«Поцелуй меня в сердце, Как никто никогда сможешь Как зверь, нежно шалея Насквозь». Д. Арбенина — Доктор мой
В то утро Лир ждал Лайоша. Но утро преподнесло ошеломительный сюрприз. На пороге появился Кики. Другой Кики. Внешне он был всё такой же — высокий, крупный для омеги, загорелый и с непослушными вихрами. Но не сверкала обыкновенная бестолковая улыбка на чувственных губах, исчезли искры из глаз. Кики повзрослел. Такое создалось у Лира первое впечатление. — Я не смог не приехать, — было первой его фразой. — Прости меня, брат. Я сентиментальный. Лир приподнялся на койке чуть выше, и по ноге прокатилась болезненная судорога. Кики подошёл к его постели и сел на пол, хотя кресло стояло совсем близко. Сродный брат сложил руки на край койки и взволнованно посмотрел на Лира, который по-прежнему не мог придумать, что сказать. Но Кики не смущало его молчание, он сразу взял его за руку. — Калис сказал мне, что ты получил ранение. И я не выдержал. Каким искренним взором он смотрел, как честно звучал его голос. — Кики, — проговорил Лир и накрыл его ладонь своей. — Я рад, что ты здесь, — он слабо улыбнулся и погладил большим пальцем запястье брата. — Я думал, ты будешь ругаться, — грустно улыбнулся Кики. — Все эти месяцы мы всё-таки изредка переписывались с Калисом. — Представляю, что он тебе говорил. Я хреновый отец. И брат… Лир отвёл взгляд, а Кики только крепче сжал его руку. — Это не так. Ты знаешь, что не так. Просто тебе выпало больше других. Как ты? — Я так поступил с тобой, а ты спрашиваешь — как я? — горько усмехнулся Лир, возвращая взгляд на Кики. — В твоих глазах столько боли. — Кажется, только тебя моя боль и интересует. Кики, я не заслуживаю такого внимания. Чтобы ты срывался, мчался из Аллодо от своего мужа… — Я больше не женат. Получил развод месяц назад. — Почему? — Потом. Лир, потом. Я часто думал о тебе. Я знал, что ты не со зла. Просто тебе нужно было время. Прости меня за то… — Кики, тебе не за что извиняться. Это я должен был… Первым. Кики, — Лир переплёлся пальцами с его. — Я думал о тебе в последние дни. У меня теперь есть время для этого. Хотел позвонить, но не решался. Кики молча приподнялся и прижался лбом к его лбу. — Братья? — Лир сильнее надавил лбом. — Братья, — ответил Кики и закрыл глаза.***
Гидеон Шард был садистом. Но Кики узнал об этом не сразу. Он вступал в брак будучи восторженным маленьким мальчиком. Гидеон ухаживал настойчиво и красиво. Кио Бати-младший не знал, что альфа выполнял последнюю волю отца — породниться с кланом Бати путём женитьбы на Лире. Гидеон чётко следовал указаниям своего родителя даже после его смерти. Поэтому, когда ему подвернулся младший брат Лира — он недолго раздумывал. Кики легко влюбился — сразу и по уши. Гидеон был, что называется, породистым. Светло-русые волосы сочетались с чёрными бровями и такой же щетиной на волевом подбородке. С левой стороны пониже глаза красовалась родинка. Нахально улыбались бирюзовые глаза. Его интеллигентная речь, звучавшая бархатным баритоном, завораживала. Он дарил дорогие подарки и давал Кики всё, чего тот хотел. Но это длилось недолго. Кики, конечно, нравились проявления страсти в виде шлепков, затягивания ремня на горле и каплей воска на живот, но Гидеон на этом не остановился. Вскоре он начал вести себя всё более агрессивно и не только в постели. Младший сын Кио Бати прятал синяки и ушибы, улыбался, как самый большой счастливец, но в его светлую, полную любви душу, вторглось непонимание. Юный омега верил своему мужу, объяснял себе его поведение вспыльчивым нравом и несдержанностью. Старался не