«Ну, целуй меня, целуй, Хоть до крови, хоть до боли, Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй». С. Есенин
Лайош плакал как дитя. Захлёбывался рыданиями, не мог дышать и сипел. Истерика накрыла его с головой, поглотила. Наружу обжигающими потоками выплёскивались слёзы, глаза жгло, Варг не мог остановиться. Он находился в приватном будуаре своего ночного клуба, закрыв дверь на ключ. Лежал на полу, прижав колени к груди. На столе стояли две пустые бутылки виски и третья — початая. Его преследовал образ израненного, уничтоженного, мёртвого Ремо. Когда он был там, дышал дымом ревущего пожара — ничего не чувствовал, не был способен осознать происходящее. Мог лишь действовать. Но теперь… Теперь боль сковала всё тело, заполнила каждую мышцу, отключила разум. Варг-младший снова и снова смотрел внутренним взором на мёртвых, покалеченных коней и хищников, на искажённые ужасом лица, на горе Дарнелла, на обгорелый ботинок Винсента. Он до боли кусал кулак, оставляя на нём отпечатки зубов — синие полумесяцы. «Прости меня, папа… Я не сберёг твою мечту…» Было раннее утро. Алкоголь не заглушал боль, лишь высвобождал её, изнутри знобило. Режущая, как от ранения, — она толчками шла наружу, застилала глаза слезами и звучала сонмом голосов раненых зверей, людей, рёвом бушующего пожара… Всё смешалось. Оглушило. У Лайоша не было ни единого шанса спрятаться от себя, задушить чувства, которые оформились и представляли собой лишь боль… Боль… От потери. Страшной потери себя. Этого не могло случиться, так не бывает. Ремо неприступно, Варг неуязвим, но… А за всем этим стоял тот, чей образ вызывал новые спазмы по обессиленному, напряжённому телу. Тот, кто был прав от первого до последнего шага. И тот, кого Варг ненавидел, и в эту минуту, ни секунды не раздумывая — убил бы. Одним взглядом. Приказал бы его сердцу остановиться. Даже воля телепата, выходившая за пределы разумного, не смогла бы этого сделать, но плачущий мужчина снова и снова представлял это: как смотрит на него, и сердце смеющегося Тигра, чья фигура объята пламенем, обрывается, перестаёт стучать, а тот чернеет и умолкает… Навеки. Тигр из сна пришёл и загрыз его, вцепился в горло и пустил фонтан крови. Варг-младший долгие годы не отделял себя от Ремо. Сердце отцовского детища билось у него в груди. Лир убил их обоих — Ремо и Лайоша, но последний продолжал дышать, хоть и с большим трудом.***
Не поднимаясь с пола, он вслепую нашарил на низком столике бутылку виски, откинулся на спину и приподнял голову. Присосался к горлышку, глотал обжигающий напиток как воду. Слёзы катились с уголков глаз на виски, затекали в уши. Лайош поморщился, лёг полностью, пытаясь найти положение, чтобы стало легче дышать. Вскрикнул, зажмурившись и уронив бутылку. Она покатилась к дивану, разливая содержимое. Мужчина захрипел, задышал часто и шумно, проталкивая воздух в горло, ударил себя по щеке. «Зачем я его спас? Какого хуя не убил сразу? Не дал рыси, не дал взорваться вместе с домом? Проклятое, глупое дитя. Лишь бы играть, лишь бы рушить», — глядя в кружащийся, плывущий над головой потолок, мысленно кричал Варг. Ответ пришёл сам собой.***
