Кто никогда не стоял на краю, Тот не поймет.
Белый орёл — На краю
Был тихий светлый вечер, зимнее холодное солнце застыло лишь на полпути к океану. Даже волны присмирели и едва слышно шелестели за стеклянными стенами. Калис и Кики сидели за столом и вяло переговаривались за поздним обедом. Они обсуждали свою последнюю конную прогулку: мальчишки не слазили с коней всю неделю. Нэйт называл их обоих не иначе, как мальчишками. Возле тарелки Калиса лежал рисунок, и Кики придвинулся поближе к племяннику, чтобы заглянуть в листок. — Это бабушка, Калис? Мальчик кивнул и засунул ложку с пастой в рот. Лир сидел в кресле-качалке на открытой веранде и листал сценарий — он не прислушивался к болтовне, но слово «бабушка» привлекло его внимание. — Похоже. Красивая была женщина, — Кики взял рисунок и начал внимательно его разглядывать. — Я видел её только на фотографиях, но мне кажется, очень похожи глаза. Ты где так рисовать научился, пупс? Калис хихикнул и заболтал ногой. Ему нравилось, когда его творения хвалили. Лир скрыл нижнюю губу под верхней, вернувшись к сценарию. Но Кики снова заговорил: — Жаль, она была больной на голову. Калис поднял на него внимательные глаза. — Не надо так говорить, Кики, — тихо сказал он. А Лир резко поднялся с кресла, выронив увесистую стопку листов, скреплённую чёрной пружиной. Сценарий свалился на пол с громким хлопком, ветер тут же разметал оторвавшиеся листки, и омега влетел в кухню, вцепился пальцами в металлический косяк. — Что ты сказал?! — проговорил он клокочущим голосом. Кики повернулся к нему с широкой улыбкой на пышущем здоровьем лице. Но она сразу стёрлась, как будто её и не было. — А что такого? Лир рванулся к нему, ударив кулаком по стеклянному столу так, что тот зазвенел и покрылся сетью глубоких, широких трещин. Калис подпрыгнул на месте, успев убрать со стола руки. — Лир, ты чего? — замахал на него Кики и попытался снова улыбнуться, но у него ничего не вышло. Брат смотрел ему в точку между глаз, навалившись на почти разбитый стол. Осколки по краям начали отваливаться под его тяжестью, разбиваясь вдребезги о кафельный пол. — Калис, выйди отсюда, — рявкнул Лир и схватил Кики за грудки. — Папа! — наконец обрёл дар речи ребёнок, отскакивая от рушащегося стола. — Папа, что ты делаешь? — Кто был больной на голову? — Лир потерял человеческое лицо, сверкнул зубами, покрылся розовыми пятнами от напряжения. — Моя мать была больной? Калис, выйди сейчас же, я сказал! — крикнул он, и мальчик отпрянул к дверному проёму, его губы дрожали. Он ещё не видел папу таким. В тот раз у обрыва — были цветочки. Калис ничего не понимал, чувствовал лишь, как от голоса отца и каждого его движения искрит воздух. Лир уже забрался на стол с ногами, не обращая внимания на то, что тот хрустит и в любой момент грозит развалиться полностью. — Лир, я не так выразился, — проговорил Кики, а Калиса начали грызть сомнения: его любимому дяде грозила явная опасность, но ведь это папа Лир! Его папа Лир! Но, видя, что отец сжал горло Кики двумя руками, он всё-таки сорвался с места. Убежал искать папу-альфу. — Я не то имел в виду! — Сука, — Лир встряхнул его с такой яростной силой, что Кики содрогнулся всем телом и мощно ударился головой об стену. — Моя мать была больной, значит! — не отпустив горло брата, он спрыгнул со стола аккурат на диван, остро врезавшись коленями в бёдра Кики, и тот заорал. — А знаешь ли ты, тварь, что именно твой обожаемый папаша это с ней сделал?!.. До него она была здоровой! — надрывно прокричал Лир, впечатав Кики в угол дивана лицом. Тот не мог пошевелиться. Помимо шока его одолевала боль от ударов по голове и ногам. — О чём ты?! — умудрившись отвернуть голову от подушки, воскликнул Кики. — Отпусти меня, перестань, Лир! Но омега был не в состоянии остановиться, он выхватил нож, что всегда оказывался у него под рукой, и подтянул брата за шиворот, показывая обнажённое лезвие и разверстую пасть пантеры на рукоятке — в опасной близости от лица. — Я убил первого человека в двенадцать лет под его чутким руководством. Просто, забавы ради, — прошипел Лир. — Из пистолета, в упор, но это неважно, правда ведь? Правда, Кики? А потом работал в борделе. Уговаривал омег не рыпаться, когда их будут ебать во все щели, — продолжал он, прислонив нож к скуле брата. — И я ненавидел свою мать, которая якобы сбежала и бросила меня. Да, Кики. И