Не боишься оступиться, Ведь чужие раны не болят, Лишь боишься оглянуться И сделать шаг назад!
5 стихий — Гроза
Кики переминался с ноги на ногу, периодически заглядывая в приоткрытую дверь спальни, где лежал Лир. Тот с сосредоточенным видом рассматривал свой нож, держа его на вытянутых руках и, казалось, не замечал сводного брата, пританцовывавшего у двери уже минут пятнадцать. Кики не знал, куда деть руки, не знал — постучать или нет, войти — или нет. Синяки на его шее назрели, оформились в тугие фиолетово-зелёные уплотнения, а на бёдрах остались внушительные следы от колен Лира, но это омегу уже не волновало. Он хотел поговорить и не знал — о чём. Ему было бы легче, если бы брат сам повернул голову и… Прогнал его например, сказал бы хоть слово. Но Лир крутил в руках свой нож и не обращал внимания ни на что вокруг. Нэйт укладывал Калиса спать после того, как тот долго выпрашивал у Лира обещание помириться с Кики. Мальчик никак не мог успокоиться, хотя его уверяли все по очереди, что конфликт исчерпан, и никто больше ни с кем не ссорится. Лир понимал, что он снова ударил по хрупчайшему душевному равновесию сына и скрылся в спальне, где надолго залип на свой нож. — Кики, ты до сих пор здесь только из-за Калиса. Завтра утром мы с тобой выпьем чай, обнимемся, поцелуемся — и ты уедешь, — в голосе Лира прозвучала непреклонная сталь. Кики даже не сразу понял, что он обращается к нему, а потом сделал шаг в проём, приоткрыв дверь пошире. Лир по-прежнему не смотрел на него, в его глазах отражалось лезвие ножа, и отсвечивались ярко-зелёные изумруды глаз пантеры. А Кики вдохнул воздух в грудь, двинулся вглубь светлой комнаты и бесцеремонно сел на кровать, но брат никак не отреагировал. — Ты меня, конечно, извини, но я считаю, что ты не прав сейчас. Я о том, что тысячу раз уже извинился и признал свою вину. От тебя я не услышал ни единого слова за весь вечер. Нож завис в воздухе, а Лир брезгливо поморщился и ничего не сказал. — Но и это ерунда… — Кики потёр под носом и опустил взгляд на бирюзовое покрывало с белыми широкими полосами. — Лир, я ошибся в формулировке, сказал первое, что пришло на ум. Не подумав. И… Я могу лишь догадываться, что у тебя в голове происходит. Я хочу искупить свою вину… — Зачем? — отбросив нож на другую сторону постели, спросил Лир, приподнявшись на локтях и направив на Кики неумолимый взгляд, пронзающий не хуже стрел. — Зачем, Кики? Какую вину? Разве ты ещё не понял? Ты ни в чём не виноват, но я терпел тебя только из-за Калиса. А теперь ты знаешь правду и что ты будешь с ней делать — только твоё дело. Но я всё сказал! — и он упал на подушки, закрыв глаза ладонью. — В том и дело, что ты никогда и ничего мне не рассказывал! Откуда я мог знать?! Я ничего о тебе не знал, Лир! То, что ты сказал об отце… Я до сих пор не могу понять, у меня в голове не укладывается. Но даже, если бы ты рассказал тогда Гидеону — он бы понял! Теперь мне ясно, почему ты всегда держался от меня подальше и смотрел свысока — не доверял. Я изводил себя предположениями. — В смысле, Гидеон бы всё понял? — Лир хмыкнул, и Кики показалось, что даже усмехнулся. — Гидеон Шард? Ты, правда, идиот или прикидываешься? Ты не понимаешь, кто он? Мы все в одном котле варились и делали то, что велели нам отцы! И ты всё правильно понимаешь. Думаешь, я верил в то, что ты так сильно дружишь с Калисом, чтоб припираться, когда тебе вздумается, якобы, когда он позовёт? Да, я считаю, что Гидеон посылает тебя посмотреть, что тут у нас происходит… — Лир, мы же братья! — всплеснул руками Кики. — Ты точно идиот. Мы никогда не были братьями и уже не будем, — Лир подобрался, перевернулся на живот и вцепился пальцами в покрывало, буравя Кики холодными глазами. — Ты — сошка Гидеона. Даже, если сам этого не понимаешь. — Лир, ты не прав… — приглушённо произнёс Кики, потирая затылок. — Ты хоть понимаешь, что я действительно привязан к твоему сыну, к своему племяннику? У меня нет своих детей и… — И что, Кики? Ты забываешь, что не отделим от Шарда. Тот постоянно избегал взгляда Лира, который преследовал. Кики нервно теребил покрывало и громко сглатывал. — У Гидеона есть какие-то дела на острове, он... Смотрящий. И пусть я