подарок! — поставил он их в известность и поднялся.— Просыпайтесь! Кики! К нам едет Кики! — нараспев заголосил он и с топотом умчался прочь. — Блять, — одновременно выругались отцы и стали приводить себя в порядок. Кики — один из внебрачных сыновей Кио Бати. Несколько лет назад МакТавиши ездили на один из знойных курортных островов и случайно повстречали там Гидеона Шарда, с которым Лир был обручён с детства. Они должны были пожениться. Но когда все верховные члены Совета преступной группировки «Скарабей» были убиты Варгами, сам Гидеон остался на острове Аллодо, чтобы не попасть под зачистку. Там он и встретил Кики. Так он исполнил желание своего отца и породнился с кланом Бати, хоть и без участия Лира. Когда Лир узнал об этом и познакомился с самим Кики — его порвало от злобы. Отец никогда не использовал Кики в своём бизнесе, не вкладывал ему в руку пистолеты с младенчества и не заставлял работать надсмотрщиком в борделе. Кики был его младшеньким сыночком и тоже омегой, и Бати проявлял к нему исключительно отцовские чувства, иногда приезжая на остров. Дарил подарки и всячески баловал. Лира накрыло волной иррациональной ненависти. Нэйт лично наблюдал за тем, как омега убрался подальше от людских глаз и крошил пальмы своим неизменным ножиком. Первым его желанием было уничтожить Кики. Разбить его красивую, довольную, почти кошачью мордашку. Уничтожить... Ведь он не имел права на существование. Но Нэйту даже не пришлось никак влиять на Лира — он сам понял, когда первый шок прошёл, что брат ни в чём перед ним не виноват. Можно было бы сказать, что Лир дружил с Гидеоном и Кики, но это не так. Он не рассказал им правду. Гидеон до сих пор считал, что Бати погиб от руки Варгов. Думал, что Лир просто не справился, и его обхитрили. И Лир не стал развеивать его уверенности. Гидеон искренне соболезновал Лиру из-за потери отца и спрашивал тогда, собирается ли он… Мстить. На что омега наврал ему с три короба, но объяснил, что месть — излишня. После развала «Скарабея», а точнее — после того, как Варги присвоили его себе — Лир не в состоянии с ними тягаться. И Гидеон его понял, ведь у него тоже не было никакой власти в Карсисе. На острове — да, но он не смог бы «пойти войной» на Варгов, хотя и питал на этот счёт иллюзии. С тех пор он сам в Карсис даже не совался, как и Лир. Поэтому, подтверждая легенду, Лир был убедителен. Гидеону и в голову не приходило, что именно юный омега Лир Галлахер и уничтожил «Скарабей» и собственной рукой убил отца. Даже, если бы он узнал правду — вряд ли бы поверил. Он знал, насколько Лир послушный и выдрессированный сын. МакТавиши и не поддерживали бы с ними отношений, если бы Кики и Калис буквально не влюбились друг в друга. Эти двое могли переписываться сутками. Иногда Кики делал так, как сейчас — приезжал без предупреждения. Брат Лира был сущим ребёнком, и поведение его с трудом тянуло на возраст Калиса. Лир мог даже не спрашивать: он знал, что Кики в курсе буквально всего, что происходит в их доме. У Калиса ничего не держалось за зубами, особенно, если дело касалось его любимого дяди. Именно поэтому при сыне никогда не звучала фамилия Варг и имена. Араниса, с которым в последнее время было связано слишком много, при нём называли исключительно его подставным именем — Арно Брукс. — Кики… — задумчиво прошептал Лир. — Да ладно. Ты видишь, как Калис радуется? Пусть навестит. Он уже месяц тут один сидит, — махнул рукой Нэйт. — Да, — вяло согласился Лир и непроизвольно поморщился.***
— Приехал! — закричал Калис, видя, как к дому подъехала жёлтая машина такси. Мальчик кинулся на улицу, едва не задавив по дороге спавшего по центру коридора Рамзеса. Лир наблюдал через стекло, отхлёбывая горячий чай. Задняя дверца такси, у которой уже подпрыгивал от нетерпения Калис, отворилась, и оттуда показалась джинсовая, светло-голубая кепка, а под ней смуглое лицо с нахальными глазами и ухмыляющимся ртом. Кики чуть потолстел с тех пор, как Лир видел его последний раз. От Кики сразу пахнуло сладостной томностью и здоровьем — ощутимо даже через стекло, изнутри просвечивало солнце Аллодо. Вот она, последняя оплеуха от отца. Омега чуть прищурился и подул в кружку. Кики уже обвесился своими сумками и подхватил на руки скачущего Калиса, но не выдержал нагрузки и пригнулся, водружая мальчика обратно на землю. Лир усмехнулся. — Брат! «Как похоже они с Калисом орут. Вот в кого глотка», — мелькнуло у Лира, когда он оборачивался. Его тут же сгребли и зажали в твёрдых руках, потрясли и потёрлись пахнущей кокосом щекой о волосы. Кики и сам был лохмат: из-под кепки, залихватски завёрнутой набок, торчали короткие крупные кудри. — Скучал?! — Ещё как, Кики, — пролив чай на пол, Лир поставил чашку на стол, с трудом выбираясь из объятий. — Давно не виделись. — Калис сказал, ему тут грустно. Чего ты ребёнку голову морочишь? И вообще, почему ко мне не отправил? Я только со слов Калиса знаю ситуацию, но я бы в любом случае помог. Ты мне не отвечал, — обиженно выпятив губы, говорил Кики. Нэйт задел поясницей чайник, и тот чуть не грохнулся. Брат Лира мгновенно повернулся и раскрыл руки для очередных объятий. — Нэйт! Профессор, иди сюда! МакТавиш хохотнул и покорно обнялся. — Кики, я тебе рад, — прошептал он ему в кудри, туда, где предположительно находилось ухо. — Ты бы знал, как это важно для Калиса. Тот понимающе кивнул и, отпустив Нэйта, огляделся. — Куда мой проказник подевался? Ты где, пупс?! — заголосил он, выбегая из кухни. — А я так хотел тишины, — вздохнул Лир и посмотрел на сброшенные на пол многочисленные сумки и чемодан. — Но я, кажется, догадываюсь, чего он припёрся. — И почему? — Калис ему сказал про пробы, которые мы перенесли на февраль. Он же, сволочь, тщеславный. Ещё в прошлом году кичился. Мнит себя актёром. Нэйт рассмеялся. — Ты серьёзно? Кики? Нет, ну, если учесть, что он твой брат… Лир осёк его взглядом и покачал головой, а Нэйт посмотрел на проём и поиграл бровями. Судя по гомону, создаваемому двумя абсолютными детьми, Калис уже что-то рассказывал и показывал любимому дяде. Это к лучшему. С лица Нэйта сползла вынужденная весёлость, осталась лишь подёрнутая дымкой тоскливой надежды полуулыбка.