«Если однажды горячее солнце Станет холодным как утренний лёд, Если зима жарким летом вернётся И на песок белый снег упадёт, Если беда, что ничем не измерить, Рухнет на землю, косою звеня, Ты будешь знать, что я твой добрый гений, Я буду знать, что ты любишь меня...»(с) Денис Майданов — Вечная любовь
— Я бы хотел его увидеть. Обещаю, без санитаров и записной книжки. И жучков на мне не будет, Лайош. — Дядя Тони, он вас боится, — против обыкновения, Лайош обратился к психиатру без официоза, но тот будто не заметил этого. — Брось. Ни богов, ни бесов он не боится. Даже себя самого — нет, хотя стоило бы. А меня — напугался. Дрожит от страха просто. — Я серьёзно. — Тогда мне есть, чем гордиться. Хоть кого-то он испугался в этой жизни. Лайош фыркнул и приложил телефон к другому уху. — Вы, как всегда, полны иронии. — А как ещё, дорогой мой, как ещё? — доктор Клэптон издал смешок, похожий на хрюканье. Варг расслабился в кресле, слушая давнего друга. — Я бы хотел его увидеть. Да, Лайош, признаю, возможно, я перегнул палку. Кроме того… Я недооценил Лира. Он удивил меня. Редко кому это удаётся. Ты, твой отец, да он – умудрились порадовать старика. Вы, монстры — ещё поддерживаете дух в моём дряблом теле. — Сентиментальность? — Лайош крутил в руке перстень с бетонитом. Его пальцы были по-прежнему без привычной блестящей «брони». — Что-то вроде того. Я ведь собственными глазами видел, что твой «тигрёнок» сотворил с Ремо. Лайош вздрогнул. — Когда? — Аранис вызвал меня на похороны близнецов. Вернее ботинка. Дарнелл был совсем плох. Ох, как плох. — И? — Успокоил его парочкой седативных. Что тут нового придумаешь? Велосипед не могу изобрести заново. — Похороны. Дьявол… — Все знают, как ты их не любишь. — Это плохо. — Ничего страшного, мой мальчик. — Вы сегодня действительно ударились в сентиментальность. Я вас не узнаю, доктор Клэптон, — закусив нижнюю губу, он добавил уже тише: — Почему я ничего не чувствую, дядя Тони? Я хочу… Хочу прочувствовать, но я не чувствую боли. Меня будто в один момент взяли и выключили. Я действительно чудовище, — горько проговорил он, почти прижавшись губами к микрофону. — Мне… Мне всё равно. Мне уже ничего не жаль. Лишь сожалею о том, что мне не жаль. Каламбур, но это так. Доктор Клэптон долго не отвечал. Лайош даже проверил, не прервался ли вызов. Секунды шли, а в трубке царило молчание. — Лайош, ты освободился, — наконец, проговорил Клэптон серьёзным голосом. — Кроме того, получил то, чего так сильно желал. Столько лет морочил голову себе, мне и Лиру. И вот, круг замкнулся. — Возможно… Возможно, вы правы, — протянул Варг, прищурившись. — Но будь готов к тому, что тебя накроет второй волной, а потом и третьей. Не думаю, что ты переживёшь это так просто, с наскока. — Я буду только рад. Во всяком случае, не буду чувствовать себя таким ублюдком. — По одному твоему голосу я могу сказать, что ты чувствуешь. — Что? — Счастье. Простое, человеческое… — Не вовремя, — перебил Лайош. — Счастье никогда не приходит вовремя. Это у них с горем — общее. И ты не знаешь, что с этим счастьем делать. А он? — Не понял. — Лир. Что он? Лайош сжал губы в тонкую линию, снова переместил телефон и свёл брови к переносице. — Борется со мной и сам с собой. Проигрывает. Сейчас уехал. — Вернётся. — Знаю, что вернётся. Хоть он и сказал, что — нет. — Бежать. Как это типично для него. — Вы по-прежнему