— Да. Проснулся. Ничего. Сидит на диване, — телохранитель по имени Локо заглянул в приоткрытую дверь. — Моргает. Воды дали. Нет, ничего не просил. Но выхлебал литра полтора. Не говорит. Ждём, Лайош. Альфа лет тридцати пяти был типичным представителем своего типа — огромный, широкоплечий. Профессия наложила на него отпечаток. Абсолютно бесстрастное выражение лица, холодные, пронизывающие глаза непонятного цвета: то ли карие, то ли болотно-зелёные. Тёмно-русая, густая бровь была разбита на три части уродливыми шрамами, как и длинный, широкий, давний порез на шее сбоку. Локо поправил кобуру, открыл дверь пошире и бесшумно вошёл в комнату. Он прекрасно знал, кто перед ним сидит. Ещё он знал, что в Ремо погибли члены охраняемой семьи. Омега не обратил на него внимания. Его голова чуть покачивалась, он пытался сфокусироваться на точке на стене. Телохранитель Варга встал перед ним и пощёлкал пальцами перед лицом. Лир заторможено повернул голову, смутным взглядом уткнулся в широкую грудь Локо. Мужчина был закалён, его сложно было удивить или вызвать эмоции, — он выполнял приказы, и главной его задачей было охранять Лайоша Варга, — но сейчас телохранитель испытывал откровенную неприязнь и подавлял её рассудком. Локо не понимал, зачем хозяин спрятал Лира Галлахера в своей квартире, но виделось ему, что Лайош просто оттянул расправу. Возможно, хочет поквитаться с этим убийцей наедине, собственноручно. Это было единственное объяснение поступкам всегда жёсткого в решениях криминального авторитета. Локо не привык задумываться над приказами хозяина, а тем более оспаривать, но он тоже человек — у него имелись свои соображения. Убийство всегда должно иметь цель. У разрушений — должна быть цель. Оправдания убийству нет, но альфа не мог представить себе причину, по которой этот весьма молодой омега сотворил такое с Ремо. Заказ? Локо смотрел в равнодушное лицо парня, ему было интересно. Любопытство к чужим делам пробуждалось в нём крайне редко, и это как раз тот случай. — Выспался? — грубо пробасил он. Лир кивнул и скрестил ноги по-турецки, положил на каждое отведённое в сторону колено руку. — Ещё воды? — Локо потряс в воздухе литровой бутылкой. Парень отрицательно качнул головой. Телохранитель размышлял о том, что, по-хорошему, его надо бы избить до полусмерти, переломать все пальцы, вырвать клоки волос, разукрасить эту красивую, холёную мордашку, возможно, выебать, порвать, засунуть мордой в унитаз... Но Лайош ясно дал понять — не прикасаться и пальцем. Слова Варга — закон. Альфа почесал бритый затылок. Он также не привык задавать вопросов — не положено, но человеческое любопытство взяло верх. Локо сам отхлебнул из бутылки и сел рядом с парнем на широкий диван. — Ты понимаешь, что тебя ждёт? Ты не пытаешься сбежать. Это странно. Лир скосил на него глаз. — Ты не в меру разговорчивый. Но я отвечу на твой вопрос. Мне уже всё равно. — Так не может быть. Ты слишком хорошо соображаешь. Я сужу по тому, что ты провернул. — Именно поэтому мне всё равно. Я умер там. И я знаю, что Лайош тоже умер. — Он живой. Омега хмыкнул. — Мёртвый. Фактическая смерть — вопрос времени. — Бред несёшь. — Возможно, — кивнул Лир. — Я психопат. Сбежал из клиники. Мне по статусу положено. — Для психа слишком ясно выражаешь свои мысли. И слишком последовательно действуешь. Дай боги каждому. — Так, по-твоему, здоровый сделал бы то, что сделал я? — Это не заказ? — против обыкновения, альфа двинул бровями. Лир Галлахер усмехнулся. Он не шевелился, всё сидел в одной позе. — Один вопрос. — Ну? — Ты не пытался убить Лайоша. Фактически. Ты думаешь, это получится сейчас? — Я не собираюсь его убивать. Фактически. — Твоей целью были младшие