никогда не занимался подобными вещами, меня никто не учил убивать людей и вообще делать что-то такое… Но я имею представление о клановых системах. Семья — в приоритете. Почему… Как… Убить Калиса… И Нэйта? И заставлять тебя, когда ты был ребёнком… Ты точно не выдумываешь всё это? Прости, но я… Мне трудно это понять… Лир вздохнул. — Хотелось бы мне сказать, что я выдумываю. Поверь. — А если я поклянусь, что Гидеон ни о чём не узнает? — Какая разница? Даже если узнает — я обозначил свою позицию. Знаешь ты, знает — Гидеон. Я не маленький, оставь клятвы для других. — Я хотел стать ближе к тебе с того момента, как узнал, — голос Кики задрожал. — У меня никогда не было брата. И отца Кио я видел раз-два в год, любил его — потому что его появление всегда означало праздник. Пусть я веду себя как ребёнок и кажусь несерьёзным, но Лир... Я знаю, когда быть серьёзным… — Кики, не взаимно. Я всегда хотел держаться подальше. Ты приблизился — и вот, чем кончилось. Я не приму тебя. И дело даже не в том, какой ты, — медленно произнёс Лир, глядя перед собой. — Дело в том, что меня раздражает одно твоё существование. Ещё раз — ты здесь только из-за Калиса. Но не из-за твоих чувств к нему, а из-за его — к тебе. Ему стало легче благодаря тебе, но я всё разрушил. И лучше поскорее всё закончить. Провести ампутацию один раз, а не пилить годами по миллиметру. — Ты понимаешь, что ему станет хуже? — Не смей шантажировать меня сыном, — Лир поднялся на четвереньки и подполз вплотную к брату, заставляя встретиться глазами. — Не смей. Или тебя увезут отсюда вперёд ногами. Я не шучу. Я разучился, Кики. Тот прижал ладонь ко рту, с опаской поглядывая на Лира остекленевшими от собравшихся слёз глазами. — Не поступай так. — Решение принято, — отрезал Лир. — А сейчас оставь меня. Я хочу побыть один. И Нэйт скоро придёт. Кики поднялся, неловко оправил свою помятую майку и потёр глаза. — Я же люблю вас. Тебя и Калиса, — жалобно произнёс он, чуть не плача. — Я не повторяю дважды, Кики, — Лир соединил большой и указательный пальцы и приложил их к губам, отвернувшись к занавешенному окну. Кики ещё постоял, глядя на брата, но всё-таки ушёл, тихо притворив за собой дверь.***
Нэйт наткнулся на брата Лира в кухне. Тот бурно плакал, сжимая в руках рисунок с изображением Ноэль. Альфа хотел незаметно выйти, но, подумав секунду, включил свет и положил ему руку на плечо. — Я вижу, вы поговорили по душам. — Он хочет, чтобы я уехал и больше не приезжал, — всхлипнул Кики. — У тебя есть сигареты, Нэйт? Альфа взял пачку с вытяжки и включил воздух. — Держи, — Нэйт опустился на стул напротив него. Разбитый стол был давно убран, и на его место поставили деревянный, найденный в кладовке. Нэйт сложил руки на спинке стула и прислонился к ней подбородком, наблюдая за тем, как Кики достает дрожащими пальцами сигарету и прикуривает. — Кики, ему надо остыть. Ни принимай так близко к сердцу, — заговорил Нэйт. — Пойми, у нас очень трудные времена. Ему очень тяжело. Навалилось. Ещё это… Он просто устал и единственное, чего хочет, так это покоя. И съемки нового фильма на носу. На пробы ты тоже не едешь? Там второй тур скоро. — Он ничего про это не сказал, а я не спрашивал. Какие в жопу пробы? Он меня видеть не хочет, — простонал Кики. Нэйт погладил его по руке, часто моргая от сизого дыма сигареты. — Ты знаешь его лучше меня, — продолжил Кики. — Ты серьёзно думаешь, что он отойдёт, или просто пытаешься меня утешить? — Я не ручаюсь, но вполне возможно. Лир непредсказуем в последнее время даже для меня. Я не могу ничего обещать, кроме того, что постараюсь поговорить с ним об этом через какое-то время. Когда всё хоть немного устаканится. Пойми его. Ему очень хреново. Так хреново, что я понятия не имею, как собрать его по частям. Неужели ты не видишь, какой он? — Калис мне что-то говорил про истинного… Но это же Калис. А я не расспрашивал, я не конченный, чтоб вмешиваться через ребёнка. А Лир ничем со мной не делится. Но я хочу понять, Нэйт, хочу! — он потёр нос и посмотрел в потолок. — Я пообещал ему, что не скажу Гидеону ни слова, но дело оказывается не в этом, а в чём — хер знает. — Кики, дело в том, что у Лира и так голова рвётся, и он не хочет новых проблем. Ему проще отправить тебя и пустить всё на самотёк. Он не слышит слов, он оценивает только действия. А у вас не было никакой связи. Я понимаю, что ты привязан к Калису, но помочь ничем не могу. Это касается только вас двоих — тебя и Лира. Кики кивнул. — Я понимаю. Я всё понимаю, Нэйт… И… — проводя ладонью по щеке, стирая слёзы, — спасибо тебе за поддержку. Ты мог бы и не говорить со мной сейчас. — Брось. Ещё раз говорю, не переживай так сильно… Ложись спать. Забудь обо всём. Я пойду, прости… Нэйт поднялся и потрепал его по голове, вздохнув.***