думаете, что он умрёт? — Практика показала, что его невозможно предугадать. То, что ты в нём создал, должно было уничтожить его. Вместо этого — оно уничтожило всё вокруг. Всё, кроме тебя. И я не могу с точностью сказать — что сейчас представляет его личность. Но, Лайош. Он потерял много крови… — Да. Сказал, что пил кровообразующее и сосудосуживающее. Вроде помогло. — Живучая же тварь… — Дядя Тони!.. — Я тебе не дядя Тони! – вскинулся психиатр с третьего раза и рассмеялся. — Я могу задать вопрос… Деликатный. Об интиме?.. — Моём? Спрашивай, конечно. Я всегда рад похвастать… — Вам лишь бы смеяться!.. Доктор Клэптон, кажется, я его повязал. И… Его прервал трескучий, старческий смех, а Лайош возвёл очи горе и зарычал. Отсмеявшись, старик заговорил: — Прекрасно. И что? Он сказал тебе спасибо? — Доктор Клэптон, мне иногда кажется, вы сами принимаете таблетки своих пациентов, — процедил Лайош сквозь зубы, прикрыв глаза ладонью. — Ладно-ладно. Говори дальше. Я слушаю. — Как это могло произойти? В последний раз я был с омегой года два назад. — Я задам один вопрос. Лир… Был влажным? Лайош втянул воздух в грудь. Он редко делился настолько откровенными вещами, точнее — никогда. Но сейчас выбора не было. — Да. И? У Варга всё лицо горело от стыда. — Насколько я помню, с альфой ты никогда не был в том самом смысле. Да, твоё тело не могло перестроиться в один момент без постоянной близости с омегой, но… Есть одна лазейка. Это случается, не очень часто, но, учитывая все факторы… — Ближе к сути. — Тебя могла спровоцировать его течка. — К-какая, в пи… Не было! — Лайош чуть не взвился под потолок, подавившись слюной. — Синдром заснувшей омеги, Лайош. Он сошёл, когда Лир, после сильного стресса, полностью расслабился. Его тоже отпустило, как и тебя. Этот синдром связан исключительно с психосоматикой. И, учитывая, что ему уже не семнадцать, и долгое отсутствие омежьих проявлений, течка могла пройти почти незаметно, но это не исключает возможности того… — Святой Гамма… — Что канал, ведущий семя к омежьей сумке — открылся. Это не факт, конечно. Я только предлагаю объяснение, почему тебя перемкнуло в сторону альфы, почему набух узел. Лайош подался вперёд и прижал руку ко лбу. Он был не в силах ответить что-то хоть сколько-нибудь внятное. Спустя несколько секунд молчаливого шока, Варг всё-таки выдал: — Пиздец усугубляется.***
Лира раздирали сомнения, роились мысли, звенели в ушах. Накрыли все скопом, едва он отъехал от Карсиса несколько километров. Под крылом Лайоша было спокойно. Но он остался — там. А Лир — наедине со всем этим. Он сказал ему, что не вернётся. Сказал и сам не поверил. Деля постель с Варгом, Лир забыл обо всём. Там, в квартире, их было только двое. А за её пределами, далеко, за пятьсот километров — его ждал сын. И муж. Лир вдавил педаль газа в пол, откинувшись на сиденье одной из своих машин — лёгкой, спортивной «БМВ». Нэйт. Что он ему скажет? Как посмотрит в глаза? Он не ждал от этой встречи ничего хорошего. Не видел мужа больше месяца и терялся в догадках — как это всё будет. Его подрезал громоздкий «Минивэн». Не вовремя. Лир с силой ударил по рулю, просигналив, и резко крутанул им влево, а затем вправо, подрезав так, что незадачливый водитель затормозил и с визгом шин по асфальту съехал на обочину.***