только в двадцать, сука, лет, я узнал, что этот ублюдок уничтожил её, убил, не забирая жизнь! А теперь припёрся ты и смеешь открывать свой поганый рот, говорить, что она была больной на голову! — Лир расходился гневом всё больше, рассказывая… Вспоминая. — Что ты несёшь? Лир, я не понимаю! — чуть не плакал Кики. Его больше всего волновал нож, прижатый к его лицу, и он постоянно косил на него глазом. — Папа? Папа никогда… Лир снова встряхнул его, и лезвие оставило яркую полоску на коже, почти пронзив её. Кики взвизгнул. — Я. Убил. Твоего. Папу, — сказал он, не позволяя брату и пошевелиться. — Этим самым ножом я вскрыл ему глотку, — низко и жёстко произнёс Лир, подтянув Кики за горло ближе к своему лицу, вглядываясь в ужас распахнутых глаз. — Я его убил, сука. И ни капли не раскаиваюсь. Он хотел, чтобы я зарезал Калиса. И Нэйта. Именно та… В кухню ворвался Нэйт с такой мощной волной ветра, что Лир даже скосил на него глаз. — Лир! — сквозь сжатые зубы произнёс альфа. — Лир, успокойся, мы всё решим. Убери нож. Просто убери нож, — говорил он таким спокойным тоном, каким только мог. Он не трогал его, изучая ситуацию, выхватывая из окружения все возможные решения. Несколько лет назад он уже боролся с мужем, спасая от него человека, своего друга. — Нэйт, он сошёл с ума, ты бы его послушал… — пролепетал Кики. — Лир, милый, от тебя требуется только убрать нож — и всё, — прошептал Нэйт за спиной Лира, протянув руку. Он хорошо знал омегу и видел, что тот готов пустить своё оружие в ход. — А теперь беги и расскажи об этом Гидеону. Я всё наврал тогда, всё! Только если Шард сунется ко мне — я взорву, к хуям, ваш остров вместе с вами обоими и никого в живых не оставлю! — Лир рывком подался вперёд, но лезвие опустилось на уровень шеи Кики, уже не касаясь, и Нэйт бросился на мужа — схватил запястье и встряхнул, пытаясь выбить нож, но Лир лишь усмехнулся. Альфа сомкнул пальцы и на другой его руке, медленно согнул их в локтях, прижал обе к груди мужа и потащил его на себя. В такие моменты Лир становился необычайно сильным. Нэйту потребовалась немалая сноровка, чтобы оттянуть его. Кики нервно ощупывал своё посиневшее горло. Он только сейчас понял, что брат душил его на полном серьёзе. На шее выступили уплотнения — будущие синяки. — А сейчас беги, Кики! — прошипел Нэйт, с трудом удерживая Лира в руках. — Просто беги нахер отсюда! Лир так сильно дёрнулся, что умудрился податься вбок, утащив таким образом за собой и Нэйта — они оба повалились на пол. Нож был по-прежнему у него в руке, более того, он целил им альфе в грудь, направив остриё назад. Кики медленно попятился к двери, силясь осознать происходящее. Он тяжело дышал. Ноги болели — он понимал, что и там будут синяки, острые колени будто разорвали мышцы. Мужья возились между осколками стола, и Нэйт умудрился подмять бившегося под ним Лира. Со всем весом поставил ему колено на позвоночник, зная об умении того группироваться. Он на миг поднял вспотевшее от двадцатисекундной борьбы, лицо: — Я сказал уйди отсюда, я не смогу долго его удерживать, — проговорил он и бросил взгляд вниз. Его колено упиралось мужу в грудь. Лир умудрился перевернуться незаметно для него. И нож по-прежнему сверкал у него в руке, хоть и зафиксированной пальцами Нэйта. — Съебись, Кики! — прогромыхал он, чувствуя, что Лир мастерски выкручивается по спирали, уходя от давления — и вот-вот освободится. С Кики сошло оцепенение, и он, на дрожащих ногах, двинулся в сторону лестницы. Едва он скрылся, Нэйт смог поймать Лира, впечатать ему ладони в плечи и вжать в пол. Любое другое резкое движение или удар по лицу для острастки мог спровоцировать более рьяное сопротивление. Омега тяжело дышал, глядя блестевшими немой яростью глазами. — Лир. Тихо, — он медленно оторвал одну руку от взмокшего плеча мужа и ласково провёл ладонью по его щеке. — Всё хорошо, расслабься. Лир… От глубокого дыхания у омеги высоко поднималась грудь и с заминкой опускалась. С исчезновением раздражителя он начал приходить в себя. Нэйт встал коленями по бокам от него и прислонился губами к его лбу. Нож, наконец, стукнулся об пол. Потребовалось несколько минут, чтобы Лир полностью успокоился и расслабился. Альфа приподнял его и прижал к груди, поглаживая спину. Они молчали. — Я напугал Калиса, — сказал Лир свою первую фразу и с толикой удивления огляделся. Будто это не он только