близнецы? — Они погибли? — Они не погибли. Ты убил их, — Локо посмотрел на Галлахера и пояснил, — взорвал конюшню. Лир шевельнулся, набрал воздух в грудь. — Пусть покоятся с миром. — Не понимаю, зачем Лайош с тобой возится, — покачал головой телохранитель и бурливо выпил ещё воды. — Я уже сутки с тобой нянькаюсь, — зачем-то добавил Локо. — Я спал сутки? — Даже больше. Сейчас два часа ночи. Лир не ответил, прислонился к спинке дивана и вытянул ноги. Локо посидел ещё несколько минут и оставил омегу в одиночестве.***
Лайош Варг вошёл в комнату. За всё время Лир вставал с дивана только дважды — по нужде. Даже не попытался выйти из квартиры. Сидел в тишине, вложив ладонь в ладонь, и смотрел внутрь себя. Локо проверил его ещё несколько раз. Но омега не проявлял интерес ни к чему, ничего не просил, от еды отказался. Просто ждал. Лайош коротко переговорил с Локо и отпустил его, а теперь прикрыл за собой дверь. Лир посмотрел на него тяжёлым, давящим взглядом. Варга было не узнать. Костюм сидел на нём идеально, как и всегда, волосы были заплетены в косу, зачёсаны на пробор, блестели, как обычно. Но его неровно покрасневшие губы растрескались, шелушились, а глаза впали. Его внутренний лоск исчез, а внешний не скрывал боли, исказившей взгляд всегда равнодушных, страшных в своей необычности глаз. Они покраснели по контуру, веки припухли. От Варга разило перегаром. Лир поёрзал на месте, а потом пересёкся с мужчиной взглядом. Лайош взял стул у стены за резную спинку, поставил его напротив омеги, сел и засунул руки в карманы брюк. Оба не проронили ни слова. Вскоре на кофейный столик со стуком лёг давний подарок Лайоша — нож, оставленный Лиром в психбольнице. Изумруды глаз пантеры отразили электрический свет, блеснули. Варг положил рядом с ним пистолет и снова спрятал ладони в карманах брюк, отклонился на стуле. — Давай, — проговорил он, указав подбородком на оружие. Лир даже не посмотрел. — Ну? Что? Ты же этого добивался. Вперёд. Вот он я. Весь в твоём распоряжении. Это должно прекратиться. А пути назад нет. Закончи то, что начал, — отчеканил он хриплым голосом и цыкнул. Но Тигр всё молчал и не двигался. — Мне не надо объяснять, что ты всё вспомнил. Я не хочу разговоров. Я хочу, чтобы это закончилось. Здесь. И сейчас. — А я думал, ты загипнотизируешь всех. Их, меня… Себя. Заберёшь память, — отозвался Лир будто издалека, глядя на картину, висевшую над электрическим камином. Обычный натюрморт, но какой красивый: два раскрытых граната в гроздях красного винограда, — Не можешь? — он повернул к нему голову. — Сдаёшься? Лайош сцепил руки на колене в замок. — Зачем убил рысь? Зачем снял с крыши? Так было бы проще всем, — голос омеги задрожал, и самого его пробрал озноб. — Я мало сделал? Тебе недостаточно причин? — почти плаксиво протянул, прижав тыл ладони к глазам, сомкнув веки. Кожа вокруг глаз сморщилась. — Я устал. Бери нож, пистолет. Сам. Делай. Я просто хочу уйти… Варг молчал, наблюдая за ним из-под густых ресниц. Чёрный глаз холодно блестел обсидианом. Лир порывисто поднялся, толкнув коленом кофейный столик. Толчок показался слабым, но столик трескуче прозвенел, столкнувшись с полом, упал на бок, стекло не выдержало веса, обломалось до каркаса. Стол встал под углом ножками вверх. Лайош поднялся, отодвинув стул. — Неужели ты не понял, что я пришёл за смертью?! Я не могу тебя убить! Не могу, и ты знаешь, почему! — закричал Лир. — Выжечь поля