злить его лишний раз, но Гидеон всегда находил причины, чтобы сорваться. А потом извинялся и замаливал удары подарками и обещаниями, что это не повторится. Кики не знал, что своим поведением только поощряет садиста. Много лет он молчал, смирялся. Чуть позже Гидеон начал приходить с резким шлейфом запахов других омег. За совместную жизнь с младшим Шардом Кики пережил три выкидыша. В первый раз Гидеон впал в необъяснимую ярость, узнав о беременности, и избил мужа. Второй раз это произошло из-за постоянных измен Шарда и, как следствие, скандалов. А в третий раз Кики был так измучен морально и физически, что просто не смог выносить ребёнка. Гидеон старался бить так, чтобы ушибы можно было скрыть, что Кики и делал.***
Лир слушал рассказ брата и не мог перестать гладить его по плечу. Сам же смотрел в стену, глотая комки в горле. — Почему ты не сказал мне?.. Я даже не подозревал. Кики, как… Как так можно? Ты говорил, он хороший человек. — Тебе не было до меня дела. И… Я любил его. Мне казалось… — Три выкидыша, блять!.. Что тебе могло казаться? — прошипел Лир, сжав свободную ладонь в кулак и закусив губу. — Лир. У меня будто пелена на глазах была. Я верил его словам и смотрел на поступки сквозь пальцы. Не знаю, зачем сейчас гружу тебя всем этим… — Я сам виноват в том, что ты молчал. Но ты должен был… Уйти от него намного раньше. — Он бы убил меня. Он часто угрожал. Я боялся даже заикнуться. Кроме того, мне казалось, что это проявление чувств. Мне понадобилось много лет, чтобы понять — я просто ему удобен. И ему нравится моя беспомощность перед ним. — Так, что сейчас? Что было потом? Как ты получил развод? — Лиру действительно было интересно. Впервые в жизни ему было интересно, что происходит с Кики. — Когда я вернулся от вас тогда… — Кики вздохнул. — Сказал ему, что больше не поеду к тебе. Помнишь, ты говорил… Что я сошка? Чтобы я себе ни думал — я сошка Гидеона. Я не принял эти слова всерьёз, потому что… Мне казалось, у нас с ним просто такие отношения… Это сложно объяснить, но мы — отдельно. От всего отдельно. Понимаешь? — Допустим. И? — Узнав, что я испортил с тобой отношения, он… — Кики отвернулся и зажмурился, собираясь с мыслями. — Он в очередной раз поднял на меня руку. Сказал, что я бесполезное ничтожество. Сказал, что даже родной брат от меня отвернулся. Но я услышал в этом всём совсем иное. Твои слова. Всё стало ясно как день. Лир часто плакал последние дни. Будто разучился сдерживаться. И сейчас слёзы снова покатились по щекам. Но на этот раз не из жалости к себе. — Меня не было рядом, — прошептал он и обхватил двумя руками шею брата, прижал его к себе, почти завалив на кровать. — …И тогда я начал думать о том, что пора заканчивать тешить себя иллюзиями. Было тяжело. В порыве я рассказал ему всё, что узнал от тебя. О том, что ты сделал со Скарабеем. А потом блефовал. Я прикрывался тобой. И он мне поверил. Потому что страшно тебя боится. Он оказался трусом. И дал мне развод. — И не зря боится, Кики. Ой, не зря, — выдохнул Лир, зарывшись лицом в волосы на макушке брата. В этот момент дверь в палату открылась второй раз. — Я помешал? — донёсся хриплый голос Лайоша. Кики дёрнулся в руках Лира, силясь повернуться. Лир с силой стискивал Кики в объятьях. — Лайош… Дай нам минуту. Мужчина пристально посмотрел на братьев и, кивнув, скрылся, притворив дверь. — Это тот самый? Лайош Варг? — приглушённо спросил Кики, пряча лицо в плече Лира. — Да. Он. Где ты остановился? Ты был у нас дома? — Был. Но остановился в гостинице. — Кики, приходи ко мне вечером. Теперь моя очередь исповедоваться.***
