«Обид черных крылья Опустятся пылью, И красный туман застелет тропы все. Чужих ран страданье Убьёт заклинанье...»(с)
Как и все старики, Тони Клэптон просыпался, едва забрезжит рассвет. Но в этот раз его разбудил нетерпеливо пищащий сотовый. Он нашарил его на прикроватной тумбочке, которая ходуном шла от вибрации. Вслепую несколько раз ткнул в сенсорный экран, чуть не сбросив вызов. — Доктор Клэптон слушает, — прокашлявшись, сипло произнёс он. На том конце взволнованно заговорил дежурный врач. — Да ты что!.. – радостно воскликнул психиатр и резко сел. Сразу понял, что это было зря. Поясница отозвалась резкой болью, но не отвлекла. – Так, так… Спокойно, Эдмунд. Мы долго этого ждали. Прекрасно, просто замечательно… Сбивчивая речь дежурного периодически перекрывалась посторонним шумом – громыханием и рёвом. — Ничего не делать, — продолжил Клэптон. — Ждать меня. Мне форы пятнадцать минут. Ничего ему не колоть и не давать. Ничего, Эдмунд, ты слышишь меня? — жёстко спросил психиатр. — Молодец, что сразу мне позвонил, не забыл. Держите его… Я понял-понял. Прекрасно слышу. Скоро буду. К моему приезду ЭЭГ должен быть подключен. Психиатр дал отбой и поднялся с постели, нащупав трость. Восторг учёного захлестнул его. Он даже забыл о привычной утренней ломоте в суставах, из-за которой обычно долго разминал пальцами ноги, прежде чем встать. Он ждал этого дня долгие месяцы. Доктор Клэптон знал о том, что пациент Лир Галлахер не принимает прописанное, знал, что пытается обмануть, но это было психиатру на руку. Преодолев первый кризис, связанный с бессонницей, Клэптон отпустил «поводок». Старик неосознанно перестал относиться к Галлахеру как к другу, как к человеку, которого знал с детства. Незаметно для него, омега перекочевал в его классификации из папки «друзья» в папку «пациенты». И вот их разговоры уже воспринимались исключительно, как приёмы. Лир представлял для него научную ценность и… Не более того. Да, у Галлахера отдельная палата и даже с дверью, но это лишь дань уговору. Он больше не говорил с ним как с сознательным существом, говорил простыми словами и убаюкивающим, но чётким тоном, как говорят с детьми… А также психически-больными. Лир это чувствовал, интуитивно считывал. Злился, замыкался, порой огрызался, но все его проявления – лишь отображение болезни, недуга, от которого необходимо избавиться. Доктор Клэптон перестал видеть в нём личность, лишь материал, но не по своей вине или злому умыслу. Просто больница, просто стены… В них нет здоровых. Доктор Клэптон действительно знал, чего ждать. Он был уверен, что однажды повреждённый рассудок проявит себя. И это будет последнее, что произойдёт с Лиром. Клэптон не сомневался, что потерявший истинного омега, омега, личность которого искажена неестественным путём, умрёт. Но перед этим он предоставит ему бесценный материал для диссертации. Внесёт свой вклад в науку. Клэптон громко постукивал тростью, уже взбираясь на бетонное крыльцо больницы. Его мучила одышка, быстрая ходьба далась старику с трудом, но им двигал неуемный азарт. Он хотел видеть, хотел знать, что же происходит с омегой в этот предсмертный час. Через несколько минут психиатр поймёт, что уже поздно. Бесценных сведений он не получит.***
Всю ночь Лир проворочался, пребывая на границе сна и яви. Образы сменялись один другим, и он летел сквозь время и пространство на такой скорости, что звенело в ушах и спирало дыхание, ветер бил в лицо, он ежесекундно врезался в воду, падая с огромной высоты. Каждая картинка рвалась, появлялась следующая, и это не прекращалось. Порой ему казалось, что он не знает, на чью жизнь смотрит. Здесь было и его детство, и подростковый возраст, он видел мать — молодой и улыбающейся, видел отца, Кики, Нэйта, свой огромный живот и младенца Калиса. Детский смех, мешанина