вокруг тебя, уничтожить твоих коней, ебучий зверинец, поднять на воздух хоть весь Карсис, но не тебя!.. — Галлахер уже стоял вплотную, схватив Варга за ворот. — Ты внушил мне это проклятое чувство, ты и только ты!.. Так освободи… — прошипел он ему в губы, бешено сверкнув белками глаз. — Я жить не могу… Лайош смотрел на него, чувствуя, как к горлу подступает колючий ком годами копившейся, бессильной... Безмолвной злости. Сдавил запястья омеги одной ладонью. Такие хрупкие на ощупь, такие изящные, но твёрдые руки. А как вонзят нож в самое сердце — и не заметишь. Черты лица Варга смягчились, в висках у него стучала кровь. Он провёл пальцем по скуле Лира, читая в его глазах отражённую со дна души, плещущую через край ярость, обиду, непонимание… — За что, Лайош? За что?.. — проговорил, едва размыкая зубы, по щекам Лира потекли две крупные капли слёз. — Я так любил тебя… Я люблю… Теперь между нами море трупов. Одна ненависть. Варг прикрыл на мгновение глаза, резко оторвал от себя его руки и с размаху ударил по щеке так, что Тигр отлетел обратно на диван. От угла пощёчины, Лир развернулся в полёте и упал лицом на чёрные, бархатные подушки. Лайош потёр запястье, посмотрел на свою ладонь, её покалывало отдачей. Отшвырнул осколки, приблизившись к дивану. Провёл рукой по лицу, стирая наваждение. Плечи Лира сотрясались, он не оборачивался. Варг схватил его за предплечье и развернул. Зажав ткань рубашки по центру груди в кулак, встряхнул омегу и приподнял верхнюю часть тела. Каждое движение мужчины было наполнено болезненной судорожностью. Лайош плохо себя контролировал, но усердно пытался взять себя в руки. Лир сцепил пальцы на его запястье и обмяк, его щека горела. — Я был слишком самонадеян, — начал он. — Я не смогу тебе объяснить, почему и зачем, я не могу этого сделать, Лир. Я не хотел. Не имел и малейшего представления, чем всё это закончится. Считал, что таким образом защищаю тебя от себя, — говорил он, уперев ладонь в спинку дивана и нависнув над Лиром. — На самом деле, я защищал только себя. Мне потребовалось много времени, чтобы понять… — Что, понять? — Что я проиграл, — Варг отпустил его. Рубашка бугрилась смятыми влажными складками. — Убей. К дьяволу, — Лир встал на пол, поднял засыпанный осколками пистолет, плашмя толкнул его Лайошу в грудь. Тот уже распрямился. — Я считал своё чувство к тебе — слабостью. — А теперь ты так не считаешь? — Лир с силой надавил пистолетом на грудь. – Лайош, — с мольбой в голосе и взгляде прошептал он. — Какое чувство? Будь честным хоть раз. Тебе просто было интересно наблюдать, как я буду извиваться… Как насекомое, которое ты тычешь булавкой… — Это не так… — Ладно, я сам!.. – резко повысив тон, вскинулся Галлахер и прижал дуло к своему виску. Его лицо было мокрым от слёз. Но Лайош сдавил его запястье и вырвал пистолет, отбросил, обхватил голову омеги и вдавился лбом в лоб. — Лир. Я ненавижу тебя. Ненавижу. Я хочу тебя убить с особой жестокостью, хочу задушить, хочу сдавить череп так, чтобы он треснул, хочу зарезать… За всё, что ты натворил, за всё, что причинил мне. Но я не способен, — прерывисто произнёс он, спустившись на последних словах до шёпота, скривив губы. Лир глотал слёзы, неотрывно глядя в разные глаза, которые его больше не пугали. — Я люблю тебя. Всегда любил. — Но каждый раз мучил, издевался, забирал воспоминания, — Галлахер сжал рубашку Лайоша на плече, треснула ткань. — Ты не