Он действительно искал смерти. Позаботился о сыне заранее, но сейчас испытал укол совести и вины такой силы, что у него едва ли не подкашивались ноги, пока он бежал по хрустящей траве, раскинув руки. У Лира было чувство, будто он с того света вернулся. У Калиса тоже. Мальчик сбросил с себя кота на крыльце и с диким воплем побежал навстречу отцу. Столкнувшись, они вцепились друг в друга. Лир покрывал его лицо настолько крепкими сухими поцелуями, что едва не свернул Калису шею. Мальчик захлебнулся слезами в один момент, не мог произнести внятного слова, только сипел и булькал. — Прости меня, прости, — шептал омега снова и снова. У Калиса хрустели кости от этих объятий. Задыхаясь, Лир никак не мог оторваться от своего ребёнка, но нечто невидимое, однако осязаемое, вынудило его поднять голову. На пороге стоял Нэйт, поглаживал кота, лежащего на руках, и прожигал его заиндевевшим взглядом усталых, покрасневших глаз.***
Лир держал сына на коленях, как маленького, прижавшись щекой к щеке. Они сидели на кухне. Янтарно-коричневый чай с журчанием лился из чайника в кружку. Нэйт смотрел только на толстую струю напитка. У него дрожали руки. А Рамзес с мяуканьем крутился вокруг ног Лира, неустанно оглаживая его боком. — Я рассказал папе Нэйту, что ты приходил. Не сразу. Пару дней назад. Я не выдержал. Ему было плохо. Нам обоим было плохо… Лир молча массировал голову сына, шмыгая носом. Нашёл в себе силы посмотреть на мужа. Тот помешивал сахар в чашке, поглядывая на него. Омега представлял себе встречу иначе. Лучше бы Нэйт кричал и бил кулаками стены. Но альфа лишь мягко обнял его на крыльце и на мгновение прижался губами ко лбу. И с задержкой потянул носом воздух. Лир заметил, как сузились его зрачки. Льдисто-голубые глаза пугали. Омега явственно осязал состояние мужа. Тот излучал болезненную усталость всем своим видом. У Лира сжималось сердце при взгляде на него… От жалости. Когда они ненадолго остались один на один, Нэйт взял его за руки, но не привлёк к себе, — заглянул в глаза. Широкое лицо альфы с высокими скулами, с ярко-выраженным подбородком, прежде родное, теперь — чужое… И почти нереальное — внушало щемящее чувство тоски. — До меня дошли слухи о том, чем ты занимался, когда сбежал из клиники, — Нэйт говорил отрешённо, но поглаживал кисти рук омеги с ошеломительной нежностью. — Я искал тебя, Лир. Я думал, ты мёртв. Клэптон… Лир поморщился и сглотнул широкий, плотный ком в горле. — Я устал, Лир. — Знаю. — Ты пахнешь им. Я очень хорошо запоминаю запахи. Ты пахнешь им, — без упрёка. Просто повторил. — И я хочу попросить тебя. Не говори со мной об этом. Во всяком случае, сейчас. — Не понимаю… — Лир, я не готов разговаривать, — произнёс Нэйт каждое слово раздельно. — Нэйт, мне надо тебе сказать, что… Альфа выпустил его ладони из рук и резко поднялся со стула. — Калис, — громко позвал он, — Калис, ты кормил Рамзеса? — Нэйт повернулся к омеге спиной и вышел из комнаты. И только теперь Лир понял, что он хотел сказать. И в этот момент его снова, по капле, начала наполнять пустота. Пустота, которую он испытывал последние месяцы. А он — беззащитен, мал и бессилен перед ней. Бежать было некуда. Личные демоны Лира настигли его вновь. «Я буду ждать тебя, сколько понадобится, я буду здесь. Ты сам прекрасно понимаешь, что вернёшься», — тогда это прозвучало как приговор и вызвало протест, но в эту минуту — согрело. Лицо Лира прояснилось. Он позволил себе улыбнуться. И улыбка была светлой и искренней.