слов, обрывки фраз — они шуршали, как трава на ветру. Порой он улыбался, на душе становилось легко и радостно, но это состояние сменялось пронизывающим страхом. Он всё падал и падал, и не знал, куда летит и зачем, пока не добрался до последней точки. Зависнув в воздухе, он узрел то, что лежало в его памяти тяжёлым неподъёмным пластом. До боли знакомые чёрные точки, помехи, как на экране телевизора, сбой антенны, не более. Но сбой и был истиной. Лайош подложил ему в постель Миро. Лайош подчинял его личность, произнося цифры, гнул и ломал его жизнь. Хохот оглушал. Он слышал каждое слово, понимал, что долгие годы был игрушкой в руках гипнотизёра. Лир слышал отсчёт до двадцати и назад. Ночи наедине с Варгом, а потом гипноз, отбиравший воспоминания. За что? «Чей ты? Чей? Скажи. Ещё раз!.. Умница, мой Тигр». Тигр вздыбился, выпустил когти. Лир осознал, что порой его действия были обусловлены воспоминаниями, к которым он не имел доступа. Гипнотические трансы, постоянная усталость после них и томление. Страх и ревность. Удушающая ревность. Казалось бы, без причины. Лир смотрел распахнутыми глазами, снова летел, и, наконец, треск, что-то разбилось вдребезги. Неприкосновенная тайна открылась, когда блестящий, хрустально-водянистый шар пошёл трещинами. А внутри, в самом центре, стоял Лайош, обнажив заострённые клычки. Помехи. Разноглазая гиена. Снова этот хохот. А у её ног отрубленная голова белого волка, которого он тысячи раз видел в своих болезненных снах. Черепную коробку сдавило воздушным прессом, сплющило, Лир явственно услышал — внутри головы что-то хрустнуло.***
Эдмунд подскочил на койке от нечеловеческого рёва. Так ему показалось спросонок. Он моментально натянул белый халат и выскочил из подсобки, где проводил ночи дежурства. Рванулся на звук, по пути постучав раскрытой ладонью в одну из дверей. Побежал по коридору, украдкой посматривал в пустые дверные проёмы. Все пациенты спали как убитые, никто и не слышал этого нарастающего крика. Звериного, страшного, от которого застывала в венах кровь. Крик поднимался до визга, снова падал и заново нарастал с рычания. Не было никаких сомнений — так орать можно только от страшной боли. Эдмунд втянул воздух в грудь, прежде чем толкнуть дверь в палату. Такая палата была единственной на этаже — с дверью и без решёток на окнах. Лир Галлахер бился головой об стену, брызгая кровью из носа. Кровь залила ему всю кофту, протекла на штаны. Он давил ладонями на стену и с глухими ударами долбился лбом, не переставая при этом орать. За спиной Эдмунда уже выросли два санитара. Здоровенные детины, один из которых был чернокожим почти двухметровым амбалом. Они молча закатывали рукава, оценивая обстановку. Дежурный медбрат стоял в коридоре с полным шприцом наготове. — Я сделаю звонок. Пока скрутите его, — подал голос врач. — Не колоть, — быстро глянув на медбрата, дал он команду. Санитары двинулись на взбесившегося пациента, а Эдмунд освободил им дорогу, отошёл к лестничной площадке. В коридор высунулись несколько заспанных физиономий. Уже разговаривая по телефону, дежурный махнул рукой разбуженным пациентам, чтоб они вернулись в палаты. Галлахер всё не умолкал. Эдмунд слышал звуки молчаливой возни, пыхтение санитаров. Он был уверен в них. Когда доктор Клэптон дал отбой, он зашёл в палату. Чернокожий санитар держал Галлахера, заломив ему руки за спину, а второй раскрыл смирительную рубашку и примерялся, чтобы накинуть и зафиксировать её на беспрестанно дёргавшемся пациенте. Тот вертел башкой и сопротивлялся всем своим гибким телом. — Всё хорошо. Сейчас приедет доктор Клэптон, — профессионально, елейным тоном заговорил Эдмунд. Перед тем как зайти, он дал указание медбрату идти в лабораторию, готовить аппараты. — Мы проверим твою мозговую активность. Это не больно. Успокойся, Лир. Тебе