Лайош мягко стирал слёзы с лица Лира, заняв место Кики у постели. — Как ты мог, сволочь, прострелить себя? — Мне помогло. Правда, Лайош. — И всё равно. — Сволочь? — Да. Лайош в очередной раз закашлялся. Да таким страшным, глубинным кашлем, что Лир обмер. Он много раз прокручивал в голове предстоящую беседу. Думал, как сказать Варгу, что хочет какое-то время побыть один. Уехать с Калисом к океану и пожить затворником. Но глядя в лихорадочно-блестевшие от болезни глаза, слыша этот ужасный кашель, вдруг подумал, что Лайош — не вечный. Он обычный человек, который тоже может болеть... Подумал, что может стать поздно. «Сдаёшь позиции, Лир. Стареешь». И вместо этого прошептал ему на ухо, закрыв глаза: — Я беременный. От тебя. Лайош долго не отвечал, часто моргал, запустив пальцы в волосы омеги на висках. Лир надавил на его руки, слегка повернулся и прижался губами к внутренней стороне ладони Варга, следя за ним взглядом. Теперь уже по лицу Лайоша катилась единственная крупная капля. — Ты рад? Лайош. Скажи что-нибудь. — Ты отнял у меня всё, чтобы дать мне больше, — прошептал Лайош, улыбнувшись сквозь слёзы. — Я люблю тебя. Люблю, — он исступлённо расцеловал всё лицо омеги. — Не бойся, я не заразный. Меня еле к тебе пустили, но это не вирус. — Да неважно, — откликнулся Лир, ластясь к нему точно кот. Он опустил голову ниже и потёрся лбом о грудь Лайоша, ясно слыша внутренние хрипы при дыхании. — Ты слышишь? Я тебя люблю. А ты? — Всегда любил. Но ты толкал меня к другим людям. Почему ты меня отталкивал столько лет? Я знаю, что ты скажешь, но «Я тебя боялся» — не ответ. А сейчас я с ума схожу от всего того, что так долго сидело внутри. И даже твой вид вызывает у меня боль, страх и одновременно тягу. Что ты сделал со мной, Лайош? За что? Ведь я всегда тебя любил… Мы давно могли бы… — Ты часто задавал мне этот вопрос в моих снах. Но я так и не придумал ответ. Лир, как бы странно это ни звучало — я боялся тебя потерять. Поэтому отталкивал. Когда не имеешь — и терять нечего. Так я рассуждал. Я бываю очень глуп. — Лайош. Ты сказал… «Останься со мной». И пусть мне хочется съебаться от тебя на край света, от всего этого, я останусь. Я пойду за тобой, — Лир касался губами подушечек пальцев Варга. — Ты не надел свои перстни… — Хочу, чтобы у меня было только одно кольцо. Точнее удавка на шее. И всё остальное мы решим. Лир улыбнулся, услышав самую важную, самую любимую, заветную фразу. «Мы всё решим» — визитная карточка Варга.***
Лайош поговорил с Нэйтом с глазу на глаз. Лир не знал, как и о чём. Но результат этого разговора был таким — Нэйт соглашается на развод. Даёт разрешение на вывоз Калиса даже из страны, но с одним условием — он всегда должен знать, где находится его сын. И всё должно происходить с учётом желаний ребёнка. Эти условия устроили обе стороны. А потом предстояло самое сложное — объяснить всё самому Калису, который видел Лайоша только один раз и то мельком.***
Лира выписали из клиники. Срок его беременности к тому моменту был уже восемь недель. Скрепя сердце, он сел в инвалидное кресло. Лир мог вставать и ходить с помощью костылей или ходунков, но постоянная нагрузка только на левую ногу тоже была вредна. Омега знал, что весной, после родов, ему предстоят новые операции. И только после этого он начнёт по-настоящему восстанавливаться. От коленной чашечки практически ничего не осталось, суставы были целы, но беспокоить ногу не рекомендовалось. А раненое бедро заживало с ошеломительной скоростью. Однако омегу часто мучили боли, и он не всегда обходился без обезболивающих уколов. Лайош почти