что разгромил стол, с которого попадали тарелки — разбились, разбрызгав соус пасты. Повсюду валялись листы сценария. Рисунок с изображением Ноэль медленно кружился в воздухе, падая рядом с Лиром. — Мне надо его найти, — прижав ладонь ко лбу, прошептал он. — Что произошло, ты можешь объяснить? Зачем ты сказал Кики о… — Нэйт, просто дай мне пойти к моему сыну, — перебил его омега. Порывисто поднялся и быстро, нервно поспешил к комнате Калиса. Не стуча, распахнул дверь и вошёл внутрь. Калис поднялся с пола, глядя на родителя со страхом. Лир молча схватил его на руки и прижал к плечу. Ребёнок даже слова не произнёс, только перепугано вцепился в него и сжал торс коленями, зажмурившись и часто задышав. Калис уже был достаточно большим и высоким, но Лир нёс его легко — будто сыну не одиннадцать, а три — умудряясь напряжённо поглаживать по затылку и прижимать к себе теснее, целовать в висок. В прихожей он схватил своё пальто и накрыл им спину Калиса, коленом распахнул входную дверь и вышел на обжигающе холодный воздух, которого не почувствовал. Нэйт наблюдал за ним, стоя в проёме кухни. Он понимал, что творится у Лира на душе. Будто через яростные метания омега передал ему часть себя. Кики тронул его за плечо, и Нэйт обернулся: того по-прежнему трясло, по щекам текли слёзы. Альфе бросилась в глаза ровная полоска, продавленная ребром ножа, посреди щеки, а ещё крупные, наливающиеся фиолетовым, синяки на горле. — Нэйт, — дрожащим голосом заговорил брат Лира. — Нэйт, что это?.. Куда он его понёс? Что… Происходит? — Ты сильно напуган, я понимаю… Пойдём… — он потянул его за плечо и усадил на стул — подальше от осколков. Сам открыл морозильную камеру — в поисках льда. — Кики, что ты ему сказал? — Я… Я… Сморозил глупость, а он… — Что именно ты сказал? — альфа уже достал замороженный лёд и приложил всю пачку к его горлу. Кики передёрнулся, но стерпел. — Сказал, что Ноэль была больной… Больной на голову… Я брякнул, не подумав… — Кики. В этом доме запрещено говорить такие вещи, — равнодушно проговорил Нэйт и со вздохом заглянул ему в глаза. — Это правда… Всё, что он сказал — это правда? Про отца? Про Ноэль? Про бордель? Это бред же.. Может, он тоже… Того? — Кики, ты ничего не знаешь о Кио Бати, хоть и носишь его имя, — без тени раздражения или злобы произнёс Нэйт. — Ничего. — Нэйт, но это же… Неправда?.. Что папа хотел убить Калиса и… Тебя… — Хотел, — покачал головой Нэйт. — Видишь это? — он вытянул короткую, широкую прядь седых волос. — Это появилось после того, как Калиса чуть не зарезали у меня на глазах руками Лира. Ему было полтора года. Лир должен был убить нас, поехать на Аллодо и расписаться с Гидеоном. И вместе они расширили бы сеть Скарабея. Кики часто открывал и закрывал рот, как если бы ему не хватало воздуха. Он заморгал. — Но… — Кики, всё, что он сказал — правда. Я не знаю, зачем. Скорее… Он просто был в ярости. Но теперь уже ни к чему скрывать. Лайош и Аранис Варги нам не враги. В решающий момент помогли именно они. У Кики на лице было написано, какое мучительное осознание вперемешку с войной происходит у него внутри.***
— Папа, ты меня пугаешь… Мне так страшно, — сцепляя руки под затылком отца, шептал Калис, прижимаясь к нему всем телом. — Ты… Почему ты разбил стол? Почему орал на Кики? Он же хороший… Мне тоже не понравилось, что он сказал, но это же просто слова, папа… Лир исступлённо гладил сына и целовал, без конца целовал: щеки, скулы, подбородок, губы, глаза, брови, лоб. — Откуда в тебе столько силы? Я думал, только альфы и беты сильные… А ты одним ударом… И стол посыпался… И… — он нащупал отцовскую руку. — У тебя всего несколько царапин… Омега закрыл глаза, покачивая его на руках, держа на коленях. Они сидели на поваленном дереве за домом. Лир ничего не говорил, не откликался на слова сына, но тот продолжал задавать вопросы. — Сынок, прости меня. Прости, у тебя такой хреновый папа, — прошептал омега, сдавив сына сильнее. — Ты так из-за меня страдаешь, ты устал, мой маленький. Плечи Лира дёрнулись, и Калис ощутил, что отец как будто давится. — Папа, ты что? Пап, ты плачешь? — глаза Калиса тут же обожгло, он зашмыгал носом, целуя отца в щёку, в волосы, зарываясь в него. — Ну, ты что? Ты самый лучший! Я люблю тебя сильнее, чем папу Нэйта… — плакал он, лепеча без остановки, пытаясь утешить родителя, хоть и не понимал, что с ним происходит.