не причинят вреда. Галлахер молча смотрел на него, раздувая ноздри, из обеих текли широкие струи крови, лоб был разбит. Пациент открывал и закрывал рот, его глаза застыли, зрачки сузились до точек. Санитар всё никак не мог нахлобучить на него рубашку, спросонок пальцы путались в ткани. — Доктор Клэптон. — прорычал Галлахер. — Всё будет хорошо, как же!.. — гортанно протянул. Эдмунд и бровью не шевельнул. Ничего не происходило. Всё шло по плану. Дежурный был предупреждён о том, что сопротивление Лира может удивить, но, по мнению врача — всё стандартно. Галлахер зажмурился, а дальше, Эдмунд даже не успел зафиксировать произошедшее. Лир завертелся пуще прежнего, извернулся, санитар бросил рубашку, кинулся на помощь напарнику. Топот, треск, глухие удары, утробное рычание — не горлом, откуда-то из груди. И вот один уже согнулся, прикрывая живот, а второй отлетел к оконной раме, битые стёкла и кровь. Санитары были слишком большими, и инерция взяла своё. Лир поднял с пола смирительную рубашку и кинул её белому на голову. Мгновение растянулось. Галлахер запрыгнул на подоконник, рыкнул напоследок: — Привет передавайте Клэптону. — И сиганул в открытое настежь окно. Эдмунд поздно понял, что санитары слишком медлительны для этого вёрткого и техничного омеги. Поднаготной Лира Галлахера он не знал. Все трое работников больницы кинулись к окну. Лир спрыгнул со второго этажа. С трудом поднялся и двинулся, волоча левую ногу. — Вот сука, — выругался негр, вытирая кровь с уголка рта. Галлахер сильно приложил его, шея уже распухала. — Идём, Дэн. Далеко он не убежит, подвернул ногу по ходу. Аж челюсть занемела, чтоб его холера… Санитары, а следом и Эдмунд, рванулись к лестнице. Прыгать они не решились. Второй этаж располагался примерно в трёх с половиной метрах над землёй. Медбрат уже подключил аппараты и возвращался к палате Галлахера. К своему удивлению, он приметил этого пациента возле стойки дежурного, да ещё и в одиночестве. Над стойкой располагались ящики с одеждой больных. Омега шарил по одной из полок, не замечая его. На распахнутой дверце зияла дыра от сорванного замка. — Мистер Галлахер, вернитесь в палату, — сказал он ровным голосом без тени эмоций. Ему ответили испепеляющим взглядом. Галлахер держал в руке пакет со своими вещами. Он шикнул и приложил палец к губам. — Тссс… — в его руке блеснул металл. «Нож», — у медбрата расширились глаза, а Галлахер задом двинулся к лестнице. Дежурный хотел приблизиться к стойке и нажать заветную кнопку, но Лир резко выбросил руку вперёд, врач услышал свист, в деревянную стойку воткнулся нож и заколебался из стороны в сторону. Галлахеру хватило несколько секунд оцепенения медика, чтобы исчезнуть со второго этажа, сбежать по лестнице и толкнуть входную дверь больницы. Он вышел через парадный вход, пока санитары и Эдмунд бегали по заднему двору. Всё это заняло у него две с половиной минуты. Двухметровый забор он преодолел ещё через сорок секунд. Благо, лазейку, где в стене были рытвины от старости, он хорошо знал.* * *
— Идиоты, — прошипел он себе под нос, спрятавшись меж густых, жёлто-зелёных деревьев, спешно переодеваясь в обычную одежду. Он часто и поверхностно дышал. Едва Лир выбрался из стен психиатрической клиники, его пронзил очередной приступ боли, который затих на время концентрации, а теперь вернулся с новой силой. Кровь из носа снова затекала в рот. Лир упал плашмя, вжался лицом в землю, глуша вырвавшийся крик. Всю операцию побега он придумал, едва в палату вошли санитары. Выпрыгнув в окно, он изобразил прихрамывание, дав им иллюзию, что время у них есть. Лир слишком хорошо группировался в прыжке. Когда же их лица исчезли из окна, он отсчитал пятнадцать секунд и полез обратно по стене, по выступающим каменным плитам, служившим облицовкой. Он допускал вариант, что