полностью излечился от кашля, имевшего чисто психосоматические причины. Нэйт объяснил происходящее Калису как мог. Тот отнёсся к этому до странности спокойно. Легко согласился познакомиться поближе с новым избранником отца-омеги. Но мальчик был молчалив. Все понимали, что он просто в оцепенении. Лучше бы он плакал и кричал. Когда Нэйт провожал Калиса к самолёту в аэропорту Ратимора, мальчик спросил: «Почему ты так спокоен, отец? Ты больше не любишь папу?». А Нэйт ответил: «Нет, наоборот. Я люблю его сильнее, чем прежде». Спокойствие отца-альфы передалось сыну, окутало его, и Калис благополучно проспал весь полёт. Но Нэйт уже заранее знал, что Калис выберет отца-омегу. А удерживать его, заставлять остаться — значит, ломать. И если его ломать — он проявит все лучшие качества, передавшиеся ему от Лира.***
Океан угрожающе шумел. Маленький снаружи, но просторный внутри, домик Лайоша, напоминавший стеклянный дом Араниса, стоял на первой береговой линии, и был до странности светлым и ярким. Калис приехал со своим котом. Интуитивно взял с собой любимца, чтобы чувствовать себя не таким потерянным на чужой территории. Здесь находился его папа Лир, но всё остальное — такое мучительно чужое. Не его. — Ты помнишь, что я сказал тебе в больнице? — спросил Лир, сидя в инвалидном кресле посреди просторной залы. Калис рассматривал ромбовидные розовые узоры на каменных плитах телесного цвета. Тёплые оттенки убранства дома согревали полную смятения душу Калиса. — Ты говорил, что я ничего не теряю. У меня по-прежнему два отца. — Да. — Но я… Почему я должен выбирать? — Выбирать ты должен не отца, милый, а дом. Просто теперь ты будешь часто ездить. — Метаться между вами, — сверх меры стискивая в руках Рамзеса, проговорил Калис. Он по-прежнему смотрел в пол. Кот пытался выбраться из хватки хозяина интеллигентно, не пуская в ход когтей, а лишь вертясь по спирали и отталкиваясь лапами, но Калис умело перемещал руки по бурой с подпалом шерсти и не давал любимцу уйти. — Калис, иногда так бывает, что люди расстаются. Я пока не могу тебе объяснить всё так, чтобы ты понял. Очень хочу, поверь. Просто знай, что ни один из нас не станет тебя меньше любить. — Папа, — мальчик прикрыл глаза, спрятав лицо в напряжённом шерстяном боку Рамзеса. — Я все понимаю. — Вечером придёт… Лайош, — внимательно наблюдая за сыном, Лир постукивал пальцами по металлическим дужкам своего кресла. — Ты готов с ним поговорить? — Да. Готов. И… Даже хочу этого, — Калис всё же спустил кота на пол, и тот, настороженно держа хвост горизонтально, на полусогнутых, принялся исследовать территорию. А мальчик зашёл за спинку кресла и скрестил руки на груди отца. — Будет, как будет. Я всё равно не могу ничего поменять, — договорил он тихо.***
Лир оставил сына и Лайоша наедине за обеденным столом. Калис ковырялся в тарелке, но ничего не ел. Украдкой поглядывал на Варга, но едва замечал, что тот смотрит на него — отводил взгляд. Отковыривал зелень от кубиков фетаксы с крайне сосредоточенным видом. — Давай начнём с самого начала. Со знакомства. Ты назовёшь мне своё имя, а я тебе — своё, — прервал молчание Варг. — Мы же и так знаем. — Да. Но мы не знакомились. Это неправильно. — Это глупо. — Возможно. Я начну. Меня зовут Лайош Варг. Мне почти сорок шесть лет. Я люблю оливки и инструментальную музыку, но у меня есть любимые рок-исполнители. Ещё я люблю собак. Ты пока не знаком с моим другом Раэ. По некоторым причинам он заперт в вольере. Калис молчал. Вилка противно скрежетала по фарфоровой тарелке. — Ты оставил оливки. Дашь мне несколько? Мальчик всё также