знаешь, что я пережил за эти месяцы. Понятия не имеешь, сколько крови потерял за последние дни. А теперь скажи мне, посмотрев назад, вспомнив Ремо… Оно того стоило? Оно стоило того?!.. Я убил твоих коней, твоих зверей… Я убил детей Дарнелла, хоть и ненароком, но убил!.. Так, о чём теперь говорить? Просто избавься от меня!... — бешено затряс его плечи, давясь слезами. Лайош вмялся носом в его нос, закрыв глаза. Лицо Лира было влажным от слёз и пота. Никакие слова на ум не шли. Он сцепил пальцы под затылком омеги. — Нет, — отрезал Варг. — Ты думаешь, я не знаю, что ты и Клэптон похоронили меня ещё десять дней назад? Нетрудно догадаться, что он ждал этого с самого начала, а ты — вместе с ним. И все твои слова, взгляды, тот поцелуй… Прощание!.. Вы молчали, ничего не говорили. Оба. Клэптон в курсе всего того, что ты делал, я уверен. А возможно, вы сговорились ставить эксперименты на людях, как на ебаных, лабораторных мышах!.. — Лир попытался вырваться из рук Лайоша, но тот не выпустил, вжал его грудью в свою, зарылся лицом в волосы, вдыхая запах. Мял светло-каштановые локоны в руках, слушая и содрогаясь от каждого слова, как от удара. — Я боялся этого. Но не верил. И когда он позвонил мне — я не поверил в твою смерть. Я бы почувствовал, — прошептал он ему в волосы. — Я всегда тебя чувствую... Лир упёрся руками в плечи, силясь отстранить Лайоша, но тот будто окаменел, легко пресекал любые движения омеги. Тот был ослаблен, это не было сопротивлением в полной мере. — То, что ты сейчас делаешь — кощунство по отношению к памяти близнецов и Коди Квода. К Ремо, в конце концов, — прошипел Лир. — Я предатель, змея, которую благородные Варги однажды пригрели на груди. Так было всегда, со времён «Скарабея». Аранис свернул бы мне шею, не колеблясь ни секунды. — Но я не Аранис. И я знаю причины. — Следствия сейчас важнее, — Лир сопел, всё его тело было напряжено, хоть он уже и не вырывался. — Лир, а ты подумал о Калисе?.. — невпопад спросил Варг. — Как только я умру, Нэйт получит письмо, и Калис перестанет существовать на бумаге, исчезнет, затеряется. Лайош водил ладонью по его шее, спускался ниже по позвоночнику, тесно прижимая Лира к себе, смотрел широко раскрытыми глазами, ничего не видя. — Это должно было когда-то случиться. Ремо не могло стоять вечно. — О чём ты? — Мне страшно больно, Лир. Ты взорвал не землю – меня. Но впервые за долгие годы я чувствую себя свободным... Парадокс. Лайош всё ещё дышал едкой гарью — отравленный воздух усадьбы намертво впечатался в рецепторы. Варг пытался заглушить его запахом Тигра. Насыщался едва уловимыми молочными нотками и свежестью, шумно вдыхал, сминая Лира в руках. Понимая, что Лир прав — это кощунство, страшное кощунство, но Лайош держал его и не хотел отпускать, не мог. Тигр — отражение его самого. Он создал его по своему подобию, а чудовище может создать только чудовище. Так кого винить, если творение превзошло своего создателя? Лайош сжал смуглое лицо в ладонях, вгляделся в тигриные глаза и впился в губы. В этом поцелуе не было и толики нежности, только слепая, яростная страсть. Жестокие ласки Лайоша встретили пылкий ответ, Лир приник к нему, вцепившись в загривок, а Варг схватил его за горло. Они неловко переставляли ноги, чтобы не наступить на осколки, задевали их, и те звенели, пока двое — каждым движением, вдохом, выдохом и шипением рассказывали друг другу то, что не смогли бы объяснить словами.