они могут притаиться и ждать — при недюжинном уме, но всё же рискнул. Санитары не обманули его ожиданий. А теперь он судорожно жевал землю, задыхаясь от боли. Уходить нужно было как можно скорее. Мозг не успевал обрабатывать всю информацию и возможные варианты. Но это было неважно. У Галлахера появилась цель, и он был намерен её достичь, чего бы ему это не стоило. Разбуженный Тигр поднимался, падал, снова поднимался, и в глазах его горели только боль раненого зверя и ярость. Ему было неведомо, что психиатр и Лайош – давно его похоронили. Ждали лишь, когда это случится фактически. Невдомёк было, что и Нэйт… Едва ли не желал этой смерти. Но какое Тигру дело до людских предположений? Он жаждал лишь одного – крови.* * *
Лир Галлахер сбежал, оставив болтаться в столе фигурный нож и разбив физиономию Дэйва. Сбежал, забрав то, чего психиатр так желал. — Он был в состоянии аффекта… — А вы с аффектом прежде не сталкивались. — Сталкивались, но это было так внезапно, так… Он омега. — Я предупреждал. Санитары стояли, опустив головы, как провинившиеся дети. Доктор Клэптон был крайне недоволен. — Он не может далеко уйти. Он умрёт в течение этого дня, — проговорил он больше самому себе. — А я, благодаря вам, остолопам, лишился прекрасной возможности… Я говорил тебе, Эдмунд, что он очень развит физически. А при выбросе адреналина способен просто на чудеса. Именно поэтому он мне и был так важен! — в порыве чувств Клэптон ударил кулаком по столу и отвернулся. Дежурный и санитары поняли, что разговор окончен. В голове не укладывалось, как матёрые санитары могли упустить этого мальчишку. И не таких скручивали, но ничего не поделаешь. Видимо, Лиру улыбнулась удача. Но зачем сбегать? Это было совершенно не по плану Клэптона. Теперь он размышлял о том, стоит ли поставить в известность Варга. Именно с ним Лир вчера уезжал на несколько часов. Было очевидно — что-то во время этой встречи послужило спусковым крючком. Что может он сделать дальше… Это не было аффектом. Или было? Санитары описали каждое действие пациента — он натренированный Аранисом убийца. Нужно было день и ночь пасти его с армией санитаров. И всё же, всё же… Подключить полицию? Клэптон надолго задумался, склонившись над столом. Полиция, Варги и МакТавиши. Насколько это целесообразно? Драгоценное время уходит, а решения нет. Галлахера нет!.. А медицинская этика? Следуя ей, он должен позвонить в полицию. Объяснить, что сбежал потенциально-опасный, буйный пациент. Старик хлопнул раскрытыми ладонями по столу и крякнул, скривил губы и прижал пальцы к подбородку. — Лир-Лир… Он покосился на мобильный телефон.* * *
Интуиция Лайоша всегда была обострена. Ему часто снились, что называется, вещие сны. Однажды он не позволил Аранису выехать в ночь. Позже выяснилось, что на участок дороги, по которому должен был проезжать его брат, упало дерево, пять человек погибло из-за столкновения кортежа из трёх автомобилей. Но этой ночью ему опять снился тигр. По логике, по словам Клэптона, всё шло к тому, что Лир умрёт, морально ли, физически — неважно, но умрёт. Однако тигр упорно терзал во сне его самого. Кровь снова лилась фонтаном. Оскал и жёлтые горящие глаза. Затылок Лайоша был мокрым насквозь. Он смывал пот под душем. Мысли о скорой смерти Лира были одной из причин, почему Варг не выдержал вчера, почему сорвался, почему выпустил на свободу своё желание. Это запретное воспоминание он хотел оставить на будущее… И ведь как просто всё. Как легко Лир ему ответил. Как легко они отстранились. Всё так, как должно было быть. После поцелуя они еще несколько минут смотрели на гиен, прежде чем Лир вспомнил, что обещал Клэптону вернуться к обходу. Выйдя из душа, Лайош затянул пояс на халате и покинул спальню. Не обратил внимания на телефон, что светился звонком на беззвучном режиме.