молча подцепил оливку вилкой и стряхнул её на тарелку Варга. Проделал это же ещё с двумя и размазал кубик фетаксы по синему ободку своей тарелки. — Спасибо, — Лайош тут же расправился с новыми оливками и снова обратился к ребёнку: — Ты молчишь. Слушаешь океан? Иногда с берега видно, как из воды выпрыгивают косатки. — Правда? – заинтересовался Калис, но не поднял голову. — Да. Они заплывают в залив. Охотятся на тюленей. А если долго вслушиваться в грохот океана, можно расслышать, как они поют. Но мы отвлеклись. Итак, я Лайош Варг. И очень хочу познакомиться с тобой. Калис тяжело и грустно вздохнул, поднял глаза на Варга и прижал ладони к щекам, уперевшись локтями в стол. Заговорил монотонным голосом: — Меня зовут Калис МакТавиш. Мне почти двенадцать лет. И я разговариваю с Лайошем Варгом, потому что мой папа ушёл к нему от Нэйта МакТавиша. Я люблю своего кота Рамзеса, и мне не нравится, что здесь есть злая собака, хоть она и в вольере. Варг слегка улыбнулся. — Ты не всё сказал. — Видимо, что-то забыл. Лайош склонился над столом и показал Калису раскрытую ладонь, протянул её, задел пальцами контур ушка мальчика и продемонстрировал монетку. Калис свёл брови к переносице и впервые за всё время встретился с мужчиной глазами. Лицо мальчика постепенно прояснилось и разгладилось. Варг смотрел открыто, играясь пальцами с монеткой. Во взгляде его мелькал неподдельный интерес. Калис не отворачивался сам. По своей воле. — Лайош… Так вас называть? — Да. — Скажите, вы… Вы любите моего папу? — Я полюбил его, когда он был немногим старше тебя. Я люблю твоего папу. Калис поджал губы. — Что бы вы думали о себе на моём месте? — Скорее всего, ничего хорошего. И это нормально. И, тем не менее, Калис. Мы можем подружиться. Ты и сам это знаешь. Я никогда не стану претендовать на роль твоего папы Нэйта. Не стану навязываться. Но я бы хотел подружиться с тобой. Просто потому, что ты — это ты.***
— Это будет непросто, но у нас определённо есть будущее. Калис заинтересован. — Никто не говорил, что будет легко, — прошептал Лир натужно, перебираясь с кресла в постель. Лайош хотел ему помочь, но омега оттолкнул руку. — Я боюсь за него. — Не бойся. У тебя удивительный сын. — В смысле? — У нас с ним один духовный покровитель. — Опять… — устало прошептал Лир, позволяя Лайошу подтянуть его ближе к себе. — Боюсь не в этом смысле. Ты не знаешь, какой он ранимый. Ему очень тяжело и больно. Но он меня любит. А я продолжаю мучить своего сына. Даже боюсь представить, что будет, когда он узнает об этом… — Лир уложил ладонь на слегка округлившийся живот. — Лучше б я… — Снова думаешь о своей смерти? Да что ж ты так торопишься? — Признайся, ты и сам её хотел. И своей и моей. — Как выяснилось, ошибся. Я хотел тебя, а не её. Темнота скрывала тоскливую мину на лице Лира. — Лайош. — Да? — Я должен лечь с ним. Лайош поцеловал его в переносицу. — Я пересажу тебя в кресло и спущу там на постель. Тебе достаточно движения на сегодня. Лир не стал сопротивляться. Засыпая с сыном, обняв его и прижав спиной к своей груди, омега ощутил очередной прилив сил. Они накатывали мелкими волнами, накапливались. Почему-то мысль о том, что всё будет хорошо, приходила всё чаще. Лир больше не стремился контролировать и менять всё и вся, во всяком случае, сейчас. От этого на душе становилось легче, внутренний камень постепенно развеивался пылью. Коньячные глаза Рамзеса отразили лунный свет из окна. Кот нализывал лапу, сидя на подушке над головой Калиса. Когда Лир погрузился в глубокий сон, Рамзес улёгся так, чтобы прижиматься животом к обеим головам.