— Калис заснул? — спросил Лир, сидя на кровати в темноте. Его лицо слабо освещалось голубоватым экраном смартфона. Нэйт скользнул к нему на одеяло и обнял за плечи, поцеловав в скулу. — Да, давно заснул, — прошептал он. — Что там у тебя? — Тай обзвонился сегодня, я пропустил кучу звонков. Пищит там от восторга. У нас один именитый попадёт в состав, он уже дал согласие. И ещё Таю кто-то очень понравился на пробах. Смс-ок тоже тысячу написал. — Ты хоть собираешься ехать? Этот активист может начать работу и без тебя. — Думаю, — выключив экран и отложив телефон на тумбочку, прошептал Лир. — Я не знаю. Мне всё это кажется каким-то нереальным. — Это же твой фильм. Почему нереальным? — После того, что я увидел там… Мне всё кажется нереальным. Не идёт из головы… Нэйт притянул мужа к себе и уложил на постель, стянул с него домашние мягкие штаны и стал поглаживать по бёдрам. — А ты как думаешь? Может… Мне закрыть всё? Может… Остаться дома? — Навсегда? — целуя в ушко, прошептал Нэйт, забираясь ладонями под его майку. Он намеренно ничего не говорил о ситуации с Кики. — Да. Я думаю о том, что хочу родить ребёнка, — ответил Лир, и Нэйт дёрнулся, с удивлением глянув на мужа. — Что? Ты сам хотел. Самое время… Нет? — Лир… — Я уже ничего не хочу. Ни фильмов, ни людей… Ничего. Мне нужен какой-то смысл, неоспоримый смысл, Нэйт. Маленький ребёнок… — Лир, ты хочешь знать моё мнение? — нависнув над мужем, Нэйт обхватил ладонью его лицо и стал поглаживать большим пальцем губы. — Я хочу ребёнка. Но я думаю, что фильм закрывать нельзя. Это твоё детище. Вспомни, сколько усилий ты вложил, чтобы тебе дали площадку, одобрили в союзе, ты даже добился финансирования фонда! В первый раз. Надо возвращаться в жизнь. Я не дам тебе запереться в норе и закрыться от мира. — А вдруг я не смогу? — рассеянно проговорил Лир, обводя пальцами округлые крепкие мышцы на предплечьях мужа. — Вдруг… Вдруг это больше не для меня? — он прислонился лицом к его руке, поверхностно дыша. — Почему-то мне страшно. Я не хочу оставлять Калиса… — Ему тоже пора в школу. К людям, Лир. К людям. — На хуй эти люди? На хуй они мне? — Перестань, родной. Тебя развлекут твои актёры, с ними ты быстрее забудешь, отвлечёшься… — Нэйт толкнулся в его лоб, заглядывая в глаза. — А вдруг я не хочу ничего забывать? Мне и так кажется, что я ни хрена не помню… Я не хочу забывать… — Иди сюда, — Нэйт прижался к его губам губами. — Не забывай. Но дома ты не останешься. Мы на днях вернёмся в Ратимор, и ты поедешь в Каледон, и снимешь потрясающий фильм, который взорвёт рейтинги! — К Таю? — почти игриво спросил Лир. — И ты даже не будешь ревновать? — О, ревновать я буду. Это моя работа, — усмехнулся Нэйт. — Лир… Ты сказал про ребёнка… А мне кажется, или течка должна была быть неделю назад? Омега выдохнул. — Да. Её не было. Я даже таблетки не принимал, наблюдал, — он закусил губу. — Ладно, всё потом… Лир толкнулся головой в грудь мужа, заставляя его лечь на спину, и забрался на него сверху, прижавшись лицом к животу. — Я люблю тебя… — прошептал он и сполз по нему ниже, оставляя поцелуями влажную дорожку. Нэйт прикрыл глаза, уже ощутив ласковые прикосновения любимых губ к своему паху. Одной рукой он зарылся в волосы Лира, стянул резинку, стягивающую их в тугой хвост, а другой начал шарить в первом ящике прикроватной тумбочки в поисках смазки — Лир по-прежнему оставался сухим. Нэйт планировал по приезду в Ратимор уговорить омегу связаться с доктором Клэптоном и уже предвкушал будущее сопротивление, потому что Лир перестал воспринимать слово «врач». И о Клэптоне ничего не хотел слышать. Но всё потом, не сейчас...